Так было, так будет

Он не ошибался, жизнь складывалась удачно. До этого жаркого июньского дня 1947-го года. До того, как попал в плен. Начальник разведки куреня УПА (Запрещённая в России Украинская Повстанческая Армия, в 1944 году насчитывала около 100 тысяч штыков, курень – полк) Гречаный Фёдор, псевдо Злый, напротив, считал день удачным. На подходе к селу его боевка обнаружила и уничтожила ложную банд группу чекистов, захватив пленного. «Охотники» за бандеровцами лопухнулись со старым паролем, и вот один из них стоит на раненных ногах. Толку от таких фанатиков никакого, пусть хоть своей прилюдной гибелью послужит Великому делу освобождения Украины. Другим не повадно будет! Злый раньше, до повышения в должности отвечал за пропаганду «Станицы» – в структуре ОУН (Запрещена в России) так называлось объединение из трёх сёл, и знал цену идейной обработки. А что может быть эффектней, чем повешенный чекист?

Однако майору ещё раз, последний, улыбнулась судьба. Пока возились с виселицей и сгоняли народ, улучил момент, вырвался из лап охранников, проковылял на прострелянных ногах до колодца и ухнул головой вниз. Практически, сорвал акцию! Даже придал ей обратный эффект. Хуже всего было то, что сам Злый не остановил идущего на смерть москаля, а шарахнулся с его последнего пути. Испугался? Себе чего врать? На всю жизнь в памяти остались эти глаза, светившиеся неземным огнём. Пытаясь «сохранить лицо», приказал молодкам из «сотни отважных девушек» – подразделение для женских рекрутов УПА в этом селе, повесить «господаря» села Глинки, бывшего председателя колхоза. Собирался наказать плетью, за воровство. Пришлось повесить. Вот его лицо совершенно не запомнилось. Орднунг в УПА (Запрещена в России) был круче немецкого.

ТАК БЫЛО

Лозовский Владимир Фёдорович, 1947 г.р. ур. г. Львов, заполняя анкеты «личными данными», каждый раз объяснял – родился в городе-космополите только потому, что отец там служил. Крепко врезалась в память советских людей бандеровщина Западной Украины. Воспитывала Володю бабушка, по отцовской линии, проживавшая в столице СССР, метро «Кировская». Заслуженная учительница безумно любила (баловала) внука, поскольку он внешне и по характеру походил на отца, которого никогда не видел. Одно лицо, особенно на фотографиях. О родителях в анкетах писал «Пропали без вести». Уже на службе в КГБ при СМ СССР раскопал документы – оба-два похоронены на Западной Украине. Отсюда его интерес к послевоенной истории украинского национализма. Задружился с ветераном СМЕРШ Тараскиным Ю. В. Его рассказы дали более полное представление о бандеровщине, чем документы с грифом «Секретно» из комитетских архивов. Оказывается, сложившийся образ дикого «Рогуля» с автоматом – не более, чем карикатура. Где-то с 1943-го года эти рогули-крестьяне-украинцы, которых до прихода «советов» в 39-м во Львов вообще не пускали, образовали квазигосударство со структурой, органами управления, армией, плановым хозяйством, идеологией.

Три близлежащих села объединялись в «станицу», три станицы в подрайон, три подрайона в район, три района в надрайон, три надрайона образовывали виддил. Всю территорию Украины поделили на четыре части (луча). Во главе всех этих лучей стоял Центральный провод ОУН (Запрещена в России) с Проводником. На уровне подрайона и района в УПА содержались кош и курень, по нашему войсковому уставу – это пехотный полк, численностью до 2000—3000 человек. Кош отличался от куреня тем, что в нем были артиллерийские и механизированные соединения.

Бандеровцы после начала Великой Отечественной Войны не стали разгонять колхозы, а использовали их как очень удобные для себя структуры. У них была жесткая плановая система. Заранее давалось задание, кто и что должен вырастить, посадить, заготовить, а осенью сдать. Среди селян велась в обязательном порядке политработа по разъяснению идей ОУН-УПА, (Запрещена в России) занимались ей политработники ОУН (Запрещена в России), причём для каждой категории населения разные, отдельный для мужского населения, отдельный для женщин (обычно «продвинутая» женщина), а также раздельно среди юношей и девушек. Помогали им в этом все священники греко-католической церкви, говоря в своих проповедях, что надо слушаться своих защитников, так как они несут свободу и право владения землей. Получали информацию от своих людей на мелких административных должностях в сельсовете, райсовете, на постах бригадиров, председателей колхозов. В городских военкоматах и НКВД это были обычно технические работники, уборщицы, истопники, секретари-машинистки, повара в спец столовых для опер состава. Только однажды ОУНовцам удалось внедрить своего агента в нашу боевую группу, которая была уничтожена при захвате куренного в одном из сел. (ЗС). Теперь понятно, с кем воевали! Квази государство!

РАСПЛАТА

Достигнув возраста, оказавшегося предельным для Фёдора Петровича Лозовского, майор ПГУ КГБ при СМ СССР Владимир Фёдорович навестил могилу отца в Карпатах. Гостя из Москвы местные чекисты встретили с восторгом. Они полагали, что если и была романтика в их профессии, то воплощалась в таких, овеянных славой киногероях, покрытых пылью дальних дорог и неведомых стран. Отвезли, поселили, навестили могилку, вернули в райцентр. На следующий день ему была обещана рыбалка «Нахлыстом». Картинка 12. Отделавшись от «принимающей стороны», Владимир зашёл в сельскую «Чайную» помянуть отца. Устроился за пластмассовым столиком, хватанув залпом стакан «Горного дубняка». К нему подсел мужчина в летах и костюме совслужащего: чёрные пиджак и брюки, узенький галстук на резинке. Сказался инструктором райкома КП Украины. Много говорили о минувших днях, но единственно ценным для Владимира Фёдоровича показалось неоднократное высказывание собеседника «Я Вас где-то видел! Одно лицо!» Привыкнув доверять чутью, он проводил собутыльника до дверей номера в гостинице, вылез через окно своего номера и по тихим улочкам отправился в райотдел КГБ. Дежурный опер немало подивился причудам нетрезвого москвича, однако к утру, по мере поступления ответов на запросы, начал поглядывать уважительно. В 5 утра дежурный разбудил начальника райотдела. В семь Гречаного (псевдо Злый) задержали. Он действительно работал в райкоме КПУ соседнего района. Под воздействием алкоголя («Горный Дубняк») ему показалось – вылез чекист из колодца, ведь «Один в один!» Судили, дали по полной. А сколько их ещё на свободе осталось? Так закончилась борьба характеров, когда враги не сдаются. Победил тот, за которым правда. Идеи не умирают, рукописи не горят. Вырастет из недобитых нацистов Неонацик. Прозевают политики, а исправлять их ошибки будут воины.

PS. Накрылась рыбалка «Нахлыстом».

КОНЕЦ ВОЙНЕ

Так и должно быть, размышлял ГСС (Герой Советского Союза) майор Лукошкин, «Кто везёт, на того и грузят». Вышел из ворот «Дома женихов» – официальное название «Дом офицерского резерва», где провёл двое суток в ожидании назначения. Соседи по комнате жили там второй месяц, обошли все работавшие музеи и рестораны Москвы. На фронт не торопились, поскольку воевали с самого начала и успели усвоить правило «Не отказываться, и не напрашиваться». Лукошкин ещё не отошёл от кошмаров путешествия из Чимкента, где 2 месяца маялся в госпитале, в Москву. По времени нахождения на фронте, что имело значение для подсчёта выслуги лет, он значительно уступал соседям. По весу извлечённых из его тела пуль и осколков значительно превосходил. По наградам тоже. Однако назначь им Верховный пенсию, соседи получили бы больше. Из-за той самой выслуги лет. Год на фронте шёл за три. Хотя, ехидно возразил сам себе Лукошкин, если учесть мою бытность командиром штрафников, (год за шесть), то ещё можно потягаться…

Эту умственную гимнастику майор продолжал уже в поезде, уносившим его к новому месту службы – городу Львов. Напутствуя его при вручении предписания, полковник Шевченко сказал:

– Вам доверяют ответственное дело, поскольку вы такими делами занимались и живы до сих пор. Я знаю о вашем активном участии в операциях за линией фронта, вы не только прикрывали наших разведчиков и диверсантов, но и успешно выполняли их работу. Теперь от вас требуется не взрывать объекты, а предотвращать их уничтожение. Не преследовать врага, а опережать. Не уничтожать, а привлекать на свою сторону. Контрразведчик ищет врагов, а разведчик – друзей. Даже среди врагов. Ваша задача – вербовка главарей украинских националистов. Для начала – генерал улыбнулся, практикуйтесь на рядовых бандитах. Помните. Стрелять умеют многие, от вас требуются не мёртвые бандеровцы, а действующие агенты: осведомители; опознаватели; маршрутники; вербовщики. Без агентурного проникновения УПА (Запрещена в России) не победить.

То был переломный период в борьбе с бандеровщиной как явлением. От чисто военной тактики тотального уничтожения противника, Советская власть перешла к его «перековке». Признав, что после присоединения в 1939-м население Западной Украины стало частью советского народа, разнообразили приёмы приведения «рогулей» в соответствие высокому званию – Советский Человек. История войн показывает, что население истребить можно, а народ победить нельзя.

(ЗС). Для объективности доказательства возьмём бесконечно удалённую в пространстве и времени ситуацию, изложенную Р. Л. Стивенсоном в переводе Р. Горковенко.

Кратко: Малый народ пиктов обладал уникальной технологией производства верескового мёда.

Поднялся король шотландский, Человек, беспощадный к другим.

Однажды скакал в летний день, Хмур, бледен, тоска его жжет:

Он правит страною вереска, и вереска капли не пьет!

Грубо из логова схвачены, Отец престарелый с мальчишкой – последние пикты земли.

«Жизнь старостью ценится выше, А честь – это просто пшик

Секрет я с радостью выдам» – Сказал королю старик.

Вот только боюсь я сына.»

И вот на скале остался старик – Последний пикт на весь свет

«Теперь же напрасна пытка, Огонь бесполезен отсель: Умрет в моем сердце тайна – Из вереска сладкий эль»

Борьба с народом может казаться успешной, но всегда будет бессмысленным вандализмом. Силой можно уничтожить, добром – завоевать. Новая тактика привела к большим потерям личного состава УПА. Бойцы разбегались, шли под амнистию, сами убивали «идейных». Нелегко давалось прозрение.

Картинка 13. Двое на качелях. «Чертовски неудобный этот плащ, гремит при каждом движении, как железная дорога на переезде за шлагбаумом. Чёрт, да это не мой плащ шуршит! Это агент „Земляк “прибыл. Теперь главное – не испугать!» Так или иначе думал полковник Шевченко, сидя на толстенном бревне, которое когда-то выволокли из леса и бросили на опушке, особого значения не имеет. Он пришёл к месту встречи затемно, облазил кусты вокруг и сидел на бревне уже полчаса. Наконец сомнения типа: «Придёт – Не придёт» разрешились шуршанием.

Пришёл. С чёрными мыслями: «Ну, Виктор Николаич, недолго тебе панувать осталось. Сейчас всё кончится. Однако, пусть знает, за что помирает!» – Слава Иссу! Это уже не думки, а приветствие «Земляку», усаживающемуся на бревно. Матёрый мужик, бревно под ним только что не ойкнуло. Из-под капюшона брезентухи, глухо так:

– Во веки Богу слава!

– Сиди, Земляк. Виктор заболел, лихоманка трясёт, градусов сорок, я его не пустил на встречу. Да ты сиди, бревно большое, а мои ребята страхуют. Никто не побеспокоит.

Человек в плаще тоже не мальчик, голос ровный, спокойный, уверенный. – Ты. мабуть, Шевченко, командир Виктора? Так ему передай: «Первый раз вижу, что бы лихоманка от смерти спасла. Смотри!» Плащ брезентовый распахнул, на груди 4 толовых шашки привязаны и граната Ф-1. – Я долго к этому шёл, вербанул Витька меня красиво, но работать на вас больше не могу. Решил разом со всем покончить, так судьба его хранит, тебя подставляет. А с тобой умирать нет резона. Какие счёты между незнакомыми людьми? Не ты меня вербовал. Жить будем. Но отдельно. Я для всех ещё вчера умер, утонул на переправе. Николаичу передай, пусть зло не держит, не могу я больше. Как морок, его слова в голове: о правде людской, о жизни простой как та правда. Но мы тоже книжки читаем, понял я его тактику. Он сразу, я парашют не успел закопать, заявил: – Вижу умное лицо, будем воевать вместе. Я, дурак, орать начал, что врёт, пока везли, все аргументы выплеснул. Отказался напрочь, а он спасибо, Вы мне очень помогли, теперь вижу – неверно понимал бандеровцев, будем разговаривать дальше. Я ему лекции читал! Это не предательство? Это разумно! А он мне оперативную обстановку излагает, и становится ясно, агентуры у вас хватает. Все стучат. Я, вроде как, и не нужен. Но я – не все! И я ушёл с той хаты, где меня так хорошо принимали. Прошёл по сёлам, по явкам, посмотрел, как люди живут и как лесовики. Понял, что Николаич прав, а простить не могу. Жизнь, значит, зря, решил уходить и его прихватить. Что бы другим жизнь не портил. Пусть живут, как живут. Вот и вызвал на встречу. Теперь вижу, судьба за него, значит его правда. Будем воевать вместе.

Конец хороший, все живы, Лукошкина Виктора Николаевича от ангины вылечили.

СОРОКОВЫЕ, ГРОЗОВЫЕ

Рождённое в угаре 20-х поколение советских людей оказалось достойным продолжателем творцов Нового Мира, совершившим Революцию 17-го года. И сумевшим её защитить «от старого Мира». В жестокой битве мирового масштаба боец всегда рискует остаться последним живым из отряда. Нет больше боевых товарищей, с которыми завтракали вместе полчаса назад, воевали «с самого начала», родились «в один год». Нет «чувства локтя», никто не увидит твой последний выстрел и не услышит последний вздох. Вторая мировая закончилась, но не для всех. Остались в закромах Холодной войны семена национализма, но и борцы с этим явлением оружие не сложили.

«Я сражался с фашизмом всюду, где можно было реально воевать с ним». «Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок». Эрнст Хемингуэй.

Когда кажется, что хуже не бывает, полезно историю вспомнить. У большой страны и врагов много. Это логично. Отгрызть Западную Украину от истощённого Отечественной войной СССР врагам казалось логичным. Ударили изнутри, союзники России: «Армия и Флот», к такому нападению не готовились. Не учли враги спецназ. Третий союзник назывался по-разному: ЧОН, НКВД, СМЕРШ, так и противник был многолик.

Горькую весть о гибели мужа принёс Соне Лозовской полковник Шевченко. В маленькой комнатке коммунальной квартиры дома, на первом этаже которого процветал известный всей Москве магазин «Чай», печальное известие заставило Соню задуматься: «Что после нас остаётся родне и близким людям? В смысле не духовного наследия?» Оказалось, комнатка и мебель – – ведомственные, одежда форменная, продукты – паёк. Единственная ценность звезда Героя, за ту переправу через Днепр, где она потеряла Лукошкина и нашла Лозовского. Её пустила в сражение с паспортным столом и победила. У мамы Лозовского, бабушки Володи, появилась дополнительная площадь, после обмена – отдельная квартира на Беговой. Это была хорошая инвестиция.

Соня Агранович 1953-й встречала в семейном кругу. За недостатком мужчин, за новогодний стол посадили Вовку, моментально показавшего маме и бабушке способность на поступок. Дотянулся до маминой рюмки с коньяком и вылил её на пол, желая угостить друга детства трёхцветного котёнка Ария. К неописуемому восторгу женщин, котёнок лизнул лужицу и рекордным прыжком взлетел на кружевные гардины, цепляясь коготками, добрался до резного из дерева карниза и уселся на нём.

Способность принимать оригинальные решения сохранилась у Володи Лозовского на всю жизнь. Как и прописка в Москве.

Через годы, при распределении выпускников ВШ КГБ, оставили в Москве только обладателей московской прописки. Так Володя стал разведчиком, а не периферийным опером.

Соня же добилась тогда, в 1947-м, возвращения в армию, причём в полк, задействованный в борьбе с УПА. Что ей двигало: месть за мужа или одиночество (в этом полку служил командиром батальона Лукошкин В. Н.), знать не дано. Погибла в 1953-м в авиакатастрофе.

А в 1947-м прибыла в полк зимой, оставив заснеженную Москву со всеми её благами. К тому времени тактика борьбы с бандеровщиной опять изменилась, упор сделали на «массовку». В городках и более-менее заметных сёлах разместили гарнизоны. Качественно изменился командный состав, опытных, но израненных фронтовиков заменяли получившие высшее военное образование, необстрелянные выпускники академий, училищ, курсов. Горя желанием отличиться, они экспериментировали, путая реальный театр военных действий с пособием по тактике – ящиком с песком. Зима в Карпатах рассматривалась командиром полка (свежее испечённым «Академиком» – прозвище!) как досадная помеха, вовсе не как определяющий жизнь и смерть солдат, фактор.

Картинка 14. Получив информацию о готовящемся прорыве границы от разведки дивизии, «Академик» вспомнил лекцию о парашютных десантах и двинул батальон по горной дороге, а ударный взвод сбросили на парашютах вблизи захваченной бандеровцами гуцульской деревни. Задача взвода была проста: сковать действия противника до подхода главных сил. Лукошкин понимал авантюрность замысла, сам был авантюристом, но единственное, что смог – это полететь со взводом. Надо ли говорить, что санинструктор Лозовская тоже включила себя в состав десанта. Малый собственный вес компенсировала сумкой с Красным крестом и медикаментами. С ней и выпрыгнула из уютного, наполненного рокотом двигателей салона ленд-лизовского «Дугласа» в снежную кутерьму.

Почти сутки ушли на исправление ошибки лётчиков «Дугласа» с точкой высадки. В крайней степени усталости, с обмороженными конечностями, 28 десантников (максимальная загрузка «Дугласа») белыми призраками возникли из метельной круговерти перед мёрзнувшими в карауле бандитами. Неповоротливые из-за напяленных на себя отнятых у деревенских жителей зимних одёжек, часовые остались ждать весны на боевых постах. Типа «Подснежники». Заняла Советская Армия все 4-е хаты, что до моста через речку.

Поутру враги проснулись поздно, вместе с выползавшем из-за гор бледным от мороза солнцем. Представшая в свете дня картина никого не обрадовала. Крохотная долина застроена амфитеатром, плотно. С чердаков простреливается перекрёстным, фланкирующим, и каким угодно огнём. Количество активных штыков у воюющих сторон противникам неизвестно, как и запас патронов. После небольшой утренней перестрелки стало ясно, боезапас ограничен. Как и продуктов. К обитателям села голод пришёл ещё раньше бандитов. Десантники располагали сух пайками НЗ. С учётом голодных местных детишек – на пару дней.

Комбат Лукошкин до 6-ти утра стоял, точнее сидел «часовым» на чердаке ближнего к мосту домика, изредка отогревая дыханием на замёрзшем слуховом окошке глазок во внешний мир. Там было темно и тихо. Соня занималась травмированными и обмороженными. В 6-ть утра поднялась на чердак со сменой караула и хозяйским тулупом. Простелила возле дымохода, там и уснули с Лукошкиным. Как на днепровском плацдарме. В этот раз перебил сон не комдив, а наблюдатель. Доложил, «На мост вышел человек с белой простынёй» Комбат ополоснул небритое лицо, решил «Сойдёт» и отправился к парламентёру. Встретились на мосту. Бандит попросил доктора!

Быстро выяснилось, что бандеровцы знали о десантниках всё, место и время выброски, состав группы, вооружение. Более того, от расстрела в воздухе десант спасла ошибка пилота. Однако, и в боёвке есть раненные, почти все хлопцы с обморожениями. Нужен врач. Взамен гарантируют жизнь десантникам. В отряде около 200 штыков. 10 к 1. Уйти не могут – перевал завален снегом.

В результате переговоров около 18.00 доктор Лозовская-Агранович вошла в ближнюю к мосту хату, но с другой стороны реки. Шибанул в мозг жуткий запах разложения физического и морального. Тени от горящей лучины прыгали по стенам, русской печке, протянутым к доктору вонючим рукам и ногам.

Началась адская работа. В смысле, отвратительная и неизбежная. К полуночи главарь бандеровцев проводил спотыкающуюся от усталости Соню на мост. Комбат встретил, расспросил, налил 100 грамм. Так сложился своеобразный распорядок дня, определявшийся Доктором Соней, вернее, её физическим состоянием. Когда она засыпала под утро, жизнь в селе затихала. Десантники, бандиты, крестьяне шикали друг на друга, охраняя тишину. Неизбежно, через час-полтора, стоны увечных становились непереносимыми, и Доктор приступала к своим обязанностям по сохранению Жизни. Днём это была обработка ран и обморожений десантников, вечером – бандитов. Соня не делала различий, это через помогавших ей женщин-бандиток, передавалось боеспособным мужчинам воюющих сторон. Они как бы перестали замечать врагов. Ни одного выстрела, но на третью ночь доктор заметила подготовку бандеровцев к походу. Это вызвало приступ страха, логика войны предсказывала близкий конец лечения своих и чужих. Конец врачебной практики «ввиду letalis ухода», то есть гибели практикующего врача «в связи с переходом в категорию нежелательных свидетелей». Вопреки ожиданиям, провожал её к мосту лично главарь бандитов. Псевдо – «Батыг». Встречал на мосту командир батальона. Позывной «Батя». Оба потребовали молчать о событиях этих дней. Что интересно, ни один из участников не проболтался об этом «перемирии».

Поутру десантники проснулись без врагов. Ещё день, открылся перевал, за взводом пришли машины. Вывезли всех, включая местных жителей. На поселение в Казахстан.

(ЗС). Тем самым дали пишу для осуждения «зверств большевизма», хотя, с другой стороны, спасли от голодной смерти. С той поры много воды утекло, давно исчезла горная деревушка, половодье 90-х снесло мост, а противостояние идеологий осталось. Непримирима бандеровская идеология украинского фашизма ни с какой другой, исторический опыт это доказывает, но кто в «наш просвещённый век» слушает Историю. Ведь мы её творим. Это ГСС Лукошкин разглядел в «Батоге» человека и дал уйти. Поскольку воевал с идеей нацизма, а не с украинцами. «Батога» искали наши как бандеровца, свои искали как предателя. Он сам нашёл комбата на Всемирной выставке в Монреале «Экспо 67». Оба носили чужие имена, но сохранили человечность. Сидели в баре до закрытия. Бывший бандеровец рассказывал о жизни в Австралии. И как запрещённая в России ЗЧ ОУН лезет в эту страну. С именами, кличками, паролями и т. п. «Батя» отписывался до утра. На борьбу с национализмом ушла не только эта ночь, но и вся жизнь. В 70-х ушёл на преподавательскую работу. Готовил себе смену, знал, борьба за души людей конца не имеет.

Картинка 15. Интересная была особенность деятельности оперов того далёкого времени. Слово для обозначения их работы привлекалось из другого языкового «кластера» – не нормированная. В промышленности выполнение нормы было обязательно, в лагерях за невыполнение лишали хлебной пайки, а для оперов означало – – задачи могут быть любыми, продолжительность рабочего дня – до выполнения задания. Показательна история Майора (у него было столько фамилий, пусть будет Майор).

Вызвал Майора к себе член Военного совета 4-го Украинского фронта. И огорошил.

– Задание, (конец войны, Львов), майор, будет не совсем обычным. Необходимо разыскать одного известного профессора, которого гитлеровцы вывезли из Львова. Братская поэтесса Ванда Василевская обратилась к Самому Верховному с просьбой разыскать ученого Казимира Вайгеля. И не только его, а, возможно, и целый институт… Если, конечно, фашисты не успели отправить всех в Германию… По имеющимся данным, Вайгель удрал от гитлеровцев и прячется где-то в предгорьях Татр. Он хоть и работал на фашистов, но, по нашим сведениям, преступником не был. А где находится институтский коллектив – – это знает только профессор.

Своё мнение о поручении майор оставил при себе. Война в завершающую фазу на советских танках вкатилась, а начинал на Кавказе, когда на немецких ехала. Самое время отыграться за сорок второй! И на тебе! Ищи какого-то профессора. Хорошо, штаты укомплектованы, есть к кому обратиться за информацией…

…Товарищи из фронтовой разведки сообщили, что в местечке Санок зафиксировали человека, работавшего когда-то в институте Вайгеля. Он знает профессора в лицо. Организовали с ним встречу. Появился кончик ниточки, которая могла привести к профессору. Клубочек докатился до села Кросценко. Там и прятался от всех Вайгель с женой и коллегами. Встретил розыскника профессор настороженно (служил ведь при немцах) и с какой-то растерянностью. Он понимал, что советский офицер посетил его неспроста. Однако, гуманитарная помощь продуктами сняла подозрительность и контакт получил развитие. Доложил Майор результат, думал, отпустят.

«Теперь, главное – выяснить судьбу остальных сотрудников института и предложить всем возвратиться во Львов. Мы гарантируем полную безопасность и предоставление необходимых условий для работы и нормальной жизни». Член Военного совета был категоричен.

Тем временем на освобожденной от фашистов польской территории начали зарождаться местные органы самоуправления. В данной ситуации еще трудно было разобраться, кто склоняется к прогрессивно-демократическим силам, а кто тянется к буржуазной оппозиции. Профессору оказали доверие, работу на фашистов сочли вынужденной, предложили возглавить институт.