Прекрасный Грейвс

– Могу представить. Ни один ребенок не должен проходить через это. – Моя рука снова касается его, и я понимаю, что такие жесты, уже набившие всем оскомину, существуют, просто потому что они правдивы. Ни один ребенок не должен проходить через это.

– Больше всего мне запомнились медсестры. Доктора. Люди, окружавшие меня, – продолжает Дом, – я чувствовал, что им действительно не все равно. Они звонили маме после работы, чтобы узнать, как мое самочувствие. Они дарили мне подарки, рассказывали истории и играли со мной. И те несколько человек из персонала, которые не были столь милыми, тоже были замечательными. Поэтому я для себя довольно рано решил, что хочу стать фельдшером. Хотел изменить мир к лучшему. Хотел, чтобы следующий Дом знал, что я всегда его прикрою. Вот почему я выбрал работу в отделении онкологии.

Мы еще немного поговорили о его детстве: о том, как оно было омрачено частыми напоминаниями о неизбежности его смерти. О том, как его младшего брата отдавали на попечение бабушке и дедушке, иногда на целые недели. Дом до сих пор испытывает чувство вины за то, через что он заставил пройти свою семью. Затем Дом делает глубокий вдох и говорит:

– А вас-то что привело в 7-Eleven в два часа ночи, миледи? Полагаю, ваша ночь была такой же паршивой, как и у меня.

– Уже не настолько, – тихонько усмехнулась я.

Он излил мне всю свою душу. Теперь я обязана поделиться хотя бы частью своей правды.

– Да так, с семьей пока все не очень хорошо, – отмахиваюсь я рукой. – Папа хотел, чтобы я приехала домой в Сан-Франциско на День благодарения. Я отказалась.

– Почему?

Решив, что не хочу рассказывать Дому обо всем и сразу, объясняю:

– Не могу снова смотреть в глаза семье после того, как разбила ее на миллион кусочков.

– Значит, не меня одного сегодня одолело чувство вины. Интересно. И как же ты ее разбила? – терпеливо спрашивает он. У меня такое чувство, что он искренне хочет обо всем узнать. Будто я для него сейчас центр вселенной.

Неожиданно, но очень приятно.

Я нервно шевелю пальцами ног в своих сапогах, хмуро уставившись на них.

– У меня… умерла мама.

Тишина охватывает нас со всех сторон.

Наконец, Дом говорит:

– Мне ужасно жаль, Линн. Но ты-то здесь при чем?

– Как раз-таки при чем. Уж поверь мне. Долго рассказывать, но это действительно так, – и я не преувеличиваю. Всему причиной и правда я. И знаю, что папа и Ренн тоже так думают. Это то, с чем мне придется жить до конца своих дней.

– Погоди, дай мне во всем разобраться. – Он потирает подбородок, задумавшись. – Ты считаешь, что именно из-за тебя умерла мама, но при этом тебя не посадили в тюрьму. Следовательно, можно предположить, что это был несчастный случай. Твое решение – лишить свою семью дочери и сестры в одном флаконе?

Понимаю, что в этом есть доля правды, но если бы все было настолько просто. Не могу спокойно смотреть в лицо папе и Ренну, не чувствуя себя при этом Мрачным Жнецом, который пробрался в щель их двери и похитил их радость. Более того, не похоже, что они так уж охотно поддерживают со мной связь. Ренн, по крайней мере, проявляет ледяную вежливость в общении со мной. В основном он напрочь отрицает мое существование. Папа относится ко мне как к дальнему родственнику, с которым он считает себя обязанным переписываться время от времени.

Покачав головой, я отстраняюсь от капота и огибаю машину, возвращаясь к водительскому месту. Дом уловил намек и делает то же самое. Обратная дорога до 7-Eleven, где он оставил машину, проходит в безмолвии, но не в дискомфорте. Такое ощущение, что мы оба перевариваем сказанное за сегодня.

Я паркуюсь за его красным кабриолетом Mazda MX-5 Miata. Эта машина настолько соответствует натуре Доминика, что меня чуть ли не разбирает смех. Ему нравятся большие блестящие вещи ярких цветов. Частичка Дома навсегда останется тем пятилетним ребенком, который однажды чуть не погиб.

В это время солнце начинает подниматься, окрашивая наш исторический город в синевато-оранжевые тона. Дом отстегивает ремень безопасности и поворачивается ко мне.

– Спасибо за компанию. За бургер в том числе.

– Сначала пончики, теперь бургер. Может, это мое призвание – кормить тебя? – Подмигиваю ему, пытаясь сохранить легкость. – Надеюсь, сегодня ты почувствовал себя лучше.

– Даже если нет, то я могу всегда сходить на пару занятий по фитнесу, плюс брат предложил зайти ко мне на пару кружек пива и посмотреть матч. В лучшем случае, найду чем развлечься.

Я тянусь, чтобы сжать его руку в своей. Не хочу отпускать его, но и не хочу устраивать с Домом никакой романтики. Просто хочется, чтобы мы соседствовали в одном мире, чтобы были рядом друг с другом. Мне так не хватало человека, который бы выслушал меня. Так что на этот раз я смело приму отказ. Выставляю себя за дверь, так сказать.

– Эй, Дом, не хочешь… обменяться номерами? Я очень хотела бы стать твоим другом.

Дом улыбается, сжимая мою руку в ответ:

– Спасибо за предложение, Линн, но я не могу быть твоим другом. Я бы постоянно тосковал по тебе, и это было бы действительно очень жалкое существование.

А потом, прежде чем я успеваю сказать что-то еще, и до того, как начинаю говорить ему, что Нора убьет меня, если проболтаюсь про нашу очередную встречу и что я снова не взяла его номер, он тянется ко мне, нежно целует меня в щечку и уходит.

Глава 6

Прошло еще две недели.

Я так и не рассказала Норе, что пересеклась с Домом на заправке. Сдается мне, что это подтолкнет ее к очередному разговору о том, что я должна забыть Джо. Как оказалось, для этого Норе не нужен повод в лице Дома. Однажды в парке, когда мы уселись на покрывале для пикника, в мою сторону посмотрел довольно милый парень. Он читал книгу. Причем ту, которая, как оказалось, мне очень нравится. «Бесконечная шутка» Дэвида Фостера Уоллеса.

– Ты должна подойти и поговорить с ним, – настаивала Нора, перекатываясь со спины на живот, жадно впитывая крохотные лучики солнца, пробивающиеся сквозь густые облака.

– Ни за что. – Я зарылась лицом в книжку с мягкой обложкой – новинку Стивена Кинга.

– Почему? Из-за Джо? – Нора натягивает на нос солнцезащитные очки.

– Нет, – отвечаю, хотя настоящий ответ таков: «Не хочу этого делать по разным причинам». – Просто я не тот человек, который подходит к незнакомому парню и спрашивает его номер.

– А для этого нужно быть какой-то особенной? – Нора моргает. – Приглашать кого-то на свидание – это всегда большой риск. Неужели ты думаешь, что твои чувства ценнее, нежели чувства девушки, которая сама бы пригласила этого парня на свидание?

– Я не это хотела сказать. Девушкам, у которых хватает смелости подкатывать к мужчинам, – респект. Считаю, что собой они делают этот мир лучше. Но я ведь далеко не авантюристка, если меня сравнивать с остальными. Ну не любитель я рисковать. Я просто-напросто… не склонна открываться людям, – отвечаю словами Пиппы и из-за этого снова начинаю тосковать по ней. Интересно, перестану ли я когда-нибудь скучать по ней, словно она была частичкой моего тела? Так хочется, чтобы этот день настал, но в то же время я его боюсь.

Нора стонет, уткнувшись лицом в траву:

– Вот так и помрешь старой, никому не нужной ведьмой.

– Ну спасибо, – пробормотала я и снова уселась читать. Я обмякла от облегчения, когда увидела, что парень, смотревший на меня, сунул свою книгу под мышку, подобрал одеяло для пикника и отнес его в машину.

– Вот увидишь, Эвер. Тебе станет настолько горько на душе. И даже не надейся, что я буду на подхвате, чтобы менять тебе памперсы или закупаться для тебя продуктами.

– Мы с тобой ровесники. Кто сказал, что это я буду нуждаться в сиделке, пока ты будешь жить своей лучшей спортивной жизнью? – Я приподняла бровь от недоумения.

– Даже Локи не собирается задерживаться в этом мире. Он не становится моложе, – продолжает она, пропустив мои слова мимо ушей.

– А вот он в моем сердце навсегда. – Разрываю пачку Skittles, купленную в 7-Eleven пару недель назад, и высыпаю ее содержимое себе в рот.

Но Нора не сдается. Она по-прежнему что-то бормочет, но из-за шелеста травы не слышно ее слов.

– А Джо? Наверняка он уже женат. А если и не женат, то, по крайней мере, у него появилась надежная девушка. Какая-нибудь красотка. Еще и рисовать умеет. А встретились они небось в каком-нибудь Нью-Йорке. Так и трахаются по три раза на дню, несмотря на то, что в отношениях уже три года.

Горько улыбаюсь, смакуя боль, которая сопутствует ее словам. Ведь боль, в конце концов, это тоже чувство, а я так давно ее не испытывала. Наверное, Нора права. Джо сейчас стукнуло бы двадцать пять. Этот парень словно магнит, полон сарказма и таланта, ну просто находка. Любая бы это заметила.

– Вот и поболтали, Нор.

Мы складываем наше покрывало и идем к машине. Я подбрасываю ее до работы, потом еду на почту и отправляю Ренну громадную посылку на его двадцатый день рождения. Я приготовила ему новые прикольные носки длиной по щиколотку – как он любит, а также специальный австралийский воск для его досок для серфинга. Дарю подарочную карту Billabong, специализированного под это дело магазинчика. Кроме того, вкладываю написанную от руки сердечную записку. Затем возвращаюсь домой.

Распахиваю дверь и направляюсь в свою комнату, где снимаю ботинки и сбрасываю рюкзак. Именно там я обычно застаю владыку нашего поместья, восседающего на самом дальнем углу моей кровати с выражением глубокого изнеможения на мордочке. Без понятия, что заставляет кошек всегда выглядеть так, будто они уже по уши сыты вашим дерьмом, но это одна из тех вещей, которые меня восхищают в котах больше всего.

Только Локи здесь нет. Иду в гостиную.

– Локи Люцифер Лоусон, о где же вы, мой добрый господин? – зову я его.

Обычно в ответ на полное имя он мяукает: «Ты мне не мать», если переводить с кошачьего. Но не в этот раз.

Он что, опять пошел к папику?

Захожу на кухню и откупориваю банку корма «Фэнси Фист». Опускаю его на пол и издаю все те звуки, которыми люди зовут своих котов, чтобы те показали себя. Ничего не происходит.

Только не снова! Надо иметь хоть капельку самоуважения, дружище.

Меня бросает в жар. Хватаю ноутбук, включаю его и набираю почту Дома.

Уже чувствую себя настоящей идиоткой, ведь придется идти к нему за котом второй раз за месяц. Может, Нора все-таки права. Возможно, Локи попросту надоело жить в трущобах вместе с нами, двумя девицами на мели, и он согласился жить у Доминика в отеле «Уолдорф-Астория», как в том сериале.

Эвер: Привет, Дом, это Эвер. Локи снова пропал. Везде его обыскалась. Я знаю, это звучит странно, но он случайно не у тебя?

(Клянусь, я не издеваюсь над ним. Очень хотела бы списать это на его трудный возраст. Только ему уже десять, а это шестьдесят по-кошачьи. Вот ответь мне сам – ты когда-нибудь встречал шестидесятилетнего, который был бы такой занозой в заднице?)

P. S. Хотела спросить, как у тебя дела после нашего последнего разговора, поэтому спрашиваю – ты в порядке?

Э.

Пойду пока поищу Локи на улице. Но сначала мне нужно в туалет. Закрываю ноутбук и иду в ванную. Открыв дверь, с удивлением понимаю, что что-то твердое и пушистое обвилось вокруг моей ноги. Смотрю вниз. Это Локи. Вот засранец!

– И далеко вы собрались, молодой человек? – Иду следом за ним. Он все это время был в ванной? Но что ему там делать? Не похоже, что он умеет ею пользоваться. Да нет, у него ведь есть лоток. Локи с превеликим удовольствием наблюдает за тем, как за ним убирают каждый день.

Локи с ожесточением мотает хвостом, затем обнаруживает открытую банку корма и набрасывается на ранний ужин. Я прислоняюсь к стене коридора, прикрыв глаза. Кажется, я схожу с ума. Мне ужасно одиноко. Слишком глубоко погружаюсь в свои мысли. На телефоне срабатывает уведомление: пришло новое письмо. Я достаю его из кармана и провожу пальцем по экрану. С учащенным пульсом открываю почту, но интернет тормозит, и я начинаю метаться из стороны в сторону.

Дом: Привет. Не-а, прости. Локи не видно. Но буду начеку.

P. S. Чувствую себя лучше. Надеюсь, ты тоже.

Сердце в пятки ушло. В том, что сказал Дом, нет ничего такого, что было бы неправдой, но и слишком личного он не говорит. Сразу после этого всплывает еще одно письмо.

Дом: Но, если потребуется, буду рад помочь тебе его найти.

Осознаю, что, возможно, изначально я писала Дому, просто потому что захотелось, но никак не из-за Локи. Нора правильно говорит – пора в каком-то смысле двигаться дальше. Пускай Дом и не зеркало моей души, как это было с Джо – да уже никто, наверное, и не будет таким, – но он добрый, милый, умный и обаятельный.

Эвер: Ложная тревога. Он забаррикадировался в ванной.

Дом: Сварливее старика я еще не видел в этом городе. Рад, что ты его нашла.

Эвер: Только вот… я все равно хочу встретиться.

Эвер: Как насчет кофе на этой неделе?

Проходит несколько секунд, прежде чем он отвечает. Уже готовлюсь к очередному отказу.

Дом: Уже говорил тебе, Линн. Ты мне слишком нравишься, чтобы оставаться друзьями.

Эвер: Да, но…

Но столько времени уже прошло, и я так одинока, а он такой добрый, милый, веселый…

Эвер: Возможно, я хочу большего, чем быть просто друзьями.

Дом: Возможно или точно?

Эвер: Честно тебе сказать? Все зависит от твоего ответа.

Мир словно застыл вокруг. Я точно хочу этого. Для меня сейчас ничего не существует, кроме этого мгновения, кроме этого самого разговора между двумя людьми, живущими по разные концы города. Я скучаю по тому, что нервничаю из-за чего-то. Я скучаю по заботе.

Дом: Мой ответ – и да, и нет.

Эвер:?

Дом: Да, я не против потусоваться. И нет, не хочу кофе. Готова услышать кое-что?

Я пишу «всегда готова», но себе говорю «по жизни не готова ни к чему и никогда».

Дом: Встретимся вечером после твоей экскурсии.

Глава 7

– Ага, гончарная мастерская, – произношу я, оглядываясь вокруг.

Когда Нора заявляла, что Дому суждено вывести меня из зоны комфорта, я рассчитывала, что мы как минимум останемся в пределах нашего района. Но этого, увы, не случилось. Сейчас 22:30 вечера. А ведь я думала, что Дом непременно пригласит меня на романтическую прогулку или в ресторан. Но нет: мы на самой окраине Салема в гончарной мастерской All Clay Long, главная фишка которой – работа круглосуточно.

Несмотря на то что за окном уже темень, народу полно. Пространство здесь небольшое, тесное, с длинным овальным столом в центре. Вокруг него стоят отдельные гончарные круги, а рядом с каждым из них – фиолетовые миски, наполненные глиной. На полках выставлены напоказ различные скульптуры и еще немного мисок.

Сюда не приходит какой-то особый контингент людей. Среди них я замечаю парочку, которая, видимо, собралась на свое первое или второе свидание. Еще вижу группку пожилых женщин и тех, кто, по моему странному (но, вероятно, правильному) предположению, устраивает свадебный девичник. Я сдерживаю улыбку при мысли о том, что если бы Пиппа оказалась здесь, она бы только и возмущалась при виде всей этой картины. Слышу ее голос у себя в голове: «Устроить девичник в гончарной мастерской – ну просто охренительный вариант, Лоусон. Вот что я тебе скажу: подавай мне торты, стриптизеров и доведи все до такой степени разврата, чтобы мы забыли об этой ночи как о страшном сне, если только не напьемся до чертиков, и мужей не будет рядом. Понимаешь теперь, что я от тебя хочу?»

– Понимаю, это необычно, но хотелось подойти к делу творчески, – Дом улыбается мне. Выглядит он безупречно: на нем бледно-голубая рубашка, элегантные джинсы, а на ногах мокасины. На мне, напротив, готичное черное платье, а пирсинг в носу виден всем. Если бы моя мама когда-нибудь повстречала Дома, то он показался бы ей слишком идеальным, но ее здесь нет, не так ли?

– Мне нравится, – широко улыбаюсь я, чтобы продемонстрировать свой восторг. Нора в курсе, что у меня сегодня свидание, и мне кажется, что если я не приду домой беременной или, на худой конец, помолвленной, она меня не впустит.

К нам подходит женщина по имени Мария и представляется наставником. На ней фартук, весь заляпанный глиной. Нам с Домом она передает еще два. Мы завязываем их на поясе и следуем за ней к своим рабочим местам. Затем нам объясняют, чем мы сегодня будем заниматься. После этого приступаем к работе. Правда, это не совсем то, что было у Деми Мур и Патрика Суэйзи в фильме «Привидение». Все как-то неловко, липко и немного расстраивает.

В итоге мы с Домом оба выходим из заведения, оставив там свои самодельные кружки, чтобы забрать их завтра.

Ну, я слепила кружку. Но не уверена, что именно сделал Дом. Его глиняная чашка выглядела так, словно пыталась поглотить себя изнутри.

– Я думала, ты любишь гончарное дело. – Засовываю руку в карман своего платья – а платье у меня сегодня шикарное.

– Никогда такого раньше не пробовал. Я делаю все ради удовольствия. Пускай и выходит из этого полный отстой.

Такое ощущение, что он – ходячая энциклопедия по саморазвитию. Это именно то, что мне нужно.

– Тогда можешь забрать мою кружку… завтра.

Я ведь все равно за ней не вернусь.

– Что ж, спасибо. – Дом снимает воображаемую шляпу. – С завтрашнего дня и до конца дней своих я буду пить из нее свой утренний кофе. Ну или пока кто-нибудь из наших детишек не разобьет ее. Чертов Доминик-младший. Вечно затевает что-то нехорошее.

Так. Стоп. Что?

Я останавливаюсь перед его машиной. Он отвернулся, затем снова повернулся ко мне.

– Да шучу я, Линн. Тебе надо было видеть свое лицо в этот момент.

– Неважно, – произношу я, и мне становится приятно снова чувствовать улыбку. Вспоминаю, как редко я это делаю в последнее время. – Тебе меня не запугать.

– Мы, мужчины, думаем не настолько наперед вас. Я вот, например, до сих пор топчусь на этапе приготовления к нашей свадьбе, моя будущая миссис Г.

Засмеялась еще сильнее, а потом спросила:

– Что означает буква Г в твоем нике, Доминик?

– Грейвс, – отвечает он. – Доминик Энсел Грейвс. А ваше полное имя как, ЭверлиннЛ?

– Эверлинн Беллатрикс Лоусон.

– Беллатрикс? – От удивления его брови подпрыгивают до роста волос. Он выглядит довольным и чрезвычайно веселым.

– Ну да, Беллатрикс. – Утвердительно киваю. На латыни это означает «женщина-воин». Когда речь заходила о том, как назвать детей, мама придерживалась принципа «либо играй по-крупному, либо уходи».

– Правильно, вы тоже не скромничайте, Эверлинн Беллатрикс Без-пяти-минут-Грейвс. Я не сомневаюсь, что вы и для наших детей придумаете оригинальные имена.

– Знаешь, по статистике, вероятность того, что этого не произойдет, составляет девяносто девять целых девять десятых процента. – Я проскальзываю на пассажирское сиденье его машины. На душе сейчас легче, чем за последние шесть лет.

Дом пожимает плечами.

– Но один – больше, чем ноль, так что это звучит как хорошая новость.

– Куда мы теперь? – спрашиваю я его. У меня такое чувство, что сегодняшний вечер еще не закончен. Ничего не закончится, пока он меня не поцелует. Дом из тех мужчин, которые знают, чего хотят, и он весь вечер пялился на мои губы. Я готова поцеловать его в ответ, просто чтобы убедиться, что я не сломлена. Что я все еще способна что-то чувствовать.

Он заводит машину.

– Вот увидишь, тебе понравится.

Его улыбка говорит мне то, чего не говорят его губы. Что лучшее еще впереди.

* * *

Мы добрались до пристани Пикеринг-Уорф. Доминик паркуется, обходит машину, открывает багажник и достает замысловатую, красиво завернутую мясную закуску. Сначала я решила, что это еще один признак того, что он намного взрослее меня. Не то чтобы мне это не нравилось. Вообще-то было бы неплохо иметь в своей жизни такого ответственного взрослого, раз уж нам с отцом не светит примирение. Он отдельно вытаскивает коробку с вином и подходит к столу для пикника в крошечной хижине.

Как только мы добираемся до скамеек, он вытирает с них конденсат, чтобы наши пятые точки не замерзли. А это, хочу сказать, просто эпичный поступок, прямо в стиле настоящего бойфренда.

Я чувствую, как вблизи океана холодает. В запахе морской воды и соли чувствуется нечто такое, что возвращает меня в Сан-Франциско.

К маме.

Дом, должно быть, тоже уловил мою мысль, потому что его следующий вопрос ошеломил меня.

– Итак. Как она умерла? – Он кладет виноградину себе в рот, усаживаясь напротив меня.

Не хочу об этом говорить. К нему это никакого отношения не имеет. Я никогда не делюсь подробностями того, что произошло в тот день. Даже Нора не знает всех деталей. Единственный человек, который может обо всем знать, кроме папы и Ренна, это Пиппа. И то лишь из-за того, что она увидела в местных новостях.

– Ничего, если я на эту тему не хочу распространяться? – я слабо улыбаюсь и делаю глоток вина. Оно такое красное и изысканное.

Он показывает мне большой палец вверх.

– Без проблем. Делись тем, чем считаешь нужным.

Поэтому я рассказываю ему, что у мамы была собственная галерея. Тематика готическая, и как же сильно мне в ней все нравилось. Рассказываю о том, какой беззаботной была моя мама, а еще как она прекрасно умела танцевать. О том, как она не умела готовить, но все равно пекла лучшие блины на свете. Как моя жизнь изменилась после ее смерти. Я бросила колледж еще до того, как начался учебный год, не успев даже ступить на территорию кампуса в Беркли, и переехала в Бостон, чтобы уехать подальше от дома.

– Еще не поздно вернуться, – говорит Дом. Может, он прав. А может, и нет. У меня не хватит духу вернуться туда и посмотреть в лицо тем, кому я испортила жизнь.

Я кладу в рот кусочек чеддера.

– А как насчет тебя? Есть неразбериха в семье, которой хочешь похвастаться?

– Боюсь, что нет. В моей семье все трагедии были связаны лишь с моей болезнью. Моя мама – учительница начальной школы в отставке, а отец владел строительной компанией, которую позже продал с приличной прибылью, поскольку ни я, ни мой брат не хотели ее возглавить. Они живут в пригороде, с братом частенько навещаем их.

– Он тоже живет неподалеку? – спрашиваю я, вспоминая, что пару недель назад они должны были вместе смотреть игру.

Дом кивает мне в ответ:

– В том же здании, что и я, фактически. На втором этаже. Мы сняли наши квартиры одновременно. Сеф – портовый грузчик. Он работает на причалах, загружая и разгружая корабли. У него сумасшедший график, но платят отлично, а сам он по комплекции как какой-нибудь трансформер, поэтому физический труд его не пугает. Как твой Ренн поживает?

Мне нравится, что он помнит имя моего брата.

– Ему только что исполнилось двадцать. Учится в колледже, однако его настоящей страстью остается серфинг и поедание больших сочных кусков одного блюда под названием жизнь: путешествует, тусуется на вечеринках и все такое. Бьюсь об заклад, он все еще тот, о ком мечтает любая девочка-подросток.

По крайней мере, это все, что я могу вспомнить о нем. Мы с Ренном не общались ни о чем глобальном уже шесть лет. В последнее время мы все чаще говорим «С днем рождения» и «Счастливого Рождества», обычно украшая наши послания лаконичными текстовыми сообщениями.

Мы доедаем закуски и выпиваем практически все вино, а затем отправляемся на прогулку. Скольжу рукой по перилам, пока мы бродим. На них образовался тонкий слой льда.

– Ты не замерзла? – спрашивает Дом.

– Нет, – отвечаю я, хоть это и ложь. Не знаю, почему ему вру. Кажется, для меня главное – говорить то, что считаю нужным, в какой-то конкретный момент. Не то что с Джо, которому я говорила все, что у меня на уме.

Не думай о Джо.

– Да у тебя губы посинели. Вот, держи мою куртку. – Дом выскальзывает из своей стильной куртки-пилота и накидывает ее мне на плечи. От него пахнет мужчиной и прямо веет дорогим лосьоном после бритья. Я краем глаза замечаю, что он не убирает руку с моей спины после того, как надел куртку на меня. Хороший ход.

– Спасибо.

– Не вопрос. Люблю, когда моим заложницам хорошо и уютно.

– Значит, ты все-таки убийца с топором.

– Убийца или нет, зависит от того, как пройдет наш сегодняшний вечер. Так что будь умницей. – Он подмигивает.

Дом как нельзя лучше подходит мне. Даже если мне не хочется наброситься на него с безумной, непреодолимой силой. И вообще, какая девушка захочет утопать в мужчине, с которым встречается? Моя проблема – недостаточно мотивации и ориентиров в жизни. А у Дома полно и того и другого, чтобы обеспечить своим жизненным топливом целую армию.

– Знала ли ты, – Дом прислонился к перилам, снял руку с моей спины и уставился на черные водные просторы, – что Атлантический океан составляет примерно двадцать процентов от всего земного шара? Он омывает Марокко, Бразилию, Исландию, Лондон и Флориду. Но каким бы большим этот океан ни был, невозможно удержаться от мысли, что из-за него мир кажется таким маленьким. Всегда можно добраться до любого места на корабле.