Демоны города масок

Посмеиваясь друг над другом, солдаты достигли массивных деревянных дверей из темного дерева со стрельчатой аркой. Кабинет воеводы, который уже успел без зазрения совести занять Айдан. Если во всем доме горело не так уж много масляных ламп, то напротив нужных мне дверей, как назло, трепетали огнями целых четыре. Мне пришлось остаться в стороне, спрятавшись в тени росшей в большой кадушке пальмы.

Лишь когда все четверо исчезли за дверью, я проскользнул ближе, одним движением заставив огни в лампах погаснуть. Остался всего один выживший воин, призванный осветить мне путь к отступлению. Я едва успел прижаться спиной к шершавой стене, как совсем рядом послышались тяжелые шаги. Еще трое холопов нового воеводы явились на поклон, но, к счастью, меня так и не заметили. Один из них отрывисто постучал, и вся троица исчезла за дверью. Я призраком скользнул к деревянной створке и прислушался. Дверь была толстой, отчего голоса звучали приглушенно, но я сумел различить слова.

– Айдан Кахир, ваши горничные незаслуженно получают жалованье. Из четырех ламп у двери горит всего одна. Так и вспахать носом каменный пол недолго, – низкий мужской голос с хрипотцой звучал совсем близко, похоже, говоривший стоял у самой двери.

– Завтра же распоряжусь, чтобы управляющая наказала бездельниц, – лениво протянул Айдан. К его словам пришлось прислушаться – он явно сидел дальше. – Сегодня снова ничего?

– Ничего, – ответил другой голос, чуть выше и мягче. – Кажется, мы уже обыскали даже самые темные уголки столицы. Ведьма как сквозь землю провалилась.

– Она не могла покинуть Даир! – рявкнул Айдан, заставив меня невольно вздрогнуть. Уж очень резко он сменил ленивую неспешность на гнев.

– Из города ведет четыре больших тракта, и на каждом дежурят наши люди. Но есть и другие тропки, которые мы не сможем охватить, поскольку нам попросту не хватит людей, – подхватил голос с хрипотцой.

– Мне неинтересны оправдания! Я плачу вам не за них. Прочешите тропы и осмотрите каждый куст, каждую канаву! Найдите мне ее! Наизнанку вывернитесь, но найдите!

– Уверяю вас, Айдан Кахир, если ваша сестра в городе, мы ее отыщем. – Обладатель этого голоса слегка картавил, но говорил громко и уверенно. – Если сбежала из Даира, тоже отыщем.

– И сделать это нужно раньше, чем ее найдут нави-ры. Зеленые твари рыщут по столице уже второй день. Еще немного, и они отправятся прочесывать Вароссу. Нам ни к чему такое внимание.

– Вы же сами просили их помочь, – напомнил картавый.

– Конечно, а как иначе? Было бы чересчур подозрительно потерять сестру и таинственно умолкнуть. Не обратись я к навирам, возникли бы неудобные вопросы.

– У навиров-то? – хохотнул голос с хрипотцой. – Ради золотых легер их командир готов плясать перед вами дрессированной собачкой.

– Так-то оно так, но казна Нарама не бездонна. Не могу я тратить ее только на вас да на начальство навиров. Аппетиты у мразей растут не по дням, а по часам, – отрезал Айдан.

– Мне вдруг подумалось, не может ли навир из Миреи знать, где ваша сестра? Если его послали для охраны, почему бы ей не явиться к нему?

– Нет, ее служанка клянется, что они смертельно рассорились. Моя гордая сестренка никогда не попросит помощи у человека, кого презирает. А уж навиров она презирает, поверьте мне.

Служанка? Они схватили Иду. Где ее держат и что с ней делают?

Вопросы роились в голове, но ни одного внятного ответа я так и не получил. Бесцельно бродить по дому и искать место, где Айдан спрятал Иду, было равносильно тому, чтобы прямо здесь всадить себе в горло кинжал. Чудо, что мне вообще удалось проникнуть к кабинету воеводы незамеченным.

– А жеребец? Вы забрали его из конюшни? – В голосе Айдана проступила явная заинтересованность.

– Да, достопочтенный воевода. Очень своенравный конь. С ним пришлось повозиться. Ни в какую не хотел идти. Конюх определил его в стойло рядом с вашим Сиятом. Они дружелюбно друг к другу отнеслись.

– В отличие от их хозяев! – расхохотался Айдан. – Нечего породистому жеребцу прозябать в общественной конюшне. Несмотря на то, что столько лет на нем ездила приблуда мы сумеем выветрить ее вонь. Такими конями не разбрасываются. Я сам его объезжу.

Дальше я слушать не стал. Так же тихонько, как пришел, отправился обратно, ступая мягко, словно кот, приметивший забытый хозяевами кусок мяса (так частенько поговаривал взводный, обучая нас крадущейся походке). В тишине галерей мои шаги все же отдавались чуть слышным эхом. При виде прислуги я замирал, прижавшись к стене, и терпеливо пережидал опасность. Казалось, в гнетущей тишине дома воеводы меня выдаст даже грохочущее сердце.

Ублюдок забрал Тайфуна себе! Сначала он едва не угробил Амаль, а после присвоил последнее, что осталось у нее от отца. Неужели ему так важно отобрать у сестры абсолютно все, что она прячет в своем сердце?

У двери задерживаться не пришлось, поскольку в галерее мой взгляд наткнулся на приоткрытое окно. Дождавшись дуновения ночного ветра, я одним пальцем плавно отодвинул раму, будто бы она открылась сама, и проворно выбрался наружу. Твердая земля под ногами и вечерний воздух с примесью осенней прохлады заставили испытать чувство непередаваемого облегчения. Амаль выжила и не угодила в лапы к Айдану! Да, он натравил на нее всех своих ищеек и сходил с ума от ярости, но все еще не смог поймать ее. Найду ли я неуловимую Амаль Кахир среди великолепных улочек и трущоб столицы? Попытаться определенно стоило.

Внутренний двор имения понемногу пустел, и журчание воды в рукотворном пруду звучало громче. Ему вторило шуршание пожухлой за знойное лето листвы. Мне пришлось провести под тенью уже знакомого кипариса еще два часа, прежде чем ворота наконец открылись, пропуская троих алых слуг воеводы. Я проскользнул мимо лошадей и дал деру, чувствуя, как мелко подрагивают руки. Магия постепенно утекала из тела вместе с бодростью.

Я отогнал тени только через четверть часа. Тяжело привалившись к каменному забору в темном переулке, постарался отдышаться после долгого бега. В голове билась единственная мысль: «Где искать Амаль?» Пока я крутил ее и так и эдак, недавнее воспоминание постепенно оформилось в идею. Октай! Что, если Маура отвела дочь к негодяю, приказавшему служанке опоить меня отравленным кофе? Эта ниточка была слаба и призрачна, но я упрямо за нее ухватился. Когда нет следов, даже столь туманная зацепка – уже роскошь. Мне нужен был Дан. Я надеялся, сегодняшнюю ночь он проводит дома, а не в очередном кабаке.

* * *

Ночные переулки встретили нас хрустальной тишиной. Окраина Даира спала, в то время как центральные улочки кишели ночными гуляками. Здесь же, в обители бедняков, близился новый рабочий день, который начинался с первыми лучами солнца.

Наш небольшой отряд из пяти человек двигался к дому известного в узких кругах даирского травника Мансура. Даже имя Октай оказалось ложью. С разрешения командира роты – полковника Басара – чтец тела выудил из моих воспоминаний образ увиденного пейзажа за окном и мужчины в черном халате. Тогда-то и выяснилось, что отравивший меня мерзавец знаменит среди простого люда. Мансур – талантливый травник, лучше любого целителя лечивший бедняков. К нему обращалась и знать, но богачам он отказывал, зато привечал несчастных и обездоленных. Такой вот местечковый народный герой. Помимо целительских умений, Мансур обладал недюжинной магической мощью, отчего не боялся ни чиновников, ни навиров, но и никогда не лез на рожон. Если бы не отрава в кофе, я бы, пожалуй, проникся симпатией к этому бесстрашному человеку.

Правда, с безгрешностью Мансура можно было поспорить. Дан упомянул, что травника не раз подозревали в укрывательстве колдунов-преступников и торговле дурманом собственного производства. Навиры частенько наведывались к нему домой, но до сих пор не обнаружили ничего подозрительного. Я спросил у Дана о помощнице Мансура, но он лишь пожал плечами, упомянув, что вокруг травника постоянно крутятся попрошайки, которых тот привечает. Поведал Дан и еще один любопытный факт: в свое время ученицей Мансура была и Маура, правда, перестала появляться рядом, как только соблазнила воеводу. Похоже, от него мать Амаль и получила знания, благодаря которым устроила свое будущее. В байку о том, что она зазналась и отвернулась от учителя, я не поверил. Слишком свежи были воспоминания о тепле, с которым Мансур смотрел на свою ученицу.

Даже жил травник на окраине, его дом примостился среди хибар бедняков, возвышаясь над ними черной громадиной. Огрызок убывающей луны едва разгонял кромешную тьму, и для освещения боец по имени Безсон создал три светлячка. Они парили вокруг, воскрешая во мне воспоминания о ночи, полной безнадеги и страха, о многочасовых поисках Амаль, об ее безумном обескровленном лице и отчаянной радости, озарившей потухший взгляд черных глазищ при виде меня. Сейчас же я вновь искал неуловимую Амаль Кахир, на которую вновь покушался собственный брат.

Приблизившись к дому Мансура, мы замерли и переглянулись. Чернота, показавшаяся нам столь внушительной, теперь разила гарью. Дом смотрел на мир провалами выжженных окон. Защищавшие его ворота вырвали с корнем.

– Кто-то позаботился, чтобы Амаль негде было спрятаться, – протянул Дан, пихнув носком сапога обгоревшую балку, некогда бывшую частью ныне обвалившихся стропил.

Я потер лицо и на пару мгновений спрятал его в ладонях. Оборвалась последняя ниточка, ведущая к Амаль, и мы вернулись в начало пути – слепые и бессильные, как новорожденные котята. Сосредоточившись, я заставил светлячки разрастись и осветить просторную территорию, каждая травинка на которой обгорела в пламени.

На осмотр дома и разбор завалов мы потратили полтора часа, заглянули в каждую комнатку и даже сумели пробраться в кухню, где совсем недавно меня напоили отравленным кофе. Благодаря нечеловеческой силе Дан сумел расчистить лаз в подвал. Ни единого следа людей. Похоже, здешние обитатели успели ускользнуть еще до пожара. На всякий случай мы осмотрели и прилегающий участок, на котором теснились останки сараев. Там тоже не обнаружилось ни крови, ни тел. Дом погиб в одиночестве, не захватив с собой ни одного человека.

– Дружище, признай, что тебе больше негде ее искать. – Дан хлопнул меня по плечу и мягко направил к зияющему провалу на месте ворот. Он отчаянно зевал, как и трое его бойцов. Один лишь я готов был искать дальше, рыскать по тропкам и дорожкам, под каждым кустом и в каждой канаве, как сказал Айдан. Но наверняка Амаль так было не найти. Если рядом с ней находилась Маура, они схоронились в надежном месте, пережидая бурю. С матерью она не пропадет. Но разве мог я отступить?

Смирившись с поражением, мы отправились обратно. Окутывавшую нас тишину нарушал лишь глухой стук шагов. Я чувствовал недовольство бойцов каждой частицей своего тела, ведь их во главе с командиром выдернули из кроватей и бросили на поиски опальной дочери покойного воеводы. Наверняка они считали меня мирейским идиотом, посланным в наказание за грехи.

– Вы слышали? – вдруг прошептал Безсон и замер на месте, отчего я, задумавшись, налетел на него и едва не повалил на землю. Тот шикнул на меня и создал еще двух светлячков. Они разлетелись, оставив нас в ореоле неясного света.

– Что ты слышал? – настороженно спросил Дан.

– Шорохи и будто бы женский смех.

– Может, кто-то из местных проснулся? – протянул я, осматривая ближайшие дворики, но нигде не уловил движений.

Безсон пожал плечами и двинулся дальше. Мы последовали за ним.

– Как быс-с-стро припус-с-тили, – раздался совсем близко шипящий женский шепот. Я замер и затаил дыхание, окружив нашу пятерку воздушным коконом.

Безсон зажмурился, и светлячки вспыхнули факелами холодного света, осветив тварей, которых никому из нас еще не приходилось видеть. Тела, длинные и гибкие, как у змей; обветшалые рубахи до пят; волосы-сосульки; руки, скрюченные и изломанные; белесые глаза с пышущими алым огнем зрачками и провалами вместо носа и рта; кожа с черными прожилками… Твари одновременно и походили на людей, и разительно от них отличались. Они плотоядно облизывались синюшными языками, отчего на обескровленных щеках поблескивала слюна. Существа приближались грациозно, словно лани. Я насчитал девятерых…

– Давно нам не попадалис-сь мущ-щ-щины. Мы проголодалис-сь, – шипела одна из них – та, что подобралась ближе всех.

– Парш-ш-шивые пс-с-сы. Яйценос-с-сцы, – хрипела другая, с вывернутой под странным углом шеей и тянущейся с уголка ротового провала паутинкой слюны.

– Давно вы томитесь от голода, девочки мои. Ну же, эти пятеро ваши. Выплесните на них свою ненависть. Скоро я скормлю вам всех навиров этого города, – в мягком мужском голосе, звучавшем откуда-то неподалеку, таилась едва уловимая мощь. Словно в каждом тягучем слове и звуке переливалась магия. И эта магия несла нам погибель.

Нечисть бросилась к нам неуловимо и грациозно, но воздушный кокон отбросил их прочь. Твари повалились друг на друга и зашипели от ярости. Черные прожилки на их бескровной коже проступили ярче.

– Ну же, дорогие. Разорвите их на кусочки и умойтесь кровью императорских ублюдков. Обглодайте каждую косточку. Они – мой вам подарок, – голос зазвучал еще мягче и нежнее, будто говорил не с мерзкими тварями, а с любовницами.

Существа на мгновение обернулись и чуть заметно поклонились хозяину. Даже в сиянии светлячков я разглядел лишь черный плащ с огромным капюшоном и пестрящую золотом маску, что покрывала лицо незнакомца. Его рост я бы не назвал выдающимся, а фигура, хоть и покрытая струящейся материей, смотрелась худощавой и поджарой. Однако от незнакомца исходила почти осязаемая тьма, струясь по его телу и устремляясь к каждой из его питомиц.

– Гос-с-сподин так добр к нам, – расплылась в подобострастной улыбке еще одна тварь, однако в тоже мгновение завизжала и задергалась, охваченная обжигающим светом. Один из светлячков разросся, повинуясь воле Безсона, потерял очертания и опалил ее. Кожа твари почернела и сморщилась, словно бумага, пока остальные тушили подругу голыми скрюченными руками. Их хозяин ехидно посмеивался, не приближаясь.

Спасти жертву чистого света тварям так и не удалось. Та обуглилась, издала предсмертный хрип и обмякла, оставшись на земле всего лишь грудой кожи и тряпья. Мешок из-под человека…

– Что за дрянь? – буркнул Дан, с отвращением глядя на останки поверженной твари, но ответить ему никто не успел.

Подстегнутые смертью подруги и озверевшие от ярости, чудища бросились на нас снова, и под их напором моя воздушная защита пошатнулась. Они кромсали незримую преграду синими когтями, впивались в нее клыками, шипели и смеялись, не отрывая от нас кровавых глаз. Нечисть рвалась получить подарок хозяина и обглодать нас, словно поздний ужин.

В стремлении удержать защиту я выпустил тьму, завихрившуюся тенями вместо воздушного кокона, но твари напирали все усерднее. Они бились о преграду с силой тарана, отчего мое тело дрожало, как будто вокруг гулял не свежий осенний ветерок, а морозная стужа. Я чувствовал, как по губам и подбородку течет струйка крови, ноги ощущались чужими, словно отрезанными от чьего-то мертвого тела, а тени стояли из последних сил.

– Дан, я не удержу, – мой шепот донесся до товарища, но не достиг ушей остальных. Он ожидал атаки, а Безсон оказался не готов к тому, что две твари прорвут истончившуюся преграду и утащат его из защитного круга с диким хохотом и чавканьем.

Еще мгновение, и округу огласил нечеловеческий вопль боли. Твари жрали Безсона живьем…

Дан рванул к ним, как и парень, имени которого я не знал. На его ладони прирученной небесной молнией искрилась магия. Мы с оставшимся бойцом едва уберегли их от ошибки, отчего оба яростно забились в нашей хватке.

– Чем ты ему поможешь?! – вопил я, тряся Дана и чувствуя мерзкий привкус крови во рту. Она все текла и текла, капая на кожаную броню. – Пока вы в круге, я постараюсь вас защитить!

– Безсона уже защитил! Не мешайся! – В порыве гнева Дан отпихнул меня, отчего я едва не свалился навзничь. А потом круг теней рухнул.

Твари с визгом и шипением ринулись на нас. Сколько же их?! Они прибывали и прибывали. Нечисти явно стало в два раза больше, и они не оставили бы от нас и косточки.

Дан набросился на людоедок с голыми руками и особым кинжалом, по очереди вспоров до бескровных внутренностей троих. Один из его бойцов отбивался срывающимися с ладоней молниями, второй выжигал тварям глаза точными прикосновениями. Когда нечисть додумалась не подступать близко, все трое выхватили из ножен мечи, жалившие не хуже кинжалов. Небольшое пространство между домами наполнилось воплями, визгом и стонами, всполохами молний и вонью гниющих тел. Твари источали трупное зловоние, словно оставленные на солнце мертвецы.

– Ну же, девочки мои, не позвольте этой погани ускользнуть! – разнесся над нашими головами голос хозяина, кровавой пеленой опустившись на каждую из его «девочек».

Они забились яростнее, но парни оказались не промах. Дан справлялся ловчее всех. Он вспорол и разорвал пополам пятерых тварей, но одна из них подкралась к навиру, что выжигал глаза ее подругам, и вцепилась когтями в его незащищенную шею. Я больше не мог ждать и копить силы. Если его утащили бы, то сожрали, как Безсона.

Не успел я сосредоточиться на внутренней силе, как из темноты вынырнули еще две особи и с плотоядными ухмылками на обезображенных ртах бросились ко мне, вытянув руки со скрюченными когтистыми пальцами. Тратить силы нельзя было, иначе их не останется на взрыв.

Я выхватил меч и полоснул одну из тварей прямо по лицу. Она завизжала, схватившись за бескровную рану. Из давно мертвых тел не сочилась кровь, зато мне в лицо пахнуло разложением. Едва удержавшись от рвотного позыва, я задержал дыхание.

Вторая тварь прыгнула сзади, целясь в шею, но мне не составило труда насадить ее на меч, словно курицу на вертел. И вновь эта вонь, заставившая меня зайтись в кашле. Наткнувшись взглядом на отчаянно отбивавшегося парня, по шее которого стекали ручьи крови, я вытер меч об изношенную одежду проткнутой погани и вернул его в ножны, после чего сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

Внутренняя сила только и ждала, когда же моя воля сосредоточится на ней. С бешеной радостью преданного пса заскулила и заерзала в груди. Шар магии разрастался, но сегодня в нем не было ни искорки света. Во мне разбухала тьма. Тело затянуло в омут бесконечной черноты, она сгустилась и под веками, и вокруг меня. Я ощущал, как дрожат руки, как их окутывает жар, как он разрастается. Шар силы рос, и вся тьма лихомора струилась в нем.

Все вокруг стихло. Неужто нечисть испугалась? Но я не открывал глаз, продолжая наращивать мощь. Пара мгновений, и первозданная магия в моих руках взорвалась, сбив с ног меня самого и Дана с его бойцами. Тварей же разметало по округе, их части разлетелись гнилыми ошметками. Не знаю, задело ли их хозяина, но хлопок получился мощным и обжигающим. Он исчез, будто и не было, бросив своих разорванных на части «девочек».

Местные жители, наверняка напуганные нашествием нечисти, не высунули носы на улицу даже после взрыва.

Я рухнул на землю, не чувствуя собственного тела, и только краем глаза видел, как Дан бросился к бойцу, из шеи которого хлестала кровь. Ему пришлось оторвать рукав рубахи, чтобы перевязать раны. Бедолага кое-как поднялся на ноги, шатаясь, как молодая береза на ветру. Тут-то взгляд Дана и наткнулся на меня, обессиленного и беспомощного. С тяжелым вздохом он опустился на колени рядом со мной. Лицо Дана омрачалось горем и яростью, но голос прозвучал спокойно:

– Ты как?

– Жить буду. Много сил отдал, – с трудом прохрипел я. Подводило не только горло, но и язык. Казалось, последние силы отбирает дыхание, куда уж там разговорам!

– Нужно убираться отсюда, пока твари не вернулись, – пробормотал Дан и легко, будто перышко, взвалил меня на плечо.

Ничего позорнее со мной еще не приключалось, но сейчас у меня не вырвался даже вздох возмущения – для этого потребовалось бы слишком много сил.

Мы окинули взглядом обугленные останки, и наверняка каждому пришла в голову печальная мысль, что Безсона не получится даже традиционно сжечь. Половина его тела упокоилась в желудках разорванных тварей, вторую же половину разметал взрыв.

Мы двигались в полном молчании, я заставлял себя дышать, только бы не сдохнуть прямо на плече бывшего сослуживца, а в голове остервенело билась одна-единственная мысль: «Они охотятся на навиров. Нас хотят истребить!»

Глава 3. Пламя под пятками

Амаль

Мерное трепетание огня толстой восковой свечи убаюкивало. Вместо выцветших заковыристых букв я видела лишь бешеную пляску смазанных узоров. Голова раскалывалась, а в глазах мелькали размытые образы недавних событий. Действие настойки Мансура подходило к концу, и хватка горя с каждой минутой все сильнее сжимала горло.

Я упрямо продолжала читать одолженную у новоявленного отца книгу о правлении последнего каана Башира Гана и его верном царе змей Аждархе. Оттуда и узнала, что за все время ведения летописей известно всего о трех змеиных царях. Одного пять веков назад извели в Алмазной империи ценой сожженного войска, второй погиб в войне с Шань-Юном и только третий дожил до наших дней в заточении. Он и служил Баширу Гану верой и правдой, принеся врагам столько ужаса, что в Нараме о нем до сих пор слагали кровавые предания.

Легенды гласили, что драконом Аждархой становится змея, прожившая столетие, не видя людей и не слыша их голосов. За годы в одиночестве она вымахивает до устрашающих размеров, отращивает несколько голов и напитывается магией, обретая власть над змеями. Сколько же сил накопил змеиный царь, томившийся уже два столетия на дне озера? Это нам и предстояло выяснить, но думать о будущих победах у меня пока не получалось. Сколько бы я ни старалась отвлечься, воспоминания о Беркуте и убитых солдатах не покидали меня, подсвеченные бархатным пламенем свечи.

Пальцы в отчаянии сжимали пузырек с каплями. Надев венец каана, я поклялась себе собрать все крупицы внутренней силы и пережить горе самостоятельно, но когда действие чудодейственного снадобья подошло к концу, блаженное забвение вновь показалось манящим и правильным. Какой толк отчаявшимся людям, которые собрались здесь, от сопливой истеричной девчонки? Капли вновь вернут мне ясный разум. Обитатели пещеры и без того косились на меня с недоверием. Впрочем, я тоже не доверяла никому из них и потому с кипой книг сбежала в свою каморку.

Запрещенные империей правдивые исторические хроники Нарама позволили забыться, но не забыть о горе. Вскоре беспокойный сон наполнил меня, словно аромат эфирных масел. Счастливые воспоминания сменяли друг друга: шуточный поединок Михеля и Ансара; строгие речи Беркута перед строем замерших в напряжении солдат; Мор, преданно машущий хвостом при виде хозяина; Тайфун, доверчиво уткнувшийся носом в руку моего друга; наша первая встреча с предателем… Вонь пота и грязной одежды, казалось, до сих пор осталась у меня в носу.

Образ шпиона вдруг распался на осколки, собравшись в новую картинку. Центральная площадь Вароссы, вздымающийся к небу костер, разномастная толпа веселящихся горожан и наш с Беркутом последний танец на празднике встречи осени.

– Может, хоть раз станцуешь женскую партию? Я будто с мужиком в паре стою. Это… странно.

– Интересный опыт для тебя, не правда ли?

– Ты просто не умеешь.

Не умею без тебя, Михель. Во что же я ввязалась?

– Прости меня, сестра! Пощади, умоляю!!!

Хищный огонь пожирал тело Арлана, впивался в его кожу смертоносными когтями. Она чернела и обугливалась, сливалась воедино с одеждой, превращаясь в черное месиво жженой плоти. Брат хрипел и стонал, молил о помощи и тянул ко мне пылающую руку. А я… я таращилась на него, чувствуя подступающую дурноту… Его глаза… такие добрые и нежные когда-то… они принадлежали зверю… К горлу подкатил комок рвоты.

За дверью послышался беспокойный гомон, отчего я подскочила на скамейке и прикрыла ладонью рот, готовый извергнуть желчь из пустого желудка. Перед глазами все еще пылал образ Арлана, воздух с хрипом входил и выходил из груди, а снаружи раздавался топот множества ног. Что-то снова случилось.

Рука, подчинившись порыву отчаяния, откупорила крышку на спасительном пузырьке, и на язык живительной горечью упали пять капель настойки Мансура. Если мне вновь грозит смерть, то умру с ясной головой, прихватив с собой парочку врагов.

Выхватив из ножен на поясе кинжал, я бросилась к двери, за которой уже никого не было. Взволнованные голоса раздавались издали, из тронного зала. Держа каму на изготовку, я двинулась на звук. Колотящееся сердце постепенно замедлялось, стук крови в горле прекращался, а мысли наполняла блаженная пустота. Капли подействовали моментально.