Патриархат заработной платы. Заметки о Марксе, гендере и феминизме

Та же старая история

В этом, конечно, нет ничего нового. Нам опять говорят, что серьезная политика – не кухонная и что наша борьба за освобождение нас самих как женщин – за то, чтобы уничтожить нашу работу дома, наши отношения в семье, проституирование нашей сексуальности, – является определенно вторичной, в лучшем случае вспомогательной по отношению к «настоящей классовой борьбе на заводах». Неслучайно то, что по большей части современная левая полемика с феминистской автономией нацелена на отрицание того, что требование заработной платы за домашний труд является феминистской стратегией, а потому и стратегией рабочего класса.

Одна из вероятных причин этой критики заключается в том, что, если у женщин будут свои деньги, мужчины однажды обнаружат, что их кухни и спальни опустели. Однако более глубокая причина в том, что леваки не заинтересованы в нашем освобождении от домашнего труда, они лишь хотят сделать наш труд более эффективным. С их точки зрения, революция – это реорганизация капиталистического производства, которая позволит рационализировать нашу эксплуатацию, а не упразднит ее.

Вот почему, когда мы говорим об «отказе от труда», они тут же начинают беспокоиться о том, «кто же будет чистить улицы». И именно поэтому они всегда выбирают своих «революционных субъектов» из тех секторов рабочего класса, где труд более рационализирован. То есть, с их точки зрения, рабочие революционны не потому, что они борются с эксплуатацией, а потому, что они производители. То, насколько такая точка зрения не близка самим рабочим, можно понять по тому, сколько энергии левые тратят, когда упрекают их в отсутствии «классового сознания». Левые ужасаются тому, что рабочие, как оплачиваемые, так и без заработной платы, хотят больше денег и больше свободного времени для себя вместо того, чтобы думать о том, как бы рационализировать производство.

В нашем случае ясно одно. Левые кидаются на нашу борьбу, поскольку в качестве домохозяек мы не соответствуем той «производительной» роли, которую они назначили рабочему классу. Что именно это значит, хорошо сформулировано Уолли Секкомбом в его статье в New Left Review:

Революционная трансформация возможна только потому, что пролетариат прямо участвует в социализированном труде, а потому как класс является носителем предварительного условия социалистического способа производства. Пока труд домохозяек остается частным, они не способны предвосхитить новый порядок или направить производственные силы на слом старого40.

Секкомб признает то, что во времена капиталистического кризиса (когда капитализм уже разваливается, вроде бы даже сам по себе) «мобилизация домохозяек» вокруг правильных инициатив (например, комитетов по контролю за ценами) может внести вклад в революционную борьбу. «В таких обстоятельствах, – пишет он, – бывает так, что объективно отсталые слои рабочего класса вырываются вперед». Однако фактом остается то, что «домохозяйки не смогут стать решающей движущей силой женской борьбы»41. Поскольку на международном уровне большинство женщин работают прежде всего в качестве домохозяек, такое замечание означает, что женщин следует исключить из революционного процесса.

Китайская модель

«Революционеры» не впервые отправляют нас обратно на кухню после завершения борьбы, на этот раз с обещанием «поучаствовать в домашнем труде». Причина, по которой сегодня этот процесс менее очевиден, состоит в том, что, в полном соответствии с планами капитала, та же рука, что заталкивает нас обратно домой, в то же время пытается вытолкнуть нас на заводы, чтобы мы «присоединились к ним в классовой борьбе» или, говоря точнее, приучили сами себя к нашей будущей роли в производстве42. Долгосрочный план, который они нам готовят, состоит в том, что сами они называют «китайской моделью» – это социализация и рационализация домашнего труда вкупе с самоуправлением и самоконтролем на заводах. Иными словами, немного больше завода дома (бóльшая эффективность и производительность домашнего труда) и больше семьи на заводах (больше индивидуальной ответственности и идентификации с трудом). В обоих случаях левые смыкаются с утопиями, взлелеянными капиталистами.

Самоуправление и самоконтроль выражают капиталистическую попытку не только эксплуатировать рабочий класс, но также и заставить его участвовать в планировании его собственной эксплуатации. Неслучайно то, что капиталистические стратеги используют слово «отчуждение» едва ли не так же часто, как и левые, предлагая при этом те же самые паллиативные средства: «обогащение содержания труда», «рабочий контроль», «участие рабочих», «партиципативная демократия». Что касается социализации и рационализации домашнего труда (столовые, общежития и т. д.), капитал часто заигрывал с этой возможностью, поскольку в плане денег такая рационализация означала бы для него экономию.

В этом и заключался план в России, где ускорение воспроизводства рабочей силы для освобождения женских рук, требовавшихся заводам, стало одним их важнейших приоритетов после революции. И точно так же, как в мечтах левых, ориентиры, которых придерживались социалистические планировщики, сводились к «обществу производителей», в котором все служило бы производству. С этой точки зрения «дом-коммуна» с его коллективными кухнями, столовыми и туалетами представлялся лучшим решением, позволяющим сэкономить деньги, место, время и в то же время «поднять качество и производительность труда»43. И лишь из‐за упрямого сопротивления рабочих от этих проектов пришлось со временем отказаться44. Анатоль Копп сообщает о том, как женщины, работавшие на конвейере в Новосибирске, требовали «хотя бы пяти квадратных метров, лишь бы это было их личное пространство». К 1930 году левые были вынуждены признать это:

Наступила пора разочарования в той якобы коммуне, которая отнимает у рабочего жилую площадь… Лжекоммуна, позволяющая рабочему ТОЛЬКО СПАТЬ в своем жилище, лжекоммуна, уменьшающая и площадь, и личные удобства (очередь на умывальник, в столовую, уборную, вешалку), начинает вызывать массовое беспокойство в рабочей среде45.

С 1930‐х годов советское государство стало поддерживать нуклеарную семью в качестве наиболее эффективного организма дисциплинирования рабочих и обеспечения рабочей силой, как и в Китае, несмотря на определенный уровень социализации. Так или иначе, русский эксперимент доказал, что когда цель – производство и труд, социализация домашнего труда может означать только дальнейшую регламентацию нашей жизни, о чем нам постоянно напоминает пример школ, больниц и бараков. Причем эта социализация никоим образом не устраняет семью, она лишь расширяет ее в форме «политических и культурных комитетов», которые действуют на уровне сообщества и завода, как в России и в Китае.

Если есть завод, капитал нуждается в семье или, говоря конкретнее, дисциплина последней определяется дисциплиной первого, и наоборот. Никто не рождается в этом мире рабочим. Вот почему в сердцевине капитализма мы всегда обнаруживаем прославление семейной жизни.

На Западе капитал многие годы занимался рационализацией и социализацией домашнего труда. Государство стало во все более существенном масштабе планировать размер, жилищные условия, жилую застройку, образование, полицию, обеспечение лекарствами и индоктринацию семьи. Его неудача является результатом восстания, которое помешало семье стать более продуктивной, а временами и просто делало ее контрпродуктивной. Левые долго жаловались на неспособность капитализма дисциплинировать семью. Еще в 1919 году товарищ Грамши писал:

Все эти элементы усложняют и очень затрудняют всякую регламентацию полового вопроса, всякую попытку создать новую половую этику, которая соответствовала бы новым методам производства и труда. С другой стороны, двигаться по направлению к такой регламентации и созданию новой этики необходимо… истина состоит в том, что новый тип человека, которого требует рационализация производства и труда, не сможет развиваться до тех пор, пока половой инстинкт не будет соответствующим образом урегулирован, не будет рационализирован, как и все остальное46.

Сегодня левые осторожнее, но они не меньше горят желанием привязать нас к кухням, будь то в их актуальной или более рационализированной и производительной форме. Они не хотят уничтожать домашний труд, поскольку не хотят уничтожать и труд заводской. В нашем случае они хотели бы, чтобы мы работали и там и там. Здесь, однако, левые сталкиваются с той самой дилеммой, которая тревожит капитал: где женщины могут быть производительнее – на промышленном конвейере или конвейере деторождения? Мы нужны капиталу на заводах в качестве дешевой рабочей силы, чтобы заменить других, слишком дорогих, рабочих, но также мы нужны ему и дома, чтобы не пускать будущих смутьянов на улицу. Предположительная разница между троцкистами – согласно которым домашний труд это варварство, то есть все женщины должны отправиться на завод, – и либертарианцами, считающими, что домашний труд это и есть социализм, то есть ни за какой труд платить не нужно, – лишь в тактике, включенная в общую капиталистическую стратегию.

Либертарианцы утверждают, что домашний труд ускользает от социально-экономической категоризации: «Домашний труд женщин при капитализме не является ни производительным, ни непроизводительным»47 (Лиза Фогель); «Возможно, мы должны признать, что домашний труд не является ни производством, ни потреблением»48 (Кэрол Лопейт); «Домохозяйки являются и в то же время не являются частью рабочего класса»49 (Эли Зарецки). Они выводят домашний труд за пределы капитала и утверждают, что это «общественно необходимый труд», поскольку полагают, что в той или иной форме он будет нужен и при социализме. Так, Лиза Фогель утверждает, что домашний труд – это первичный полезный труд и что он «в подходящих условиях может указать на будущее общество, в котором весь труд будет первично полезным»50. Ей вторит представление Лопейт о семье как последнем прибежище, в котором мы «сохраняем нашу душу живой»51. Наиболее ярким выражением той же мысли является утверждение Зарецки о том, что «домохозяйки – неотъемлемая часть рабочего класса и его движения не потому, что они производят прибавочную стоимость, а потому, что они выполняют общественно необходимый труд»52.

В этом контексте мы не удивимся, услышав от Зарецки то, что

напряжение между [феминизмом и социализмом]… сохранится и в период социализма… [поскольку] с установлением социалистического режима классовый конфликт и социальные антагонизмы не исчезают, а, наоборот, часто проявляются в более четкой и острой форме53.

Именно так. Если революция такого типа произойдет, мы первыми будем бороться с ней.

Когда левые день за днем предлагают то, что предлагает капитал, было бы безответственным не ответить на их слова возражением. Практически каждая левацкая группа выступила с обвинением, заявив, что требование заработной платы за домашний труд приведет к институализации женщин дома. И в то же время они бы радовались нашей институализации на заводах. В тот момент, когда движение за освобождение женщин дало власть женщинам, институализированным и дома, и на заводе, левые поспешили связать нашу подрывную силу еще одним институтом, необходимым капитализму, а именно профсоюзами. Сегодня это стало левой волной будущего.

Этим памфлетом мы хотим провести разграничительную линию между самими собой и левыми. Нож, которым проводится такая линия, является феминистским, однако он отделяет не мужчин от женщин, а технократию от рабочего класса, за которым она вознамерилась следить. Мы боялись раньше говорить об этом открыто, однако левые шантажировали нас обвинением в том, что если мы не за них, значит, за государство, так же как американское государство шантажировало бунтовщиков обвинением в коммунизме, а советское – обвинением в троцкизме.

Пора со всем этим распрощаться.

3. Гендер и воспроизводство в «Капитале» Маркса 54

Постепенно оживляется интерес к марксизму и феминизму, взгляды Маркса на «гендер» снова привлекают внимание, а среди феминистов возникают некоторые зоны согласия, которыми и обусловлен мой подход к этой теме55. В целом считается, что хотя в своих ранних работах Маркс обличал гендерное неравенство и патриархальный контроль над женщинами, особенно в буржуазной семье56, «ему практически нечего было сказать о гендере и семье»57. Если считать, что «гендер» означает властные отношения между женщинами и мужчинами, систему правил, на основе которых эти отношения конструируются и применяются, можно, опираясь на факты, сказать, что в таком определении «гендер» действительно не является предметом анализа в Марксовой критике политической экономии. Даже в своих главных работах, «Капитале» и «Экономическо-философских рукописях 1844 года», его мысли об этом предмете приходится извлекать из разрозненных наблюдений.

Тем не менее нет сомнений в том, что творчество Маркса внесло важнейший вклад в развитие феминистской теории. Отчасти я согласна с Мартой Гименес в том, что для феминисток важны не столько высказывания Маркса о женщинах, сколько его методология58. Его исторический и материалистический метод помог нам деконструировать гендерные иерархии и идентичности, показав, что «человеческая природа» является продуктом социального действия59, но, кроме этого, его анализ капитализма дал нам инструменты, позволяющие осмыслить специфические формы эксплуатации, которой женщины подвергаются в капиталистической организации производства, и отношение между «полом, расой и классом»60. Однако то, как некоторые из нас стали применять Маркса, часто расходилось с намеченными им ориентирами.

Писать о гендере у Маркса – значит попытаться разобраться с двумя подходами к этой теме. С одной стороны, по ранним работам Маркса и первому тому «Капитала» разбросаны его комментарии, связанные с этим предметом; с другой, феминистки, использовавшие теории капиталистической эксплуатации труда в анализе женского труда и организации воспроизводства. Их попытки были направлены на укоренение феминизма в антикапиталистическом/классовом подходе. Соответственно, я разделила нижеследующий текст на две части. В первой я исследую взгляды Маркса на «гендер», как они могут быть выстроены на основе его анализа занятости женщин в промышленном труде в первом томе «Капитала». В этой части я также комментирую некоторые его умолчания, особенно об отношении женщин к домашнему труду. Я утверждаю, что Маркс не стал теоретизировать вопрос о домашнем труде, поскольку считал, что с развитием промышленного производства занятость женщин в нем вырастет, и также он не смог понять стратегическое значение репродуктивного труда во всех его различных измерениях (домашнего труда, сексуального труда, рождения детей) для воспроизводства рабочей силы и в качестве территории борьбы рабочего класса.

Это означало, что, несмотря на осуждение Марксом патриархальных отношений, он оставил нам в наследство анализ капитала и класса с мужской точки зрения – точки зрения «рабочего», преимущественного белого промышленного рабочего, от имени которого и был создан Первый интернационал и чьи интересы он считает интересами каждого сектора пролетариата. Также это означало, что многие марксисты, опиравшиеся на этот анализ, считали оправданным взгляд на гендер как на «культурный» вопрос, отделенный от материальных условий капиталистической организации труда. Поэтому они смотрели на феминисток с подозрением, часто обвиняя их в том, что они сеют раздор среди рабочего класса. Соответственно, как и в случае антиколониального движения, феминистское движение начало строить свои теории с критики Маркса, и следствия этого мы все еще продолжаем выяснять.

Во второй части я пересматриваю эту критику, первоначально развитую теоретиками движения «Заработная плата за домашний труд», в котором я участвовала61. Я утверждаю, что, поскольку мы прочитываем анализ капитализма у Маркса «политически»62, мы можем расширить Марксову теорию социального воспроизводства, сделав ее основанием феминистской теории, ориентированной на переопределение домашнего труда в качестве деятельности, которая производит «рабочую силу», а потому является ключевым условием капиталистического производства и накопления богатства. Чтение Маркса с точки зрения, определенной отказом от домашнего труда и «домашности», показало нам пределы теоретического аппарата Маркса. Также оно доказало, что, хотя феминистки не могут игнорировать его работы, пока капитализм остается господствующим способом производства, существуют такие аспекты его политической теории, которые мы принять не можем, особенно связанные с его понятием труда и его представлением о том, кто может считаться рабочим и революционным субъектом.

Маркс и гендер в промышленном цеху

Марксова концепция «гендера» яснее всего выделяется в первом томе «Капитала», где он впервые исследовал женский труд на заводах, шахтах, в сельских «артелях» в период промышленной революции. В те времена на обеих сторонах Ла-Манша обсуждался «женский вопрос», поскольку экономисты, политики и филантропы винили заводской труд женщин в том, что он уничтожил семью, сделал женщин чрезмерно независимыми, отнял у мужчин их привилегии и поспособствовал протестам рабочих63. Во Франции положение фабричной работницы, или «l’ouvrière», вышло

на первый план в обсуждениях морали, экономической организации и ситуации рабочего класса. Также оно связало вопросы политической экономии с широкой дискуссией о женщинах, разгоревшейся в тот период64

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Впервые опубликовано под названием «Революция начинается дома: переосмысляя Маркса, репродукцию и классовую борьбу»: Revolution Begins at Home: Rethinking Marx, Reproduction and the Class Struggle // Marx’s Capital After 150 Years: Critiques and Alternatives to Capitalism / Ed. Musto М. New York: Routledge, 2019.

2

Маркс писал: «Одна из цивилизаторских сторон капитала заключается в том, что он принуждает к этому прибавочному труду таким способом и при таких условиях, которые для развития производительных сил, общественных отношений и для создания элементов высшей новой формы [hohere Neubildung] выгоднее, чем при прежних формах рабства, крепостничества и т. д.» (Маркс К. Сочинения. М.: Госполитиздат, 1961. Т. 25. Ч. 2. С. 386).

3

Ленин В. И. Две тактики социал-демократии в демократической революции // Ленин В. И. Полное собрание сочинений: В 55 т. М.: Госполитиздат, 1958–1966. Т. 11. С. 37.

4

«В старости Маркса все больше одолевали сомнения касательно узости его концептуального аппарата, и он противился публикации второго и третьего томов „Капитала“, несмотря на давление со всех сторон» (Van der Linden M., Roth K. H. Beyond Marx. Theorizing the Global Labour Relations of the Twenty-First Century. Leiden: Brill, 2014. P. 7).

5

См.: Rosemont F. Karl Marx and the Iroquois // Arsenal: Surrealist Subversion. Chicago: Black Swan Press, 1989. Р. 201–213.

6

Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. М.: Политиздат, 1974. С. 4.

7

Mojab S. Marxism and Feminism. London: Zed Books, 2015. P. 18.

8

Статья «Контрпланирование из кухни» первоначально была написана в качестве ответа на статью Кэрол Лопейт, опубликованную в журнале Liberation: Lopate С. Women and Pay for Housework // Liberation. Vol. 18. № 8. May–June 1974. P. 8–11. После того, как редакция журнала отказалась опубликовать наш ответ, он вместе со следующей статьей был издан в виде памфлета издательством Falling Wall Press в Бристоле: см. Federici S., Cox N. Counterplanning from the Kitchen: Wages for Housework: A Perspective on Capital and the Left. Bristol: Falling Wall Press, 1975. Затем эта статья была переиздана в работе: Federici S. Revolution at Point Zero: Housework, Reproduction, and Feminist Struggle. Oakland: PM Press, 2020.

9

Dalla Costa M., James S. The Power of Women and the Subversion of the Community. Bristol: Falling Wall Press, 1975. P. 27–28. Статья была переиздана в: Dalla Costa M. Women and the Subversion of the Community // A Mariarosa Dalla Costa Reader / Ed. C. Barbagallo. Oakland: PM Press, 2019.

10

См.: Federici S. Wages against Housework. Bristol: Falling Wall Press, 1975; переиздано в: Federici S. Revolution at Point Zero. Housework, Reproduction, and Feminist Struggle. Oakland: PM Press, 2020.

11

«Возможно, наши представления остаются несколько смутными. В конце концов, полное переупорядочивание пола и половых ролей и отношений не так-то просто описать» (Lopate C. Women and Pay for Housework. P. 11). Ни один работник никогда не получает оплаты за свой труд, он получает лишь (постоянно уменьшающуюся) долю такой оплаты. Это основополагающее качество наемного труда и капиталистической эксплуатации.

12

«Требование платить за домашний труд пришло из Италии, где подавляющее большинство женщин во всех классах все еще сидят дома. В США более половины женщин работают» (Ibid. P. 9).

13

Мария-Роза Далла Коста пишет: «Сообщество, по существу, – женское место, в том смысле, что в нем женщины присутствуют и в нем они прямо реализуют свой труд. Но завод – такое же место, где воплощается женский труд, хотя они там не присутствуют, но они вложили свой труд в мужчин, которые там работают. Точно так же школа воплощает труд женщин, которые не присутствуют в школе, однако они вложили свой труд в учеников, которые возвращаются каждый день в школу накормленными, ухоженными, в костюмах, отутюженными их матерями» (Dalla Costa M. Community, Factory and School from the Woman’s Viewpoint // L’Offensiva, Quaderni di Lotta Femminista. № 1. Torino: Musolini Editore, 1972. P. 67).

14

Lopate C. Women and Pay for Housework. P. 9.

15

Dalla Costa M., James S. The Power of Women. P. 28–29.

16

Dalla Costa M. Community, School and Factory from the Woman’s Viewpoint. P. 69; Dalla Costa M. Quartiere, scuola e fabbrica dal punto di vista della donna // L’Offensiva, Quaderni di Lotta Femminista. № 1, Musolini Editore, 1972. P. 23–33.

17

Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 517.

18

«Вполне возможно, что женщины должны зарабатывать, чтобы достичь самостоятельности и самоуважения, которые суть первые шаги к равенству» (Lopate C. Women and Pay for Housework. P. 9).

19

Lopate C. Women and Pay for Housework. P. 11.

20

Dalla Costa M. Women and the Subversion of the Community // Dalla Costa M., James S. The Power of Women and the Subversion of the Community. P. 41.

21

«Большая часть нас, женщин, которые в своей жизни боролись за подобную реструктуризацию, периодически впадали в отчаяние. Во-первых, надо было сломить старые привычки – мужские и наши. Во-вторых, были и реальные проблемы со временем… спросите любого мужчину, насколько сложно ему выбить неполный рабочий день или попросить нестандартное расписание, чтобы он мог заниматься еще и уходом за детьми!» (Ibid. P. 11).

22

Lopate C. Women and Pay for Housework. P. 11.

23

«Главное – помнить о том, что мы – ПОЛ. Это на сей день единственное слово, придуманное для описания нашей общности» (Ibid).

24

Ibid.

25

Ibid. P. 10.

26

«Устранение одной большой зоны капиталистической жизни, где трансакции не имеют меновой стоимости, привело бы к тому лишь, что заслонило от нас возможности свободного и неотчужденного труда» (Ibid).

27

«Я полагаю, мы сохраняем нашу душу живой именно в наших частных мирах» (Ibid).

28

См.: Baker R. Love and Potatoes // New York Times. November 25. 1974. P. 39.

29