Что случилось прошлой ночью

Я улыбнулась ей. Она права, конечно, права. Именно для этого я и рождена.

– Как твой папа? Он все еще очень взволнован? – спросила Марго.

– О, да. Не может дождаться рождения малыша. Накупил кучу одежды и игрушек – и на седьмом небе от счастья.

– Он будет отличным дедушкой, – заверила Хелен.

– Это точно.

– И ты будешь отличной мамой, – добавила Люси.

Я кивнула.

– Давай, повторяй за мной: я буду отличной мамой! – скомандовала она.

Я прочистила горло.

– Я буду отличной мамой.

Они все зааплодировали, подняли бокалы и снова провозгласили за меня тост.

Наблюдая за подругами, я повторяла эти слова в уме, и с каждым повторением мои тревоги становились меньше и меньше до тех пор, пока я совсем не перестала их ощущать.

Со мной все будет в порядке. У меня все получится само собой. У меня есть подруги. У меня есть папа. У меня есть Эйден.

И скоро у меня появится ребенок.

9

– Наоми, – говорит Хелен, высвобождаясь из объятий Эйдена. – Мне так жаль.

Она обращается ко мне со всей фамильярностью давней дружбы, с особой интонацией, родившейся из многократных повторений моего имени за столько лет. Если я напрягу память, то все еще могу услышать, как она звала меня в детстве, высоко и пронзительно, всегда делая ударение на последнем слоге. Мое имя, произнесенное ею, эхом разносилось по лесу, когда мы играли в прятки. Оно звучало в тишине ночи, когда мы делили постель. Она была моей Хелен. Моей лучшей подругой.

До тех пор, пока не перестала ею быть.

Она идет ко мне, и я подавляю желание попятиться. Я не должна отступать. Это мой дом. Нельзя сжиматься еще больше и уступать ей очередной кусочек моей жизни. Я расправляю поникшие плечи. Вздергиваю подбородок.

Ее глаза покраснели, а под густыми нижними ресницами виднеется черное пятно туши.

Я киваю ей в ответ. Что я могу сказать? Какие слова тут подберешь? Я не знаю, что говорить или как преодолеть пропасть, которая, кажется, увеличивает небольшое расстояние между нами. Я бросаю взгляд в сторону Эйдена, но он держится подальше, по-видимому, не желая мешать нашему разговору.

Скажи что-нибудь, Наоми.

– Я знаю. Мне тоже жаль, – бормочу я едва слышно, но она делает крохотный шаг ко мне, сокращая расстояние между нами. Ее глаза увлажнились, и она поднимает руки, чтобы прикрыть их, громко шмыгает носом, а затем смахивает слезы кончиком пальца с безупречным маникюром.

– Я понимаю, что между нами не все гладко… И знаю, что я последний человек, к которому ты захочешь обратиться за помощью, но… – Ее голос срывается от эмоций, когда по загорелым щекам текут новые слезы. – …Если тебе что-нибудь понадобится, – продолжает она, – я рядом. Мне так жаль.

Она поднимает руки, как делала раньше, слегка отведя их от тела и чуть-чуть подав вперед: ее приглашение обняться.

Эйден подходит к Хелен и кладет руку ей на плечо. Она инстинктивно сжимает его ладонь, их пальцы переплетаются.

Хотела бы я быть более великодушной – более правильной – и принять ее помощь. Шагнуть в ее объятия. Ответить ей, что я тоже готова ее поддержать, что я знаю, как она любит Фрейю, и мы все пройдем через это вместе… но я не могу. Она мне больше не друг.

– Пожалуй, я лучше подожду снаружи, – говорю я. – Хочу убедиться, что Руперта пропустят через оцепление.

Ее рот слегка приоткрывается, когда она отходит в сторону. Я прохожу мимо них, но, распахивая входную дверь, слышу, как Эйден шепотом обращается к ней.

– Выйду на улицу посмотреть, что они делают, – сообщает он. – Побудь здесь. Там холодно.

Я выхожу из дома на подъездную дорожку и пытаюсь сосредоточиться на звуке хрустящего под ногами покрытого инеем гравия. Но слышу лишь шаги Эйдена за своей спиной.

Почему он захотел выйти следом за мной? Чувствую, как его пристальный взгляд буравит затылок, и мои щеки горят на холодном зимнем воздухе. Не хочу разговаривать с ним или замечать его присутствие – просто не могу, – поэтому запрокидываю голову и смотрю на небо. Оно затянуто облаками, плотными и низко нависшими над землей. Что-то мокрое и холодное падает мне на лицо, и я протягиваю руку.

Снег. Пошел снег.

Я дрожу и обхватываю себя руками, пряча ладони под кардиган. Поворачиваюсь обратно к дому. Пожалуй, я бы вернулась внутрь… Но она там, ее лицо виднеется в маленьком круглом окне.

Лучше буду терпеть холод.

Руперт должен появиться с минуты на минуту. Следует ли мне позвонить кому-нибудь еще?

Нет… У меня никого больше нет. Произошла худшая вещь, которая когда-либо случалась со мной, – худшая вещь, которая когда-либо могла случиться с кем-либо, – а на свете есть только один человек, к которому я могу обратиться.

Что это говорит обо мне?

Два констебля, прибывшие с Дженнингом, – я уже не помню их имен, – притворяются невидимками. Как будто мне совсем не бросается в глаза, что в доме есть незнакомцы, как будто я не чувствую их присутствия нутром. Они начали поиски наверху. Не знаю, что они ищут, но представляю, как они перебирают мои вещи. Что, если они найдут мои таблетки?

Желудок сжимается. Что, если они найдут мой дневник?

Дыхание учащается, когда я представляю, как чьи-то пальцы листают страницы, читая излитые мной из глубины души слова. Этого нельзя допустить. Я не могу позволить им найти дневник.

Нужно его спрятать.

Я поворачиваюсь обратно к дому, но посередине лестницы, ведущей наверх, стоит Дженнинг и беседует с двумя другими полицейскими.

Пустят ли они меня туда? Спросят ли, что мне нужно?

Нет, это слишком рискованно.

Я разворачиваюсь и опять смотрю на подъездную дорожку. Подняв лицо навстречу падающему снегу, слышу хруст шагов, и в поле бокового зрения появляется Эйден. Остановившись рядом со мной, он вздыхает, и его дыхание вырывается наружу облаком огорчения.

– Ты останешься здесь? В Ройстоне? – Неужели я это сказала?

Слова вырвались у меня сами собой, так же бессознательно, как дыхание, исходящее изо рта подобно туману. Я поворачиваюсь к Эйдену, скрестив руки на груди, – защитный барьер.

– Да.

– Где именно?

– В «Гербе королевы».

Я вздрагиваю, и Эйден встречается со мной взглядом. Его и без того розовые щеки вспыхивают.

– Прости, я не хотел…

– Все в порядке, – бормочу я.

«Герб королевы» – это паб в деревне, расположенной примерно в миле от моего дома, в котором есть несколько гостевых комнат на втором этаже. Именно там мы останавливались в тот вечер, когда Эйден познакомился с моим папой. Именно там он впервые прошептал, что любит меня. Именно там он сделал мне предложение. И именно там все между нами рухнуло.

Я согреваю дыханием руки – они такие холодные. Искоса поглядываю на Эйдена. В те времена, когда мы были вместе, он сжимал мои руки в своих и растирал их, если я мерзла. Закрыв глаза, я могу ощутить, как его ладони держат мои, а его тепло служит идеальным спасением от обжигающего холода. Эйден всегда хотел меня оберегать.

И пытался это сделать.

Серебристый внедорожник сворачивает на подъездную дорожку, медленно объезжает три конуса, которые один из полицейских установил в попытке преградить путь, и направляется к дому.

Руперт.

Мы познакомились в прошлом году. В тот вечер, когда Эйден рассказал мне о своих отношениях с Хелен. Эйден встретился со мной в пабе в Монтеме, после его ухода я села за столик в одиночестве и медленно выпила бутылку вина. Руперт подошел и спросил, может ли он присоединиться ко мне. Первое, что мне в нем понравилось, – его голос. Он звучал мягко. Нежно. Так неожиданно для небритого гиганта с широкими плечами. И это так отличалось от властного тона Эйдена. От его самоуверенности. От голоса, который заглушал всех остальных.

Я не искала никого, – и ничего, кроме одиночества, – но Руперт ворвался в мою жизнь с присущей ему очаровательной неуклюжестью.

И остался в ней.

Эйден переминается с ноги на ногу рядом со мной, и я застываю на месте, окаменев. Я совсем не собиралась их знакомить. В этом не было необходимости, по крайней мере, до тех пор, пока Руперт не познакомится с Фрейей.

В животе все переворачивается. Руперт так и не познакомился с Фрейей. Он хотел приехать прошлым вечером. Если б я согласилась вместо того, чтобы так резко отказать ему, была бы Фрейя сейчас жива?

Руперт выпрыгивает из машины, и его медвежье тело тяжело приземляется на дорожку. Он быстро идет ко мне, почти бежит, и на ходу раскрывает объятия. Эйден покашливает.

Подбежав, Руперт притягивает меня к себе и обнимает за шею, но мои руки безжизненно висят вдоль тела.

– Мне так жаль, – шепчет он, зарываясь лицом в мои волосы. – Мне очень, очень жаль. – Он берет меня за плечи и отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. – Но они найдут ее, ясно? Полиция обязательно найдет ее.

Я киваю, но к тому времени, как его руки снова обнимают меня, мое внимание уже переключается на кое-что другое. Поверх плеча Руперта я вижу, как череда полицейских машин в желто-синюю полоску подползает к ферме. Их двигатели рычат.

Они здесь. И в мгновение ока они начнут методично прочесывать мой дом в поисках любой зацепки относительно того, что случилось с Фрейей. Будут обыскивать все – дом, сад, огород и леса – в попытке вернуть ее домой.

Руперт прав. Они найдут ее. И что тогда?

Начинаю рыдать в плечо Руперта, и он прижимает меня крепче, когда я обхватываю его руками. Твердит мне, что все будет хорошо. Снова и снова. Все будет хорошо. Все будет хорошо. Все будет хорошо. И каждый раз, когда Руперт говорит это, я плачу сильнее, а он обнимает меня крепче и повторяет это снова.

Тяжело дыша, я высвобождаюсь из его объятий.

– Давай зайдем внутрь, – предлагает Руперт и целует меня в лоб.

Но затем он переводит взгляд на Эйдена и делает шаг к нему. Уверенный, но осторожный. Всегда вежливый. Всегда деликатный.

– Эйден? Я так сожалею о том, что происходит. И мне так жаль, что нам приходится знакомиться в подобных обстоятельствах. Я Руперт. – И он протягивает руку.

Время, кажется, остановилось, пока Эйден оценивает Руперта, быстро оглядывая его с головы до ног и обратно. Он подается вперед, хватает ладонь Руперта и крепко пожимает ее.

– Руперт. – Эйден кивает ему, всего один раз. Их рукопожатие длится слишком долго, но когда они разрывают его, рука Эйдена сжимается в кулак.

Руперт отступает назад и кладет руку мне на плечо. Внезапное желание стряхнуть ее покалывает мою спину, но я сопротивляюсь и сжимаю ладонью его пальцы. Бедный Руперт. В любой другой ситуации он бы радостно стоял и улыбался от уха до уха, пытаясь любым способом завязать разговор с Эйденом. Я никогда не встречала никого другого, кто чувствовал бы себя так непринужденно в компании незнакомцев и умел бы так расположить их к себе. Как бы отреагировал Эйден, если б они встретились при других обстоятельствах? Но я никогда не допускала их знакомства. Я маниакально избегала этой ситуации, в последнюю минуту отменяла встречу с общими друзьями, даже говорила Руперту, что его вообще не приглашали. Все, что угодно, лишь бы не допустить, чтобы эти двое встретились лицом к лицу: мужчины моей жизни, кардинально разные полюсы на противоположных концах моего мира.

Я поворачиваю голову в сторону дома и вижу, что Хелен все еще стоит у окна. Она перехватывает мой взгляд и отходит, перекидывая светлые волосы через плечо. Я шаркаю ногой по гравию и смотрю, как разлетаются разноцветные камешки. Одно простое действие вызывает реакцию, которая сдвигает почву подо мной, подобно тому, как камень, брошенный в озеро, пускает рябь по воде. Все дальше и дальше, пока круги не станут такими большими, что исчезнут из поля зрения.

– Давайте зайдем в дом, – предлагает Руперт, и я поднимаю на него взгляд и киваю. Эйден целеустремленно бросается вперед, пока Руперт обнимает меня за плечи. Эйден первым достигает входной двери и собирается толкнуть ее, затем отходит в сторону и опускает глаза. Это больше не его дом.

Я прохожу мимо него и толчком открываю дверь, но тут же отступаю назад, обнаружив, кто скрывается за ней. По прихожей водят двух собак, спаниелей, которые принюхиваются и все громче фыркают носами.

Дрожь пробегает по моей спине от шеи до копчика. Что они ищут? Чему они обучены?

– Наоми, вы бы нам очень помогли, если б сейчас все прошли в маленькую комнату, – говорит Дженнинг, стоящий на нижней ступеньке лестницы.

– Ладно, – бормочу я, не в силах отвести взгляд от собаки, которая стоит ближе к подножию лестницы. У нее проницательные глаза. И мокрый принюхивающийся нос.

Дженнинг выводит нас из холла и ведет через кухню в маленькую комнату, держась как можно ближе к стене.

– Мы здесь уже все проверили, – сообщает он. – Можете не переживать о том, что как-то нам помешаете.

Мы с Рупертом киваем ему.

– Прошу прощения, я не представился. Детектив-сержант Дженнинг.

– Ничего страшного, сэр. Меня зовут Руперт. Бертон-Уэллс, – покладисто добавляет он свою фамилию. Руперт тоже вырос в семье военных – для него представители органов власти заслуживают уважения. Я знаю, что он не присядет, пока кто-нибудь не предложит ему или пока Дженнинг не выйдет из комнаты. А вот Эйден и Хелен уже сели, примостившись бок о бок на диване у окна, и погрузились в тихую беседу.

– Наоми, прежде чем вас покинуть, я бы хотел задать еще пару вопросов.

– Конечно. – Я оглядываюсь на Руперта. – Можешь присесть, если хочешь.

– Уверена?

Я киваю. Руперт протягивает руку Дженнингу, который рассеянно пожимает ее. Затем он садится на другой диван, тот, что обращен к окну. Оттуда открывается вид на густой лес вдалеке.

– Чем могу помочь?

Дженнинг держит блокнот в правой руке. Ручка зажата между большим и указательным пальцами левой. Левша. Как Эйден.

– Есть ли что-нибудь еще, что вы можете рассказать нам о территории фермы, прежде чем мы начнем поиски снаружи? – спрашивает он. – Мы запросили официальные документы из Земельного кадастра, но пока они не поступят, нам бы очень пригодилась любая информация, которую вы могли бы нам предоставить.

Бункер.

– Э-э… – В голове все путается: слова, мысли и воспоминания сливаются воедино.

– Входы и выходы?

– Кхм, есть выход с воротами, которые ведут на общественную пешеходную дорожку в конце самого дальнего поля. То же самое есть в лесу.

Бункер.

– Что-нибудь еще?

В лесу есть бункер времен Второй мировой войны.

– Здесь довольно много хозяйственных построек. Сарай, конюшни… Я заглянула во все и звала ее по имени. Но не думаю, что Фрейя отправилась бы туда одна.

Дженнинг больше не задает вопросов, поэтому я жду, пока он продолжает быстро писать, практически набрасывать каракули в блокноте.

– Спасибо. Кто-нибудь из констеблей сообщит вам, когда обыск в доме закончится. Вряд ли это займет много времени. Нам просто нужно осмотреться.

– Благодарю вас.

Он выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь, но она закрывается не полностью. Лучше всего оставить ее приоткрытой. Возможно, я смогу услышать, как полицейские обыскивают кухню. Если только они уже не сделали этого. Собаки не представляют для меня угрозы, пока не выйдут на улицу – в лес. Запах Фрейи и так повсюду в этом доме.

Но пытливый взгляд криминалиста может что-нибудь обнаружить. Хорошо ли я засыпала бункер? Поймут ли они, что земля была недавно вскопана? Заметят, что листья специально собрали в кучу? Приведут ли их туда собаки?

Вопросы продолжают кружиться у меня в голове, разум превратился в мутный водоворот, и я, пошатываясь, бреду к дивану, пытаясь сохранить самообладание перед Хелен, но слегка спотыкаюсь о край коврика, который лежит под кофейным столиком.

– Ты в порядке? – спрашивает Руперт, протягивая руку, чтобы поддержать меня.

– Просто споткнулась.

– Ты дрожишь. – Его глаза полны беспокойства.

– Я этого не выдержу, – шепчу я.

– Выдержишь. Я рядом. И они найдут ее.

Сдавленный звук вырывается из моего горла, и я закрываю голову руками.

Время на исходе. Что случилось прошлой ночью? Попытайся что-нибудь вспомнить. Хоть что-нибудь.

Я начинаю вращать на пальце обручальное кольцо. Снова и снова. Снова и снова. Металл переливается на свету.

– Поплачь, это нормально, Наоми, – говорит Хелен. – Если тебе нужно…

– Пожалуйста, Хелен, не сейчас, – огрызаюсь я.

Я поднимаю взгляд от своих рук и смотрю ей прямо в глаза. Она глядит в ответ, и ее губы подергиваются. Она никогда не отличалась выдержкой. Но она молчит и вновь съеживается в объятиях Эйдена.

Я сажусь и откидываю голову на спинку дивана. Громко шмыгнув носом, медленно и с хрипом выдыхаю.

Руперт кладет руку на спинку дивана, но я слегка отодвигаюсь от него. Ничего не могу с собой поделать. Как я могу оставить все как прежде, сидеть с ним в обнимку, когда моей дочери больше нет? Когда мой муж – бывший муж – и его жена сидят напротив, словно пришли на какое-то извращенное послеобеденное чаепитие?

Мы все молчим. Руперт потирает мне спину. Его ладонь твердо надавливает, двигаясь вниз вдоль позвоночника, затем его пальцы обводят маленькие круги на пояснице и начинают обратный путь к моей шее. Он пытается утешить меня. Эйден наклонился вперед и уперся локтями в колени, обхватив голову руками, а Хелен гладит его по затылку.

Руперт ерзает, и я догадываюсь, что он готовится заговорить, чтобы разрядить витающее в воздухе напряжение.

– Мне жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах, – произносит он, подвигаясь вперед на диване, но не снимая руки с моей спины.

– Мне тоже, – отвечает Хелен. Она теребит кончик длинного локона, затем играет с выпавшим волоском, пропуская его между пальцев, прежде чем стряхнуть вниз ногтем. Волосок плавно опускается на пол. Мне хочется поднять его, выбросить в мусорное ведро, – а еще лучше, просто открыть окно и позволить порыву ветра унести его прочь. Я не желаю, чтобы в этом доме оставалось хоть что-то от нее после ее ухода.

Эйден откидывается на спинку дивана, но продолжает смотреть себе под ноги в одну точку.

– Но я рад, что мы все собрались ради Фрейи, даже при таких обстоятельствах некоторые люди не захотели бы этого делать, – продолжает Руперт.

– Да, когда мы в последний раз собирались все вместе? На свадьбе, не так ли? – подхватывает Хелен.

Жар поднимается по моему затылку.

– Хелен… – Эйден наконец отрывает взгляд от пола.

– О, я и не знал, что ты была на свадьбе, Наоми. Это хорошо, – говорит Руперт, но его обеспокоенный взгляд противоречит спокойному, взвешенному тону. Не так уж он и наивен, в конце концов.

– Заглянула совсем ненадолго. Я не осталась там до конца праздника. – Мое поверхностное дыхание трепещет в груди, словно птица в слишком маленькой клетке.

– Да. Совсем ненадолго, – поддакивает Хелен. – Но мы были рады, что Наоми пришла.

Она коротко улыбается Руперту, и тот вежливо улыбается в ответ, затем целует меня в макушку, завершив разговор.

Эйден отворачивается от Хелен, ловит мой взгляд и пристально смотрит мне в глаза. Старый, знакомый взгляд – как будто он проникает прямо в душу.

Эйден – единственный человек во всем мире, который знает все обо мне, все о моем прошлом, и он внимательно наблюдает за мной, удерживая взгляд.

Он присутствовал рядом, когда все пошло наперекосяк. О чем он думает?

Подозревает ли он, что я лгу?

Руперт обвивает рукой мои плечи, и я позволяю ему притянуть меня к боку и кладу голову на его широкую грудь.

Но я не отвожу взгляда от Эйдена.

10

Четырьмя годами ранее…

Апрель

– Что ж, с вчерашней годовщиной, дорогая, – сказал папа, и улыбка осветила его обветренное и загорелое лицо.

– Спасибо, папа.

– И спасибо, что приехала навестить меня в выходные, которые ты специально взяла по случаю праздника. Необязательно было…

– Папа, можно подумать, мы бы приехали сюда и не заглянули бы в гости.

– Я знаю, но мы виделись на прошлой неделе…

– Мне хотелось навестить тебя, папа.

– Что ж, я всегда рад видеть этот арбузик.

Я положила руки на живот.

– Я стала толще, да?

– Ты прекрасна. Я так горжусь тобой, дорогая. И Эйден будет замечательным отцом.

– Обязательно. Он так взволнован.

– А твои подруги рады? Что думает Хелен?

– Ты же знаешь Хелен. Она в восторге от меня, но дети не ее конек.

– Как она? Давненько я ее не видел.

– У нее все хорошо. Часто уезжает по работе, но она счастлива. – Я вздохнула, но когда отвела взгляд, мое внимание привлекла фотография на стене: доброе мамино лицо, ее сияющая улыбка. – Папа… Ты… Ты думаешь, мама была бы рада?

– Рада?

– Тому, как сложилась моя жизнь. Ну, не знаю… Гордилась бы она? Она именно этого для меня хотела?

Выразительное лицо папы застыло, и он опустил глаза, заметив свой пустой бокал для вина. Папа встал и направился к буфету за бутылкой, стараясь отвлечься от вопроса. Глубоко задумавшись, он наполнил свой бокал и сел.

Затем, перегнувшись через стол, потянулся к моей руке, крепко сжал ее и прошептал:

– Она была бы на седьмом небе от счастья. Жизнь, которую ты создала, – твоя карьера, Эйден, ребенок… Твоя жизнь – это именно то, чего она хотела для тебя.

– Я скучаю по ней.

– Я знаю, любимая. – Он снова сел ровно, но его рука продолжала сжимать мою. – Я тоже.

– Что я пропустил? – Эйден застыл на пороге, ощутив изменение настроения.

– Мы говорили о маме, – ответила я, когда он сел и обнял меня за плечи, придвинув свой стул ко мне так, чтобы оказаться совсем рядом.

Эйден поцеловал меня в макушку.

– Ты в порядке? – прошептал он.

Я повернулась к нему и кивнула, не сводя глаз с его губ, затем поцеловала в щеку, согреваясь в его объятиях.

Боже, я люблю его.

Я сидела в этом самом кресле в тот вечер, когда поняла, что влюблена в Эйдена. В тот вечер, когда он познакомился с папой. Эта мысль засела в глубине моего сознания, медленно поднимаясь на поверхность, но в тот вечер я наконец поняла, что это правда. Я любила его. Я не хотела никого, ничего, кроме него.

И с тех пор ничего не изменилось. Я любила его так же сильно, как и тогда. Он был для меня всем.

Эйден поднял бокал.

– За Шарлотту, – произнес он.

Вслед за ним мы с папой тоже подняли бокалы высоко над серединой стола и чокнулись. Звук напоминал звон колокольчика.

– За Шарлотту.

– За маму.

– И за нового члена нашей семьи, – добавил папа. – Не могу дождаться его появления.

Пару часов спустя, после того как папа и Эйден выпили еще несколько бокалов вина, а я съела политый сливками пудинг, мы попрощались у двери. Папа положил ладонь на плечо Эйдена.

– Уверены, что не хотите остаться на ночь? Здесь всем хватит места.

– Знаю, папа, но я забронировала комнату в «Гербе королевы» в честь нашей годовщины. Мы останемся в следующий раз, обещаю.

– Вы двое и это место. – Он улыбнулся. – Там чудесно, не правда ли?

– Великолепно, – согласился Эйден. – Мне очень нравится.

– Я все время говорю Наоми, что Лондон просто не идет ни в какое сравнение.

– Ну все, пап. – Закатив глаза, я усмехнулась.

– Однажды ты вернешься, попомни мои слова, – подмигнул он мне.

Папа протянул руку, и Эйден ответил на его рукопожатие. Они улыбнулись друг другу.

– Вы точно не хотите, чтобы я вас подвез?

– Мы можем дойти пешком. Сегодня выдался прекрасный вечер.

Я шагнула вперед. Папа заключил меня в объятия, и внезапно я снова стала маленькой девочкой – счастливой и гордой. Защищенной от всех бед.

– Я люблю тебя, папа.

– Я тоже люблю тебя, милая. Скоро увидимся.

11

Несколько часов мы провели в тишине. Наконец, полицейский стучит в дверь и сообщает, что обыск в доме закончен. Я выглядываю в окно – солнце садится.

– Можно спросить? – говорит Эйден. – Почему вы обыскивали дом, когда Наоми сказала, что наша дочь пропала снаружи? И почему это длилось так долго? Разве это не пустая трата времени? Разве вы не могли поискать снаружи? Здесь такая большая территория.

– Я знаю, – отвечает констебль, – и мне жаль, что это заняло больше времени, чем ожидалось, но дом тоже не маленький. Другая команда начала поиски снаружи, но существует стандартная процедура обыска имущества, когда пропадает человек, даже если этот человек пропал из сада, а не из самого дома. Наша работа – собрать как можно больше доказательств, даже если для этого нужно исключить все возможные варианты.

– Исключить все возможные варианты? То есть, по сути, подтвердить то, что вам уже сказала мать ребенка?

– Эйден! – одновременно произносим мы с Хелен. Она смотрит на меня и кладет руку ему на грудь.

– Что ж, эта дурацкая шутка…