Сакральный футбол

– Защита обычная, – произнес магистр. – Стекло. Возможно, добавление свинца. Толщину дали… сантиметров десять…

– Может быть второй слой, – заметил хмурый субъект с черной рукой-протезом, потомственный французский аристократ Вернье.

– Надо взламывать, – прохрипел Пиранелли. – Чем будем?

– Господа, усильте, пожалуйста, образ, – медленно проговорил магистр. – Он пока неустойчивый. Прошу вас, усильте движение энергии, зафиксируйте образ.

Несколько минут прошли в полной тишине. Затем заговорил Бачински, маг польского происхождения, среднего роста, ладный мужчина лет 45, с плохим английским выговором.

– Фантом становится хорошо виден. Это мужчина… Я вижу свечение…

– Это вы бросьте, Андреас, – заметил холодно магистр. – Вам вечно святые мерещатся… Нормальный маг…

– Со спины трещина, что ли… – заметил Степлтон. – Идет наискось полоса. Что это? О чем это?

– Это зашитый пробой. Эта шрам в ауре. Можно попробовать. Чем будем? – торопился Пиранелли.

– Подключаемся к вихрю Бафомет, – сказал магистр, беря в руки свой жезл и поднимая его перед собой. Голос его стал жестким, резким. Он негромко, но с особым, несколько воинственно-агрессивным посылом стал бросать слова в зал.

– Я чувствую силу Бафомета! – воскликнул Пиранелли.

– Мы ощущаем присутствие Бафомета, – подтвердил Бачински.

– Сформируем Меч Силы, – провозгласил торжественно магистр. – Меч багрового пламени! Меч наших предков. Меч воителей Истины! Меч Воинов духа! Меч великого Братства мудрецов…

Прошло несколько минут.

– Меч внесен, – произнес Степлтон.

– Меч здесь. Магистр, берите меч…

Жезл в правой руке магистра задрожал – таково было напряжение мага.

– Дайте багровое пламя! – прохрипел магистр.

– Мы возжигаем пламя, магистр… На алтаре мудрости, власти и справедливости.

– Вижу пламя…

– Дайте больше пламени, – жестко сказал магистр… – Вижу… Окунаю меч…

– Магистр, наносите удар в район шрама… Поверьте, там что-то не так.

– Я вижу…

– Все желтое. Аура желтая…

Наступила тишина. Было слышно, как далеко гудит кондиционер. Глухой стук от закрывшейся где-то двери также был слышен, но более ничего. Только неровное дыхание двенадцати мужчин.

– Магистр, помочь вам поднять меч? – тихо спросил Пиранелли.

– Помогите. Меч тяжел! Просто невозможно как тяжел… Не понимаю…

– Поднимаем! Мы поднимаем, магистр, не волнуйтесь! Ваше дело правильно нанести удар…

– Чувствую помощь Бафомета… Благодарю… Главное, все делать вместе… Заношу меч… Занес меч…

– Выше, господин магистр, – прохрипел Вернье, тяжело дыша. – Выше! Удар нужен с натягом! Замах больше! Так! Бейте! Бейте, магистр!..

Вернье аж привстал, стукнув о стол протезом. Кто-то из магов издавал странный тягучий гул. Пиранелли покачивался с закрытыми глазами.

– Магистр, бейте! – резко крикнул Степлтон. – Пора!

Что-то произошло – будто вспорхнула птица. Магистр выдохнул и опустил жезл. Голову опустил вниз.

– Так… Так… – Степлтон, не открывая глаз, пытался комментировать. – Защита частично расшита.

– Удар прошел. Прорыв есть…

– Доставайте пику… – приказал магистр. – Наносите удар в сердце.

– Магистр, там второй слой, – негромко сказал Пиранелли. – Там панцирь. Черт… Типа как у рыцарей. Кольчуга.

– Это металл, – подтвердил Степлтон.

– Этого следовало ожидать, – подтвердил Бачински. – Я говорил.

Магистр смотрел перед собой невидящими глазами.

– Да, разумеется. Может быть и третий уровень защиты…

– Господа, железо – простой материал, – прохрипел Степлтон. – Надо вскрывать.

Магистр снова вытянул перед собой жезл, и начал давать команды твердым голосом без окраса:

– Достаем дрель… Диаметр сверла – 28 миллиметров. Сверлите отверстия в районе груди…

– Дрель… Электрическая?

– Какой век сейчас, Джузеппе? Может, еще ручную пилу достанем? – пошутил Бачински.

– Без шуток, господа… Вводите дрель. Давайте обороты. Резко вводите дрель! – почти кричал магистр. – Не тяните!

– Они зашивают, – подтвердил Пиранелли. – Они нас обнаружили.

– Было бы странно, если п-пы это бил нэтак, – заметил швед Сандерс, акцент которого вдруг усилился.

– Степлтон, поставьте общую защиту на помещение, – приказал магистр.

– Вернье, помогите ему. Джузеппе, держите дрель. Работайте. Вы будете держать дрель.

– Кто дает обороты? – спросил Пиранелли.

– Я даю, – подтвердил Сандерс. – Я дам харощий… обороты!

– Обороты есть, – кивнул Пиранелли.

– Бачинский, помогите поднять меч, – крикнул магистр.

– Держу! – последовал ответ. – Удар! Наносите удар!

– Работаем! – хрипло прокричал магистр.

Одиннадцать магов учащенно, шумно дышали. Свечи горели неровно, оплывая черным нагаром. Нависла зловещая тяжелая тишина. Но вскоре последовал выдох.

– Удар вышел скользящий, – заметил Пиранелли.

– Ничего подобного, – возразил магистр. – Удар хороший! Я расширил щель. Сверлите грудь!

– Молоток! Долото! – вскричал Степлтон. – Есть отверстие!

– Вскрываю железо! – в запале орал Пиранелли. – Я открою его! Я достану тебя!

Пиранелли входил в раж.

– Магистр, нас атакуют, – коротко крикнул Вернье.

– Есть ответное воздействие, магистр. Пока терпимое, – подтвердил Степлтон.

– Надо дожать! Держите защиту! – произнес магистр, тяжело дыша. – Джузеппе, видите ли вы тело?

– Там одежды клок… И тела не вижу. Возможно, под одеждой ничего нет.

– Пику! – вскричал магистр. – Пику мне!

– Даю пику! – вскричал Пиранелли.

– Держу пику, – хмуро бросил Степлтон.

– Яд! Дайте яд! – хрипел Вернье.

– Я подношу чашу. Это хороший яд! Это цикута.

– Все желтое! Опять все желтое! Чер-рт!

– Макайте пику, – кричал Пиранелли. – Магистр, опустите острие! Ниже!

– Есть, – тихо сказал магистр. – Яд на острие!

– Бейте в сердце, магистр! – спокойно и холодно возгласил Пиранелли. – Да не дрогнет ваша рука!

Наступило молчание, затем выдох магистра. Он опустил жезл. Тело его содрогнулось.

– Что происходит? – прошептал Вернье. – Прошел ли удар? Я ничего не вижу.

– Они пустили дым, – заключил Степлтон. – Они все закрыли дымом!

– Прошел встречный удар от троих сильных, – заметил Бачински задумчиво. – Куда ушел удар? Я увел от себя. Куда ушел удар?

– Магистр, вы в порядке? – обратился к магистру Пиранелли.

Однако магистр не отвечал. Он молча раскачивался в кресле.

– Магистр?.. – Пиранелли привстал в кресле, наклоняясь в сторону магистра. Но тот остановил его движение и покачал головой, затем выставил вперед руку – мол, подождите, все в порядке. Затем он открыл глаза.

– Я ударил… Удар был достойный… Но я не видел крови. Пику толкнули на меня. Я не понял, каким образом… Кто-то толкнул на меня.

– Идет удар, – опять резко вскрикнул Вернье.

– Держим защиту! – громко крикнул магистр.

– Материал? – спросил Пиранелли.

– Ставим чугун. Чугун или гранит. Толщина – около двадцати сантиметров.

– Ответный удар идет! – вдруг вскрикнул Степлтон. – Ставьте все индивидуальную защиту.

На несколько минут все стихло.

– Защита держит, – заметил Степлтон.

– Мне плохо, – тихо сказал Вернье. – Врача…

Магистр вскочил.

– Бачински, Пиранелли, держите защиту. Степлтон, помогите поднять Вернье…

Втроем они помогли было подняться французу, однако тот обмяк у них в руках. Магистр вызвал служителей. Рослые мужчины в черном подняли Вернье и унесли в прихожую, положили на диван. Тот был бледен. Глаза ввалились, зрачки блуждали. Пот на лбу выступил мелкими желтыми пятнышками.

– Срочно бригаду медиков! – приказал магистр. – Работу заканчиваем. Ставим защиту на отход.

Отойдя от Вернье, магистр поднялся на лифте наверх, на пятый этаж, вышел на балкон. Город накрывала ровным розовым пламенем вечерняя заря, поднимавшаяся над океаном. Сам же он огромной тушей лежал почти недвижимо, нежась в лучах позднего солнца. На душе у магистра была пустота и горечь, и также плохо сдерживаемый гнев. Некоторое время он стоял и смотрел на голубеющий вдали океан. Внизу появилась белая машина медицинской бригады. Магистр увидел бледного Вернье, которого подняли на ноги и с трудом втащили в машину. Та шумнула мотором и очень быстро уехала.

«Черт знает, что там за звери, – подумал магистр, и двинулся к лифту. – Сотни лет душим, и все живут… Еще огрызаются…»

Предчувствие новых тяжелых схваток тяжело внедрилось в его и без того угнетенное, подавленное, ущемленное сознание.

Глава 3

Михаил Георгиевич два последних дня сентября провел в непрерывной медитации. Он чувствовал, что предстоит сильное напряжение. Ему нужно было восстановить внутреннее спокойствие, подавить возникшую тревожность. Главное, что его беспокоило – периодически возникавшее сканирующее воздействие из очень сильного источника. Однако когда он попытался позднее разглядеть, прощупать, где источник воздействия, он натыкался на основательную, очень прочную защиту. Вибрирующий кокон пытался накрыть его, невидимые глаза прощупывали его со всех сторон, и ему надо было быстро сворачиваться в точку, исчезать с этого плана, возвращаться в тело.

Он думал вначале, что это инопланетники. Но он хорошо знал, что с ними-то как раз бороться бессмысленно, и лучше просто расслабиться, полностью предоставить себя в их распоряжение – они сами решат, как поступить. То был недостижимый уровень – люди планеты Земля для большей части их групп были чем-то вроде тараканов. Статус и особенности тонких полей инопланетников вибрационно относились к совершенно иной категории, невозможной для землян; потому они могли установить управляющее воздействие в отношении практически любого из земных людей. Они не имели возможности сделать это лишь с теми немногими, кто ранее также появлялся в трехмерном мире в физическим телах, но со временем радикально опередил других эволюционно, переместив свое сознание в тонкие тела, после чего появление в теле физическом для них перестало быть необходимостью. Теперь эти бывшие люди являлись Духовными Водителями человечества и составляли духовный центр планеты и земной цивилизации. Для любых инопланетников у них был статус неприкасаемых, так как Водителей курировал Коалиционный Отряд Наблюдателей, высочайшая инстанция ближайшей к земле космической зоны.

Михаил Георгиевич Берестов знал все это от Учителя, который периодически появлялся в физическом теле, собирая в своем гималайском ашраме избранных учеников. Уходя же, он сохранял связь с телом, поддерживая в нем жизненность уже более семи сотен земных лет. Он перемещал в это тело сознание приблизительно раз в десять-двенадцать лет. За это время у него появлялась потребность сообщить участникам ашрамной цепи некие новые уложения, касающиеся перспектив развития цивилизации, и поставить новые задачи перед ашрамной цепью.

Михаил Георгиевич видел его всего лишь два раза. Когда состоится очередное его появление, никто из чела не знал; но Михаил Георгиевич чувствовал, что это произойдет относительно скоро. Дело было даже не в том, что Чохан не появлялся в теле уже более семи лет; просто за год-два до его появления от него, пребывающего в высоких слоях Тонкого Мира, начинала просачиваться на земной уровень некая тонкая вибрация, которую с безошибочной точностью улавливали его ученики. И по мере приближения Чохана к временному возвращению в тело она становилась все ощутимее.

Примерно за месяц до прихода Чохана никто из чела уже не мог заниматься ни чем иным, как пребывать в медитациях и проводить суровые чистки физического и тонких тел. Ученики прекрасно знали, что загрязненность одного из чел может затруднить взаимодействие Чохана со всеми сразу. И хотя он мог, не входя в тело, через тонкие планы просмотреть каждого из чел, он не отказывал во встрече даже не вполне прочистившимся ученикам, которые однажды уже находились рядом с ним, в приближении.

Михаил Георгиевич, один из двух российских чела, допускаемых на встречи с Чоханом, имел в этом крайне узком кругу имя Свами Аннуварсат. Именно по коду, связанному с этим именем, он мог периодически выходить на связь с другими чела – теми, кто медитировал в гималайских и тибетских ашрамах или просто пребывал в горных пещерах, выполняя практики и необходимую работу на тонких планах. Мир продолжал бесноваться, периодически подходя к опасным граням. Прихваченных простыми инстинктами кукол в виде президентов стран, премьер-министров, крупных политиков и бизнесменов постоянно дергали за нити управления группы темных медиумов, обуреваемые желанием контролировать весь трехмерный слой планеты. Труженикам ашрамной цепи постоянно приходилось гасить опасные наводки медиумов, способных ухватывать лишь маленькие узелки тех грандиозных взаимосвязей, что управляли сложнейшей механикой планетарного космоса. При этом чела не имели права наносить жесткий урон темным магам, подводя их к развоплощению. Чела не могли нарушить закон, внедренный с базовые семантические поля этой зоны Вселенной: закон свободной воли. Потому эта игра уровней все длилась и длилась, и конца ей видно не было; человечество оставалось большим ребенком, и прогрессировало крайне медленно.

Анализируя характер воздействия, оказанного на него издалека, Михаил Георгиевич понял, что воздействие шло все же от людей, а не инопланетников; что работали просто сильные маги. Позднее, еще в мае, его ближайший соратник по общине Велимудр догадку эту подтвердил. Более того, он сообщил, что неизвестная группа попыталась расколоть орех защиты вокруг государственного центра, нанести удар по первому лицу. Тогда была проведена серьезная работа; в итоге неизвестная группа на время исчезла. Велимудр был уверен, что это англо-саксы… Возникло предположение, что Денверскую гиперкатастрофу 2-го года ряд американских тайных орденов справедливо посчитали расплатой за катастрофу северокитайскую, устроенную американскими технологическими концернами искусственно. Многие из сильных магов, работавших на США, были против таких воздействий, предполагая, что существуют силы, способные провести «удар расплаты». 35 миллионов китайцев, погибших в районе Гуайяна, многих магов отрезвили. Никто ранее не ощущал энергетики, подобной возникшему после этого удара, по своему ужасающему депрессивному давлению на общее пси-поле цивилизации. Волна тотального ужаса, что сконденсировалась в результате мгновенного развоплощения такого количества людей, потрясла всю землю, все народы, породив даже вихри безумия среди менее цивилизованных южных народов. Люди как-то подкожно, почти бессознательно ощутили, что такое всеобщая гибель; что между голливудскими ужастиками и реальностью просто нет ничего общего.

Как предполагал Велемудр, многие маги, работавшие в тайных ложах Европы и Америки, не могли не понять, что Америка заигралась и получила заслуженную обратку; они теперь могли попытаться стать «хорошими». После того как серией чудовищной мощи торнадо и землетрясений были буквально стерты с лица земли Денвер, Санта-Фе и Альбукерка, опустошена, завалена и сожжена вся огромная зона вокруг них, эти маги наверняка пересмотрели взгляд на глобальную геополитику и возможность использовать геофизическое оружие большой мощности. Они вполне могли создать какие-то новые ордена и попытаться перехватить власть у заигравшихся иллюминатов.

Теперь, возможно, новые ложи пытались усилиться, и прощупывали конкурентов в зонах работы влиятельных эгрегоров.

…В тот тяжелый день Михаил Георгиевич поехал в центр города, чтобы купить в проверенном магазине экологически чистые продукты. Атака на него была внезапной; она началась прямо на улице. Первый же удар едва не сбил его с ног. Мощная горячая стрела была послана в район печени. Берестов тут же поставил защиту: стеклянно-свинцовый панцирь на сердце, на голову, на печень; но нападавшие находили слабые места и пробивали ее. Он шел по улице, и его качало; вероятно, прохожие думали, что он пьян.

Один из ударов вызвал резкую боль в сердце, холодную испарину, страх – это были явные признаки приближавшегося инфаркта.

Тогда он ринулся в метро. Новые удары шли в район сердца и в голову. Он видел, что в него вонзаются пики с огненными наконечниками, посланные с особой злобой и концентрацией энергии. Также было видно, что кто-то словно ножом режет его эфирное тело, вырывая клоки ауры. В висках стучало, началась сердечная аритмия.

Тогда он достал из-под рубашки, из-под куртки оберег. Образ Хранителя, древнего славянского волхва Радомира, возник перед ним и словно отодвинул, сместил куда-то в дымную хмарь города, шум городских человеко-потоков. Берестов сложил из пальцев защитную мудру и попросил помощи у Братства. Однако новый удар едва не лишил его сознания. Сердце то замирало, то вдруг спохватывалось. Это было очень опасно – он отдавал себе в этом отчет. И все же после мантры что-то изменилось. Возможно, включился родной эгрегор. Но Михаил Георгиевич знал, что эгрегор будет работать против эгрегора, стремясь подавить очаг, источник; личную защиту он должен формировать сам.

Он бежал к метро, едва не сшибая на ходу людей, держась воображаемой прямой линии. Удары настигали его, острая боль пронзала сердце. Лишь когда он сбежал вниз по эскалатору «Таганской» в самую глубину, втиснулся в переполненный пиковый вагон, воздействие стало ослабевать… Они теряли его из зоны видимости; он к тому же стал строить свои эфирные дубли.

На первом же перегоне Берестов поставил мощный защитный блок из свинцового панциря с зеркальным отражателем. Он напряг все силы, всю оставшуюся энергию. В вагоне сформировалось мощное поле магического напряжения. Вдруг стало плохо женщине – ее муж начал кричать в селектор для связи с машинистом. Ребенок и другая женщина почему-то выскочили из вагона на станции, как ошпаренные, словно спасаясь от чего-то. Всех в вагоне штормило, все непрерывно ходили с места на место, лихорадочно говорили, словно что-то ища.

Тогда он вышел из вагона и двинулся по залу «Павелецкой». Тех, кто шел ему навстречу, как бы сносило в сторону. Два человека внезапно упали. Он ринулся в конец зала, чтобы никого не травмировать, боясь, что кого-то выбросит под поезд…

Воздействие стихало. Его потеряли. Но кто это был, для него оставалось загадкой.

Дома он сел в позу «шавасана», зажег сандаловые палочки, свечи, аромалампу. Уже через два часа после начала медитации ему удалось остановить поток самопроизвольных мыслей, которые вбрасывало взбудораженное подсознание. Они теперь уже не выскакивали, как тени, из-за угла – разнообразные, неожиданные, болезненные; они попрятались и сидели тихо где-то на задворках основного сознания. Его мозг, как затихнувший ядерный реактор, пульсировал спокойно и мощно, по-прежнему собирая импульсы со всех частей тела. Михаил Георгиевич отчетливо видел натянутые струны своих нервных путей – они светились желтоватым сиянием, спокойно и ритмично пропуская электрические токи от органов, от систем, от всех частей тела. Ему стоило лишь сконцентрироваться, и он получал возможность рассмотреть, как от среднего пальца правой ноги по команде расслабления пробежал желтовато-красный импульс и растворился в районе спинного мозга. Все пальцы ног моментально расслабились.

Он перенес внимание на эндокринную систему – тут же высветилась мощным красным пучком щитовидка, напомнившая то ли горящую медузу, то ли сверкающую ламинарию. От нее шли упругие нити во всех стороны – к двум почкам, к желудку, к печени. Он вдруг увидел, что канал, идущий к поджелудочной, провис, ослаблен. «Вот тебе, дружочек, кусочек торта на телевидении», – тут же подумал он и начал натягивать эту нить. Она поддалась не сразу, постепенно. Он подтянул обвисшие струны, тянувшиеся к надпочечникам, а также канала, шедшего к икроножной мышце левой ноги.

Весь организм светился, словно в разрезе. Он видел теперь каждую его часть, не переставая удивляться мастерству тех изумительных проектировщиков и конструкторов, которые создавали эти биомашины, продумывая каждую мелочь, делая их жизнеспособными и пригодными для заселения в них кристаллов монад – плазменных образований, способных интегрировать, вбирать в себя синтетический многомерный опыт воплощений.

У Михаила Георгиевича давно сложилось представление, что конструкторы и биотехнологи инопланетников наслаивали одну структуру к другой постепенно, а не замышляли все тело сразу, в целостности. Сначала они создали эту первоначальную цифровую сеть, соединенную с базовыми полями космоса. А затем уже стали делать механику: костяк на самообновляемых шарнирах со смазкой; нанизанные на костяк мышечные ткани. Затем вложили в этот корпус систему органов, которую разработали отдельно на каких-то моделях; затем подвели к этому конструкту питание в виде стройной и разветвленной системы энергоконцентраторов (чакр); подвели сеть энергоканалов с опорными точками, удерживающими вокруг себя эфирное поле. И лишь затем подсоединили центральный и периферийный процессоры – головной и спинной мозг. С ними же связали отдельно разработанную и, возможно, стандартную сеть нервных проводов, способную проводить электромагнитные импульсы.

Они наверняка проверяли работу биомашины на каких-то своих стендах, посылая импульсы по нервным волокнам, экспериментируя, проверяя, как работает головной мозг; вносили в его конструкцию коррективы, добавляя новые блоки. Только отработав все реакции самой машины, они подсоединили к нему собственно цифровую сеть. Как она проросла в тело, как взяла под контроль каждую клетку организма, казалось непостижимым, но это было сделано. Возникла цельная система, способная к самоосознаванию. После этого им оставалось только провести эксперименты с внедрением кристаллов монад, которые были до того пропущены в течение миллионов лет через системы растительного и животного царств. Отобрав наиболее развитые из них, они соединили их с биомашинами и их подсистемами.

Наверняка поначалу самосознание было неполным, поскольку центральный процессор (головной мозг) не мог обработать всю информацию, что шла от органов чувств и глубинной памяти монады. Тогда они приняли решение заблокировать часть глубинной памяти, чтобы человек не мог проникнуть в слои предшествующих существований, но остался полностью самоосознающим. Это был фантастический успех! Ведь на каждой из планет свои особые условия и создать самоосознающее существо, способное жить в физической конструкции, невероятно сложно.

Эти размышления начинали одолевать всякий раз после длительных медитаций, когда он был способен видеть самое себя изнутри, в чистом виде, без вмешательства своего произвольного и полного автоматических реакций внешнего «Я». И всякий раз он словно делал перезагрузку своих знаний и начинал понимать сложность всего этого устройства во все большем объеме.

На вторые сутки своего голодного и сухого погружения, когда он уже перестал даже выходить в туалет за ненадобностью, Берестов, наконец, получил возможность свободного фланирования в тонком теле в некоторых важных для него пространствах. Связь с Проводником была отчетлива; он позволил ему приблизиться к определенным слоям, связанным с эгрегором Северной Америки.

Тот, кто на физическом уровне являлся Берестовым, видел, словно в туманной многослойной буроватой паутине, многообразные пространства, надстоящие над континентом, наполненные крайне интенсивной жизнью. Физический план страны и тонкомирная паутина были соединены тысячами пульсирующих нитей. Импульсы проходили как сверху вниз, так и в обратную сторону. От каждого импульса часть тумана приходила в движение подобно тому, как вода в весенней луже колышется от подсоединения нового ручейка. Красноватые, желтые, а кое-где голубоватые свечения возникали и гасли. Физический план виделся ему точно так же, как при цейтраферной съемке: в ускоренном ритме, бешеной динамике. Верхний слой временного потока уходил куда-то за кадр, за край его взора. Нижний слой времени продвигался импульсивно, резко, ненамного опережая время пульсирующего физического слоя.

Высший аспект того, кто являлся тут Михаилом Георгиевичем, создал мыслеформу – желание увидеть источник той атаки, что была проведена на него месяц назад. И эта мыслеформа была подхвачена Проводником. Произошло мгновенное смещение курса, и вскоре он увидел под собой, будто из иллюминатора самолета, яркий мерцающий океан, а затем группу островов на нем. Таким образом, Проводник показал ему географическую точку. Это было почти так же, как на GPS-навигаторе. Но при приближении к одному из островов неизвестной гряды трехмерный слой исчез, и тогда он вдруг увидел оранжевый сгусток совсем рядом. От него вниз шел плотный поток свечения серебристо-сиреневого цвета. Пройдя по потоку, он увидел проекцию некоего здания с овальным кабинетом в самом низу. Только в проекции кабинет находился там, где должна была находиться крыша. Мысленным усилием он перевернул это изображение. На какой-то момент возникла такая картинка: группа людей в черных одинаковых накидках с белой вышивкой на левой стороне груди. Он попытался увидеть, что было отображено на нашивках. То был какой-то вензель, напоминавший средневековый символ. Однако в этот самый момент серебристо-лиловый сгусток вдруг развернулся, и словно бы увидел его. Он не имел глаз, но неким невидимым органом уловил присутствие чужого наблюдателя. Проводник моментально это отметил и начал уводить его дальше от этого эгрегора. Однако сгусток выбросил неровный корявый шлейф липкой энергии, словно пытаясь зацепить его… Проводник отсек шлейф от него. Тогда ведущий и ведомый ушли в какой-то промежуточный слой и там затерялись.