Восхождение Мрака

Одним осенним днем Рейн вернулся. Как раз тогда, когда и я ждать перестала. Праздник организовали такой, что ближайшие села содрогнулись. Я же онемела – за целый день не смогла произнести ни слова: открывала рот и только что-то хрипела. Молча смотрела, как Кадим кричит от счастья, сжимая в могучих объятиях старого друга. Молча слушала, как Рейна называли демоноборцем и великим героем. Молча задавалась вопросом: любила ли я до сих пор этого человека? Он стал совсем другим: жилистым, хмурым, некогда красивое лицо портил уродливый шрам, голос его звучал надтреснуто и скрипуче. Я не знала верного ответа – да и в любом случае уже было поздно на этот вопрос отвечать. Он радостно поздравлял нас с женитьбой, искренне интересовался всем, что произошло за годы его отсутствия – и его встречали так, будто он в каждой семье считался родным сыном.

Я сама пришла к нему через несколько дней, когда Кадим уехал в далекий город для очередной выгодной продажи. Не знаю зачем. Просто рассмотреть его пристальнее и что-нибудь сказать, если все-таки смогу говорить. А то выходило так, будто я единственная, кто ему не рад – не принял бы на свой счет.

Рейн встретил меня в старом ветхом доме матери, у него никогда и не было другого жилья. Разделил по тарелкам жаренное с овощами мясо, пододвинул одну мне и сел напротив, задумчиво улыбаясь. Я смотрела, смотрела – и никак не могла увидеть в нем того невинного мальчика, который лупил еловой веткой Кадима и громко смеялся. Наконец, спросила:

– Разве война закончилась?

– Нет, – он покачал головой. – Эта война бесконечна.

– Но ты вернулся навсегда? – с надеждой уточнила я. – Или снова придется уйти?

Рейн промолчал. Отложил ложку, забыл о еде. Встал и пошел поставить на печь чайник, чтобы нагреть кипятка. Но будто снова запамятовал, что делал, и подошел к кровати. Сел на край, сцепил в замок руки. Наверное, я задала какие-то неправильные вопросы, поэтому попыталась заговорить снова бодрым голосом:

– А ведь получается, что ты оказался сильным заклинателем! Я очень рада, что ты жив, Рейн. А помнишь, как мы с Кадимом учили тебя плавать, хотя сами едва умели? Если ты тогда не утоп, несмотря на наши старания, то каким-то демонам тебя не достать!

Он поднял лицо, но на меня не посмотрел – Рейн глядел на дверь, будто чего-то ждал. Но потом начал говорить – и совсем не о том, о чем я:

– Нила, я ненадолго. За мной придут очень скоро.

Я похолодела.

– Придут?

Рейн медленно вдохнул.

– Да. Я не герой, Нила, а предатель. Только тебе или Кадиму могу об этом рассказать. Я сбежал, искать будут здесь. Меня в любом случае казнят, я хотел успеть напоследок навестить могилу мамы и увидеть тебя.

Кровь отлила от щек. Я поднялась на ноги и бездумно шагнула в его сторону. Замерла – и одновременно замерли все мои мысли. Рейн горько усмехнулся, так и продолжая наблюдать за дверью.

– Я больше не мог, Нила. Когда мы воевали против вооруженных демонов – это было как-то просто и понятно. Добро всегда побеждает зло – и мы обязаны жертвовать собой ради этой цели. Рядом со мной в строю шагали настоящие кейсары, многие из нас выжили только благодаря их поддержке в магической связке. Мы стали братьями, я знал, зачем дышу и ради чего терплю лишения. Но потом она меня сломала.

Поскольку он надолго замолчал, я вынужденно переспросила:

– Кто – она?

– Демонское отродье, – отозвался он глухо. – Она не отбивалась. Ее маленький ребенок даже не плакал – был слишком испуган, чтобы плакать. А она встала перед нами на колени и начала умолять, чтобы разрешили ей скрыться во Мраке. Клялась жизнью сына, что они никогда оттуда не выйдут. Но демонам верить нельзя, нас этому каждый день учили.

– Вы убили их? Рейн, но ведь это демоны, – я заметила резонно, хоть и не без содрогания.

Он покосился на меня и неожиданно улыбнулся.

– Да, Нила, ты права, это демоны – маленькие обоссавшиеся от страха монстры, которые смотрели на нас своими самыми обыкновенными глазами. С тех пор я практически не спал. А почему мы называем их демонами? Разве каждый из них виновен в страшных преступлениях? Они ведь ничем, вот ровным счетом ничем не отличаются от других людей, пока не направляют свой черный дым на зло. С тем же успехом зло можно творить и светлой магией. Я теперь вообще не знаю, кто из нас чудовища. И кого объявят врагом после демонов? Полукровок, внуков полукровок, сочувствующих или ученых, которые по глупости изучали демонское наречие? Лучше бы я погиб в первый день, чем участвовал в том, что уже никогда не закончится.

Мне стало плохо до тошноты, до рвотных позывов. Я покачнулась, но постаралась взять себя в руки и собраться. Не могла представить, прав Рейн в своей щепетильности или сильно заблуждался, но результат один и тот же – скоро за ним придут, чтобы казнить. Он не гордился собой, не упрекал себя и не жалел – он просто бесконечно устал. Рейн не будет доказывать кому-то свою правоту, он сам в ней не уверен и даже не пожелал спрятаться – служители ордена действительно в первую очередь спросят здесь, и каждый сосед покажет рукой, где живет «герой». И это очень жестоко с его стороны – вернуться только затем, чтобы попрощаться.

Его отупленное смирение было заразным. И чтобы вытряхнуть из себя это серое наваждение, я разозлилась. Подошла, дернула его за ворот с такой силой, что пуговицы застучали по полу. Прижалась к губам и яростно укусила. Мне хотелось вернуть ему хоть половину своего отчаянья. Когда-то мы были счастливы – в детстве. А потом плелись неприкаянными душами по жизни, забивая душевные пустоты всем, что подвернется под руку. И Рейн слишком просто сдался – он может укрыться где-нибудь, до конца своих дней просидеть в глухих лесах, но был бы не один, потому что мы с Кадимом никогда не оставим…

Я вздрогнула. Кадим, мой муж, который за все время меня не обидел ни единым словом. Я отпрянула от Рейна, но и он теперь не был тем слабым мальчишкой, образ которого я так бережно хранила в памяти. Уже его сильная рука притянула меня к себе, а жадные губы захватили мои. Вкус крови – то ли моей, то ли его – просочился в рот вместе с настойчивым языком. Именно так ощущается безнадежность – полное безразличие ко всему, что было до и будет после. Он прощался со мной, а я прощалась с ним. Этой неуместной страстью мы просили друг у друга прощения за все, в чем были даже не виноваты. Возможно, это уже была не любовь, а только ее рваные лоскуты и безбрежное отчаянье. Мое лицо было мокрым от слез, но стоило Рейну прекратить яростные движения, как я сама начинала срывать с него одежду. Ни один из нас не мог остановить второго.

Утомленный долгой бессонницей и недавней страстью, Рейн крепко уснул. Я приютила голову на его плече и старалась не разбудить. Именно за это качество он мне когда-то понравился – еще будучи ребенком, он умел смотреть глубже других, и, вполне возможно, в последней мысли оказался единственным правым. Вначале думала, что обязана его убедить скрыться от преследования, но потом поняла – это бессмысленно. Как только заклинатели расправятся с демонами, они вспомнят о каждом предателе. И уж если тех по одному могут найти, то поиски Рейна не займут много времени. Мне начало казаться, что наша личная трагедия – это ничто в сравнении с трагедией всего мира. Всего за два поколения все изменилось, и снежную лавину уже не остановить. Сила, которую сейчас собрали, натренировали и напитали злостью светлые маги, не исчезнет после окончания войны. Она останется – и будет рассасываться еще сотни или тысячи лет, собирая новых жертв. Когда пропадет один враг, им будет объявлен другой. Кто? Мне это было неведомо, но и перестало иметь значение.

Я по звуку узнала тяжелые шаги Кадима, но не стала распахивать глаза или прикрывать наши голые тела одеялом. Не было никакого стыда – то, что происходило в мире людей, было настолько больше обыкновенного стыда, что для него просто не осталось места. Рейн – уже мертвец. Но мы все трое неразрывно связаны – и волею богов погибнем в один день. Мне почему-то эта мысль показалась простой и очевидной.

Кадим постоял недолго возле двери – я слышала его дыхание. Надо было открыть глаза и объяснить – тогда моя неверность и его ярость ему тоже покажутся слишком мелкими, чтобы их переживать. Но я не успела. Он вышел, а через несколько минут уже некому было что-то объяснять. Да и незачем. Нам троим лучше покинуть этот мир до того, как он целиком заполнится дымом костров и плачем невинных. С той самой минуты, когда «добро» окончательно победит «зло», Свет уйдет отсюда навеки.

Глава 3. Новый Свет

Оказывается, умирать больно – я раньше как-то иначе себе представляла смерть. Но мучение быстро сменяется пустотой и тотчас забывается. Мой взгляд оказался направлен на низкий потолок пещеры, но мысли разнесло сразу во всех направлениях. Ушло несколько часов, прежде чем я вспомнила свое имя – и им оказалось далеко не «Нила». Почти тридцать лет прошло! Тридцать клятых лет, в которых я не была самой собой. Но эти люди жили когда-то давным-давно – еще до изгнания демонов во Мрак, в этом я не сомневалась, ведь моя фантазия не столь бурная, чтобы придумать сотни деталей, о которых я знать не знала.

С большим трудом повернула голову и разглядела Арая – кейсар сидел на пыльном полу, будто забыл о своей неприязни к грязной одежде. Да и поза его была непривычной: он сложил руки на коленях и упер в них лоб, как если бы пытался собрать себя в единое целое. Именно его вид остро напомнил, кто мы и где находимся.

– Арай, – тихо позвала я, но он и через десять минут не откликнулся. За это время я уже успела взять себя в руки – отделила эмоции Нилы от собственных, с мясом отодрала ее жизнь от своей. Приверженцу школы бесчувствия это должно быть сложнее – он вообще с эмоциями знаком лишь поверхностно. Решила разозлить его или рассмешить, лишь бы хоть как-то привлечь к себе внимание: – Арай Сэрс, а ты в курсе, что твое имя с разных языков можно перевести как «чужая свобода»? Представляешь, как забавно? Почти символично.

Забавно – это не про него. Он все еще не поднимал голову. Однако через некоторое время прохрипел:

– Тихо.

Но я не могла унять любопытство:

– Кажется, я теперь знаю, как проходит медитация «тысячелетней жизни». Зря когда-то спрашивала – такое словами не объяснишь.

– Да, ты видела.

Сказав это, он вдруг резко вскочил на ноги, заметался в несвойственной ему суетливости, снес грубо сколоченный деревянный столик и заревел, как раненое животное:

– Сколько времени прошло?! Мейза уже могли убить! Дерьмо!

Опешив, я осторожно выдохнула:

– Арай…

– Я просил меня не трогать!

Он стремительно выбежал из пещеры, зацепив плечом свод. Да, ему гораздо сложнее, не поспоришь. Вон даже стал похожим на живого человека, у которого случилась какая-то беда. А я с удивлением водила ладонью по своему окровавленному животу – рана полностью затянулась, и хоть за столько лет я успела забыть о мучениях, но теперь отметила, что и внутри ничего не болит. То, что Арай тоже был там, угадалось мгновенно, но я не знала наверняка, из чьих глаз он смотрел и чьими ушами слушал. Я в любом случае должна быть ему благодарной за исцеление, но умудрилась разозлить – так откуда мне было знать, что и Арай умеет по-настоящему злиться?

На рассвете выглянула из пещеры и разглядела его сидящим на склоне со скрещенными руками и закрытыми глазами. Ясно, то есть позволить мне сбежать он не собирался – и я знала, что попытка успехом не увенчается. Нашла подходящую дичь – благо в безлюдных местах зайцы и белки не перевелись, накинула паутинку темной магии, призвала кинжал – теперь мне стесняться нечего. Не имея представления, сколько времени Арай собирается приходить в себя, решила одно: горячая похлебка в любом случае будет его ждать. Может, на сытый желудок немного подобреет. Он определенно жил в этой пещере раньше, раз я обнаружила в углу глиняную посуду, немного высушенных кореньев и даже кривой самодельный очаг, сложенный из серых камней.

К закату он наконец вернулся. Выглядел уже как обычно – непроницаемым бревном. Но все же попытался объяснить произошедшее:

– После медитации кейсар должен выбраться из окованного бронзой гроба – теперь понимаю причину. Было сложно не разнести весь Свет. Сейчас мне стоило бы уйти в долгое уединение и привести разум в порядок. Но на это нет времени. Ты здорова? Было бы обидно узнать, что я выкинул половину своих лет и внутреннюю гармонию в никуда.

То есть он разделил свое тысячелетие – я оценила. Но, подумав, сказала честно:

– Любого другого я благодарила бы со слезами на глазах за такую жертву. Но ведь это ты и я – ради чего вообще жить, если не ради самого близкого человека? Виалар-Сак-Шида, я для тебя без раздумий сделала бы то же самое, так какие между нами могут быть счеты?

– Похоже, совсем нездорова, раз продолжаешь звать меня чужим именем, – сделал вывод он, беря глиняную миску с остывшей похлебкой. – У меня очень мало времени, я должен идти к Мейзу.

Но пока он ел, я сочла время подходящим для более интересных расспросов:

– Это ведь был ты? В той самой жизни был ты?

– Я.

Мне как-то сразу стало легче, как будто теперь не придется объяснять самое важное:

– Я так и подумала! Именно поэтому полюбила Рейна.

Но после долгой паузы Арай выдал неожиданное:

– Нет, Ви. Я был Кадимом.

Удивилась я только вначале, но почти сразу решила, что никаких противоречий нет. Он не был Кадимом в том смысле, в каком является Араем Сэрсом. Как и я не была Нилой – у меня с той безвольной овцой мало общего. Если бы любила я, то пошла бы за своим возлюбленным хоть на битву, хоть на плаху, не стала бы слушать чужие мнения и уж точно не позволила бы тому смириться с неминуемой участью, присоединившись к ней. Мы просто прожили в телах и разумах тех людей, что существовали когда-то давным-давно. И тем не менее расклад виделся ироничным:

– Ну хоть в какой-то жизни я замуж за тебя вышла, возрадуйся, что крошку от меня получил. И все же немного жаль – Кадим как раз самого главного не узнал, поэтому придется объяснять. Еще посмотрим, настолько ли безупречным будет тебе казаться Свет!

– Не надо, – прервал он со вскинутой рукой. – Мне и так сложно совладать с эмоциями. Чем быстрее я все забуду, тем скорее приду в себя.

Не хочет знать, да и чем я смогу убедить – рассказом какого-то там Рейна, от костей которого уже и пыли не осталось? Араю можно говорить только то, что непосредственно касается его самого, и я снова начала осторожно:

– А может, это урок, который не менее ценен, чем тысяча лет жизни? Кем ты будешь, если твоя любимая женщина полюбит другого? Бесстрастным Араем или буйным Кадимом? Не соверши этой ошибки в реальности. Ты демон, дорогуша. Твоя кровь должна кипеть, а все чувства ты переживаешь острее, чем другие. Тебя же не эмоций лишили – из тебя саму твою личность вытравили!

Он доел, отставил миску, встал. Подошел ко мне, взял за горло и рванул вверх, хотя пальцы до хруста так и не сжал. Видимо, ему до прежней гармонии еще топать и топать. Однако говорить старался ровным голосом:

– Нет времени, Ви. Ответь: сколько демонов выбралось из Мрака и как? Или ты родилась при Свете? Тогда где-то должна быть ваша тайная община. Если расскажешь, клянусь сохранить тебе жизнь и обеспечить приемлемые условия заключения.

Я вцепилась пальцами в его каменное запястье и поддалась веселью:

– Отполовинил свою жизнь, чтобы убить меня? Может, ты идиот?

– Убить? – спокойно переспросил он. – Ви, я знаю сотни способов, как заставить человека говорить, сохраняя в нем дыхание. Не хочу делать тебе больно, но буду, если придется. Я служу Свету. Мне и будущему императору нужно знать.

Как же он бесит… Как же невозможно, невыносимо, бесконечно он бесит своей фатальной зацикленностью!

– Арай! – заорала я во всю глотку. – Ты служишь не Свету, а самой огромной в истории несправедливости! Вот теперь я жалею, что ты не увидел мир глазами Рейна – парнишка был невероятно мудр, что для светлого заклинателя почти невозможно! Нельзя было истреблять демонов и загонять их во Мрак, тогда-то мир и треснул пополам, а мы до сих пор пожинаем плоды!

Но кейсар остался невозмутим:

– Даже если так, то это сделали предки, а не я. Я делаю только свое дело. Если сейчас позволить демонам ходить по Свету, то они обязательно начнут мстить. Заденет всех, кто не имеет никакого отношения к так называемой несправедливости. Причастные уже давно отошли к богам.

– Конечно, мы будем мстить! – я выкрикнула уже ненужное. – И не успокоимся, пока не вырежем всех светлых магов!

– Тогда произойдет вторая самая огромная в истории несправедливость. Видишь между ними разницу? После произошедшего мир между нашими видами невозможен, я стараюсь сохранить как можно больше жизней, исходя из текущих условий.

Со своей стороны он мог быть и прав, но я рассуждала со своей: если выжить суждено одним, то пусть это будут те, кто когда-то невинно пострадал. Поэтому разница все-таки есть. Но этот спор я точно зря затеяла, мы не найдем компромисс, пока Арай сам не осознает себя представителем «другого вида». Хотя даже после он скорее всего будет опираться на подсчет жизней, а не на справедливость. Благородство сильно его испортило.

Я откинула руку и призвала кинжал. Попыталась полоснуть по его щеке, но не попала – Арай мгновенно перехватил мое оружие свободной рукой, вырвал и отбросил, клинок тотчас растворился в воздухе, не достигнув пола. После чего я полетела спиной в острый уступ стены, боль от удара о камень едва не лишила меня сознания. К сожалению, полученная жизнь имела и один недостаток: раны теперь исцелялись быстрее, как у всех высших заклинателей, меня можно пытать и избивать целую вечность почти без риска переборщить. Именно это намерение я и рассмотрела в стальных глазах напротив – раздражение и решимость впервые виделись в них отчетливо. Насколько знаю, начертанный не может осознанно причинять боль любимой, ведь иначе будто сам себя резать будет. Но наши колдуны не учли одну малюсенькую погрешность: бывают такие люди, кто и сам себя без труда разрежет, лишь бы достичь цели. Дождалась, Ви, можешь радоваться – вот он тот самый период, когда Арай что-то чувствует. И не плачь, что чувствует он отнюдь не то, что тебе нужно.

Но на полушаге кейсар замер, словно к чему-то прислушиваясь. Я, с трудом поднимаясь, ядовито произнесла:

– Что такое, Виаларушка, тараканы в твоей голове объявили друг другу войну?

– Нет, – он снова был спокоен. – Ментальное сообщение. Мейз жив, но медлить больше нельзя.

– Мысленно разговариваешь? – удивилась я. – Надеюсь, сам с собой?

Он подошел, схватил меня за шкирку и поволок за собой, терпеливо объясняя:

– Высшие кейсары могут иногда давать сигналы. Рад, что хоть кто-то из них понял, что я совершил и зачем.

– Отпусти, сама пойду!

Арай действительно сразу разжал хватку, поскольку оба мы знали – пойду как миленькая, потому что побег возможен будет лишь в том случае, если он окажется без сознания. И то ненадолго – после найдет и будет еще более злым.

До замка Мейз мы добирались недолго. Спустились с горы к поселку, где Арай купил одежду и пару лошадей, сразу опросил местных о новостях. Еще дважды в дороге останавливался и задавал вопросы путникам, я не прислушивалась – меня больше беспокоило собственное положение, чем дела в империи. Зато перед его светлостью бывший генерал предстал с уже некоторым представлением. Мы видели, что в предместьях замка установили баррикады, а несколько деревень пустовало – и это навевало неприятный холод осознания, что вчерашний рай превратился в военный бастион. Сэрса никто не останавливал – да и могли ли они?

И снова нас встретило все семейство, вот только о прежней доброжелательности оставалось только мечтать.

– Миран, Айла, зайдите в дом, – приказал герцог детям. – Нарра, Лиена, вы тоже.

Но леди Нарра сухо возразила:

– Нет, дорогой, если сегодня настал твой последний час, то я умру рядом.

Бледная, как снега на северных вершинах, младшая жена сжала губы и решительно кивнула, соглашаясь со старшей. Они не предадут мужа и не оставят его перед смертельной угрозой, которой посчитали Арая. Времени действительно прошло очень много, раз они мысленно даже до таких выводов дошли. Лично мне было очевидно, что он и пальцем не собирался их трогать – наоборот, насильно воцарять. Я громко хмыкнула, представив это действо, но на меня никто не смотрел – в сравнении со своим спутником, я считалась милым и безобидным котенком.

– Рад, что не опоздал, – сказал Арай, словно вообще не обратил внимания на общий страх. – Из герцогства Нарега к столице идет армия. На западе несколько семей объединились – они выбрали или скоро выберут своего ставленника, за которого будут сражаться. Гражданской войне противостоят служители орденов, но и они не за вас воюют, считая братоубийцей. На Мейз пока не напали только из-за общей уверенности, что я здесь и буду вас защищать.

Герцог сжимал кулаки до белых костяшек. До сих пор он сдерживался, но теперь ярость прорвалась гневным криком:

– Пришел сообщить мне очевидные вещи?! Это ты, ты убил моего брата! Змея, что я на своей груди пригрел! Никто другой не был в силах убить одиннадцать кейсаров за несколько минут. Все другие высшие заклинатели – уже тысячелетние старики, они не покидают свои ордены, поэтому ни у кого в империи нет сомнений в твоей вине! Но заодно они думают, что это я тебе приказал.

Арай отреагировал почти спокойно, лишь короткая пауза в речи выдала его напряжение:

– Не кричите, я сейчас… немного не в себе. Вы правы – я виновен. Можете казнить меня за это преступление после того, как окажетесь в безопасности. Сейчас со всех сторон идут к престолу армии, раз вам он не нужен. У Нареги большие шансы – он не только следующий после вас наследник, но считается сильной личностью, способной быстро навести порядок. Возможно, я бы смирился с наименьшим злом, не будь риска, что его одолеет какой-нибудь светлый орден. Что станет с простыми людьми, если власть захватят фанатики?

Я присвистнула, представив. А уж выпускнику Сэрса лучше всех известно, сколько безумцев осело в светлых орденах. Мейз нервно затряс пальцем в воздухе:

– Ты и есть фанатик, проклятый генерал! Ты уверовал в меня так же, как они верят в свои устаревшие принципы! Я никогда не мечтал о короне, неужели ты этого не понял, сумасшедший кейсар?!

И ведь тоже не поспоришь. Какой интересный разговор – я с удовольствием ждала, чем закончится их перепалка. Кстати говоря, пока тут формируются целые армии, чтобы истреблять друг друга, для демонов предоставляется наилучшая возможность – как бы ее не пропустить-то?

Но Арай все упреки пропускал мимо, будто те были легким ветерком:

– Именно поэтому вы заслуживаете короны больше остальных. Вам быть Властителем Света, Нареге очень далеко до этого звания. Прошу простить мою ошибку, ваше величество, но сейчас придется забирать трон силой. Вашего брата уже не вернуть, я понесу за это наказание, но корона ваша – возьмите ее с моей помощью, пока ее не взяли недостойные.

– Считаешь себя неуязвимым?! – еще сильнее взвился его светлость. – Но и тебя кто-нибудь остановит, и на твою силу найдется противовес! Стража, прогоните предателя, чего вы замерли, олухи?

Солдат вокруг скопилось действительно много. Вся замковая охрана выстроилась в три шеренги и вытянулась по струнке. Я им невольно посочувствовала: как такой приказ исполнить с их самыми обычными мечами? Но они клялись служить, даже рискуя жизнями, поэтому обязаны исполнять. Вперед выступил тот самый пожилой мужчина, которого Арай когда-то назначил на свое место, строевым шагом, вытягивая носки, подошел к нам, отдал честь и отрапортовал:

– Мой генерал, за ваше отсутствие происшествий не было. Но мы приготовились к атаке и перевезли мирных дальше на север, старых и больных разместили в замке. Какие будут приказы?

Арай на него даже не посмотрел, отвечая:

– Вольно, Харид. К утру приготовь все списки, я еще раз проверю контингент и оружие. Охрану замка и членов семьи увеличь вдвое. Умный враг захочет избавиться от его величества и его сына в первую очередь.

– Так точно!

Что мне оставалось делать, кроме как хохотать в полный голос и вытирать накатившие слезы? Служить-то солдаты поклялись, но совсем не Мейзу! То есть Арай на всякий случай предусмотрел вариант их разногласий. И теперь у него, а не у герцога, есть сильнейшая в империи армия, которая пойдет туда, куда прикажет он, а не этот посеревший бедолага, сейчас бессильно осевший на землю.

– Поэтому ты отбирал каждого из них лично… – простонал герцог. – Ты для них бог, а я так, лицо с титулом…

– Нет, это ваши люди, – возразил ему Сэрс. – Просто пока я остаюсь их главнокомандующим. Из-за моей оплошности и вмешательства Ви иначе не получится, ваше величество.

– Не называй меня так!