Яблоки для Господа. Повесть

– Вы из издательства? – чуть громче спросил Иван.

– Вот моя визитка, – улыбаясь, мягко ответил гость, протягивая Ивану прямоугольную ламинированную бумажку чёрного цвета, на которой стилизованными под латынь буквами было что-то написано. – Я не прощаюсь!

Сказав это, незнакомец повернулся на каблуках и… исчез.

3

Свою мастерскую Шура Ротозеев не любил. Вообще, он любил в своей жизни немногое – девушек, деньги и известность. Как можно понять, ни первого, ни второго, ни третьего у него не было. Даже картины, которые он писал, раздражали его, потому что ничего не приносили – ни славы, ни богатства (а именно это, как считал Шура, являлось стандартом качества полотен). О том, что сегодня многие сумасброды-миллионеры готовы платить кругленькие суммы за разнообразную мазню, именуемую «современным искусством», он почему-то не задумывался, равно как и о том, что не всегда истинную ценность картины, книги или скульптуры можно измерить в денежном эквиваленте. Люди зачастую склонны не видеть очевидных истин, и наоборот – готовы свято верить в разные глупости, которые им навязывает общество. Сказано, что деньги – главная цель в существовании человека, значит, так оно и есть. Сказано, что добро нынче не в моде – значит, так и следует думать. Век человека короток, а ум слаб, оттого так несчастна его жизнь.

Шура обвёл хмурым взглядом свою мастерскую, которая по совместительству была и его единственным жилищем. Картина, прямо сказать, не ахти: из мебели в мастерской были только старый стол и табуретка, одна ножка которой была короче остальных, и потому сидеть на ней было очень неудобно – приходилось балансировать, ибо в ином случае сидящий заваливался либо назад, либо вперёд. Также там стояли древний холодильник «ЗИЛ» зелёного цвета и мольберт-тренога с холстом, на котором смутно угадывались наброски новой картины Ротозеева. В углу валялся спальный матрац, такого изношенного вида, что можно было предположить, что на этом самом матраце спал ещё Владимир Ленин в своём шалаше.

Сам непризнанный художник сидел на полу, скрестив ноги по-турецки. В руках он держал старый радиоприёмник, из недр которого доносилась песня «У нас, молодых» в исполнении ВИА «Самоцветы». Шура с отрешённым видом слушал музыку, хотя весь его вид явно демонстрировал, что мыслями он находится далеко за пределами своей грязной и пыльной мастерской. Потому-то он и не сразу заметил, как в мастерскую вошёл человек. Это был худощавый мужчина средних лет, одетый во всё чёрное.

– Что же это вы двери не запираете, молодой человек? – произнёс посетитель, когда понял, что Шура не замечает его присутствия.

– Там не заперто? Вы ко мне? – очнувшись, спросил Шура.

– Вы художник? Значит, к вам!

– Картину заказать? Или из готовых выбрать хотите? – оживился Шура, предвкушая большой куш. По внешнему виду посетителя он сразу понял, что у того деньги водятся. – Каталога у меня, к сожалению, нет, но может быть, так посмотрите, прям картины сразу? Могу сейчас показать!

– Погодите. Я хочу поговорить с вами, – жестом остановил его незнакомец.

Лицо Шуры помрачнело.

– Некогда мне разговоры разговаривать! – неприветливо произнёс он. – Скоро с голодухи свои картины жрать начну! Не до бесед как-то!

– Не кипятитесь, молодой человек, чай не чайник, – миролюбиво сказал посетитель. – Я именно о ваших работах и хочу поговорить.

На Шуру эти слова не произвели никакого впечатления.

– Ну а чего об этом говорить? Чего говорить-то? – раздражённо выпалил он. – Смотрите картины, выбирайте, называйте свою цену. Недорого отдам.

– Не спешите, молодой человек. Поспешишь, как известно, людей насмешишь, – тоном народного сказителя изрёк незнакомец.

– А вы меня, уважаемый, пословицами и поговорками не кормите! – распалялся всё сильнее Шура. – Если картину купить хотите – покупайте, а нет – так проваливайте по-добру по-здорову! Нечего мне тут вечер народного творчества устраивать!

Назойливый посетитель пристально посмотрел на художника:

– Кажется, теперь я понимаю, почему у вас нет выставок, почему с коллегами по кисти у вас отношения не клеятся. Вы комиссии ассоциации художников также грубили, а председателя вообще послали…

– Откуда вы об этом знаете? – в замешательстве сказал Шура. – Вы…

– Нет, я не из ВАССХУДа, – словно предвидя его вопрос, ответил незнакомец. – Я даже не был там никогда. Но я знаю об этом. Как знаю и то, что в возрасте двенадцати лет вы сломали руку, упав с яблони.

– Но как?! Откуда?! – поразился Шура. Он был так удивлён, что даже перестал злиться на этого странного типа, который заявился посреди ночи в мастерскую непонятно зачем.

– Просто знаю. Ну, так что, согласны поговорить со мной? – спокойно сказал гость.

– Да кто вы такой, чёрт вас дери? – не сдавался Ротозеев.

– Скажем так, я тот человек, который может решить ваши проблемы, Шура.

– Откуда вы знаете, что меня называют так? – не унимался художник.

– Шура, вас заело? – осведомился таинственный посетитель. – Я начинаю раздражаться уже! Хватит меня спрашивать. Поверьте мне, сейчас вы всё поймёте! Неважно, откуда я знаю это, важно, что я могу для вас сделать!

Шура чувствовал, что незнакомец ему лжёт – в его голосе не было раздражения. Нет, раздражения или злости в его тоне не было, скорее, в нём слышалась явная усталость. И ещё Шура почему-то интуитивно знал, что тот говорит правду – он действительно мог сделать многое, если не абсолютно всё. Внешний вид человека, его тон, манера беседы – во всём чувствовалась сила, сквозило скрытое могущество. Но это было могущество человека (впрочем, человека ли?), который не упивается им. Больше походило, что он тяготится своей силой, принимая её как необходимость, рутинную обязанность. Было заметно, что ночной гость весьма давно владеет этим могуществом, поэтому оно ему уже порядком наскучило. Примерно это чувствует подросток, который выпросил у родителей на день рождения велосипед, получил его, накатался вдоволь и вдруг обнаружил, что за железным конём необходимо ухаживать, подтягивая цепь и смазывая колёса.

– А что вы можете сделать? – сглотнув слюну, хрипло спросил Шура.

– Многое. Всё зависит оттого, насколько вы этого хотите. Во-первых, чего вы хотите. Во-вторых, что вы за это согласны отдать, – последовал чёткий ответ.

– Отдать? – растерялся художник. – Но у меня же ничего нет! Что ж я могу отдать вам? Если только картины?

– Ошибаетесь, мой друг. У вас есть ещё что-то.

– Вы говорите о моей мастерской, что ли?

– Не о мастерской речь! – нетерпеливо отмахнулся незнакомец. – У вас есть нечто более важное для меня. Но об этом позже. Скажите, Шура, вы верующий человек? Во что вы верите?

– А во что может верить современный молодой человек двадцати пяти лет? – ответил Шура. – Я верю в деньги. Деньги всё решают, бабло правит миром.

– А о сверхъестественных силах вы никогда не задумывались? – вкрадчиво продолжал странный посетитель. – О Боге, о дьяволе, об ангелах и демонах?

Шура встал с пола и уселся на табуретку, хмуро уставившись на незнакомца.

– А чего мне об этом думать? Богом сыт не будешь, знаете ли. Да и вообще, вся эта сегодняшняя поповщина, мягко скажем, не для разумного человека.

– А сверхъестественное?

– Пёс его знает, есть ли там (Шура указал пальцем вверх) или там (Шура указал пальцем вниз) что-то или кто-то. Я не знаю. Между прочим, вера у каждого своя и она не там, в церкви, а здесь, в груди. И необязательно это вера в сверхъестественные силы… Кто-то верит в науку, кто-то – в деньги, кто-то – что красота спасёт мир, а коммунизм сделает всех счастливыми. Совсем необязательно идти в храм, если у человека есть вера, и совсем необязательно верить в бородатого старика в тоге, который сидит на небе и всё видит. У буддистов, кстати, вообще нет этого… как его… – Шура произнёс по слогам: – Пер-со-ни-фи-ци-ро-ван-но-го бога, вот!

– Всё верно говорите, товарищ художник! Ну, а если же что-то есть? – кивнул гость.

– Где? – не понял Шура.

– Там (незнакомец ткнул пальцем вверх) и там (незнакомец ткнул пальцем вниз).

– Я не могу точно сказать, пока своими глазами не увижу. Впрочем, может, и недолго осталось… Не от голода помру, так в петлю залезу… Вот тогда и узнаю – есть бог или нет его.

– Зачем же так радикально? – вскинул брови незнакомец. – Можно и по-другому узнать. Вот, например, сейчас вы говорите со мной…

– Вы, что ли, Бог? Ангел? – перебил его Шура.

– Не совсем. Я, скажем так, из другого ведомства. Не из небесного, а из того… тёмного, подземного, то бишь. Демон я. Имя моё – Бальтазар, – усмехнувшись, сказал незнакомец.

– Ха-ха! Очень смешно!

– Зря смеётесь, Шура. Очень зря, – прищурившись, холодно произнёс ночной гость. – Я, быть может, единственный ваш шанс на нормальную жизнь, поэтому вы совершенно зря смеётесь. Я могу быть самым хорошим другом, а могу – и самым злейшим врагом, это уж как вы сами решите.

Шура почувствовал, словно на него нахлынула холодная, обжигающая океанская волна. Волна невидимая, но от этого не менее реальная. Ротозеев даже отстранился немного от того, кто назвался демоном, позабыв об особенностях табуретки, и едва не опрокинулся назад. Незнакомец сделал неуловимое движение – и Шуру притянуло обратно что-то тоже невидимое, но осязаемое.

– Значит, вы и правда… ну это… оттуда… – Шура указал пальцем вниз. – И там тоже есть… – Шура указал пальцем вверх. – Есть этот… Бог…

Взгляд демона потух и снова стал усталым.

– Есть, Шура, есть. Всё есть, – спокойным голосом сказал он. – Только всё немного не так, как вы, люди, себе нафантазировали. Впрочем, ничего удивительного. Вы всегда были склонны к мечтам, идеализируя то, что не можете понять и приписывая необъяснимому свои выдумки.

– Но демона вызывают! Нужно какие-то ритуалы специальные проводить… Я читал и… и по телевизору видел… – хватаясь за последнюю соломинку, связывающую его с реальным и рациональным миром, воскликнул Шура. Воскликнул скорее для себя, а не для демона, ибо всё было более чем реальным.

– Мы сами приходим, когда нужно, Шура, – ответил демон. – А если мы не хотим приходить – никакие ритуалы не помогут. Вернее, вызвать то нас, может быть, и получится – но вот попросить о чём-то вызвавший уже не успеет.

– А ко мне вы зачем… пришли? – севшим голосом спросил Ротозеев.

– Как я уже и сказал – помочь. Вы ведь хотите стать известным художником, не так ли?

– Хочу, – кивнул Шура.

– Я могу это устроить. Будет у вас слава, будет у вас богатство, будут у вас женщины. Всё будет. Ну, а взамен вы мне отдадите душу, – бесстрастно произнёс Бальтазар.

– Это не розыгрыш? Вы не шутите?

– Поверьте мне, Шура, у нас, демонов, чувства юмора нет. Как нет и других чувств, присущих человеку. Как то сострадание, любовь, совесть, ненависть, страсть… Ничего человеческого в нас нет. Даже это тело, которое вы видите сейчас, это не мой истинный облик, как можно догадаться. К сожалению, находиться в этом мире в своём подлинном обличии мы не можем. Да и общаться с людьми, как выяснилось, проще именно в таком облике. Ну, так что? Решитесь рискнуть и получить всё и сразу?

– Заманчивое предложение. Но… какие последствия у всего этого? – с осторожностью поинтересовался художник.

– Ваша душа переходит в мою собственность, а я вам в свою очередь даю то, чего вы хотите, – ответил демон. – Любое желание. Одно условие – ваше желание должно быть равноценным вашей душе, ведь не все души имеют одинаковую стоимость. Далее я даю вам определённый срок жизни, после чего вы должны умереть. Также, заключив контракт с тёмными силами, вам возбраняется посещать церковь и иные религиозные сооружения. Впрочем, всё это будет записано на бумаге, вы сможете сами ознакомиться с вашими обязанностями.

– Вы сказали о сроке жизни. Сколько? – хрипло спросил Шура.

– Обычно, в контракте мы прописываем сроки до пятидесяти лет, в зависимости от возраста заказчика и ценности его души. Чем выше стоимость души – тем больший срок отводится. Но согласитесь, что прожить даже несколько лет и получить всё, о чём только можно мечтать, гораздо приятнее и интереснее, чем прожить восемьдесят или, если очень повезёт, девяносто лет и так и не приблизиться ни на йоту к заветной цели!

О продаже души Бальтазар говорил сухо, словно речь велась о каких-то статистических данных для отчёта. Заметно было, что для демона этот ритуал никакой и не ритуал вовсе, а так – будничная работа, скучная рутина. И вместе с тем в голосе его ясно звучали нотки профессионального менеджера по продажам, который успешно втюхивает престарелым пенсионерам билеты на затяжной прыжок с парашютом или подержанные скейтборды мелким и крупным оптом.

– А потом? – облизав пересохшие губы, спросил Шура.

– А потом ничего не будет, молодой человек, – улыбнулся Бальтазар. – В назначенный час вы должны отойти в мир, как говорится, иной, чтобы я мог получить своё.

– Я говорю о душе. Что потом будет с ней?

– Да я уж понял, что о душе, а не о пирожках с повидлом, – ответил демон. – Душа будет принадлежать мне. То есть, формально она будет принадлежать мне с момента заключения сделки, но фактически я смогу получить её лишь после вашей физической смерти. Но не бойтесь, это не будет больно.

Бальтазар замолк, давая понять, что он закончил свой рекламный спич, и вопросительно посмотрел на художника.

– Я могу подумать? – помедлив, спросил тот.

– О, разумеется! Думайте, решайте. Когда решите – я снова приду к вам.

– Когда?

– Когда вы примете решение, Шура! Никаких ритуалов проводить не нужно. Когда вы решите – я буду знать об этом. Кстати, если ваше решение будет отрицательным – я и вовсе не явлюсь. Незачем людям лишний раз встречаться с нами, – осклабился демон.

– А моя душа… Она… – Ротозеев запнулся и затравленно посмотрел на Бальтазара. – Моя душа будет в Аду? Она будет гореть вечность?

Демон насмешливо покосился на художника и с едва сдерживаемым смешком ответил:

– А вам не всё ли равно тогда уже будет, друг мой? Что вы так о ней печётесь? Не вы ли говорили, что самое главное – прожить здесь и сейчас легко и вольготно, вкусив от жизни всё? Плевать на то, что будет потом! Да и вообще, будет ли это «потом»? Может, ничего и не будет, а? Но если и будет – что с того? Ну, искупают черти в раскалённом свинце вашу душу пару раз… Подумаешь, великое дело!

Шура нервно сглотнул, а его лоб покрылся испариной.

– Да не тряситесь вы так! Ну, честное слово, это я шутить так пытаюсь, да видно, не слишком хорошо выходит! – усмехнулся Бальтазар. – Я же говорил вам, что с юмором у нас не очень. Сами видите, что получается, когда я пытаюсь шутить. Ваша душа перейдёт ко мне на хранение, только и всего. И никаким пыткам она подвергаться не будет, это раз. А два – даже если кто-то и будет её мучить, то чувствовать вы ничего не будете. Как бы это вам понятнее объяснить… Душа – она нематериальна, она не чувствует ни боль, ни наслаждение. Как я уже говорил, представление людей об Аде несколько искажено, оно не совсем соответствует действительности.

Художник попытался скрыть выдох облегчения, но Бальтазар заметил это (впрочем, не подав виду).

– Думайте, Шура, думайте. Решайте, – повторил демон. – Всё в ваших руках. Вы сами строите своё счастье.

Шура Ротозеев моргнул, а в следующее мгновение в мастерской кроме него уже никого не было. Демоны приходят без приглашения, а уходят не прощаясь.

4

По утрам Ивану писалось плохо. Ему, врождённой «сове», требовалось много времени, прежде чем он мог приступать к написанию книги. Обычно, в дни, когда ему не нужно было ехать в офис, он вставал часов в девять, после чего тратил ещё полтора-два часа на раскачку и лишь потом садился за ноутбук. С недавних пор он начал работать на нём, сразу набирая текст электронным файлом, раньше же Иван предпочитал рукописи (именно поэтому его небольшая квартира была буквально завалена бумагой – чистой и исписанной). И хотя творчество не приносило ему ни копейки, всё же Размазин считал своим главным делом именно писательство, тогда как работу менеджером по рекламе не воспринимал всерьёз, видя в ней только стабильный источник дохода. Стоит ли говорить, что от офисной работы Иван не испытывал абсолютно никакого удовольствия? Напротив – когда он занимался творчеством, то чувствовал ни с чем несравнимое счастье. Счастье спокойное, ровное, умиротворённое, но от этого ничуть не менее желанное.

Иван в задумчивости стоял у окна, держа в одной руке бутерброд с колбасой, а в другой – чашку с горячим чаем. Казалось, в этот момент он находился не здесь, в своей квартире, а где-то очень далеко, на страницах своей будущей книги. Книги, которая изменит если не всех людей, то многих. Книги, которая позволит выполнить ему, Ивану, главную цель, которую ставит перед собой каждый автор – попытаться изменить этот мир к лучшему. Да, именно так – он всегда был уверен, что важнейшая задача литературы не развлекать читателя, а помогать ему, читателю, видеть свои собственные ошибки и недостатки, через которые можно рассмотреть и все ошибки и недостатки этого мира… От размышлений Ивана отвлёк стук в дверь. Как это всегда бывает, прозаический быт раздавил своей массой поэтический полёт мысли о возвышенном и вечном. Серые будни сошлись в неравной схватке с красочными мечтами и одержали над ними верх.

Размазин поставил кружку с чаем на подоконник и с бутербродом в руке направился к двери. Не глядя в «глазок», он распахнул её и увидел на пороге вчерашнего ночного гостя. Тот был не один – рядом с ним стояла симпатичная молодая девушка азиатской внешности. Иван обратил внимание, что одета она явно не по погоде: белая блузка, строгий чёрный офисный костюм и никакой верхней одежды. Чёрные туфли, несмотря на уличную грязь и снежную слякоть, выглядели так, словно ещё пять минут назад они стояли в витрине магазина и были обуты незнакомкой вот только что.

– Вы? – удивился Иван.

– Мы! – радостно произнёс вчерашний гость, широко улыбаясь. – Разрешите войти?

– Входите, – ответил писатель, глядя при этом почему-то на девушку.

Ночной гость со своей спутницей прошли в квартиру, Иван закрыл дверь и проследовал за ними.

– Знакомьтесь, Иван. Это Лилит, – представил незнакомку таинственный визитёр. – Лилит мой секретарь и ассистент, если можно так сказать.

– Вы объясните мне, что всё это значит? Кто вы? Я думал, вы из издательства… – начал было Иван, но гость жестом оборвал его.

– Я не из издательства! – резко бросил он. – И Лилит тоже. Мы из другого ведомства.

– Что это? – спросил писатель, доставая из нагрудного кармана рубашки визитку, которую ему вручил ночью незнакомец. – Что всё это значит?

– Там же по-русски написано, друг мой любезный! – воскликнул гость. – Бальтазар – демон высшей категории. Я и есть Бальтазар, приятно познакомиться!

– Вы шутите, что ли? Или вы сумасшедший? – с подозрением поинтересовался Иван.

– Отнюдь! – отрицательно покачал головой человек, назвавшийся демоном. – Я не шучу и я не сумасшедший. Хотя для вас, людей, ещё неизвестно, что лучше… Кстати, Лилит тоже демон. Видите, какими красивыми мы бываем? Впрочем, это лишь тело… При желании Лилит может принять другой облик. Каких вы предпочитаете: блондинок, шатенок?

– Перестаньте! – крикнул Иван. От театральных ужимок гостя он почувствовал лёгкий звон в ушах, а картинка мира перед глазами чуть-чуть поплыла.

– Иван, Бальтазар говорит правду, – мягко улыбнулась Лилит. – Мы демоны. И если ты не дурак, то, наверное, понимаешь, зачем мы пришли.

Голос у неё был приятный, успокаивающий. Иван мгновенно почувствовал себя лучше – звон в ушах прекратился, изображение мира стабилизировалось.

– Лилит, он всё понимает! – усмехнулся Бальтазар. – Верно, Иван? Ты ведь уже понял, что нам нужна твоя душа, а в обмен на неё мы сделаем так, что ты станешь известным автором. О тебе и о твоей книге узнают все! Ты ведь этого хочешь?

– Но я не вызывал вас! – всё ещё ощущая подвох, сказал Размазин.

– Нас не вызывают, мы приходим сами, – ответила Лилит.

– Мы приходим сами и помогаем, – подхватил Бальтазар. – Тёмные силы тем и отличаются от светлых, что мы помогаем людям, делаем их жизнь лучше, приятнее, интереснее. Что может дать Бог человеку? Ничего, ибо жизнь верующего человека подвержена всяческим запретам и ограничениям, а из своей веры этот несчастный не может извлечь никакой пользы.

– И есть ли какой-то смысл в этой вере? – продолжила Лилит. – Зачем она нужна? Век человека недолог, нужно жить здесь и сейчас, получать от жизни что-то приятное уже сегодня. Светлые силы могут обещать что-то человеку только после смерти, тогда как мы, демоны, можем исполнить самые заветные мечты человека при его жизни.

– Подписываешь контракт и получаешь всё, что захочешь, – вновь перехватил эстафету речи демон высшей категории. – От человека только и требуется, что чётко и внятно сформулировать своё желание. А можно ли что-то подобное ожидать от божественных сил? Да они же ничего совершенно не делают для людей! Они не помогают, они не делают жизнь человека лучше. Они были созданы с единственной целью – уравновесить баланс чёрного и белого, а всё остальное – это уже выдумки людей.

– Абсолютно всё во Вселенной требует равновесия, ибо она не терпит шаткости, – глядя прямо в глаза Ивану, сказала девушка. – Без демонов нет ангелов, без Ада нет Рая, без чёрного нет белого, без лжи нет правды, без ненависти нет любви.

– Ну, так что, подумаешь над моим предложением? – снова вступил в разговор демон. – Ничего, что на «ты»? Я всё-таки на несколько тысячелетий старше тебя… Предложение выгодное! Сразу не отказывайся, подумай, мы не торопим тебя.

Иван в замешательстве переводил взгляд с Бальтазара на Лилит и обратно.

– Всё-таки нужно было дождаться, когда он позавтракает, Лилит, – чуть смутившись, сказал Бальтазар, косясь на бутерброд, который Иван так и продолжал держать в руке. – Видишь, парень сбит с толку и ничего не понимает.

– Я всё понимаю… Нет… конечно, я удивлён, я очень удивлён, но… Всё это странно и неожиданно, правда… – сбивчиво пробормотал Размазин.

– Ваня, ты кушай бутерброд, не стесняйся! Ты как себя чувствуешь, а? Что-то ты побледнел… – озабоченным тоном произнёс демон и повернулся к девушке: – Лилит, плесни-ка водички нашему писателю, а то как бы он не брякнулся в обморок.

Иван всё в том же замешательстве медленно жевал бутерброд, глядя, как Лилит достаёт из холодильника бутылку с водой и наполняет стакан, стоящий на кухонном столе. Принимая из её рук стакан с водой, Иван молча кивнул. Отчасти это произошло потому, что он подумал, что глупо говорить демону «спасибо» или «благодарю», отчасти – из-за того, что голос слушался его плохо в этот момент.

– Ну как, Иван? Полегчало? – заботливо спросил Бальтазар, когда Иван осушил стакан до дна. – Всё нормально?

– Ага! Всё нормально! – громко ответил Иван. Выпитая вода прочистила его горло и голос вновь вернулся к нему. – Всё абсолютно нормально! Всё просто замечательно! Если не учитывать того, что ко мне в гости пришли два демона и предлагают продать им душу!

– А чего ты так разнервничался? Да, демоны. Да, продать душу. И что с того? Мы что, такие страшные? Мы вовсе не страшные! – оскорблёно воскликнул Бальтазар и, покосившись на Лилит, ехидно хихикнув, добавил: – А некоторые из нас очень даже симпатичные.

– Справедливости ради скажу, что твоя реакция на нас ещё не самое ужасное, что могло бы быть, – улыбнувшись уголками губ, произнесла девушка. – Некоторые после встречи с нами теряют рассудок, скажем так, временно или постоянно.

– Спасибо, утешила! – с сарказмом сказал Иван. – Надеюсь, мой рассудок меня всё же не покинет!

– Конечно, не покинет, Иван! – с готовностью заверил его Бальтазар. – Лилит говорит о жалких людишках, у которых и души-то стоят всего ничего… Душонки так себе, на три копейки!

– А моя, значит, не такая, да? – спросил писатель.

– Разумеется! Твоя душа стоит дорого, очень дорого, потому что твоя душа – душа писателя! – глаза Бальтазара жадно блеснули, но тут же вновь погасли.

Соглашаясь с Бальтазаром, Лилит кивнула и объяснила:

– Душа – это сгусток энергии, нематериальная сущность, которую невозможно уничтожить. Она – противопоставление человеческому телу. Тело – смертно, душа – нет, тело имеет изъяны, душа – совершенна.

– Но все души разные, – продолжил Бальтазар. – Душа талантливого человека имеет огромную силу, она несёт на себе отпечаток его воли, разума, мышления, сознания, чувств.

Иван недоверчиво посмотрел на демона:

– И что, моя душа именно такая? Ведь я всего лишь человек, обычный человек. Я даже не писатель! Вернее, я пишу, конечно, но мои книги никто не читает, потому что их никто не издаёт. Разве можно считать меня писателем?

– Писатель не тот, чьи книги издают, а тот, кто может создавать литературу, а не просто умеет складно писать, – сказала Лилит. – В ваш век кого только не издают! И что, это можно называть книгами и литературой?