Дикий бег Югурты

– Нам больше нравится Нетери, – отвечали они, – чем Пан Пий.

Был праздник и триумф.

Наконец, после проявленного энтузиазма и восхвалений Гет Аман ставит ногу на землю, где нет больше врага. Есть только одна она, по словам Алорка, та кто всё знает, кто всё делает, кто может всё.

Войско Пан Пия, состоявшее преимущественно из копейщиков, медленно отступало. Его численность теперь была гораздо меньше численности вражеского войска. И если конница еще способна была наносить сильные удары, то пехота годилась только для оборонительных действий. Бои в разоренной стране были трудными для обоих противников. В конце концов Гет Аман отказался от стремления решить исход войны в генеральном сражении и решил переправиться с острова в собственно область Синдика. Это ему удалось. Пан Пий немедленно последовал на встречу и преградил войску путь. Хорошо укрепившись, он наносил непрерывные удары своей легкой конницей и лучниками. На некоторое время Гет Аман был вынужден даже отступить. Но вскоре подошли его когорты и войско вновь встало лагерем напротив понтийцев.

Гет Аман расположил цепь постов вокруг лагеря Пан Пия и стал окружать его валом. Первоначально Пан Пий не придал значения этим действиям врага. Цепь их постов вокруг его лагеря была не настолько плотной, чтобы ее невозможно было прорвать. Но тракии опустошили окрестности и уже скоро в лагере начался голод. Пан Пий приказал перебить вьючных животных, кроме коней, но и этот источник пищи вскоре иссяк. Через 45 дней, после начала блокады, он приказал отступать. Перебив больных и раненых, чтобы они не достались врагу, глубокой ночью понтийцы в полной тишине двинулись в путь на северо-запад. Небольшая группа воинов почти до рассвета оставалась в лагере и поддерживала костры, чтобы обмануть противника. Стремясь сбить со следа, погоню и не дать тускам обнаружить направления отступления своей армии, Пан Пий вел войско ночами, а днем скрывался в лесах.

Обнаружив бегство неприятеля, раздосадованный Гет Аман бросил свое войско в погоню и несмотря на меры предосторожности, предпринятые Пан Пием, уже на третий день настиг понтийцев. Разгадав замысел увлечь его за собой на север, Гет Аман решил дать ему генеральное сражение. Его легионеры заняли пути возможного отступления понтийской армии, вынуждая её к сражению в невыгодных для себя условиях. Но иного выхода уже и не было. Пан Пий отдал приказ готовиться к бою. Опасаясь, что Пан Пий обманет его и уйдет ночью, Гет Аман в полночь поднял своих воинов и повел их к понтийскому лагерю. Часовые заметили движение войска противника и подняли тревогу. Стрелки и гоплиты Пан Пия быстро выстроились перед лагерем для боя. Конница встала рядом с пехотой, а 800 отборных всадников остались в лагере в качестве резерва. До последней минуты Гет Аман колебался – начинать ли ему сражение в полной темноте или дождаться восхода солнца. Большинство командиров легионов убеждали его не медлить. Но пока он внимал их убеждениям, сражение, как это часто бывает на войне, началось, само собой.

Луна, освещающая поле боя, постепенно уходила в ночные облака. Колеблющиеся тени легионеров стали постепенно вытягиваться в направлении строя понтийских воинов, создавая иллюзию их движения. Свет заходящей луны бил в глаза воинам Пан Пия. Зная по опыту прежних боев наступательный порыв тусков, они не сомневались, что враг приближается. Едва тени достигли их строя, они обрушили град стрел и копий, но их метательные снаряды ударили в пустоту. Заметив это, туские легионеры, не дожидаясь приказа о наступлении, бросились в атаку. Воины же Пан Пия, видя, что их оружие не причинило вреда врагу, обратились в бегство. Но бежать было некуда. Лагерь был окружен отвесными скалами. Многие воины погибли, падая с них. Другие были уничтожены подошедшими тусками или затоптаны в бегстве своими товарищами. Едва понтийская пехота обратилась в бегство, Пан Пий с восемью сотнями всадников резерва бросился на врага. Давя своих и чужих, он прорвался сквозь строй наступавших войск. Следом за конницей устремилась часть понтийской пехоты, еще сохранившая организованность. Но вырваться удалось немногим. Сам он вскоре остался всего лишь с тремя всадниками. Среди них находилась гетайра Гета Сакра, всегда проявлявшая мужество и смелость. Она была одета в мужскую одежду и участвовала в бою рядом с Пан Пием. Беглецы прибыли в крепость Сан Ория, где у Пан Пия было большое количество средств. Вскоре в крепости собралось около 3000 воинов, уцелевших после сражения. Пан Пий роздал им плату за службу за год вперед. Как только тракийцы стали приближаться он нагрузил на повозки свою казну и двинулся к истокам Пада. Здесь обманувшись в своих ожиданиях врага, он с новой армией решил вернуться на остров Ка Ра Аманд и снять осаду своей северной столицы – Пан Ти Капуи.

Пан Пий попытался атаковать Гет Амана на трёх участках; гарнизон города сделал то же самое. Так что сражение шло одновременно на шести участках. Повсюду Пан Пий был отброшен. Между тем положение Пан Пийя ухудшалось; ощущалась нехватка воды для людей и нехватка корма для лошадей. Лошади и вьючный скот имели в качестве фуража только листья и стебли размятого тростника. Вскоре вьючных животных лишили и этого, чтобы сберечь этот корм, как бы плох он ни был, для лошадей. Мулы и ослы перемерли; смрад от их трупов породил в лагере нечто вроде эпидемии. Наконец удалось раздобыть ячмень – это вместо овса, но лошади оказались непривычными к такому корму.

Наконец Пан Пий решил выступить из лагеря. С наступлением ночи он снарядил легкую пехоту с охапками хвороста заваливать рвы. Затем он вывел из лагеря когорты и повел их вдоль моря к участку лагеря, находившегося ближе к берегу и дальше всего от расположения Гет Амана. С этой стороны лагерь имел две линии укрепления. Первая состояла из рва и вала высотой в десять футов; другая линия, на расстоянии в сто шагов от первой, была не только слабее, но еще и не законченной. Пан Пий стянул свои силы к этому участку.

На заре он атаковал. Обороняющиеся обратились в бегство. К счастью, подоспел зять Гет Амана по прозвищу Барка с двумя когортами. Но избиение уже свершилось. Ни Барке, ни Гет Аману не удалось собрать бежавших. Гет Аман сам едва не погиб. Он уже думал, что все пропало; и так оно и было бы, если бы Пан Пий не усомнился бы в своей удаче, и не дал ему время собраться с силами. Пелтасты Пан Пийя отступили в полном порядке. Гет Аман провел скверную ночь. Он упрекал себя в том, что пришел объявить войну Пан Пийю на пустынный берег, где его солдаты умирали от голода в то время, как он никак не мог уморить голодом Пан Пия, которого кормил флот.

Теперь его армия вынуждена была отступить, но, когда воины были извещены об этом, и узнали, что такое принято решение потому, что они плохо сражались, среди солдат воцарился траур. Когорты, которые уступили врагу, в полном составе явились к палатке Гет Амана и просили их наказать.

«– Вы будете отважнее в другой раз», – ответил он им; – но я должен дать вашему страху время успокоиться.

Инфантэры настаивали, чтобы им позволили взять реванш немедленно, но Гет Аман категорически отказал им в этом. Он повторил приказ выступить из лагеря в три часа утра. Гет Аман покинул лагерь последним, с двумя когортами и с трубачами во главе. На рассвете Пан Пий бросил на арьергард Гет Амана свою конницу. В лагере Пан Пия был праздник и ликование. Напрасно Гет Аман трубил в свои трубы: он не отступал, он бежал от стен Пан Ти Капуи, он был повержен. Как Гет Аман и предвидел, Пан Пий пустился за ним в погоню. Да и разве Гет Аман не бежал от него? Разве не следовало нагнать и покончить с его войной одним махом?

Пан Пий послал к Туйе (в Мосул Кале) гонцов с письмом, в котором он сообщал ей, что война уже закончена или почти закончена. Он решил атаковать Гет Амана, как только тот остановится. И Гет Аман остановился; на равнине близ плато Тео Дороса. Именно здесь должна была решиться судьба мира. Молва о его поражении распространилась и вызвала к нему недоверие. Ему отказывали в продовольствии и фураже, и это продолжалось до тех пор, пока он не захватил город Теодосия. Тут он оказался среди такого изобилия, что его солдаты праздновали, благодаря найденным в городских погребах многочисленным амфорам с вином, три дня.

Пан Пий расположил свой лагерь на возвышенности напротив лагеря Гет Амана. А за три дня до этого Гет Аман совершил жертвоприношение для очищения своей армии. После заклания первой жертвы прорицатель сказал ему, что через три дня тот вступит в схватку со своим врагом.

– Помимо этого, – спросил Гет Аман, – не видишь ли ты во внутренностях жертвы какого‑нибудь другого благоприятного знака?

«– Ты сам ответишь на этот вопрос лучше меня», – сказал ему прорицатель. – Солнце указывает на великие перемены, на переворот в установившихся вещах, на обратное тому, что есть сейчас.

Он узнал о начале битвы и сообщил тем, кто окружал его, что сражение уже идет. Затем, вернувшись к своим наблюдениям и вновь изучив все знаки, он возбужденно вскочил на ноги и воскликнул:

– Ты победил, Гет Аман!

И поскольку в его пророчестве усомнились, он снял со своей головы венок и заявил, что не наденет его вновь, пока события не подтвердят его справедливость. И все же, несмотря на все это, Гет Аман уже намеревался снять лагерь и увести армию.

Его пугало то, что его силы очень уступали силам противника: у него было только тысяча конников, а у Пан Пия их было семь тысяч; у него было только двадцать тысяч человек пехоты, а у Пан Пийя их было сорок тысяч. И тут Гет Аману донесли, что в лагере неприятеля происходит какое‑то движение, и что Пан Пий, похоже, решился дать бой.

Гет Аман собрал своих солдат. И тогда все солдаты в один голос стали умолять его не ждать, и что, напротив, если враг колеблется, нужно придумать какую‑нибудь хитрость, чтобы тот решился на бой. Имея одну тысячу конников против семи тысяч, Пан Пия, Гет Аман отобрал из своей легкой пехоты самых молодых и ловких солдат и усадил их на лошадей позади всадников. В момент нападения пехотинцы спрыгнули на землю, и вместо тысячи человек перед солдатами Помпея оказывались две тысячи.

Первые ряды когорт Пан Пийя уже выступили к бою. Гет Ра Аман поднялся на небольшой холм, чтобы его видело и слышало, как можно большее число людей.

– Друзья мои, – крикнул он, – наконец настал день, когда Пан Пий вызывает нас на бой. Мы будем сражаться не с голодом и лишениями, а с солдатами врага! Вы ждали этого дня с нетерпением; вы обещали мне победить; держите ваше слово. – Всем становиться!

Затем он приказал поднять над своей палаткой ярко‑алый флаг – сигнал к бою. Едва заметив его, инфантэры бросились к оружию; и, поскольку план сражения был определен заранее, каждый командир развёл своих солдат по заранее определенным позициям.

Гет Аман решил, несмотря на превосходство сил противника, воспользоваться преимуществом, которое давал ему Пан Пий, и первым начал атаку. Он бросил последний взгляд на всё свое построение. В этой тишине его солдаты, приблизились к врагу на расстояние в двадцать шагов и метнули дротики.

С обеих сторон запели трубы и рожки.

Весь строй пехоты Гет Амана тут же с громким кличем бросился вперед, бросая на бегу свои дротики и копья в неприятеля. Затем, когда все дротики были выпущены в цель, инфантэры выхватили свои мечи и обрушились на панпийцев, которые встретили их стойко и неподвижно.

Пан Пий словно знал, что его армия выдержит первый натиск, отдал приказ своей коннице атаковать правое крыло Гет Амана и окружить его. Гет Аман увидел, как к нему приближается вся эта громада лошадей, от топота которых задрожала земля, и крикнул только эти три слова:

– Копья в лицо!

Каждый солдат его кивком подал знак, что он понял. Как и предвидел Гет Аман, этот живой сгусток из лошадей и всадников разметал перед собой тысячу его конников, а первые ряды его когорт оказались смяты. Восемь тысяч конников двинулись на окружение армии Гет Амана, но это был тот миг, которого он ждал. Он приказал подать сигнал трем тысячам солдат резерва. Сохранив свои копья, они двинулись вперед, поднося острие к глазам неприятеля и повторяя клич:

– В лицо, соратники! В лицо!

Они поражали остриями своих копий лица всадников. Те держались какое‑то мгновение, скорее даже из удивления, чем из храбрости; но затем развернули своих лошадей и обратились в бегство, закрывая лицо руками. Так они бежали, не оборачиваясь, до самой степи, бросив на произвол судьбы своих лучников, которые были полностью истреблены.

Гет Аман направил вперед когорты с приказом атаковать неприятеля в лоб, в то время как сам он, со своей конницей и своими тремя тысячами копьеносцев, нападет на неприятеля с фланга. Наступление было проведено необычайно правильно. Враг, которому было приказано обойти неприятеля, как только конница приведет в беспорядок его правое крыло, увидела, что её саму обходят! Пехота рассыпалась и последовала примеру конницы. В тот же миг все они закричали в один голос:

– Мы побеждены!

Повернувшись к инфантерам спиной, они бросились бежать. Пан Пий сам подал им такой пример. Гет Аман, видя, что битва уже выиграна, и что сегодняшний день принадлежит ему, собрал своих трубачей и глашатаев, и распределил их по всему полю сражения с наказом трубить и кричать солдатам:

– Пощаду раамонянам! Убивайте только пантийцев.

Услышав этот выразительный призыв, раамоняне остановились и протянули руки инфантэрам, которые шли на них с поднятыми мечами. Те сами вложив свои мечи в ножны, кинулись в объятия своих прежних товарищей. Казалось, милосердная душа Гет Амана вошла в тело каждого из солдат его армии.

Гет Аман собрал солдат, рассыпавшихся по полю боя. Он повторил обещание пощадить побежденных; и, хотя уже наступала ночь и, хотя люди сражались с самого полудня и, хотя они были измучены усталостью и жарой, он в последний раз воззвал к их мужеству и повел их на приступ укреплений лагеря Пан Пийя.

– Что за шум? – спросил Пан Пий, находясь в своей палатке.

– Амен Гет! Гет Аман! – кричали на бегу перепуганные солдаты, спешащие к укреплениям.

– Как? Неужели он в моем уже лагере? – воскликнул Пан Пий.

И, поднявшись, он вскочил на первую попавшуюся лошадь, выехал через ворота и поскакал во весь опор по дороге, ведущей к Пан Ти Капуи.

Лагерь был взят. Бежавшие отступили на холм неподалеку. Победители вошли в лагерь и обнаружили в нем накрытые столы, заставленные золотой и серебряной посудой. Повсюду были разбросаны зеленые ветви и цветы, и среди других палатка Пан Пийя, увитая плющом.

Все это было заманчиво для солдат, тяжело трудившихся уже полдня, но Гет Аман напомнил им, что лучше было бы сразу покончить с неприятелем, и они сами закричали:

– Вперед!

Гет Аман оставил треть своих солдат охранять лагерь Пан Пийя, еще одну треть – сторожить свой собственный, а с последней третью пустился по более короткой дороге, чем та, по которой последовал неприятель; таким образом он отрезал ему путь к отступлению. Беглецы были вынуждены сделать привал на бугре, у подножия которого протекал ручей. Гет Аман немедленно завладел этим ручьем и, чтобы лишить врага возможности утолить жажду. Он занял четыре тысячи человек рытьем рва между холмом, который занимал враг, и ручьем.

Тогда, умирая от жажды, видя, что все пути к отступлению отрезаны, каждую минуту ожидая нападения солдат Гет Амана сзади, они отправили к нему парламентеров. Они просили о сдаче в плен. Гет Аман ответил, что утром он примет их сдачу, а пока те, кого мучает жажда, могут подойти и напиться.

Те, у кого была пища, делились ею с теми, у кого ее не было; все разжигали костры и усаживались вокруг них; можно было подумать. Что все эти люди собрались здесь на праздник. На следующее утро Гет Аман появился среди них. Оставшимся он подал знак рукой и улыбкой.

– Встаньте, – сказал он им; – Гет Аман не знает врагов на следующий день после победы!

Тартессии и раамоняне; все столпились вокруг него, пожимая руки, которые он им протягивал, и целуя край его боевого плаща, наброшенного ему на плечи. И, когда херусиасты Пан Ти Капуи пришли и объявили об отказе сдать город Гет Аман, сказал им:

– Сколько ещё раз слава ваших предков будет служить вашим ошибкам? – А потом он произнес, глядя на покрытое телами убитых поле сражения.

– Увы! – сказал он, – Пан Пий вынудил меня сделать это! Если я распущу свою армию, то, несмотря на столько побед, Ань Великий Антиохийский осудит меня – Гет Амана, и Гет Аман будет приговорен!

Пан Пий был вынужден бежать с острова Ка Ра Аманд на территории Сан Ти Кии.

ЛУННОЕ БДЕНИЕ – 2

Начало мудрости – торжество вагины Ти. Слушай, сын мой, наставление матери твоей и не отвергай завета отца твоего, потому что это – прекрасный венок для головы твоей и украшение для шеи твоей. Сын мой! Наполни домы хлебами, склад один будет у всех нас!

Притчи ТинниТ.

В

671245 лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Алорк писал почти час, когда до слуха его донёсся звук, словно кто-то в величайшем волнении и задохнувшись втянул в себя воздух. Он отложил перо и прислушался. Рядом, конечно, никого не было, а значит звук мог раздаться только со стола от жизненной силы Лилит: черепа с бледным «лицом». Он задул лампу, в зазор ставни окна проникал серебристый луч луны. То была естественная общность и походила она на безмолвную связь. Старику отрадно было сознавать, что луна столь же мало дорожит сном, как и он. Он ощущал добрые чувства. Он дописал:

«Гет Бел Ра Аман повелел храму старших сыновей звать его Амоном Ра. И, те, не захотев его, сказали:

– Думаешь ли ты в сердце своём, что не было Амона Ра прежде тебя, умертвившего старшего сына своего. Мы будем звать тебя высшим Ра Аманом, если ты возьмёшь наш Йорос-Вышгород и его, святая святых, трон старшего сына.

Гет Бел Ра Аман, собравшись с воинами многими, пошёл и взял Йорос, и возвратился назад, и ответил им:

– Подобно тому, как Осирис, что-то захочет и скажет, то пусть и сделает».

В 665546 лето от Сотворения Мира в Звездном Храме. Тейя была призвана в женский гарем Гет Бел Ра Амона, но не с престижным титулом первой придворной дамы, а лишь второй. Ее брат Пади Сак был отпущен к его армии, а ей пожалован был ещё и титул управляющей лесами всей Исы Пан Тии.

В 671247 лето от Сотворения Мира в Звездном Храме.  Когда пишешь биографию человека, лицо которого ещё не найдено потомками и не явлено миру, следует идти вдоль дороги, пройденной им до своего пьедестала. Чем больше следов осталось на этом пути, тем они легче и незаметнее и тем большее возбуждают они любопытство.

Утром в комнату вошла Тейя. Алорк в этот момент одевался и одновременно дописывал страницу дневника. На несколько минут Тейя задержала на нём взгляд, но ничего не сказала. Затем она стала рассматривать рисунки – это были наброски карт, указывающие на некоторые события. Я собирался сделать Тейе приятный сюрприз и хранил его в тайне.

Алорк последовал за Тейей в сад. Мы довольно подробно поговорили о некоторых вещах, только что присланных нам в качестве подарков и представляющих собой главным образом предметы мебели. Тейя не сомневалась в недоброжелательности тех, кому поручили переправлять нам эти предметы: даже высылая нам вещи, которые были бы для нас приятны, эти люди находили возможность их портить. Тем не менее Тейя пребывала в хорошем настроении и охотно поддерживала беседу. Погода продолжала оставаться тёплой и довольно приятной. Они вышли прогуляться по дорожке, которая была проложена перпендикулярно фасаду дворца. Разговор коснулся организующихся событий. Тейя высказал мысль, что если бы Исиза приехала к началу переговоров по постройке военного флота, то она могла бы оказать значительное влияние на их исход. К счастью, переговоры по строительству флота настолько продвинулись, что Тейя приняла решение завершить их в течение двадцати четырёх часов. Как она полагала, Исиза намеренно не приехала из Акра Левке раньше из-за возникшего у неё чувства ревности к уровню готовящейся операции. Главной цели переговоров – Исиза Тан Бул. Как только Исиза прибыла Тейя сразу нанесла ей визит, но, когда вернулась сказала: «Исиза Акра Левке очень красивая женщина, но она начала терять обаяние своей молодости, а значит ей пора переселяться на ранг повыше».

ГЛАВА – 4

Дочь моя! Наставления Исиды не забывай, и заповеди её храни в сердце своём. Долгота дня, года жизни и Амалек сын приложены тебе. Милость да не оставит тебя: обвяжи ею шею свою, напиши милость на скрижали сердца своего.

Притчи Тин_ниТ.

Н

ароду объявили о предстоящей утренней молитве и жертвоприношении Творцу. Эта мистерия всегда проводилась перед утренним восшествием солнце. Жрецы отбирали подходящую молодую телицу: собравшиеся начинали торжественную тризну – боевые танцы и песни. В такой день пили вино и пиво, и люди сцепившись руками под такт волнующей двойной свирели выплясывали причудливые фигуры

Колонны солдат продолжали подходить из контингентов войск, собраных для штурма Пан Капуи. В этот час наступающих сумерек под ярким освещением пламени, под резкими и холодными порывами зимнего ветра, разбрасывающего снопа искр с костров на пляшущий народ. Воины впадали в неконтролируемую оргию, валились с ног и снова подымались. В такой день всегда неживая масса теснилась и кучно приближались к живым всё ближе и ближе. Рукояти мечей, щитов и дротиков сжимали костяные кисти рук человеческих скелетов, черепа венчали железные шеломы, а от костей сиянием веял ужасный отблеск. К живым шли те, чьи кости сотлели на погребальных кострах.

– Моту48 не нужна ваша кровь! Моту не нужны ваши сердца! Светоч Ночи49 требует! Пропустите нас и следуйте за нами, – те же знакомые требования.

От резкого взмаха крыльев Тиннит дрогнули языки факелов и погасли. Люди пытались зажечь их. Напрасно. Тишина нарушилась постукиванием огнив.

– Мертвые к нам идут! – кричал Алорк. – Воины, кони, копья словно кусты зимних зарослей мирты в ночной мгле. Мертвецы желают быть с нами в час тяжелого испытания.

Народ накрыла черная тень скрывая от него звезду за звездой. Слышались вскрики:

– Светоч! Владыка мертвых! Владыка Ночи садится на трон! Велик Свет Ночи и нет ему равного!

Незадолго до полуночи, в непроглядной тьме, Мот-Смерть оказался у коронков стен обреченного жилья. Протрубил серебренный рог, всего один раз и в ответ послышался отзвук многих тысяч труб и вновь наступила тишина. Люд чувствовал: здесь, совсем рядом, под коронками высоких стен крепости Пан Ти Капуи, собралось огромное Небесное Воинство. Клубился облаком их леденящий ветер. Всё поглотила тьма. Гасли последние огни. Наступало торжественное ожидание мистерии.

Внутри храма имелось священное место, куда могли входить только жрецы, ибо только им принадлежало право и честь знать внутренность святилища. У ряда скамей, выставленных для встреч жреческой коллегии, тянувшихся вдоль вышитых орнаментом матерчатых стен, стояла жрица девственница.

– Ничего не произошло из того, что может внушить тревогу… Ни крика тревожной птицы… «Ни резкого выдоха Владыки Жара…» —Сказала она.

Колонны солдат квадратом окружали дом Светоча. На аккуратном земляном цоколе стоял походный храм. Над черным балдахином господствовал небесный свод с яркими звездными крапинами. Прозвучала серебренная труба Тиннит. Каждый воин стоял на своём месте. В проходе, оставленном в построении когорт, появились жрецы. У них бритые головы. Одеты в черные льняные одежды отделанной широкой белой полосой. Это была основная храмовая корпорация из простых жрецов и жриц, игравших главную роль в отправлении культа. Процессию возглавляли три человека, а рядом мальчик: он вёл телицу. Телицу вели к жертвователю, дело, которого заключалось в умении заклать поднесенную жертву. По агонии животного и по его печени предстояло предсказателям донести до народа благоприятную волю богов.

Возле алтаря Тиннит Пене Баал остановились девушки чей девственный характер не вызывал сомнения. Наступал момент торжественного песнопения:

«Взываем владыку жара, – взываем тебя, того кто на пылающей упряжке, огненной колесницей сверкаешь. Восстань из недр на добрый день, добрым вестником. Яви лучи над ханнаанеянами.»

Хор закончил петь. Родитель явился на медный свод небес, что б блистать теням и людям, черным и белым небесам земли. В шеренгах громкие возгласы не сдержавшихся солдат. Мальчик и девочка помогают. Они вливают в пламя душистое масло. Величество вдыхает аромат радушными вспышками пламени. Жертвователь омыл руки водой из обложенной цветами лохани. Мальчик держал короб с ячменем. Он подошёл к молодой телице. В руке острый топор.