Мы здесь живьём. Стихи и две поэмы

«Когда падёт режим…»

Когда падёт режим,мы тоже побежим.Ты навсегда, а явернусь и буду верить!Хрустальная страназа каменною дверью,но будет и окно,в котором далеко,насколько хватит глаза —разбитая Green Plaza.Под водами рекиушедшие полки,и тоненький мальчонкастоит на берегу.И белая пелёнка,как флаг, на злом ветру.Обычная пелёнка.Кого б запеленать?Как страшно: нет ребёнка,осталась мать.

2015 год, Донецк

«Кто читает все эти чёртовы сводки?…»

Кто читает все эти чёртовы сводки?Налей мне водки, промой мои раны,мы с тобой в подвале сидим, как в подводной лодке,имени русой Марии, имени плачущей Анны.Наша лампа-лампочка, наша маленькая лампада,жёлтая, жуткая, внутриматочная спираль мира.Не гляди на меня, Мария, я боюсь твоего взгляда,помолчим, Мария, здесь каждое слово – гиря.Наш подвал укромен, четыре стены и стулья,а ещё эти полки с помидорами-огурцами.Нас подвал уменьшает, съёживает, сутулит,мы становимся даже не сёстрами – близнецами.А назавтра сводки, от которых мне сводит душу,а назавтра снова учиться ходить по краю.Мы идём по улице – два морячка по суше,мы с тобою ещё ни разу не умирали.

2015 год, Донецк

«Испей до дна Донецк, как яд и как лекарство…»

Испей до дна Донецк, как яд и как лекарство,как некий бастион, как город, как тюрьму.Испей его последнее бунтарство,подставь плечо клейму.Я вижу, что сентябрь расправился с зелёным,как птица на крыло становится. И льнётк ногам бродячий пёс. И на губах оскома[1],как прерванный полёт.Трамваи голосят, асфальт вспороли рельсы,у балерины – голод и мигрень,и где-то на краю издёрганного детства —коричневый ремень.Мне засветло вставать, тащиться через пустошь,угрюм пустырь и не сплести венок.И где-то в глубине горячий красный сгустокподвешен на шнурок.И вспомнят старики с их стариковским зреньемо том, что был четверг – червивое словцо.И отливал рассвет стыдливостью сиреневой,и пахло огурцом.Безмозглая качель и клумбы тёти Веры, —здесь всё сложилось так, как некогда во снах.Где тремпели[2] пусты, разверсты шифоньерыи пыль на зеркалах.

2015 год, Донецк

«На небе ночь погонная ясная…»

На небе ночь погонная яснаяотражается в реке звёздами.И одна из этих звёзд красная,остальные пахнут соком берёзовым.Звёзды тихо колышет реченька,травы ластятся по-звериному,ни души вокруг, ни человечка,лишь деревья руками длиннымина ветру шелестят – акации.Эта вольница – степь военная.Из карманной радиостанцииразговаривает Вселенная —утончённая, гумилёвская,широченною кистью писана.Эта вольница – степь монгольская,так шелка расшивают бисером,как ты буквы в слова, что бусинки,как ты словом, как будто выстрелом.И слова твои слишком русские,и слова твои слишком чистые.Ручеёк так руками черпают —прозорливость воды нехоженой —как с тобой мы врастаем нервамив эти чистые подорожники.И врачуют они нас ласковопод распахнутым небом звёздным.И одна из этих звёзд красная,остальные пахнут соком берёзовым.

2015 год, Докучаевск

«Моя родина начинается с выстрела…»

Моя родина начинается с выстрела,с неоконченного пейзажа,с шелестящего в сумке блистера —мне от боли, мне очень важно.Вот автобус – сквозное месиво,занавески, как крылья птицы.Стал небесным, а был лишь рейсовым, —ни доехать, ни возвратиться.Всё кружиться над Волновахою, —ни вернуться, ни отогреться.И не чувствовать под рубахою,как сжимается в страхе сердце.И не думать, и не надеяться,помолись за меня под вечер.Жизнь – трагедия, смерть – безделица,помолись за моё Отечество.

2015 год, Донецк

«Слух немногим похож на правду…»

Слух немногим похож на правду,однобок его жалкий хлеб.В этом городе ждали манну,а пошёл просто первый снег.И от снега теперь всё хрупко —кружевной через реку мост.В этом мире я – просто губка,а не якобы виртуоз —собиратель пейзажных музык,света в окнах, что на проспект.Город выстоит, город Юзов,город этот – теперь ковчег.Будет с голубем снежно-белымпосылать нам Господь с небеспросто снег, что не станет хлебом,и надежду для этих мест.Мне без этой надежды слишкомгорько, муторно и черно.Я всё думаю о мальчишках,тех, что в хоре на ноте «до»ошибаются бесталанно, —часть зардеется от стыда.Не хочу, чтобы по карманамих прожорливая землярассовала. Давай о вечном:снег растает в конце пути.Снег, как звёзды и этот Млечныйпуть, которым ещё идти.

2015 год, Донецк

Колыбельная для Мэри

Лежишь, таращишь глаз на потолок,бинтуешь руки – так бинтуют сердце.Ты – девочка с окраины Донецка,конёк из русской сказки – горбунок.И все твои стальные позвонки —их непохожесть на другие спины.Твой профиль хрупкий – недолошадиный,и все вокруг Иваны-дураки.Он женится на ложной и прямой,на царской дочери в отравленных одеждах.Твоя любовь честна и неизбежна,а жизнь твоя, как в омут с головой,где сновидения на смятой простыне,где духи дома, призраки и тени,где ты лежишь, прижав к груди колени,с девичеством своим наедине.И запылённый горизонт вдали,и боль, как ток, и тело, как химера,и голос мой: «Спи, ласковая Мэри,и никого, будь ласка, не люби…»

2015 год, Донецк

Новогоднее для Маши

Это просто нервишки, Маша, купи серёжки,выпей капель коньячных и расплети косу.Я люблю заглядывать в твои пудровые ладошки,словно в паспорт на макеевском блокпосту.Я люблю разговаривать долго с тобой о платьях,о каких-то платьях из будущих наших лет.И глядеть, как на кухонном циферблатебезымянное время теряет авторитет.Как стремительно год, сворачиваясь в воронку,преподносит нам что-то большее, чем январь.Ты пригреешь на острой груди котёнка,как когда-то не выпускала из рук букварь.Будет жёлтый свет от настольной лампы,лакированный стол и звёзды на потолке.Поиграй словами, но не превращай их в штампы,предоставь свободу хотя бы одной строке.Мишура, стеклярус и прочие артефакты —ёлка пахнет сандалом и волшебством,мир снаружи захлёбывается в терактах,и совсем не святой Николай оказался твоим отцом.Это просто нервишки, Маша, не плоть, а струны,что натянуты до предела, – сердечные провода.Я люблю сличать на ладонях твоих рисунокс тем рисунком, что на стёклах творит зима.Ночь сгущает краски и отрезает тени,нам тепло и хрупко молчать, не разнимая рук.Мы с тобою, Маша, то дурацкое поколение,для которого мир состоит в основном из букв.Мы с тобою – две закрючкованные безделки,заводные девочки – плексигласовые шары.А за шторой случился снег – городской и мелкий,он такой же, как тот, что сыплет у нас внутри.

2016 год, Донецк

«Я не помню, каким он был…»

Я не помню, каким он был,больше помню, каким он стал,то не плащ на нём – пара крыл,то не кряж под ним – пьедестал.То не солнце над ним встаёт,а огромный следящий глаз,то не воинство шло в поход,а такие же, среди нас.И звучал в голове металл,для металла закон один.То не кряж под ним – пьедестализ живых человечьих спин.И пока мы вот так стоим —ядовитые, словно ртуть,я прошу, передай своїм:ничего уже не вернуть…

2017 год, Донецк

«Наши степи гуманитарные…»

Наши степи гуманитарные,наши улицы вне закона.Выходи, поиграем в Нарнию,выходи, поиграем в зону.Потанцуем, пройдёмся под руку,сумасшедшие – божевильные.Нам и врозь не бывает холодно,в рукавах у нас связь мобильная.Март – разлапистый, разухабистый,раздражённый и разрежённый.Мне с тобой бы бродить до старостив нашем марте вооружённом.Мне с тобою играть бы в крестики,нет, не в крестики, лучше – в нолики.Мне бы малость твоей чудесности,мне бы крайность твоей риторики.Наши степи никем не признаны,наши улицы артобстреляны.Нас дурачат из телевизора,то мы разные, то мы целые,то мы красные, то мы белые…

2017 год, Донецк

«Открой портал весеннего окна…»

Открой портал весеннего окна.Твоих волос балованных копна,и тонкослёзость утомлённых век,и губ твоих певучий диалект.Всё выплесни в исконную весну,надень серьгу – сверкучую блесну.Ходи по улицам ловиться на живцачертами белокожего лица.И никому, пожалуйста, не лги,пусть знают имя, вес, размер ноги,размер души, что продана былав последний день скупого февраляи выкуплена в первый день весныу старой ведьмы – у хромой сосны,что украшала наш военный быт.Открой портал, пусть будет он открытв семнадцатый вооружённый март,мой юный принц, мой маленький бастард,побочный сын, не признанный страной,открой портал в беспечно молодойпрозрачный март, пусть шепчутся вдалио наших судьбах злые феврали,о наших судьбах злые короли.

2017 год, Донецк

«а с утра будет весть…»

а с утра будет вестьвраг разбитвраг разбился насмерть о степьи не хватит молитвотмолитьвраг разбитты поверьвраг был зверьи теперь его смертькрест на крестпозабитая дверьвраг разбитбез негобудет мирбез враговбудет мирдо утра нам ещё далекоутро – это утрата враговчто до наших утратих не счестьно с утра будет вестьбудет весть

2017 год, Донецк

«Эту роль доиграть бы, прожить, переждать…»

Эту роль доиграть бы, прожить, переждать,выйти вон – на рассеянный воздух апреля.Если умер герой, то на сцене кровать.Если был воскрешён, то чуть позже застрелят.Что мне страсть монологов вне стен и колонн.Всё, что вне, не содержит попытки на случай.Если умер герой, отчего на поклонтак легко он выходит по доскам скрипучим?Всё театр – кулисы, перила, партер,суетливый суфлёр, номерок гардероба,и проржавленный рыжий оттенок портьер,и актёр, опьянённый объятьем народа.Всё театр – хрусталь полыхающих люстр,комнатушки за сценой для грима и трёпа.Всё театр – на запах, на вид и на вкус.Оркестровая яма – подобье окопа.Эту роль доиграть бы, прожить набелó,всё в апреле рассеянно, гулко, весенне.Если умер герой, его смерть – ремесло,он привык умирать в воскресенье.

2017 год, Донецк

«Стій! Висока напруга!..»

Стій! Висока напруга!Ты, давно потерявший в моём лице другаи обретший врага,там, рядом с ОГА и художественным музеем,где город живой и весеннийстановился полуразрушенным Колизеем.Мы с тобою встретились через четыре рока,но пространство, как и тогда, бьётся током.Я мечтаю писать одновременно о двух мовах,становиться словом,смысл которого будет переведёнчерез майдан, а не с одного языка на другой язык,пусть это слово будет ещё не узы, но уже азы,общая хорда, звонкая тетива.Бог – это слово. Воно, як пісня без солов’я,лунає від Землі до Луни.А мы стоим, нахлебавшиеся войны,словно вод Азова,та ніяк не зрозуміємо,що життя наше – шприц одноразовий.И только тебе решать,что в нём будет. Ліки чи наркота.За день до Великого Блокпостая пробачила тобі всі твої кулі,кроме одной,той, которую ты не пустил себе в сердце.

2017 год, Донецк

«Говорил так…»

Говорил так:«Я женат на женщине о четырёх авто,о тридцати пальто,но не то всё, не то, не то.А что у тебя?»АТО.«Главное! Главное – не паникуй, не рви,сама понимаешь, вот была же испанка —это тебе не украинская ОРВИ.Ну, погоняют на танках, покричат «пли»и обратно разъедутся.Кто в Чернигов, а кто во Львов.Это всё просто способ проверить кровьна цвет и брак», —говорил всё это четыре года тому.Дурак.А теперь звонит и скулит:«Мне не к кому голову прислонить!У меня есть особый паспорт, не надо виз,но ощущенье такое, что только внизможно вылететь из Борисполя».

2017 год, Донецк

«Прямо на уровне глаз – лицо…»

Прямо на уровне глаз – лицо,если город возьмут в кольцо,не мечись по комнатам от отчаянья.Просто представь, что кольцо это обручальное,и его всегда можно снять, переплавить в серьгу,подойти и в упор пожелать обезумевшему врагу,словно лучшему другу, призрения и любви,и смотреть, как третий глаз у него откроется меж бровьми,и как хлынет из этого глаза чёрная смоль.Знаешь, в оттепель снег всегда превращается в соль,это соль земли, кристаллическая слеза.Прямо на уровне лиц – глаза в глаза —смотрят друг в друга два брата – наш Пётр и ваш Петро,и у обоих чёрное опустелое выскобленное нутро,за спиною по верному смертельному калашу.Я обоим братьям на фронт пишу.Первому: «Петенька, сын мой, перекрестись,пусть будет не смерть, а жизнь,пусть будет поле зелено и озимо,переживи эту длинную зиму».Второму: «Петро, згадай, ми з тобою одна сім'я,яка тебе вкусила отруйна змія,що ти готовий своє єдине життя віддати,за те, щоб тільки брат твій став розп'ятий».И никто из них мне не пишет в ответ, оба молчат,Я воспитываю их сыновей, моих внучат,Николая старшего и младшенького Миколу.Мне завтра рано вставать и вести их в школу.

2017 год, Донецк

«Ощущенье беды, не заметившей нас…»

Ощущенье беды, не заметившей нас,ощущенье, что осень приходит на час,чтобы после пришла сероглазая стынь,чтобы снег, как песок из сибирских пустынь, —по глазницы дома и по грудь фонари.Заметёт он и нас, дорогая Мари.Исходить на стихи – это каторжный труд,это словно бы гнуть несгибаемый прут,превращая его в бесконечную восемь.Как прекрасна на час приходящая осень.Этот дождь, моросящий из сита небес,и мне кажется, что в этой осени безгабардиновых штор и уютного пледане сумеют сложиться ни жизнь, ни беседа.Никакое сравненье не в пользу любви,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Оскома (укр.) – оскомина.

2

Тремпель (донецкий региолект) – плечики.