Полная версия
Путешествие в никуда
Владимир Гурвич
ПУТЕШЕСТВИЕ В НИКУДА
«Афиняне же все живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить и слушать что-нибудь новое. И, став Павел среди ареопага, сказал «Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано «неведомому Богу», Сего-то, которого вы не знали, что я проповедую вас. Бог, сотворивший мир и все, что в нем, он, будучи господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-то нужду. Сам дая всему жизнь и дыхание и все, От одной крови, Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитания, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем».
«Деяния апостолов»ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Я вернулся в Москву рано утром. Город еще спал, народу даже на вокзале было немного. С чемоданом в руке направился к выходу с перрона.
Я смотрел по сторонам, но не испытывал почти никаких эмоций, хотя не был в родном городе целых два месяца. Но встреча после разлуки оказалась скучной, я отчетливо отдавал себе отчет, что вполне мог бы не приезжать сюда еще столько же времени. Я ощущал, как мало притягивает меня к этому месту.
Дорога до дома, где я жил, заняла почти час. Город быстро просыпался, его пространство все плотнее заполнялось людьми и машинами, производимыми ими звуками. Но это никак не влияло на мое умонастроение, сам себе я казался бесчувственным трупом, которого перемещает с места на место какая-то неведомая сила. Нельзя сказать, что мое умонастроение меня беспокоило или волновало, я безучастно относился к тому, что происходит у меня внутри. Такое случалось и раньше, а потому уже научился спокойно смотреть на подобные вещи. Не стоит подымать паники, гораздо лучше примириться с неизбежным.
Мое очередное путешествие близилось к концу, показался дом, в котором я обитал последние несколько лет. Я остановился возле дверей в подъезд, достал сигарету и стал наслаждаться ароматом ее дыма. Мною владела уверенность, что если ее выкурю в квартире, она не доставит такого удовольствия.
Я отворил дверь своим ключом, снял обувь и тихо пробрался по комнате. Катя спала, ее дыхание синхронно поднимало и опускало грудь.
Несколько мгновений я всматривался в ее лицо. В последнее время оно не часто вспоминалось мне. Это происходило не потому, что я так хотел, а получалось само собой; почему-то ее образ редко проецировался на экране моего воображения. В данном случае действовали неподвластные силы, с которыми я не мог совладать при всем моем желании.
Я склонился над Катей и поцеловал в щеку. На ее лице появилась слабая улыбка, еще не пробудившееся сознание уже ощущало, что кто-то находится рядом с ней.
Катя открыла глаза, и в них вспыхнули яркие огоньки радости. И мне вдруг стало как-то не по себе. Эти огоньки не совпадали по накалу с тем светом, что горел внутри меня. Но при этом я понимал, что в данной ситуации совсем не время сверять освещение, а надо действовать.
Я стал быстро раздеваться. Я не имитировал радость от встречи, она действительно бурлила во мне. Но эта радость не была теплой, подобно морской воде, согретой жарким солнцем, а напоминало быстрое холодное, не прогреваемое светилом течение.
Обнаженный, я шагнул к ней. Катя приподнялась навстречу, ее теплое от сна тело прильнуло ко мне. Я помог ей освободиться от легких ночных покровов. Теперь между нами не было абсолютно никакого пространства, мы были едины, подобно встретившимся на линии горизонта земле и небу.
Я разжигал ее тело своими горячими поцелуями и чувствовал ее губы на своей груди, плечах, животе. Горючий материал желания, который копился во мне все то время, что я отсутствовал, как газовый факел, вспыхнул ярким горячим пламенем. И наконец наступило то, ради чего мною прилагалось столько усилий и что уже отчаялся получить: я вдруг почувствовал, как ухожу из этого серого мира в мир иной, мир огромного неземного блаженства.
Когда я проснулся, рядом со мной никого не было. Из кухни доносился шум падающей воды. Я осмотрелся вокруг; за время моего отсутствия в комнате ничего не изменилось. В этом я и не сомневался; Катя никогда бы не купила ничего значительного, не сделала бы никаких перестановок без моего согласия.
В комнате было совсем светло, с улицы через отворенное окно влетали многочисленные стаи разнообразных звуков. Значит, день был в самом разгаре, но при этом Катя находится тут, со мной. Получается, что она не пошла на работу.
Я поспешно вскочил с кровати и вышел на кухню. Катя стояла у плиты и вытирала ее от перешагнувшего края кастрюльки кофе. Такой старомодный способ приготовления этого напитка достался ей в наследство от мамы. И несмотря на все мои попытки отучить от него, заставить пользоваться кофеваркой она упорно отстаивала свое право делать так, как она хочет.
Я подошел к ней сзади и поцеловал в затылок. Катя повернулась ко мне, на ее лице появилась улыбка.
– Сейчас приготовлю тебе завтрак. Ты, наверное, отвык в своих путешествиях от нормальной еды.
– Как тебе сказать. Были разные ситуации. Постепенно я тебе буду выдавать их, как ребенку сладкое. Хотя ничего уж такого особенного с нами не случалось.
Катя кивнула головой и поставила на стол поджаренные гренки и чашку кофе. Гренки она готовила мастерски, и я обожал их. Я понимал: тем, что она подала мне их в первый наш совместный после моего возвращения завтрак, Катя как бы сообщала, что мое возвращение ей приятно, и она связывает с ним свои надежды. Зная же ее характер, понимал, что столь важный текст словами она не произнесет. По крайней мере для этого должно произойти нечто весьма важное.
Я сел за стол и стал активно жевать, чувствуя огромное удовольствие от вкусной пищи. Это занятие совмещал с тем, что наблюдал за Катей. Мы живем вместе почти пять лет, но так и не оформили официально наше сожительство. При этом несколько раз подходили очень близко к совершению этого торжественного обряда, но почему-то по молчаливому согласию откладывали его на потом.
Почему это происходило? Эту тему мы почти никогда не обсуждали, словно на нее был наложен табу, как на посещение священного капища. Но, конечно, каждый из нас про себя обдумывал эту странную ситуацию и делал свои выводы. Несколько раз я порывался порвать нашу связь, так как чувствовал, как начинает она меня тяготить. Но так и не доводил это намерение до практического воплощения. Какая-то сила удерживала меня возле нее.
Зато я нашел иной способ для расставаний… В последние годы судьба предоставила мне весьма своеобразную работу в журнале «Путешествие по миру». Его основал мой знакомый Михаил Карпачевский. Это был необычный журналист, который создал необычный журнал, публиковавший материалы о путешествиях. Но не только и не сколько о географически путешествиях, когда в пространстве перемещается наше тело, но и о любых иных перемещениях: мысли, сознания, творческого полета.
Идея делать такой журнал первоначально казалось безумной, а само издание никому не нужным, как старая одежда. Когда Михаил впервые рассказал мне о своем замысле, я пропустил большинство его слов мимо своих ушей. Тогда я трудился в одной мерзкой, крайне убогой по содержанию и по форме газете, а потому пользующейся огромной популярностью у читателей. Я числился там на хорошем счету, мои материалы ценили, платили весьма приличную зарплату. И хотя было невероятно тошно от своей работы, уходить не собирался. Нужны были деньги, так как в очередной раз намеревался сочетаться браком с Катей. Причем, мне казалось в тот момент, что мое желание было искреннем, а потому совсем близким к осуществлению.
Я до сих пор уверен, что назвал бы тогда Катю своей женой, если бы не Михаил со своим абсурдным предложением. Если раньше мы встречались не чаще пару раз в году, то теперь он навещал меня регулярно, рассказывал, как идут дела, настойчиво зазывал принять участие в проекте. К моему удивлению дела шли совсем неплохо. Словно Бог из машины появился какой-то весьма богатый спонсор, которому понравилась эта нелепая затея – и он согласился дать деньги на издание.
Но еще больше чем меня спонсор, я удивил самого себя, ибо через месяц уже работал в журнале. Все произошло так стремительно, что я по-настоящему так и не понял, как все случилось. Как только Михаил принес мне первый номер, и я за час прочитал его от корки до корки, то тут же помчался к своему начальнику и положил ему заявление об уходе.
И ни разу не пожалел о сделанном тогда выборе. Это был тот журнал, в котором я всегда мечтал работать. Однажды я поделился этой мыслью с Михаилом. Тот громко захохотал. «Я это знал всегда, потому-то и тянул тебя к себе. – сказал он. И затем добавил то, что я запомнил на всю жизнь: – Я основал этот журнал с единственной целью: спасать таких, вроде тебя, людей. Одних благодаря тому, что они здесь пишут, других благодаря тому, что они тут читают».
Пожалуй, я не сразу оценил весь смысл этого замечания. Но стал постепенно постигать его по мере того, как видел, какие люди приходили сюда работать, какие материалы приносила электронная почта. Их можно было сравнить с листьями, оторвавшимися от дерева. То были преимущественно странные тексты, зачастую на грани, а подчас и за гранью бреда. Но в этом бреде, подобно драгоценным камням в навозной куче, всегда сверкали отсветы каких-то вечных истин, заставляющие вздрогнуть от внезапного прозрения.
Но в последний год что-то случилось со мной, работа уже не приносила прежнего удовлетворения. На меня давило глубокое недовольство самим собой. Я напоминал себе человека, не способного найти правильного решения заданной преподавателем задачки. Но об этом сейчас не хотелось думать, все эти вопросы я намеревался оставить на потом. Передо мной на первом плане маячила другая проблема: следовало все же определить, как вести себя с Катей?
Я поймал на себе ее взгляд слегка близоруких, от того казавшихся чуть-чуть наивных глаз.
– Как я выгляжу? – спросил я.
– Ты изменился, – задумчиво ответила она.
– И в чем по-твоему изменился?
Ее ответ удивил меня своей непривычностью; раньше она бы с бухгалтерской скрупулезностью стала бы перечислять все мои перемены.
– Откуда же мне знать, это ты должен сказать, в чем изменился. Я просто вижу, что ты другой.
– Мне кажется, что и с тобой тоже что-то случилось. Ты какая-то не такая.
Она кивнула головой, но ничего не сказала, вместо этого стала молча наливать в чайник воду, хотя он и так был полон. По этой примете я определил: она в самом деле к чему-то готовится, ее мысли явно чем-то заняты. Наверное, предстоящим объяснением со мной. Нельзя же прожить столько лет с человеком и так и не выяснить до конца с ним отношения.
Хотя с другой стороны, а почему бы не обойтись без этого ритуала? Умные люди спрашивают других о чем-то лишь в том случае, когда заранее знают, какие получат ответы. А то вдруг услышишь совсем не то, что желаешь услышать.
– Я все думала, пока тебя не было о том, почему мы вместе?
– А в самом деле, почему?
Я чувствовал, что мне совсем не хочется говорить на эту тему. Почему, да отчего? Можно придумать сто разных, как сюжеты романов, причин. Какой из них ей ближе? Люди так устроены, что после того, как их перестает устраивать одна ложь, они тут же устремляются на поиски другой, полагая, что на сей раз это и есть наконец настоящая правда.
Я посмотрел на Катю. Такого решительного выражения лица, какое было нее сейчас, я еще не видел. Ну как она не понимает, что в поиске причин нет никакого смысла. Чего бы она не предприняла, какие бы вопросы не задавала бы, в конце концов придет к одну и тому же результату. Вернее, к его отсутствию.
– Люди бывают вместе по двум причинам: либо они любят друг друга либо они не любят друг друга, – тоном оракула произнесла Катя.
– Любопытная мысль, – пробормотал я. Я почувствовал, что заинтригован. Раньше она никогда не произносила столь категоричных афоризмов.
– Что же у нас?
– Тебе это известно не хуже меня.
– Значит, мы вместе потому что любим друг друга.
Катерина бросила в меня чайной ложкой, которая попала мне в лоб.
Я почувствовал боль.
– Все то время, что тебя не было, думала, что ты за человек?
– Мне и самому это иногда бывает интересно. Хотя не часто. Всегда страшно задавать себе подобные вопросы, вдруг ответ будет неблагоприятным. Потому ничего определенного сказать тебе не смогу. Не знаю. Может, ты мне поможешь прояснить его. К каким же выводам ты пришла?
Катя вдруг немного успокоилась, она села напротив меня за стол и оперлась подбородком о руку. Ее глаза смотрели на меня так, как смотрит удав на кролика. Или наоборот – точно определить я не мог.
– Есть порода людей, которая как бы еще не завершена, как скульптуры в мастерской мастера. Они стоят там по много лет, иногда скульптур к ним подходит, что-то делает, а затем снова забывает о них. Такие люди не знают, чего хотят, куда идут, они хорошие, но с ними почему-то никому не бывает хорошо. Вот ты из таких. Ты образованный, ты самый умный из всех людей, которых я когда-либо встречала. Ты даже порядочный. Не изменяешь, хотя тебя никогда об этом не просила. Но для тебя абсолютно ничего не имеет никакого значения. Как будто ты на все смотришь со стороны. Не случайно же ты работаешь в этом сумасшедшем журнале, где публикуются одни ненормальные. И этот свой стиль жизни ты переносишь на все остальное и в первую очередь на наши отношения.
– Вот и добрались до берега, к которому так долго плыли, – заметил я.
Катя посмотрела на меня, я заметил в ее глазах непривычно сильный сгусток энергии. Чтобы сказать мне все эти слова, она копила ее ни один день и ни одну ночь.
– Я приняла решение уйти от тебя.
Несколько мгновений я размышлял над ситуацией. Что-то в ее словах мне показалось странным. Затем вдруг понял.
– Решение ты приняла, а вот уходить не собираешься.
Она неохотно, подтверждая мои слова, кивнула головой.
– Но почему? – движимый любопытством, спросил я.
– Не знаю. Недавно мне предложили выйти замуж.
От неожиданности я даже вздрогнул.
– Кто?
– Это важно?
– Ты права, – пробормотал я. И все же меня не отпускало ощущение, что я по-настоящему оглушен, словно ударили бутылкой по голове. – Я согласен, нам нужно принять какое-то решение. Иначе зачем весь этот скучный разговор.
Катя оставалась сидеть в той же позе, только теперь в ее глазах была не энергия решимости, а задумчивость и печаль.
– Я в тоже время думаю: а зачем мы затеяли этот разговор?
– Его затеяла ты, – внес я уточнение. – Я всего лишь пил кофе.
– Нет, когда ты вошел, эти слова уже были в тебе. Ты только не предполагал, что их придется произносить. Или думаешь, мне не известно, что такое повторялось неоднократно, ты много раз хотел сказать этот текст. Я все время, пока тебя не было, пыталась встать на твое место, проникнуть в твои мысли и чувства.
– Удалось?
Катя кивнула головой.
– Почти, – сказала она.
– Что ты прочитала в моих мыслях и почувствовала в моих чувствах?
– Все то, что тебе сказала. Я потому тебе это и сказала, что поняла, что в тебе все это сидит и не дает покоя.
Нет, подобного разговора у нас еще не было. Я даже отложил намазанный, как это я любил, словно хорошо ухоженный газон, ровным слоем масла бутерброд.
– Выходит, ты озвучиваешь мои мысли. В таком случае спасибо. А у тебя таких мыслей нет?
– Это не совсем так. Я говорю и от себя тоже. Тебе это может быть сложно понять, так как ты в мои мысли и чувства не влезал. Я играю в теннис сразу на той и на другой стороне.
– Так ни у кого ничего не получается. Даже у победителя Уимблдонского турнира.
– Как видишь, кое-то получается, – довольная собой улыбнулась Катя. – За то время, что ты путешествовал, я прочитала кое-какие книжки. Они помогли мне глубже заглянуть в нас самих.
– К вопросу о пользе чтения, – пробормотал я.
– Расстаться с тобой – это самое простое, что можно сделать. Поэтому столько людей и расстаются друг с другом.
– Значит, будем друг друга мучить. Кстати, некоторые без этого не могут, для них самомучение и есть самое большое удовольствие.
– Нет, я не мазохистка.
– Но кто же ты тогда, черт возьми! Альтруистка?
– Я твоя конечная цель, – торжественно, как докладывает командующему парадом о готовности к нему войск, провозгласила она.
– Забавное утверждение. Но разве я тебя не достиг? Уже четыре года достигаю самыми разными способами. Или есть еще какой-нибудь, который мы не пробовали? Так скажи, можно хоть прямо сейчас.
– Ты даже не начал приближаться ко мне. А твои пошлости меня не волнуют. С некоторых пор я приобрела против них полнейший иммунитет.
– Охотно верю. – Я вдруг почувствовал, что разговор стал меня утомлять. Он мог длиться сколько угодно времени. Фехтовать словами возможно бесконечно. Но даже такой незавершенный, по терминологии Кати, тип, как я, иногда хочет прийти к какой-то определенности. – Так что же мы все-таки порешим?
Катя удивленно посмотрела на меня.
– Я же сказала: ничего.
– А если я покидаю сейчас вещи в сумку и уйду навсегда?
– Ты так ничего и не понял, – вздохнула она. – Нет, ты, конечно, все понял. Но ты не можешь ничего сказать, только ерничать. Ты не завершен, ты будешь думать и думать над моими словами.
– Странный у нас разговор получился.
– Странный, – подтвердила она. – Четыре странных года понадобилось, чтобы состоялся один странный разговор.
– Четыре года – это не срок. Это подготовка. Ну да ладно, – встал я изо стола. – Пора ехать в редакцию, Михаил поди заждался. Спасибо за вкусный завтрак. Надеюсь, ужин будет не хуже.
– Я тоже скоро поеду на работу, – как-то отстраненно произнесла она.
Я вышел из дома. Ярко и жарко светило солнце, ничуть не изменившийся за время моего отсутствия город наслаждался теплым, похожим на райский, днем. Я тоже присоединился к получающим удовольствия от жизни горожанам и зашагал к остановке автобуса.
Михаила я застал в его кабинете. Когда мы начинали издавать журнал, вся редакция ютилась на меньшей территории, чем нынешние его апартаменты. За время моего отсутствия они довольно сильно изменились, появилась новая стильная мебель. Хозяин же хором в вальяжной позе сидел за письменным столом и смотрел на экран монитора. Он даже не сразу заметил мое появление.
– О, кто к нам пожаловал! – наконец изволил заметить меня Михаил. – Какие люди! А я как раз сегодня утром о тебе вспоминал. Подумал, что пора бы тебе вернуться в родные пенаты. А то загулял. А тут как раз и ты собственной персоной. Просто телепатия. Признайся, что ты услышал мой мысленный зов.
– Увы, абсолютно ничего не слышал.
– Жаль. А уж подумал, что стал телепатом.
Михаил вдруг бодро вскочил изо стола, приблизился ко мне и обнял.
– Есть телепатия или нет, это наукой точно не установлено. Но все равно ты вернулся весьма вовремя. – Карпачевский, погрузившись в раздумья, замолчал. – Расскажи о своем путешествии. Как оно прошло?
– Все было замечательно. Ты непременно обо всем прочтешь.
– Это должна быть твоя лучшая статья! – вдруг с жаром произнес он.
– С чего бы это? Почему лучшей должна стать она, а не предыдущая или последующая?
– Потому что так надо, чтобы лучшей стала бы именно эта статья. Ты понял меня, старче?
– Нет, не понял.
– Ну хорошо, я тебе, как другу, кое-что объясню, – понизил голос почти до шепота Михаил. – Мы на пороге больших перемен. И они самым прямым образом коснутся и тебя.
– Прости за излишнее любопытство, но хотелось бы знать, что же такого грандиозное нас ожидает?
Михаил снова занял место в своем мягком кресле.
– Ну во-первых, наш с тобой журнал увеличил подписку аж почти на пятьдесят процентов! Представляешь! Уже сейчас столько рекламы, что не знаешь, куда ее поставить. В номере, что мы готовим, даже пришлось снять пару хороших материалов. Но ты не волнуйся, для твоего там место забронировано.
– Спасибо, Михаил, друга всегда узнаешь по поступкам.
– Чтобы ты не думал, я все равно буду поступать, как благородный человек. И хочу тебе сделать деловое предложение. Только пока между нами. – Михаил со значением посмотрел на меня. – Прикрой, пожалуйста, поплотней дверь, – вдруг попросил он.
Я добросовестно выполнил его просьбу, прикрыл дверь настолько плотно, насколько хватило сил.
– Я хочу тебя сделать своим первым заместителем, – объявил он.
Предложение было неожиданным, ничего подобного я не ожидал услышать.
– Ну ты как? – спросил Михаил.
– Пока никак.
– Что значит никак! – вдруг накинулся он на меня. – Тебе предлагают такую вещь. Знаешь, сколько ты будешь получать?
Я неопределенно пожал плечами. Из чернильного прибора Михаил извлек ручку с золотым пером и что-то начертал на бумажке и показал ее мне.
– Черт возьми, этого не может быть потому что не может быть никогда! – воскликнул я. – Мы же начинали…
– Все начинают с малого, – усмехнулся Михаил. – А теперь вот до каких цифр дошли. И взято не с кондачка, все просчитано. Так теперь, как?
Я молчал. Я не знал, что сказать. Я был растерян.
– Молчишь, словно сыч. Ладно, этот твой многоречивый ответ я предвидел. Придется раскрыть все карты до конца. На самом деле я хочу, чтобы ты стал бы тут главным.
– А куда денешься ты? – изумился я.
– Я скоро уйду.
– Куда? Ты же говоришь, что все идет превосходно.
– Поэтому и ухожу. Когда все плохо, это как раз повод для ухода дураков. Мудрый уходит в тот момент, когда все хорошо. Тогда твой поступок приобретает смысл.
Что творится с людьми, невольно подумал я. Сперва Катя, теперь вот Михаил заговорил чеканными афоризмами.
– А можно изъясняться попроще, для таких, как я.
Как мне показалось, Михаил продолжил тему без большой охоты.
– Ладно, коль ты такой тупой, выложу тебе все козырные карты. Оценив мои выдающиеся успехи на ниве руководства журналом, мне сделали весьма соблазнительное предложение против которого я с грустью должен тебе доложить, не смог устоять. – Его глаза вдруг засветились, как две лампочки. – Ты даже не представляешь, о каком уровне идет речь, – почти просвистел он. – И я хочу, чтобы после моего ухода ты бы занял мой пост вместе вот с этим великолепным кабинетом. Согласись, правда же великолепные хоромы. Обставлял с учетом твоего вкуса.
– Хотелось бы знать, как ты его учитывал? – пробормотал я.
– Очень просто, я пригласил Катю.
– Выходит, она знает о твоих планах? – Моему изумлению не было предела.
– На счет тебя да, а на счет меня – нет. – Михаил снова взялся за свое золотое перо. – Когда моя задница освободит это мягкое кресло, ты будешь, сидя на нем, получать вот столько. Эта цифра уже забита в штатное расписание.
Он снова показал мне несколько цифр, от которых мне сделалось жарко. Впервые в жизни у меня появляется шанс стать, если не богатым, то более чем обеспеченным человеком. И тогда многое из того, о чем я только мечтал, может стать реальностью.
– Я должен подумать.
– Он еще будет думать! – возмутился Михаил. – Да такие предложения случаются, если вообще случаются, раз в жизни. Я тебе предлагаю на блюдочке такой журнал. Возьми и неси ее дальше.
– Спасибо. – Почему-то я вспомнил о словах Кати по поводу моей незавершенности. Какое они имеют отношение к предложению Михаила? На первый взгляд никакого, но коли всплыли в голове, значит все же такая связь существует.
– Мне, правда, надо подумать. Я привык к другой жизни.
– Знаю, чего ты боишься больше всего – определенности. Мы с твоей Катей не один час тут о тебе говорили.
– Неужели нет интересней темы?
– Представь себе эта тема оказалась весьма интересной. Я узнал о тебе немало нового. И стал смотреть на тебя во многом по другому.
– Я вижу, вы зря время не теряли.
Глаза Михаила странно блеснули.
– Тебе не приходило в голову, что человек не может всю жизнь течь, как река, что однажды он должен стать озером.
– То бишь неподвижным и желательно без стоков.
– Опять ты за свое. Не хочу обсуждать эти темы. Извини, но мне надо срочно сделать одну работу. А ты размышляй над моими словами. – Михаил замолчал. – Даже не знаю, как поступить?
– Что тебя мучит, облегчи душу.
– Душу-то облегчить не проблема, а вот что дальше делать? Так не хочется мне говорить тебе об этом, но и не сказать не могу. Письмо к тебе пришло.
– И только-то. Я надеялся, что ты сознаешься в жутком преступлении.