Катафалк

– Не поверишь, – Владимир решил, что врать Кире бессмысленно, – бумажку с адресом. Может у Тамары где в журналах есть записи какие?

Кира нахмурилась, пытаясь осознать, что следует из сказанного Владимиром, и потрясённо уставилась на него. Спустя пару мгновений она прыснула, прикрыв рот рукой, а потом сразу же рассмеялась в голос.

– Так вот чего ты так рано! – задыхаясь от смеха сказала она, – Я думала управился так быстро, а ты, выходит, деда по городу катаешь!

Ситуация очевидно её крайне забавляла, но Владимир был не в настроении. Он грозно зыркнул на Киру и процедил:

– Ничего смешного. Помогла бы лучше.

Сдерживая угасающие волны смеха, Кира присоединилась к разгребанию бумаг на столе Тамары. Всё, что они смогли найти, – запись в журнале с ФИО супруги деда, оставлявшей заказ, и номер телефона.

– Ну хоть что-то, – обрадовался Владимир, схватил трубку телефона, стоящего на столе, и начал набирать номер. Слушая гудки, он понял, что не представляет, что сейчас будет говорить бедной бабуле, которая должна была увидеть покойного мужа и проститься с ним ещё несколько часов назад. Но гудки продолжали идти, пока не закончились. Всё это время Кира, улыбаясь, пристально смотрела на лицо Владимира, присев на краешек стола, а в глазах плясали весёлые бесенята.

– Не берут?

– Угу, – Владимир положил трубку и тихо осел на тамарин стул, глядя прямо перед собой.

– Отставить уныние, – приказала Кира, а затем добавила, – это, кстати, смертный грех.

– Это катастрофа, – бесцветно произнёс Владимир, продолжая смотреть в стену.

– Никакая не катастрофа. Езжай в морг, там деда регистрировали и адрес прописки наверняка куда-то заносили.

– Мне пиздец…

Кира всё ещё улыбалась, игриво всматриваясь в лицо Владимира, пытаясь поймать его взгляд, но тот был прикован к чему-то, что находилось далеко за пределами стен офиса, а возможно и обозримой Вселенной. Кира нахмурилась и скорчила недовольную гримасу.

– Нет, так не годится, – сказала она сама себе, затем перегнулась через стол, схватила Владимира за узел галстука, притянула к себе и впилась в его губы поцелуем.

Любила ли она его? Владимир вообще избегал таких громких слов, да и рефлексировать был не большой мастер, он и в собственных-то чувствах разбирался с трудом, что уж говорить о чужих. Но то, что Кира была им искренне увлечена, можно было утверждать с уверенностью, хотя иногда Владимиру казалось, что природа этого увлечения сродни естественнонаучному интересу лаборанта, наблюдающего за подопытными крысами. Временами она явно восхищалась им – но разве не может восхищаться лаборант результатами особенно смышлёного крысёнка? В итоге Владимир решил не пытаться влезть в чужую голову и просто плыл по течению, наслаждаясь временем, которое им удавалось провести вместе.

Они не размыкали губ, наверное, минут пять. За это время Владимир слышал, как открылась дверь из подсобки, мужской голос растерянно ойкнул, и дверь закрылась обратно. Когда Кира наконец отстранилась, Владимир чувствовал себя намного решительнее.

– Вооот, загорелись глазки, – улыбаясь, промурлыкала Кира.

– От тебя что угодно загорится, – парировал Владимир, затем встал и направился к двери.

– Володя…, – окликнула его Кира. Владимир обернулся. Кира продолжала сидеть на краешке стола, но взгляд её был предельно серьёзен, – Ты справишься. Не можешь не справиться. Это твоё.

Морг

Морг находился на территории комплекса Городской клинической больницы №1, а та в свою очередь находилась на другом конце города от похоронной конторы. Время близилось к обеду, и Владимир прикинул, что в центре будет не протолкнуться, поэтому лучше проехать до больницы через промышленный район речного вокзала, потом по частному сектору и вынырнуть на проспект уже в паре кварталов от места назначения.

Район Речвокзала Владимир миновал быстро, а вот въехав в частный сектор, понял, что затея была не из лучших. И в сухую-то погоду ухабистая грунтовка была не особо комфортной, а в демисезон превращалась в практически непроходимую полосу препятствий. Красться приходилось со скоростью пешехода, длинный Линкольн, скрипя всеми сочленениями как старая телега, переваливался из стороны в сторону, то и дело шкрябая днищем о неровности рельефа. Владимир про себя молился, чтобы не увязнуть в грязной каше, и чтобы у заграничной повозки ничего не отвалилось от знакомства с русскими дорогами.

– Хорошо бы ещё дед в гробу не перевернулся от таких дорог, – посетовал Владимир и хохотнул над получившимся каламбуром.

Уже практически на выезде из частного сектора Владимир увидел собаку, которая копалась у переполненных мусорных баков. Что-то в её облике зацепило взгляд, Владимир присмотрелся повнимательнее, и резко вдарил по тормозам. Животное повернулось на звук, Владимир встретился глазами с хищником, и его словно ушатом холодной воды обдал липкий страх. Животное несколько секунд смотрело прямо на Владимира, а затем, не торопясь, скрылось в ближайшем проулке. Вот только это была не собака. Владимир мог поклясться, что это был шакал.

* * *

Шакалов Владимир видел в Афганистане. В учебке, в узбекском Термезе он познакомился с Платоном, а затем их обоих направили в одну роту стрелкового полка мотострелковой дивизии, стоявшей гарнизоном в Баграме.

В тот день они сопровождали колонну. Часть пути проходила по дну ущелья, Платон с Владимиром тряслись на броне замыкающего бмп, перед ними ехал тентованный Урал с новым пополнением. Заслышав свист пикирующих мин, бойцы посыпались с брони в попытке укрыться за камнями. Владимир успел только откатиться в сторону и лечь на землю, как спустя секунду мина накрыла бмп. Владимира оглушило, а плечо ошпарило резкой болью. Через гул в ушах он слышал взрывы, выстрелы и крики. Водитель ехавшего впереди Урала, запаниковав, дал газу и, не справившись с управлением, врезался в стену ущелья. Колонну продолжали методично поливать из миномётов и гранатомётов с огневых точек на высоте по обеим сторонам. Владимира кто-то подхватил и быстро потащил к разбившемуся Уралу. Придя в себя, Владимир не сразу понял, что это Платон – всё его лицо было залито кровью. Они заползли под кабину грузовика, и Владимир подумал, что, если сейчас в него прилетит мина или граната, им кранты. Уже было понятно, что колонне конец. Владимир со звоном в ушах смотрел из-под кабины грузовика на тела сослуживцев. Кто-то был ещё жив, стонал и пытался куда-то ползти. От кого-то остались только части тел. В воздухе стояла пыль, запах гари и металла. После того, как всё стихло, душманы спустились со склонов ущелья и, вальяжно прохаживаясь и переговариваясь, начали собирать оружие и добивать раненых. Платон, держа под мышкой автомат, достал из разгрузки гранату и посмотрел на Владимира. Тот кивнул. Если их обнаружат, лучше подорваться, забрав с собой нескольких врагов, чем попасть в плен, про который в гарнизоне ходили кошмарные слухи. Когда один из душманов подошёл близко к разбившемуся Уралу, Платон, продолжая крепко сжимать гранату, выдернул чеку. Но тут духа окликнули, он развернулся и побежал догонять уходящих с наживой товарищей. Платон нервно сглотнул и осторожно вставил чеку на место, после чего шумно выдохнул. За всё это время Платон с Владимиром не произнесли ни слова.

А потом пришли шакалы. Обычно они охотились поодиночке, но сюда пришли небольшой группой, видимо поняв, что падали хватит на всех. Сторонясь горящих остовов бмп и грузовиков, они осторожно обнюхивали тела, затем хватали зубами куски плоти и отбегали в сторону. Когда один из них подошёл к их убежищу, Платон молча передернул затвор автомата и навёл его на шакала. Тот остановился и долго смотрел на них, затем развернулся и потрусил дальше по ущелью. Этот взгляд Владимир запомнил навсегда.

Платон с Владимиром дождались наступления сумерек и к утру добрались до расположения гарнизона. Там их сразу после лазарета вызвали на ковёр, долго и скрупулезно допрашивали об обстоятельствах. Однако, они ещё в дороге согласовали легенду, по которой в начале боя они, получив ранения, потеряли сознание и пришли в себя, когда всё закончилось. Это звучало правдоподобно – Владимиру осколком пропахало плечо, а у Платона был рассечён лоб, и всё лицо было залито кровью. Тот факт, что одним из первых был атакован экипаж, в котором ехали радисты со связью, они решили скрыть. Таким образом, получалось, что душманам кто-то слил информацию, и при таком раскладе их бы заподозрили в первую очередь. После допроса их отправили обратно в медчасть, а в это время, по выражению командующего дивизией, «начальство решало, что с вами делать – представить к награде или приставить к стенке». В итоге никакого наказания не последовало, но и награды не случилось. Провалившуюся операцию решили замять, и как только Владимир с Платоном полностью оправились, их обоих комиссовали по состоянию здоровья и отправили домой.

* * *

Владимир сидел в машине и часто глубоко дышал. Когда сердце перестало метаться по грудной клетке перепуганной птицей, он приоткрыл окошко и впустил в салон немного морозного воздуха.

– Это, блядь, ещё что такое? – поинтересовался Владимир неизвестно у кого. – Глюки, что ли? Показалось? Ну откуда тут шакал?!

«Из зоопарка сбежал?» – подкинуло сознание Владимиру версию. Зоопарк в их городке был, правда, небольшой и обветшалый. Последний раз Владимир был там ребенком и, честно говоря, понятия не имел, есть ли там шакалы. «Ладно, пока будем думать так», – решил он и поехал дальше.

Через десять минут он уже парковался у здания морга. Слева от двери красовалась синяя табличка «ПАТОЛОГОАНАТОМИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ», а справа серая поменьше: «ПАТОЛОГОАНАТОМИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ ГКБ №1». Только сейчас он заметил над дверью посеревшую от грязи праздничную растяжку «С Новым годом!». «Март месяц, может они ещё и ёлку не выкинули?», – подумал Владимир и, для вежливости постучав, потянул дверь. Она была открыта. Зайдя в пустой холл, Владимир негромко спросил: «Есть кто живой?», и спустя секунду, осознав контекст, негромко хмыкнул. Он прошёл по слабо освещённому коридору в комнату, где в прошлый раз забирал тело. На табличке значилось: «Ритуальный зал». Постамент, облицованный кафелем с ненавязчивым, почему-то греческим, орнаментом по периметру, на котором, когда Владимир приехал, стоял гроб с дедом, пустовал. Прислушавшись, Владимир услышал звон инструментов и насвистывание с другого конца коридора. Подойдя к двери с табличкой «Аутопсия», он негромко кашлянул и трижды постучал.

– Не заперто! – послышалось с той стороны.

Владимир толкнул дверь и вошёл. Вдохнув стоявший внутри комнаты густой тошнотворный аромат, он закашлялся и с трудом подавил рвотный позыв.

– Блевать в ведро, справа от вас, – не отрываясь от работы и не поднимая взгляда, проговорил патологоанатом.

Владимир часто задышал через нос, и тошнота вроде как отступила.

– Спасибо, я вроде справляюсь, – заверил Владимир.

– Анатолий, – также, не поднимая головы, представился патологоанатом. – Вы ко мне?

– Владимир. Я к вам, доктор, и вот по какому делу, – зачем-то не к месту процитировал Владимир «Собачье сердце». На этом моменте Анатолий, наконец, поднял глаза от внутренностей, в которых увлечённо шерудил до этого. Был он невысок, седовлас, смугл и морщинист. По крайней мере та часть, что была над медицинской маской. Владимир смутился:

– Понимаете, тут такая ситуация, – начал он, – мне кое-какие данные по трупу нужно раздобыть.

– Интересно, – ответил Анатолий и сдёрнул маску на подбородок. Под ней оказалась довольно густая, но аккуратно стриженная также седая растительность, – по этому трупу? Тут ничего интересного, цирроз.

– Нет, я с утра его забирал на кладбище, – поторопился объясниться Владимир, достал из папки, которую взял из катафалка, заключение о смерти и зачитал ФИО дедка.

– Ага, помню такого, полиорганная недостаточность из-за тяжелого гриппа с осложнениями. По весне много таких стариков преставляются, иммунитет за зиму истощается, весной на улицу выходят и первую попавшуюся заразу подхватывают.

– Да, да, – согласился Владимир, – мне нужен адрес его. У вас же, наверное, где-то фиксируются паспортные данные, прописка там?

– Наверное, фиксируются, – согласился Анатолий и подозрительно спросил, – а вам зачем? Вы из чёрных риелторов может, на недвижимость покушаетесь?

– Что? Нет, господи, нет-нет-нет, – запричитал Владимир, – я работник похоронной конторы, мне надо знать, куда его везти.

– Так на кладбище везите, – отмахнулся Анатолий.

– Не могу, надо сначала домой, там супруга его ждёт, попрощаться по-человечески, – Владимир решил давить на честность. – Понимаете, я адрес потерял. Он на бумажке был, а я её где-то посеял, балда.

– И они ещё борются за звание дома высокой культуры и быта! – также не к месту негодующе процитировал фильм Анатолий. – Вот что. Помогу я вам молодой человек…

– Владимир, – напомнил Владимир.

– Владимир, – продолжил патологоанатом, – но сами понимаете, не просто так.

Он бросил лукавый взгляд на собеседника и подмигнул.

– Сколько? – спросил Владимир, прикидывая, сколько у него есть с собой наличности.

– Как всегда, – ответил Анатолий, – ноль пять.

* * *

Когда Владимир вернулся из ближайшего магазина с бутылкой водки, Анатолий что-то взвешивал на весах. Владимир был уверен, что медицинская техника всегда какая-то особенная, но весы были абсолютно обычные, торговые, ровно как в том магазине, в котором он брал сейчас водку. Старые, советские, синие, с двумя разновеликими плоскими чашами по бокам и красной колеблющейся стрелкой.

– Это что? – спросил Владимир.

– Сердце, – ответил Анатолий, аккуратно подкладывая гирьки на вторую чашу, – с тяжелым сердцем ушёл человек, целых четыреста грамм. Знать, не праведную жизнь вёл.

Владимир хотел было спросить, согласно каким медицинским исследованиям установили корреляцию между массой сердца и праведностью жизни, но передумал, потому что и так уже потратил кучу времени зря.

– Вот, – сказал он, пройдя к столу, за которым Анатолий проводил свои манипуляции, и поставил бутылку рядом с весами.

– Отлично, молодой человек…

– Владимир, – снова напомнил Владимир.

– Владимир, – согласился Анатолий, глаза которого заметно заблестели при виде бутылки. – Знаете ли вы, какой главный рабочий инструмент патологоанатома?

– Скальпель? – предположил Владимир.

– Водка, – ответил Анатолий, – без неё работать невозможно. Не изволите ли достать рюмашки из шкафчика прямо перед вами и открыть сей сосуд наслаждений?

Владимир открыл шкафчик, достал одну рюмку, потом откупорил бутылку «Столичной» и наполнил рюмку до краёв.

– А себе? – спросил Анатолий.

– Я в завязке, – ответил Владимир.

– А один я не пью, это непрофессионально, – сказал патологоанатом и демонстративно встал, скрестив руки на груди, в знак того, что сделка вроде как отменяется.

– Да не могу я, итак, столько времени уже потерял, меня ж уволят к чертям собачьим! – взмолился Владимир.

– В гости к Богу не бывает опозданий, – снова процитировал теперь уже Высоцкого Анатолий. – Ну одну – для запаха за компанию. А потом я пойду поднимать бумаги про вашего пациента.

Владимир нервно сглотнул. Выпить после двухлетней завязки хотелось неимоверно. Он знал, что плоть слаба, поэтому всегда старался держаться подальше от соблазнов, пьяных компаний и даже винно-водочный отдел в магазинах старался обходить стороной. «С другой стороны, – подумал Владимир, – он же не отвяжется. Быстрее выпьет, быстрее поможет».

– Чёрт с вами, искуситель, но только одну, – сдался Владимир.

– Вот это другой разговор! – оживился Анатолий.

Владимир достал вторую рюмку и наполнил до половины. Анатолий в это время снял с весов сердце неправедного пациента и положил обратно в раскрытую грудную клетку. Затем он вынул из тела ещё два массивных куска плоти, соединенных между собой и водрузил на весы.

– Это закусь, – пошутил он, затем подвигал гирьки, словно шахматные фигуры, и заключил, – Взвешен, измерен, и найден лёгким.

Очевидно, его это позабавило, и он глянул на Владимира, чтобы тот оценил каламбур. Владимир понял только, что взвешиваемый кусок плоти являлся лёгкими, а фраза, которая очевидно тоже была какой-то цитатой, Владимиру была незнакома.

– Ну, за царствие небесное, – сказал тост Анатолий и залпом осушил рюмку. Владимир обреченно вздохнул, хлопнул свою. Водка, разумеется, пошла не в то горло, и он громко закашлялся.

– Ну-ну, не переводи продукт, – напутствовал Анатолий, стуча Владимиру по спине, – эта не считается, давай ещё по одной.

* * *

Когда сознание вернулось к Владимиру, он обнаружил себя лежащим на кафельном полу прозекторской, недалеко от двери, рядом с ведром, в которое Анатолий предлагал блевать. Владимир приподнялся на руках и осмотрелся. Судя по запаху и содержимому ведра, он-таки воспользовался им по назначению. Голова болела невыносимо, в горле пересохло, взгляд с трудом фокусировался на окружающей обстановке. Случилось то, чего Владимир и боялся – с непривычки «наступив на пробку», его понесло. Он огляделся и обнаружил возле стола с весами три пустых бутылки «Столичной». Откуда взялись ещё две, он не помнил, как и большую часть того, что происходило после второй рюмки, которая уже пошла в нужное горло и, видимо, хорошо пошла. В голове мелькали какие-то обрывки предшествующих событий, некоторые из которых были похожи на бред. Вроде они с Анатолием крались по коридору больницы, пытаясь не попасться персоналу, затем, хихикая, прятались в чулане со швабрами. Катались на больничной каталке. Потом Анатолий где-то нашёл и напялил на себя пластиковую карнавальную маску собаки, видимо, оставшуюся с празднования Нового года, и начал выть в окно. Дальше мозг подсовывал картинку того, как они с Анатолием закусывают лёгкими, нанизывая их на одноразовые пластиковые вилки, но в реальность этого верить не хотелось, поэтому Владимир решил считать это бредовой пьяной фантазией.

Владимир поднялся на ноги. Голова тут же отплатила ему за такую дерзость взрывом боли, а желудок подкатил к горлу, но блевать было уже нечем. Он ещё раз огляделся – труп, над которым работал Анатолий, был закрыт простынёй, на весах ничего не было. Владимир подошёл к столу, на котором стояли две пустые рюмки и несколько нарезанных скальпелем кружочков неизвестно откуда взявшегося огурца. Вспомнив, зачем вообще пришёл сюда, он поискал взглядом какие-нибудь документы или записи с адресом деда, но их нигде не было. Как и самого Анатолия.

– Вот козёл, – простонал Владимир.

Затем он взглянул на часы. Было без четверти пять.

– Твою мать! – выругался он и, держась за стенки, пошёл к выходу.

На улице уже начало темнеть и заметно похолодало. Невыносимо яркий для больной головы белый свет фонаря освещал пустую парковку с сиротливо стоящим Линкольном. Владимир открыл дверь катафалка и бухнулся на сиденье в уже остывшем салоне, завёл мотор и включил печку. Потом откинулся на сидении и завыл.

Автобус

Владимир сидел и смотрел через лобовое стекло на уже хорошо видимую на светлом небе Луну. Он вспомнил картинку из какой-то передачи, где показывали, как выглядел бы пейзаж, если бы Луна находилась вплотную к Земле. Там она была невероятно огромной и заслоняла почти всё небо. Сейчас в сознании Владимира её место занимал колоссальных размеров медный таз, которым вот-вот грозилось накрыться всё сущее.

«Придётся идти к ментам», – подумал он. Как любой другой российский гражданин он рассматривал обращение в правоохранительные органы как крайнюю меру в самом безвыходном положении. Правда, всегда существовала вероятность, что служители закона сделают его ещё безвыходнее, но Владимиру на тот момент казалось, что хуже быть уже не может.

Он всё ещё был довольно пьян, поэтому вариант поехать в отделение на катафалке отмёл. Не хватало ещё прав лишиться или катафалк разбить. Зато в милиции, наверняка, могут пробить по своим базам адрес деда. Надо будет только объяснить им, в чем дело, они ж нормальные мужики, войдут в положение. «Не скучай, старый, я скоро», – напутствовал Владимир деда, заглушил катафалк, вышел на улицу, поднял воротник куртки, поплотнее её застегнул и пошёл к остановке автобуса.

Было пять вечера, до часа пик ещё оставалось время, но к остановке уже начинали подтягиваться счастливчики с нестандартным графиком работы, либо ушедшие пораньше. Все они, заслышав крепкий перегар, отходили от пошатывающегося Владимира подальше. Таким образом, вокруг него образовалась людская плешь радиусом метра полтора. Владимиру стало немножко обидно, и захотелось объяснить каждому, что он не какой-нибудь там алкаш, просто день выдался тяжеловатый, да что там, скажем прямо, пиздец, а не день, может это ретроградный Меркурий в Плутоне или хрен его знает, почему всё вот так, но всё вот так, и никакой вины Владимира в этом нет. Мол, сам он не более чем жертва дурно сложившихся обстоятельств. Но чем дальше он прокручивал в голове этот монолог, тем яснее становилось, что лучше даже не пытаться. Да и наговорился он сегодня с незнакомцами, наверное, на десятилетие вперёд.

Дребезжа карданом, к остановке натужно подполз желтый ЛиАЗ с цифрой 5, аккуратно нарисованной краской на прижатом к лобовому стеклу куске ДСП. На чём ехать, Владимиру было неважно – любой из заходящих сюда маршрутов возвращался в центр через ОВД №1. Воспользовавшись своим стратегическим преимуществом, а именно тем фактом, что окружающие его сторонились, Владимир в гордом одиночестве подошёл к задней двери автобуса и, не без труда, поднялся внутрь. Все сидячие места были заняты, на местах для пассажиров с детьми и инвалидов сидели мужики, не похожие на инвалидов и тем более на детей. Просторная задняя площадка пустовала, так что Владимир опёрся о поручень и стал смотреть в заднее окно. В детстве Владимир любил эти старые ЛиАЗы за их рессорно-пневматическую подвеску, на которой автобус качался словно на волнах, и с особенно большой амплитудой качало как раз заднюю площадку. Это было почти как детские карусели в парке культуры. Однако сейчас, когда автобус тронулся, покачиваясь, Владимира снова замутило, да и звук бряцающих бутылок навевал неприятные ассоциации.