Открой

Люди улыбались мне, узнавая, неугомонные дети тыкали в меня пальцами, снимали на мобильные телефоны… А мне было просто жутко весело.

Вовремя спохватившись, я уже бежала уже со всех ног, чтобы меня не настигли папарацци и неадекватные мужчины! Меня проводили яркие рекламные щиты и витрины магазинов. Дыхание сбилось. Я была похожа на загнанную белку.

Отбившись от народа, который, как правило, не обращает внимания на звезд, я приближалась беглыми шагами к небоскребу. Проскользнув вместе с незнакомцем через охрану, я снова попала в лифт, поднялась наверх на чердак и вылезла на крышу.

Возможно, камеры наблюдения засняли меня, но мне было всё равно.

Когда я поднялась, то обнаружила Майка по-прежнему сладко спящим. Я села на него сверху и поднесла к носу ароматный пончик. Он зашевелил носом и проснулся, открыл глаза и резко схватил меня за талию. Потом я включила музыку на всю катушку, и, позавтракав, мы начали танцевать на крыше и дурачиться.

Мы чувствовали себя властелинами маленькой, но нашей вселенной. Я никогда еще не была так счастлива, и от этой мысли мне было не много жутковато.

Позже Майк сделал мне расслабляющий массаж…

– Сумасшедшая Саманта, а если бы за тобой погнались бы папарацци? Не стоило так рисковать! Дай мне, пожалуйста, свою косметичку.

– Зачем? – удивленно спросила я, и глаза мои округлились.

– Увидишь!

Он усадил меня так, чтобы свет правильно падал на мое лицо, и попросил закрыть глаза. Я повиновалась. Сначала Майк стер мою косметику нежными прикосновениями, за-тем ровным слоем нанес кисточкой тональную основу. Потом красиво, художественно выделил мне глаза, сделал Smoky eyes, подчеркнул ресницы, брови и нанес бледно-розовый блеск на губы.

– Остался последний штрих, – сказал Майк. Я улыбнулась.

Взяв кисточку и повозив ее в темных румянах, Майк сильно выделил мне скулы. Дунул на меня и вернул зеркало. Я опять засмеялась.

– По пути нам нужно заскочить в одно место. Сегодня. Дэвис, ты же не против? Часа через два. Я обещал Military service, что мы посетим их концерт. Хотя бы на полчаса. «Поляна» и гримерка – все, как обычно, в нашем распоряжении. Но если ты хочешь, то мы можем туда не ехать.

– Я даже не буду спрашивать, когда ты обещал им, но, конечно, заскочим, я тоже хочу их поздравить с выходом долгожданного альбома «Intime». На удивление, я знаю близнецов, – пробубнила я невнятно. – Но… нам нужно прямо сейчас же купить подходящую одежду для такого случая.

– Хорошо, хорошо, только не паникуй. Не надо истерик, – рассмеялся Майк.

– Я бы чувствовала себя уверенней на светском мероприятии в более презентабельном виде, а не в майке с короткими шортами. Я одета для прогулки на один день. Чемоданы с собой я не брала. Я думала, ты похитил меня на один денек, – наивно прошептала я и поджала губу, как маленькая девочка.

– Аха-ха-ха, размечталась. Я похитил тебя как минимум на неделю, – Майк посмотрел на меня и прищурил глаза. – Мне нравится быть с тобой… Так что свыкнись и прими это как должное.

Переварив слово «неделя» и словосочетание «нравится быть с тобой», я чуть не забилась в конвульсиях.

– Да, так что позвони и сообщи своему менеджеру об изменившемся графике.

…А вот и наша палочка-выручалочка. В витрине эксклюзивного магазина стояли застывшие манекены.

Над ними вертелся диско-шар. Лучи от шара падали на одежду, на пол, покрытый блестками, на манекены и на их одинокие грустные лица.

Мы вошли внутрь, Фёргисон снова взял меня за руку, и я опять смутилась. Я боялась привыкнуть к тому, что он мой. Я не хотела испытать боль и разочарование. Но сердце автоматически забилось чаще. Радостные лица продавцов так и сияли при виде нас. Мы бегали по магазину и дурачились, как малые дети. На вешалках висели дорогие наряды из последних коллекций именитых дизайнеров. Мы шутили, играли в салки, а продавцы и менеджер зала просто восхищались нами и не сделали ни одного замечания. На подбор одежды оставалось совсем немного времени. Менеджер за-ла сделала пару звонков, и стилист из соседнего салона уже был в нашем распоряжении.

Мы выбрали яркие, интересные образы и устроились в креслах, доверив себя рукам мастера. Мне захотелось чего-то кричащего, необычного. Мне сделали огромный начес из моих неестественно белых волос. Фигуру красиво подчеркивало платье из темно-синего кружева, спина была открыта почти до линии попы, а красивый разрез в области груди выгодно её подчеркивал. Стиль Майка очень сочетался с моим луком: белый костюм современного неоклассического кроя контрастировал с черными волосами и голубыми глазами. На руках болтались фенечки и разные украшения, а на груди, как и у меня, были большой крест и еще черепа. Не-ординарного человека можно было увидеть издалека. А нас было двое. То, что мы были уникальны и имели действительно богемный стиль в одежде и по жизни, объединяло нас еще больше, не говоря о нашей страсти к необычным машинам – «Ягуар», «Ламборгини»…

Стилист Ло освежила мне мейк-ап, созданный Майком, и, краснея, как помидор, попросила его спеть. А я сидела и смущенно смотрела на свои руки, вернее, на перстни и нервно теребила пальцы и хрустела.

Ло закончила со мной работать, и, пока Майк продолжал петь любимую песню, я принялась искать туфли…

Мы были им очень благодарны за терпение и помощь, которая была нам необходима.

Майк отвалил большую сумму за нас обоих, сказав, чтобы я наслаждалась своим похищением, и, раздав дружной команде автографы, мы стали позировать для памятной фотографии. Пожелали друг другу удачи и снова растворились в небесной тишине, держа путь на концерт.

***

Распахнулась дверь, и отовсюду, словно голодные пасти аллигаторов, защелкали ослепляющие вспышки папарацци. Я не могла смотреть. Мне кричали почти в лицо: – Саманта, смотри сюда! Сэм, обернись! Сэм то, Сэм сё, Дэвис! – кричали не унимаясь. – У вас с Майком роман?

Кто-то схватил меня за руку и куда-то потащил.

Я не могла смотреть, вся картинка начинала сливаться в одну пеструю абстракцию. Еще секунда – и я упала бы в обморок. Майк схватил меня и поднял на руки, вспышки защелкали еще быстрее. Больше сотни папарацци выстреливали в нас словно из ружей. Картина вокруг прояснилась.

– Майк, я вижу! Можешь отпустить меня? – сквозь зубы прошипела я.– Не дергайся! Они совсем обезумели.

Протиснувшись сквозь толпу, он поставил меня на ноги. Только потом я представила, что в газеты попадут именно последние фотографии, где Майк держит меня на руках, и у меня закрыты глаза, будто я в обмороке.

– Обычно я не чувствую себя такой беззащитной перед камерами. Это, наверное, из-за глаз.

– Зачем ты оправдываешься? Меня что, там не было? Я что, не видел, что они нас чуть не раздавили?

Я сидела в гримёрке. Руки еще дрожали. Гости прибывали. С некоторыми из звездных друзей была знакома. Стилисты порхали, словно ночные бабочки, над артистами и их музыкантами. Остальные тусовались в VIP-ложе, смотрели концерт.

Гримёрка стала похожа на пчелиный улей. Все жужжали. Шум гогочущего роя долетал эхом даже до ушей секьюрити, перелетая через темный коридор.

Многие из присутствующих уже видели нас вместе, на нас не смотрели косо, не подшучивали, все воспринимали это как нормальный человеческий факт.

Только спустя час Чэт бросил на стол утреннюю газету, где на обложке красовалась моя утренняя физиономия с пакетом пончиков.

Мы с Майком чуть не умерли со смеху. Потом газета Day in day пошла по рукам, и раздался новый шквал смеха, такой задорный, не замолкающий, ни на секунду. Менеджеры артистов суетились: кто-то покидал гримёрку, потом возвращался, кто-то только кого-то встречал.

Еще через час три бутылки виски на всех оставшихся и две пачки сигарет закончились. Голова кружилась. Всем было хорошо. Томми и Дэвид ввалились к нам в перерыв, пока Чэт разогревал толпу. Близнецы Абрамсон выпили по сто граммов «Хеннеси», стоявшего баре, прописанного в райдере, и поблагодарили всех тех, кто пришел на важное в их жизни событие, затем сделали пару затяжек марихуаны, и выбежали снова на сцену.

И вдруг меня посетило странное, сквозное чувство абсолютного одиночества. Вероятно, все дело было в виски, а точнее, в действии алкоголя на организм, а может быть, это произошло из-за полученного стресса. В одно мгновение я почувствовала себя уязвимой, одинокой, подавленной, несмотря на то, что Майк был рядом со мной. Он был рядом, но так далеко… Меня окружали много людей, а я осталась наедине сама с собой. Все стало словно в тумане, люди открывали рты, произносили слова, смеялись, пили, закусывали, выдыхали дым.

Лампочки на зеркалах напомнили мне о прошлом, которое я старательно пыталась забыть. Вспоминался прошлый кошмар. Это воспоминание было о темной комнате. И я никак не могла сосредоточиться на чем-то одном. Мне не хватало воздуха, и я слегка закашлялась.

– Я пойду, посмотрю на близнецов за кулисы, – шепнула я Майку. – Можно мне пойти с тобой? – Нет, не нужно, там стоят секьюрити. Не волнуйся. Скоро вернусь. Я отрицательно помахала головой. Взяла в зубы сигарету с зажигалкой и вышла в туалет. Зашла внутрь, прислонилась лбом к тусклому зеркалу и уставилась на свое отражение. Одна лампочка дневного света погасла, другая нервно мигала. Свет отдавал кислотными нотами.

Моя кожа отражалась в зеркале бледно-зеленым цветом. С таким освещением я была похожа на старый труп с седыми волосами. Алкоголь растекался по жилам, алкоголь растекался по венам.

И я таяла словно льдина из-за глобального потепления. В туалете был слышен беспощадный шум из огромного концертного зала. Этот шум заставлял сердце биться чаще и взрывал мой мозг.

Внутри меня стало пусто, я стала похожа на ватную куклу. Свет мигал, как пару часов назад мигали фотоаппараты папарацци. Я закурила, всматриваясь в свое отражение. Мысли опять текли рекой в мою голову. Они сводили меня с ума. Пальцы в кожаных полу митенках зажимали сигарету. Я не понимала, тону я или всплываю.

Свет мигал снова и снова… и я выдыхала дым на свое отражение, потом раздавила в раковине окурок и вышла из туалета. Навстречу мне шагал немного обеспокоенный Майк.

– Дэвис, иди сюда!

Увидев свежие следы от слез под глазами, он обнял меня, прижал к себе и потом увез меня из этого дурдома, увез меня от мигающих лампочек, от людей, похожих на нас, – таких же немного неадекватных, творческих, по-своему странных…

У нас у всех были свои истории, свои черные дни. Наши жизни были похожи на американские горки.

Мы покинули «зал славы рок-н-ролла» через черный ход. Майк усадил меня в КМ, кому-то позвонил, а я, будучи еще в сознании, но, уже засыпая, уловила только несколько слов: отель, сон, охрана…

Мне казалось, я спала целую вечность, оказалось – всего пару часов.

Я проснулась в непривычной для себя обстановке, в большой белой постели. Солнце ярко слепило глаза, я сощурилась, изучая обстановку. Перед глазами был пульт от спутникового телевидения. На кресле небрежно валялась пара вещей Майка, а из душа доносились его сладкие трели.

Я включила ТВ и отшвырнула пульт. По одному из европейских каналов шло шоу о топ-моделях – они стремительно летали по подиуму. Показывали дизайнеров, ночную жизнь города.

Я выключила ТВ.

***

Услышав шорох, я поняла, что пение в душе прекратилось. Ко мне шел мокрый радостный Майк. Поцеловав меня в шею, он спросил, как я себя чувствую.

Фёрг привез нас в отель и разместил под другими именами. В этом ему помог его хороший друг Джей-Джей. Я огляделась, мне очень понравился просторный светлый номер. Пока М. Фёргисон варил для нас кофе на ночь глядя, а я докуривала сигарету, мы наконец-то разговорились.

– Спасибо, Майк, мне приятно, что ты обо мне заботишься, но неприятно осознавать, что я сегодня дала слабину… у тебя на глазах.

– Дэвис, давать слабину свойственно каждому нормальному человеку. Все в жизни не бывает гладко. Мы же не ро-боты. Но это была не слабина.

***

Утром мы решили остаться в гостинице на пару дней, и для меня это было радостным событием.

– Я тебя не отпускаю, – сказал Майк, – имей это ввиду, потому что мы не добрались еще до того места, о котором я тебе говорил.

После этих слов, которые медленно вытекли изо рта Майка, я взяла свой телефон и незаметно выключила со словами:

– Как скажешь!

Мы решили прогуляться…

– Я смотрю на тебя и вижу маленькую девочку, которая испуганно хлопает глазками, пытаясь сосредоточиться и произнести какие-то важные слова, но у нее ничего не получается… Ты снова щуришься, не делай так! – (Я начала тереть переносицу, и он хлопнул меня по руке.) – Я хочу тебя покормить, ты совсем отощала.

Он протянул руку, и мы спустились на лифте на первый этаж, и вышли на улицу. Я снова сощурилась, на этот раз из-за яркого солнца, а может, мне просто понравилось, как он отругал меня, – это было так заботливо и нежно. Он посмотрел на меня, покачал головой и произнес:

– Беда, беда… – отчего мои брови взлетели вверх и сделались домиком.

– «Ужас какой-то!» – так говорит мой старый друг, – выпалила я резко и тут же осеклась и зачем-то начала размахивать руками во все стороны. Майк неистово засмеялся и замер.

– Я передам Рею, как ты его называешь!

Я часто заморгала, и сердце бешено заколотилось. Он понял, что мы перешли какую-то запретную грань, и смолчал. Мы снова перешли дорогу, я по-прежнему еле дышала и прокручивала в голове сотни мыслей, совсем растерялась и не знала, что сказать.

Фёрг перевел стрелки на Мексику и стал рассказывать про случайного незнакомца, который поведал ему интересную историю. Я улыбнулась, и он с облегчением продолжил пересказывать. Да… Фёрг был из тех, кто любил поболтать. Я была такой только в детстве.

***

Вернувшись в номер, мы выпили кофе и, приведя себя в порядок, отправились в студию.

Накануне вечером я приняла приглашение записать с Майком дуэтную песню, и, сделав пару звонков, мы уже летели на встречу с двумя крутыми саунд-продюсерами.

Одного звали Кито Окушими, он имел японские корни, но уже почти десять лет жил в США и завоевал себе звание гения саунда в Америке, и Адама Раймонда, который был также известен и как исполнитель.

Кито выскочил к дверям и поцеловал мои руки, что привело меня в истинный восторг.

Мы прошлись по длинному коридору студии и очутились в комнате отдыха. Там было несколько кожаных кресел, прозрачный столик, на котором стояли пепельницы,

А еще меня поразили стены в дырочку. Мы обсудили некоторые детали, задали им направление, высказав свои предпочтения. Я чувствовала себя куклой, хлопающей большими глазами. И в разговор трех умных мужчин, знающих тонкости создания музыки и разбирающихся в них, я не лезла, только улыбалась, что приводило в восторг всех троих.

Затем мы проследовали за ними в саму студию, где они продемонстрировали нам совсем свежие работы и свободные зарисовки для продажи.

Адам поставил нам пару миксов известных ди-джеев на его мега-хиты. Нам они очень понравились. И вообще было чертовски приятно находиться в студии такого масштаба с такими талантливыми людьми.

В холле висело огромное количество фотографий звезд, записывавших свои хиты в этой студии, которая была одной из самых известных в стране.

На прощание огромный темнокожий Адам с кучей всевозможных цепей на шее и довольно скромный Кито по-прощались с нами, обещая сотворить для нас бомбу. Мы покинули студию, окрыленные и одержимые будущим совместным проектом, опять подхватываемые невидимой волной. Снова начали дурачиться и забавляться, как дети, давая всем своим эмоциям возможность выплеснуться наружу. Потом мы неожиданно решили поехать в клуб. Для этого мы снова сделали вираж по городу в поисках новых интересных шмоток и влетели в клуб, как будто на другую планету, планету вечного счастья, музыки, эйфории и энергии.

На следующий день я почему-то не захотела позвонить своему менеджеру и не поставила ее в известность о наших планах с Майком записать дуэт. Мы сами запланировали и организовали для себя фотосессию. И так как фотосессия была назначена только через несколько дней, мы приняли решение остановится в гостинице еще какое-то время. Планы Инкери относительно меня рухнули из-за моего внезапного порыва.

В субботу, часов в 12 ночи, Майк позвонил вниз на ресепшн. Мы заказали в номер виски и клубнику, и портье сообщил нам как бы между прочим, что внизу в ресторане есть рояль.

Через пять минут мы были уже там. Время было 2:45. и мы сочиняли шедевр, предварительно отблагодарив персонал за первоклассное обслуживание и за то, что они попросили последних посетителей покинуть ресторан в ночное время ради нас.

Мы творили нечто из ряда вон выходящее. За окном сияла луна, и я в шутку представила себя волчицей и тихонечко изображала вой на луну.

Майку эта фишка очень понравилась. К четырем утра был готов гениальный набросок, просто необратимый шедевр. Фёрг восседал с умным видом за красным роялям в полумраке, а я, то и дело смеялась и подпевала, иногда позевывая, вспоминая японца и его тонкие пальцы, быстро бегающие по клавишам рояль «For seasons».

Потом Фёрг попросил меня позвонить Адаму. Сгоняв в номер за его телефоном, пока он подбирал последние аккорды левой руки, я уже набирала Раймонда и поднесла трубку пианисту к уху.

– Доброе утро! – с сарказмом отрезал Майк.

Прошла пара секунд, на том конце по громкой связи было четко слышны какие-то телодвижения и нецензурная брань.

– Ты знаешь, сколько времени, подонок?

– Да, надень обратно свою ночную повязочку, ляг на подушку и просто слушай. Послушай, хорошо?

Тишина…

Майк прикоснулся к клавишам, и потекла божественная мелодия, потом дал мне знак – и я спела кусочек новоиспеченного текста. В общем, к концу нашего выступления мы заслужили аплодисменты от барменов и кряхтение самого Адама.

– Алло, Раймонд, ты тут?

– Да, мать вашу, тут, пью кофе. Жду вас к вечеру ЗАВТРАШНЕГО дня, а теперь дайте поспать. Будьте людьми, изверги…

Признание в любви

После разговора мы доползли до постели и тут же погрузились в сладкие сны.

Несколько раз я просыпалась от того, что наши тела прикасались друг к другу, и я, с трудом сдерживая желание, закрывала глаза. И как только я это делала, Майк распахивал свои длинные ресницы и крепче прижимал меня к себе. Шанс уснуть был крайне мал.

Поэтому наше позднее утро началось около часа дня сразу с совместного душа.

Вода стекала по кафелю, «принтованному» роскошными фиолетовыми пионами, и по нашей коже тоненькими струйками.

Дышать было почти нечем: нос был заложен, а его губы не хотели отпускать мои ни на миг. Я задыхалась.

Кипящие тела плавились. Желание обладать друг другом было настолько велико, что если бы вдруг кто-нибудь из нас оторвался от другого хоть на секунду, то тело смогло отреагировать шоком, словно принимая пулю с дальнего расстояния…

***

После «ядерного» душа мы выпили молочного зеленого чая и провели совместную медитацию, освободив себя от ненужных мыслей. Еще через полчаса мы наконец-то собрались и уехали в студию.

Майк переворачивал всю меня наизнанку. Мне хотелось готовить ему, стирать, делать ему массаж, слушать его постоянно – в общем, делать всё, чего я раньше для мужчин особо не делала.

В студии мы работали весь вечер и всю ночь до рассвета. Были моменты, когда я начала ловить себя на мысли, что просто быть и существовать без Майка мне будет очень сложно, ведь он стал вторым человеком после Барбары, кому я могла доверять, пускай и ничего не рассказывая. И, глядя в мои глаза, он, возможно, догадывался о моих мыслях и молча время от времени сжимал мою руку, отчего почва уходила у меня из-под ног.

– Завтра! – прокричал мне Майк. —Завтра мы наконец-то доберемся до места, про которое я тебе говорил… там время не имеет значения.

Студия гремела так, что дрожали даже звукоизоляционные стены и потолок сотрясались.

Я вышла покурить и поняла, чего желает моя душа. А моя душа хотела излиться, поделиться с близким человеком самым сокровенным, своими тайнами или просто помолчать о жизни.

Я включила телефон и произнесла голосовую команду. На другой стороне невидимой линии что-то щелкнуло, и гудки переросли в тихие хрипящие слова.

– Ну наконец-то…

Я выглянула в окно: в небе почти со скоростью перемещения света скользили КМ, а солнце, прорываясь сквозь кроны деревьев, раздавало асфальту различные тени.

Рядом со студией находилась детская площадка, по периметру которой бегали дети. Глядя на них, хотелось жить еще больше, дышать еще чаще, делать что-то еще быстрее.

А в паре километров к северу была железная дорога, по которой неторопливо ехал красный поезд. По его крыше бегали яркие солнечные блики, и он напомнил мне отрывок из одной детской сказки.

Вокал был записан, и наша совместная с Майком песня, которую уже начинали сводить аранжировщики, доносилась сквозь стены музыкальной студии.

– Наконец-то! – снова прохрипел голос из трубки. И я стала словно прозрачной.

Монолог продолжился…

– Может, скажешь, где ты? Алло! Тебя искали уже… Шрамы моего сердца воспалилась с новой силой, когда я услышала голос личного психотерапевта, который являлся связующей нитью между моим прошлым и настоящим, как пуповина, которую я никак не могла перерезать.

Я не смогла ничего произнести и снова выключила свой телефон. Большой экран погас, и я так и не сумела сказать ни слова.

***

Мои глаза были сонными и уставшими, хотелось спать и есть, даже руки чуть-чуть дрожали – тело нуждалось в срочном принудительном постельном режиме.

Утром из студии мы залетели в милую кофейню, где выпили флэт уайт и запихнули в себя картофельное пюре с колбасками на гриле.

Прилетев в гостиницу, мы рухнули на кровать в одежде – проснулись ближе к вечеру, помятые, но безумно довольные. Окинув в последний раз взглядом свой номер, мы собрали свои вещи и отправились навстречу таинственным приключениям.

***

Наблюдая за Майком, я заметила, что он часто делает какие-то заметки в своем ежедневнике, и сначала делала вид, что не замечаю этого, но потом всё-таки любопытство взяло верх:

– Расскажи мне, что ты пишешь?

– Не сейчас.

– Ты пишешь обо мне?

– Всё тебе расскажи.

– Когда-то мне пришлось завести личный дневник, и он помогал мне справляться со своими эмоциями. Дневник был моим молчаливым другом, который впитывал всё в себя, но ничего не отвечал. Дневники молчат, понимаешь? А я могу дать тебе какой-то ответ, если ты меня о чем-нибудь спросишь, поговори со мной…

– Мне не нужны ответы, – коротко обозначил Майк.

– Почему?

– Потому что я не привык задавать вопросы. Но спасибо, когда они мне понадобятся, я обращусь именно к тебе, – двояко протараторил Майк и наконец улыбнулся.

Пока мы летели, я снова успела почувствовать себя маленькой девочкой, какой-то беззащитной, со своими воспоминаниями. Мне казалось, что если Майк коснется меня даже случайно, я свернусь, как ежик, выставив иголки.

Мне было обидно, что мужчина, влюбивший меня в себя, не хочет говорить со мной о том, о чем он молчит. Для меня это означало нежелание быть со мной честным, искренним до конца. А для меня это было очень важно. Я захотела говорить именно с ним, рассказать ему что-то о себе, но было неподходящее время, место, и всё как-то было не так, и еще я не знала, нужно ли ему знать обо мне или нет. Я судорожно сжалась и вцепилась руками в сидение машины, опустив голову.

Я старалась сдержать слезы и не заплакать, но тихо заплакала, и Майк не понимал, почему, и молчал, что еще больше меня злило.

Он не знал мою трагедию и поэтому не знал меня, не понимал, что я чувствую, и как важны для меня минуты, секунды, прожитые в счастье. Мне очень хотелось быть нужной. Очень. И я понимала, что когда я уходила в себя, со стороны всё выглядело очень глупо. И вот пятое «очень» в разном контексте про себя… за последние пять минут.

Я задремала и положила голову на его плечо. Во сне я превратилась в одно из плотоядных растений, поглощающих мелких животных и насекомых с рекордной скоростью. Я превратилась в монстра!

Это был один из самых мерзких кошмаров, который когда-либо мне снился. Я почувствовала себя чудовищем. Я была убийцей, существом, которое раздирает что-то на мельчайшие кусочки. Что это было? Как это чувство всели-лось в меня во сне? Может, это было отчаяние?

Оказалось, что во сне я начала кричать и истерически дышать. Майк тряс меня, как грушу, а я не могла открыть глаза.

– Проснись! – орал Майк. – Прости меня! – и крепко меня обнял.

Как только мое дыхание восстановилось, Майк зачем-то рассказал мне, что делает записи для книги, собирает материал, делает наброски.