Дети Велеса

Посвежевший, с весьма довольным видом он пригладил бороду и слегка помпезно произнёс:

– Ну что, гости дорогие, добро пожаловать к обедне. Отведаем, чем бог послал, а там и поговорим.

Миновав большие сени, Аркаша с Пырёвым оказались в довольно просторном помещении. Длинный прямоугольный стол в центре с приставными скамьями по бокам. В правом углу пышит жаром самая настоящая русская печь, больше похожая на паровоз. На такой, наверное, катался Емеля в сказке «По щучьему велению». Вдоль стен тянутся широкие лавки, охватывая, в том числе, и каменные бока печи.

Женщины уже закончили сервировать стол простенькой глиняной посудой, раскладывая по тарелкам дымящуюся, обильно приправленную маслом кашу. По чашкам разливали молоко из глиняных же крынок. Только ложки были металлическими. Оно и понятно, кузнец не сапожник, деревянной ложкой не кушает.

Хозяева и гости расселись по две длинные стороны стола и приступили к еде. Мужчины напротив женщин. Ели молча. Ни тебе этикета, ни вполне ожидаемых молитв. Аркашу это, впрочем, обрадовало. А то оголодал изрядно, и теперь безо всякого стеснения орудовал ложкой настолько быстро, насколько часто мог раскрывать набитый рот без опасения, что каша начнёт вываливаться. Частил и Пырёв, хотя думал, что сдерживается – сбивала с толку скорость Башки.

Каша оказалась на редкость вкусной. Никто из гостей даже не понял, из чего её сделали, когда проглотили по первой порции. Им тут же предложили добавку. Никто не отказался. Вторую порцию ели уже не спеша, наравне с хозяевами, давая организму вволю насладиться ощущением сытости.

Допивая молоко, Пырёв заметил, что к столу вразвалочку подходит невесть откуда взявшийся невысокий старичок, так заросший волосами, что с трудом удавалось рассмотреть его сморщенную физиономию. Наверное, отец семейства. Вон, и порция каши с молоком сдвинута на край стола, как специально для него. Странно, что ни Медяник, ни Ставр не проронили о нём ни слова.

Дед, не притронувшись к еде, вдруг уставился на Стаса. Маленькие глазки недовольно блеснули из-под копны спадавших на лицо волос. Капитан сколь угодно долго мог играть в гляделки, но, вовремя заметив, что на старика больше никто не обращает внимания, словно им здесь и не пахнет, решил отвести взгляд. Боковым зрением видел, что дедок продолжает на него пялиться. Пришлось изображать увлечённое ковыряние ложкой в пустой тарелке. До старика по-прежнему никому не было дела. Видимо, знали его странности. Только Стасу от этого не легче. Объектом своего внимания дед выбрал почему-то именно Пырёва и не сводил с него глаз. Чего надо-то?..

В конце концов, это стало надоедать. Пырёв повернул голову, твёрдо решив больше не отворачиваться. Нечего давать этому старикану повод чувствовать себя победителем пусть даже в такой полудетской забаве. Какое-то время они сверлили друг друга взглядами, потом капитан одними глазами изобразил вопрос: «Чего уставился?» Дед сразу стушевался, его взгляд потух, уплыл в сторону. На лице появилось скорбное выражение, сначала показавшееся забавным. Но затем старик, опустил голову, медленно повернулся и, так и не приступив к еде, сгорбленный побрёл прочь. Пырёву стало неловко. Получается, он своими неосторожными действиями отвадил от обеда главу семьи. Сам-то сидит, жрёт. Гость называется! Вместо того, чтобы следовать местным правилам, полез со своим уставом в чужой монастырь.

Стас огляделся. Все заняты едой. Никто так и не посмотрел на старика, словно демонстративно его игнорировали. Бойкот ему здесь объявлен, что ли?

Между тем, с кашей было покончено. Женщины быстро собрали пустую посуду и, прихватив с печи бадью с тёплой водой, вышли на улицу, оставив мужчин наедине.

– Ну? – начал Ставр. – Наелись?

– Ага, – довольный жизнью Аркаша погладил себя по выпирающему животу. – Спасибо.

– Вот и ладненько. Теперича можно и поговорить ладком.

Втроём они пересели на лавку. Башка опёрся спиной о стену и, взяв инициативу в свои руки, начал рассказывать. Похоже, сытый желудок пробудил в нём красноречие. Вкратце, не вдаваясь в детали отношений с Пырёвым, аферист поведал историю о том, как они в мановение ока перенеслись из многолюдного города в совершенно пустую местность, где встретили «медного дровосека». Остальное Ставр уже знал от самого Митьки.

Слушал кузнец внимательно, не перебивая. Лишь после финального «вот и всё» начал задавать вопросы. В первую очередь попросил подробнее описать «шаровую молнию». Потом расспрашивал Пырёва о том, как выглядело свечение со стороны. Когда капитан принялся описывать удар молнии в недостроенный дом, Ставр прервал ещё одним вопросом:

– Она была такая же, как мы видели над лесом?

Секунду Стас подумал, сопоставляя эти два явления. Действительно, выходило, что те похожи во всём, кроме направления удара.

– Да… Только та шла сверху, а не снизу.

Ставр кивнул, словно соглашался с какими-то своими выводами, которые тут же решил озвучить:

– Вот что, любезные, прошли вы через открывшиеся Врата в Капище Велеса. Не ведаю никого боле, кому под силу их отпереть. Також не ведомо мне, почему Велес решил спровадить вас двоих сюда. Есть про то кое-какие легенды, но все их я не упомню. Энто не моего ума дело. Кузнец я, а не волхв… Сами-то чего делать надумали?

Обалдевший Аркаша помалкивал. Всё, о чём он смутно догадывался и во что до последнего момента отказывался верить, вдруг взяло и так запросто подтвердилось. Сам того не ведая, кузнец, не моргнув глазом, возвёл перед гостями глухую, непроницаемую стену из одной-единственной проблемы, преодолеть которую казалось абсолютно невозможным. Без сомнения, он говорил чистую правду. Куда убедительнее всяких там слов была окружающая действительность.

Поверил, кажется, и Стас. Растерянно посмотрев на Башку, будто у того мог быть другой ответ, мгновенно всё понял. Отвёл взгляд и в отчаянии уставился в невидимую точку в полуметре от лица. Лишь минуту спустя, вяло пожал плечами, пробормотав:

– Даже не знаю… Что в такой ситуации сделаешь? Домой бы вернуться… Но как?

С надеждой глянул на Ставра:

– Ты знаешь?

Кузнец лишь головой мотнул. Стас вдруг взбеленился:

– Должен быть выход, если есть вход! Это ведь двери. Наверняка в обе стороны пропускают… Пошли к этому капищу! Попробуем вернуться тем же путём.

– Не выйдет…

– Почему? Оно же сверкало. Значит, работает. Периодически включается. Надо лишь поймать момент…

– Не выйдет, – настойчиво повторил Ставр. – Энтот путь только сюда. Ты же видел, что столб от Капища в небо сиганул. А на Земле как было? Наоборот? То-то. Там был вход, а здесь выход. Значит, после вас ещё ктось оттуда вышел. А коли так, идти на Капище не только бессмысленно, но и опасно. Неизвестно с кем встретишься, и чем все энто закончится.

– Должен быть другой способ, – не сдавался Пырёв. – Ладно, ты кузнец. Можешь не знать. Но есть же кто-то, кому известно больше. Кто подскажет путь на Землю.

– Наверное… – пробасил Ставр.

Помолчал, размышляя. Потом крякнул, махнув рукой, и решительным тоном заявил:

– А свезу-ка я вас, други, к волхву Всегляду. Он в Суматошье живёт. Энто по дороге в Трепутивель, где ярмарка скоро. Хотел туда позже податься, да, видно, судьба такая, что поспешать надобно. Вот вместе и поедем. А пока погостите у меня малость. Хоть и Велесовой Дорогой вы явились, но зла не вижу я в душах ваших. Только смятение великое. Сами не ведаете, что вам делать. Вот и заспокойтесь пока, а ужо в Суматошье Всегляд всё и растолкует. Да и Ёршик наш гостей, как видно, принял, а не то такой бы разнос тут учинил… А чего энто, кстати, он кашицы не отведал?

Взгляд кузнеца упал на тарелку с нетронутой кашей, которую не стал есть обидевшийся на Пырёва старичок. Женщины не убрали её, очевидно, в надежде, что дед ещё отужинает. Пырёву стало неловко. Пришлось признаться:

– Извини, Ставр… Я, кажется, обидел вашего деда. Честное слово, не хотел. Не думал, что так выйдет. Он уставился на меня, что кусок в горло не лез. Ну, и я в ответ… смотрел. А он развернулся и ушёл.

– Ну, ты даёшь, – фыркнул Башка. – Я и то культурнее буду. Неужели не заметил, что дедулю все старательно игнорируют? Может, его воротит от всеобщего внимания. А ты свои ментовские замашки демонстрируешь. Я вот, в отличие от некоторых недоразвитых индивидуумов, пялиться не стал.

– Откуда мне было знать?

– Головой думать надо, а не МЕНТалитетом…

Пока Пырёв с Аркашей препирались, кузнец всё больше таращил удивлённые глаза. Потом вдруг хлопнул с размаху широкой ладонью себя по колену и громко расхохотался.

– Ну, Ёршик… – ревел громогласно, давясь от смеха. – Вот ведь… Утёрли нос домовому!

– Домовому?! – воскликнули оба гостя.

Отсмеявшись, кузнец весело продолжал:

– Ну да, домовой. Мы-то его не видим, коли он сам того не пожелает. Знаем только, что Ёршик в доме. А вам-то глаза и не смог отвесть. Не справился, значит. Вот и расстроился. Да ничего, подуется маненько да выйдет. Не любит на виду быть… Давайте-ка, на всяк случай, мы вас в летнем домике разместим. Не против?

Возражать не стали. Тут же кузнец кликнул жену. Та вошла, выслушала Ставра, понимающе кивнув, и сообщила между делом, что вернулся Медяник. Его Ставр, оказывается, послал обратно к Велесовому Капищу разведать, кто там появился вслед за Пырёвым с Аркашей. Мужчины поспешили во двор.

Митька, не теряя времени, рубил дрова. Принёс-таки из леса. Нарубленные поленья складывал под навес. Завидев хозяина, тут же направился к нему, торопливо пряча топор в туловище.

– Никого не видел, – развёл манипуляторами. – Есть следы одного человека. Ушёл он, значит, в другую сторону от Капища. Я за ним до самого леса дотопал. Там ещё одного дохлого волколака увидел. Дальше идти не стал. Ты сам запрещаешь мне в тех краях бродить.

– Правильно сделал, – одобрительно прогудел кузнец. – Они по одиночке никогда не ходят. Скорее всего, человека энтого другие волколаки сгрызли. Да покоится он с миром…

– Не знаю. Ничьей крови там больше не было.

– Да ты у нас просто уникум, – притворно восхитился Пырёв. – Ещё и передвижной экспертно-криминалистической лабораторией подрабатываешь.

– Чего? – не понял Митька.

Не утруждая себя пояснениями, Стас вернул разговор в деловое русло:

– Дальше какие-то следы были? Если да, то куда вели?

– Я ж говорю, туда не ходил.

Понятно, что ничего не понятно. Каким бы хорошим следопытом ни был Митька, осмотр места происшествия, надо признать, произвёл из рук вон плохо. Самому Пырёву идти в лес не особо хотелось. Уж очень устал. Аркаша тоже был не в лучшей форме. Поэтому оба, махнув на всё рукой, решили воспользоваться гостеприимством хозяев. Наскоро помылись и пошли спать в летний домик, где Лада с дочерьми приготовили постели.

Ради такого случая Пырёв смилостивился и снял с Аркаши наручники. Перед сном, правда, не преминул внимательно изучить содержимое кейса. Не переставая хмыкать и качать головой, читал составленные ушлым Башкой договоры, заодно подсчитывая выручку.

– Состав преступления налицо, – подытожил опер, помахав перед лицом пачкой заполненных анкет. – Даже не надо прилагать усилия к установлению потерпевших. Ты сам всё записал, включая адреса и паспортные данные. Молодец, хвалю. До такой степени облегчил мне работу. На особо крупный размер, конечно, не тянет, но ведь это далеко не всё, что ты успел насобирать. Так, Башка?

Аркаша равнодушно глянул на бумаги. Он лежал в одних трусах на своей кровати, заложив руки за голову, наслаждаясь освобождением от оков и одежд.

– Не трать энергию, Петрович, – протянул с откровенной ленцой. Сладко зевнув, неторопливо продолжил: – Кому нужен здесь твой состав? Да и нет его. Собственники-то тю-тю. Где их искать? Спал бы лучше. Нервы береги.

Крыть было нечем. Сложив документы и ставшие вдруг ненужными деньги обратно в кейс, Пырёв запихал его под лежанку. Обозначив это пространство, как «временный склад вещдоков», настрого запретил Аркаше лезть туда своими загребущими лапами.

На что Башка вполне натурально возмутился:

– Больно надо!

И захрапел сразу, едва отвернувшись к стене.

Глава 3

Когда Аркаша проснулся, солнце по-прежнему висело над горизонтом, ни на йоту не став к нему ближе. Сколько же он провалялся в постели? «Прислушался» к себе. Вроде, бодрый и хорошо выспавшийся. Видно, и в правду, в экстремальной ситуации человеку хватает и двух часов сна, чтобы прийти в норму.

Даже непрерывное пощёлкивание за головой не раздражало. Кстати, а что это?

Откинув одеяло, Аркаша приподнялся на локте. Пырёв с голым торсом сидел на заправленной кровати, положив рядом пистолеты, и набивал магазины патронами. Снарядив последний, вогнал его в рукоятку. Передёрнул затвор. Напоследок щёлкнув предохранителем, отложил ПМ в сторону. Поднял оставшийся в руке пустой магазин и сквозь его пружину в прорези посмотрел на Башку.

– Здоров же ты дрыхнуть, братец, – проговорил ехидно.

– В смыс-с-сле? – Аркаша сладко потянулся.

– В прямом. Я уже часа два жду, когда же ты, наконец, соизволишь встать.

Потянувшись еще раз, Башка опустил ноги на деревянный пол. Почувствовав босыми ступнями приятную прохладу гладких досок, взбодрился. Прошёлся по дому. Взял с штаны лавки, сел на кровать и начал одеваться.

– Два часа… – бездумно пробормотал, повторяя за Пырёвым, потом спохватился: – Как два? А ты что, вообще не спал?

Капитан хмыкнул, постучал магазином по стеклу наручных часов:

– Мы с тобой улеглись почти десять часов назад.

– Так сейчас что, уже утро?

С каким-то непонятным, щемящим чувством Аркаша пошлёпал к двери. Распахнул её и уставился вверх, надеясь убедиться, что солнце светит уже с другой стороны, на востоке. Но нет, оно было всё там же. Как и тогда, во время ужина. Кажется, ни на йоту не сдвинулось. Словно к небу кто приклеил. Получается, что прошли уже сутки. Хотя капитан сказал десять часов…

– Не ломай голову, – послышался сзади спокойный голос Пырёва. – Солнце никуда не двигалось и не сдвинется ещё долго. Вернее движется, конечно, только уж очень медленно. Пока ты дрых, я тут кое о чём успел порасспрашивать Ставра. Долго не мог врубиться, но потом до меня дошло. Суточный оборот планеты здесь равен году. То есть полгода день и лето, а вторые полгода ночь и зима. Сейчас примерно середина осени. Месяца через полтора солнце зайдёт, и наступит нечто вроде полярной ночи.

Аркаша повернул ошарашенное лицо.

– Вот блин… Выходит, мы точно не на Земле?

– А ты только сейчас это понял? – хохотнул Стас.

Он поднялся, надел рубашку, аккуратно заправив её в брюки. Сунул за ремень оба пистолета и набросил куртку.

– Схожу в кузницу. Может, у Ставра каким-нибудь маслом разживусь стволы почистить.

В задымлённой кузнице царил, что называется, рабочий беспорядок.

Пар вперемешку с гарью выплывает из окон и распахнутой настежь двери. Внутри эта висящая под крышей дымная смесь подсвечена огнём горна, массивного каменного сооружения у дальней стены. Такая иллюминация создаёт впечатление, что находишься в некой алхимической лаборатории. На полу, полках и столах вперемешку лежат различные инструменты: молотки, клещи, бородки, зубила, напильники, точила и множество других больших и малых предметов непонятного назначения.

Кузнечный горн – отдельная песня. С виду обычная жаровня. Каменный постамент со стенкой с одного края. На постаменте небольшое прямоугольное углубление, в котором ярко светятся угли, источая нестерпимый жар. С обратной стороны стенки за стержни на деревянных стойках закреплён мех. Две планки, вытянутые клином и соединённые собранной в складки кожей. Узкий конец оканчивается трубкой, вставленной в горн. Справа от горна, почти рядом с ним, но так, чтобы оставался проход и место для работы, на вкопанном в земляной пол массивном деревянном чурбане стоит большая наковальня. Вернее, она просто вбита туда своей нижней клиновидной частью. От раскалывания чурбан предохраняют металлические кольца. При взгляде на широкоплечую фигуру кузнеца, легко одной рукой орудующего тяжеленным молотом, становится понятно, что эти кольца вовсе не лишняя предосторожность.

Рядом со Ставром стоит Митька. Держит клещами прижатую к наковальне длинную уплощённую полосу металла, раскалённую почти добела. Кузнец, показывая Медянику, как и куда её повернуть, долбит по ней, почти не переставая. Сгибает посредине, пока края пластины не сходятся. Затем просовывает в изгиб железный вкладыш. Ещё немного работы огня и молота, и оп-ля… Соприкасающиеся концы сварены, а в бадью с водой, что стоит рядом, с громким шипением опускается уже практически готовое лезвие топора. Волшебство, да и только!..

Дым нещадно щипал глаза и царапал горло. Пырёв не удержался от кашля.

Закопчённое лицо Ставра озарилось белозубой улыбкой, резко контрастирующей с его тёмной физиономией.

– С непривычки завсегда так, – прогудел он. – Глаза ест и дыхание спирает. Я-то ужо привык, а Митьке тем более всё равно, одно слово – нежить.

Медяник вышел из кузницы по каким-то своим делам. Стас, проводив его взглядом, повернулся к Ставру:

– Всё хотел спросить, как тебе удалось Митьку создать? Ведь в нём никакой электроники. Как же он двигается, думает, говорит?

– О, это великая волшба, данная мне самим Сварогом, – кузнец многозначительно поднял указательный палец. – Если что-то делать с душой, то и твоё изделие будет иметь душу.

– Значит, все твои вещи живые? Даже топор, который ты только что выковал?

– Нет.

Ставр задумался. Решал, видно, стоит ли откровенничать с гостем. А может, просто подбирал нужные слова. Так или иначе, после паузы он продолжил:

– Железо не тот металл, с которым можно ворожить. Для чар оно мертво, а холодное железо разрушает любую волшбу. Потому-то Митьку я ковал из меди. Хорошо ковал, значит, раз теперича душа в нём. Но и железо можно заговорить, пока оно горячее. Только долго энто и мытарно. Я для себя как-то раз добрый меч решил выковать. Цельный год работал, кучу способов перепробовал, почти никуда из кузни не выходил и добился-таки своего. Потом всю зиму работать не мог, так вымотался.

Кузнец подошёл к неприметному металлическому ящику в углу. Достал из складок своей одежды внушительных размеров ключ и вставил его в замочную скважину на крышке. Раздалось несколько щелчков с разных сторон, и крышка приподнялась, будто её толкали скрытые пружины. Поманив к себе Пырёва, Ставр полностью открыл ящик, показывая лежавший на дне меч. Вполне обычный на первый взгляд, средней длины, он покоился в простых деревянных ножнах, обтянутых куском тёмной кожи. Неброская рукоять оплетена шнуром.

– Энто единственное в мире волшебное оружие, что я знаю, целиком выкованное из железа. Возьми, посмотри поближе.

Не испытывая никаких чувств, Стас взялся за ножны и поднял оружие. Меч как меч, ничего особенного.

Второй рукой обхватил рукоять. На ощупь тёплая. Не мудрено, лежит ведь в кузнице. Здесь температура будь здоров.

Плавно потянул из ножен…

По мере того, как появлялся клинок, у Пырёва всё больше захватывало дух. Сердце забилось чаще. А под конец и вовсе затрепыхало где-то у горла.

Он был поражён. Восхищён и раздавлен величием оружия, которое держал в руках.

Глаза с жадностью пожирали золотисто-бурое лезвие с узором из белых поперечных полос, красиво сплетавшихся в пряди. Поворачиваясь, клинок ловил свет от горна, и тогда узор вспыхивал волшебными огнями, буквально завораживая игрой переливающихся линий. Стасу казалось, что в сплетённых полосках мелькает не то человеческая фигура, не то чьё-то бородатое лицо, не то вообще какой-то зверь невиданный.

В голове почему-то зазвучали слова знакомой песни:

Наверх вы, товарищи, все по местам.

Последний парад наступает.

Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,

Пощады никто не желает…

Он вдруг понял, что поёт меч. Заключённая в нём душа неведомым образом проникла в Пырёва. Взбудоражила, всколыхнула чувства, вызвав из глубин памяти старый гимн о героическом «Варяге». Оружие, созданное для битвы, воспевало сражения и боевую славу через человека, который сжимал его рукоять. Не успев удивиться столь необычному открытию, Стас ощутил душевный подъём такой силы, что незаметно для себя запел вслух:

– Все вымпелы вьются и цепи гремят,

Наверх якоря поднимают.

Готовые к бою орудия в ряд

На солнце зловеще сверкают…

– Вот и меч тебя принял, – обрадованно воскликнул кузнец, когда Пырёв закончил петь, и поспешил объясниться: – Недобрый человек или колдун какой не смог бы его и в руки взять. Проверено.

Опять его испытывают. Да сколько можно!

С большим сожалением вернул клинок в ножны, наблюдая, как медленно затухает его радостный блеск. Связь оборвалась, и сердце тоскливо сжалось. Нехотя отдав меч, Стас молча повернулся и побрёл к выходу, собираясь уйти. Вовремя вспомнил, зачем приходил. Вернулся, спросив:

– Есть масло какое-нибудь, оружие почистить?

– Есть. Как не быть, – Ставр защёлкнул крышку ящика, куда снова положил волшебный меч. Дважды повернул ключ и спрятал где-то на теле. – Своё оружие покажешь?

Ну и хитрец. Не просто на вшивость проверял, а именно показал меч, чтобы потом можно было потребовать того же от Стаса! Теперь не отвертишься. Впрочем, Пырёв и не собирался. Молча достав один ПМ, извлёк магазин, передёрнул затвор, спустил курок и за ствол протянул Ставру. Тот внимательно осмотрел пистолет, повторил все манипуляции. Включил и выключил предохранитель, после чего выдал:

– Холодное железо. Маленькое. Не заострённое. Не волшебное. Коль есть трубка, стало быть, должна что-то метать. Митька давеча про молнии болтал. Энто здесь они рождаются?

Пырёв кивнул. Выщелкнув из магазина один патрон, показал кузнецу:

– Волшебство здесь. Пистолет лишь механизм для приведения его в действие. Молния рождается в этом цилиндре и толкает вперёд пулю, то есть вот этот металлический шарик, по этой трубке. Он вылетает с очень большой скоростью и поражает цель. Как стрела, только во много раз быстрее. Показывать не буду, потому как цилиндриков этих у меня мало.

Аккуратно взяв патрон, Ставр поднёс его к глазам. Повертел в крупных, мозолистых пальцах, за которыми такой мелкий боеприпас был едва различим. Не понятно, увидел хоть что-нибудь, нет ли, но скоро вернул вместе с пистолетом, вздохнув с грустью:

– Я не смогу загнать молнию и в сундук, не говоря уж об энтой малости. Плохо, что чары твои кончаются. Ежели понадобится простое оружие, обращайся, подмогну.

Он дал Стасу небольшую жестяную маслёнку и кусок ветоши.

Поблагодарив сразу и за щедрое предложение, и за масло, Пырёв отправился чистить пистолеты.

Долгий полугодовой день плавно клонился к закату. Нижний край солнца уже касался кроны деревьев. Длинная тень западного леса должна была вот-вот накрыть подворье. Ставр почти не выходил из кузницы, где к предстоящей поездке на ярмарку изготовлял товары на обмен и продажу вместе с Медяником. Бедный Митька буквально разрывался между кузницей и домом, где тоже нёс целый ворох повинностей. Таскал воду, колол дрова, косил сено, кормил скот и выполнял ещё множество всякой работы, пусть более мелкой, но тоже необходимой. Не будь он медным, давно бы, наверно, свалился от усталости да помер.

Не сидели без дела и гости, помогая по мере сил, иначе бы просто сошли с ума от скуки. Заодно и «медного дровосека» слегка разгрузили. Женщины с радостью приняли их добровольную помощь. Лада, впрочем, никак не отреагировала на столь благородный порыв. Оно и понятно – на правах старшей та больше распоряжалась, указывая, где и что надо сделать. А вот её дочери быстро загребли нечаянных помощников, закрепив над ними шефство строго по приоритетам. Серьёзного Пырёва везде таскала за собой Милана, поручая тому самые нелепые задания, с которыми, к слову сказать, легко могла бы справиться и сама. Хитроумному же Аркаше досталась бойкая и не по годам деловитая Дара. С нею не забалуешь. Спуску не давала, как ни старался Башка отлынивать от работы.

Хозяева почему-то совсем не спали. Так, отдохнут немного, самое большее подремлют с часок-другой, и снова у них трудовые будни. Гости же никак не могли обойтись без нормального восьмичасового сна. Как только время на часах Пырёва близилось к полуночи, организм настойчиво требовал полноценного отдыха, не смотря на явное отсутствие суточной смены дня и ночи. По часам и вставали «с утра» посвежевшие, готовые к новым свершениям. Хозяйские дочки посмеивались между собой над непонятной сонливостью пришельцев, но неволить их явно не хотели.

Домовой вскоре смирился с присутствием людей, от которых ему, похоже, так просто не спрятаться. Уже не смущаясь, преспокойно садился за стол, прибирал в доме и даже начал разговаривать, когда поблизости не было кого-то из семейства кузнеца. Войдя во вкус, Ёршик, распираемый любопытством, всё чаще расспрашивал то Стаса, то Аркашу об их мире, внимательно слушал и по-детски бурно реагировал. Его сильно удивило, что на Земле нет ни домовых, ни леших, ни другой какой нежити. Никак не мог в это поверить. Твердил упрямо: