Дети Велеса

– Повозки, лошади? Поклажа, скот?

Наверно, хозяин, а это, без сомнения, был он, не привык тратить время на слова. Или ему попросту обрыдло повторять одно и то же каждому новоприбывшему. Поэтому особой разговорчивостью не страдал.

– Нет, всё наше при нас, – Пырёв показал пустые руки. – Сколько стоит ночлег?

Жиденькие брови толстяка удивлённо поднялись.

– Вы собираетесь пробыть у меня всю ночь?

Ах, да, здесь ночь и зима одно и то же. Нужно избавляться от привычных терминов. Не показывая, что оговорился, Пырёв осторожно спросил:

– А что в этом такого?

– Ишо вечор не опустился, а вы уж ночь поминаете. Не гоже загадывать на столь долгий срок. Вы можете завершить свои дела раньше, а я беру плату впредь и деньги не вертаю. Дабы люди добрые не остались в накладе, могу предложить взять с вас три пятака за три сна. За снедь отдельно. А дале поглядим. Останетесь ишо – доплатите.

– Годится, – ответил Пырёв, предполагая, что «сон» вряд ли длиннее земных суток, и торопливо выложил на стойку три монеты.

Толстяк пухлой ладонью сгреб их в карман фартука и ткнул пальцем в дверь напротив:

– Леворуч у меня мужики спят. Любые свободные лежаки ваши.

Решив, что разговор закончен, снова откинулся на спинку стула.

– А как насчёт пожрать? – встрял Аркаша.

– Пятак за едока – снедь перед сном и после, – всё так же коротко ответил хозяин.

Стас молча выложил ещё две монеты, тут же последовавшие за своими предшественницами в широченный хозяйский карман. Через минуту земляне уже сидели за одним из столов. Прихлёбывали гороховый суп, рвали зубами хлеб и жареную курятину, запивая её квасом.

Спальня за дверью была не менее просторной, чем столовая. На женскую и мужскую половины разделена тонкой перегородкой. Каждая половина – длинный зал, заставленный в ряд широкими деревянными скамейками, поверх которых лежат пузатые матрасы, набитые чем-то мягким и зачехлённые постельным бельём. Таких скамеек около двадцати пяти. Казарма да и только. Это сходство подчёркивают грубые деревянные табуреты возле каждого лежака. Есть и пять номеров «люкс» в отдельных комнатах. Видать, для супружеских пар.

Поскольку Пырёв с Аркашей в супруги не годились, им пришлось довольствоваться двумя лежаками в углу мужской половины. Другие кровати ещё никто не занял. Женская половина и отдельные номера, судя по царившей там тишине, тоже оставались пока свободными.

Из спальни можно было попасть во двор. Туда вела задняя дверь. От нечего делать постояльцы решили воспользоваться случаем и осмотреть хозяйство толстяка.

Забор огораживал не такую уж и маленькую, как могло показаться вначале, площадь. Здесь раскинулось целое хозяйство: конюшня, курятник, свинарник, загон для скота, сеновал. Даже баня стояла, срубленная из толстых брёвен. У одной из её стен в аккуратной поленнице лежали дрова. Посреди двора торчал квадратный колодец с настоящим «журавлём». На конце «клюва» из длинной жерди висело пузатая деревянная бадья.

Конюшня и загон пустовали. Зато в свинарнике с курятником кипела жизнь. По двору гордо расхаживали петухи, поочередно пробуя силу своего голоса. Куры одобрительно кудахтали, а свиньи, как всегда, валялись в грязи, довольно похрюкивая, и везде совали свои приплюснутые носы. С общим гамом двора смешивался доносившийся из-за ограды шум ярмарочной кутерьмы.

Вышел хозяин. В руках лукошко с зерном. Стоило появиться его тучному телу, как огороженное забором пространство словно сжалось, став куда меньше. Швырнув приличную горсть зерна в разгуливающих кур, он подошёл к Пырёву с Аркашей, не обращая внимания на шевелящийся пернатый ковёр из набросившихся на еду птиц. Неожиданно приветливо улыбнулся, спросив:

– Ну что, перехожие, обустроились?

– Устроились. Спасибо, – за обоих ответил Стас.

Хозяин прислушался к гомону с обратной стороны забора. Кивнул в ту сторону:

– Скоро утихомирятся. Тогда жди гостей. Ноне ко сну битком набьют снедальню. И вам скучно не будет.

Взглянув на солнце, только наполовину видневшееся из-за крыш, Пырёв поинтересовался:

– А время сна… когда оно… Когда народ соберётся в снедальне?

– Да скоро уж. Почитай, третий сполох гомонят. Пора бы закругляться.

– А ночь скоро наступит?

Толстяка это почему-то позабавило. Коротко хохотнув, он весело ответил:

– Эк хватил, милой. Ишо две луны вечор до ночи держаться будет.

– Это что ж значит? – раздался за спиной разгорячённый шёпот Аркаши. – Два месяца, что ли, ночь ждать?

– Да, – задумчиво произнёс Пырёв. – А ещё это значит, что здесь тоже есть Луна.

Хозяин вернулся в дом, оставив постояльцев глазеть на небо в поисках подтверждения только что сделанного ими открытия.

До сих пор никто из них особо не интересовался, как местные следят за временем. Не до того было. Лишь о том и думали, как бы скорее домой попасть. Спасали часы Пырёва, которые тот заводил чаще, чем нужно. Ведь если остановятся, стрелки уже не подведёшь. С чем сверять-то? Ни подсмотреть негде, ни спросить не у кого…

Какое счастье снять с себя одежду и смыть, наконец, к чёртовой матери всю дорожную пыль! Аркаша с Пырёвым от души поливали друг друга колодезной водой, не успевая выуживать «журавлём» наполненное ведро. Её студеная прохлада хорошенько взбодрила. Но после водных процедур и сытного ужина землян сморил сон. И не удивительно, долгий поход вымотал их сильнее любого дружинника. А те короткие привалы разве можно считать полноценным отдыхом?

Зато теперь изнурительный марш позади. Где-то далеко, за каменными стенами города, осталась война с какими-то там скитами. Беспокойная Земля со всей её технологией и общественными проблемами ещё дальше. Впереди лишь томительное ожидание момента, когда можно будет отправиться на поиски человека, способного указать путь домой.

Не мудрено, что сон быстро сморил землян, загнав их в постель.

К вечеру, если это время можно условно таким считать, в снедальню действительно повалил народ. По мере того, как затихала на площади ярмарочная суета, нарастал шум в столовой и спальне, где отдыхали Аркаша со Стасом. За перегородкой тараторили женщины, а на мужской половине разношёрстно одетые путники бойко обсуждали прошедшие торги, приобретённые покупки и последние новости. Топали сапоги по скрипучим половицам, шаркали подошвы, стучали табуреты, елозили лежаки. В таком гомоне спокойно спать казалось невозможным. Но разбуженный громкими звуками Аркаша, которого никак не оставляла накопившаяся усталость, засыпал снова и снова. Пырёв же и вовсе не просыпался, не смотря на царивший вокруг хаос. Годы службы приучили его к подобным особенностям казарменного быта, поэтому никакого дискомфорта он не ощущал.

Переживания последних дней вымотали Пырёва. Неожиданно резкие перемены отбросили в прошлое прежнюю жизнь в мире машин и промышленных городов. Сделали её несуществующей в привычном восприятии. Чего стоил один только полярный день далеко не на полюсе. Что это вообще за место такое? Каким ветром их сюда занесло и, главное, почему? Пырёв упорно искал ответы и не находил. Неизвестность, непонимание и расплывчатое, зыбкое видение будущего тяжким грузом легли на плечи, надолго, если не навсегда, лишив покоя.

Потому голова Стаса, вконец измотанная терзаниями, просто выключилась, погрузив его в глубокий спасительный сон. Ему снилось, что он в родном городе бродит в толпе незнакомых людей, о чём-то всех спрашивая. Но никто не говорит с ним, даже не обращает внимания, словно Стас невидимка, которого не замечают и не слышат. Люди проходят мимо. Он пытается схватить кого-то за плечо, но рука проваливается в пустоту. Прохожие, машины, дома – всё вдруг исчезает. Он стоит на кургане с тремя каменными колоннами посреди бескрайнего поля. Напротив белобрысый бандит, с которым столкнулись в гостинице. Ухмыляется, целясь из пистолета. Ствол бесшумно выплёвывает пламя, бьющее в грудь. И снова Стас в мире бетона и железа, среди толпы слепоглухонемых прохожих и равнодушных машин…

Резко подскочил на кровати с бешено бьющимся сердцем. Успокоился лишь поняв, что по-прежнему в заведении толстяка, в Трепутивле, под медлительным, неторопливо заходящим солнцем этого мира.

Постояльцы снедальни поочередно умывались, шли завтракать и снова убегали на ярмарку. Постепенно пустела спальня, потом столовая и в последнюю очередь скотный двор. Из-за ограды стал доноситься нарастающий гул начинающего набирать обороты базарного дня.

Только земляне остались не у дел. Когда в спальне кроме них уже никого не было, Аркаша сладко потянулся.

– Слышь, Петрович, – повернул голову к Пырёву, безучастно глядевшему в потолок. – Раз уж нас выбросило из своей реальности, надо как-нибудь здесь устраиваться. Тех бабок, что я достал, хватит на какое-то время, но потом они же кончатся. Не помешало бы ещё подзаработать, а?

Стас это прекрасно понимал. Деньги нужны. Только добывать их надо явно не Аркашиными методами. Не хватало ещё преступниками стать. И без того проблем выше крыши.

Первое, что пришло на ум, побеседовать с хозяином снедальни, и Пырёв потопал к нему. В разговоре воспользовался Аркашиной легендой, напев, что путешествуют они по свету из таких далей, о которых никому ничего не известно ни в Трепутивле, ни в ближайших окрестностях. Впрочем, это почти правда. Над вопросом где можно найти работу в городе толстяк ненадолго задумался. И вдруг заявил, что готов нанять обоих землян работниками к себе в снедальню. Посчитав это удачей, Стас тут же согласился. В городе в поисках заработка они запросто могли нажить себе кучу неприятностей, не имея ни малейшего понятия об укладе местной жизни, её правилах и обычаях. По поводу оплаты долго рядиться не стал. Не в том положении, чтобы выделываться. Сговорились довольно легко – работать будут за один пятак на двоих от сна до сна, плюс дармовые кормёжка и койки. Знать бы ещё выгодную ли сделку заключил. Попросту не с чем сравнить.

Новые работники взялись за дело споро, с завидным энтузиазмом. Не хотелось выглядеть в глазах работодателя развращенными прелестями цивилизации неженками. Каждое поручаемое дело исполняли старательно, с прилежанием. Даже когда не хватало нужной квалификации. Едва проснувшись, мчались во двор. Пилили брёвна, рубили дрова, топили печи, таскали воду, кормили свиней и кур, чистили конюшню и скотник, ухаживали за лошадьми постояльцев. Покончив с одним заданием, тут же спешили за новым, не давая хозяину опомниться и застать их прохлаждающимися без дела.

Прохор, как звали толстяка, работал до этого в своём заведении вдвоём с женой Пиланьей. Помогала им ещё одна женщина по имени Марфа. Какая-то дальняя родственница, не то самого хозяина, не то жены. Бабы стряпали на кухне, стирали, мыли посуду, полы, наводили порядок в спальнях и в обеденном зале. Вся остальная работа целиком лежала на Прохоре. Последнее время ему всё труднее было справляться, и всё чаще он подумывал о том, чтобы нанять кого-нибудь себе в помощь. Тут-то и подвернулся Пырёв с разговором о поиске работы. Прохор увидел в этом божий промысел, не став ему противиться.

О принятом решении жалеть не пришлось. Наоборот, работники оказались хоть куда, и Прохор не уставал их нахваливать. Пускай не всё получалось с первого раза, но, видя как они стараются, хозяин многого и не требовал. На первых порах пришлось даже обучать парней кое-каким нехитрым премудростям. К неописуемому восторгу Прохора те быстро втянулись, схватывая всё буквально на лету. Практики для оттачивания приобретённых навыков было хоть отбавляй. Не обходилось, правда, без некоторых сложностей, а иногда и казусов.

Как-то раз Прохор вручил своим работникам нож и отправил на двор зарезать свинью, предварительно показав какую. О том, как это делается, у Пырёва имелось лишь смутное представление, а у Башки вообще никакого. Попытка застать жертву врасплох, тихо подкравшись к ней с двух сторон, закончилась полным провалом. Она вырвалась из рук и с диким визгом начала бегать по двору, переполошив своих собратьев и мирно гуляющих кур. Ловчие упали в грязь, звонко треснувшись лбами.

Сменив тактику, Пырёв с ножом наперевес и диким криком «у-у, зарраза!» стал загонять непослушную свинью на Аркашу. Это получилось, но тут опрофанился Башка. Он почти схватил несущуюся на него животину, однако не учёл, насколько сильным окажется у той инстинкт самосохранения. К тому же, выбрал неудачную позицию. В итоге, свалился в деревянное корыто с поросячьим кормом, а потенциальная жертва прогребла ему копытцами по груди, потом по лицу и снова вырвалась. Теперь все свиньи без исключения носились по двору и громко визжали, как сумасшедшие. Упрямая свинья наотрез отказывалась идти под нож. Но явно недооценила упорство исполнителей вынесенного ей приговора. После долгой, изматывающей беготни Аркаша умудрился в падении схватить задние ноги прыткой хрюшки, а подоспевший Пырёв навалился сверху. Тут же свинью перевернули на спину. Ни секунды не медля, Стас ударил её ножом под левую переднюю ногу. Животное заверещало ещё громче, но умирать почему-то не торопилось. Поняв, что рана не смертельная, Пырёв снова пустил нож в дело. И так ещё трижды, пока свинья не истекла кровью и не испустила дух.

Трясущимися руками Аркаша упёрся в землю. Его рвало. Когда желудок опустел, поднял на Пырёва лихорадочно бегающий взгляд. Пытаясь отдышаться, выдавил с трудом:

– Ну, ты мясник… Небось, не только свинью… человека так вот запросто… прирежешь и всё… Тебе это ничего не стоит… Ты как хочешь, а я в экзекуциях этих больше не участвую.

В ответ Стас лишь устало махнул окровавленной рукой.

Когда вернулся Прохор, отлучавшийся по каким-то своим делам, он сначала громко хохотал над перепачканными кровью, вываленными в грязи горе-работниками. Но после того, как разглядел, что зарезали они вовсе не ту свинью, смеяться ему вдруг расхотелось.

– Откуда я знаю, кто из них Борька, а кто Петька? – оправдывался Пырёв. – Они все на одно рыло.

Сильно журить работников Прохор не стал, но и благодарности они, само собой, не дождались. Следующую свинью Пырёв резал вдвоём с Прохором. Аркаша, категорически настроенный против кровавого насилия, даже не смотрел в их сторону. С той поры туши свиней и кур на кухню поставлял один Стас, набивший на этом руку.

А у Башки обнаружился другой талант. Он ходил за покупками. Отправив его как-то раз на базар со списком нужных товаров и необходимой для этого суммой, Прохор немало удивился, когда Аркаша принёс всё заказанное и вернул хозяину чуть ли не половину монет. Теперь Башка ведал снабжением в снедальне. Его способность делать деньги из ничего вызывала у Прохора неподдельный восторг. Довольно часто хозяин оставлял его за стойкой заведения или брал с собой на деловые переговоры.

В общем, жизнь землян в новом мире медленно, но уверенно налаживалась.

После того, как они начали трудиться на Прохора, ярмарка пошумела ещё недели три. Постепенно сбавляя обороты, плавно сошла на нет. Поток купцов и гостей, приезжавших кто дороже продать, кто дешевле купить, а кто просто погулять и поглазеть, однажды вдруг иссяк. Остались только торговцы мелким штучным товаром, сиротливо ютившиеся в лотках по краям площади. Изнывая от безделья, они жадно вонзали взгляды в редких прохожих, пытаясь в каждом узреть своего потенциального покупателя.

Опустела и снедальня. Настали спокойные деньки, не занятые суматохой и срочными делами…

Глава 7

С оттоком посетителей возник своеобразный информационный вакуум.

Если раньше, чтобы узнать свежие новости, достаточно было потолкаться среди постояльцев, мусолящих между собой последние события, то теперь приходилось самим выступать в роли журналистов. То есть общаться с горожанами, анализировать кучу добытых сплетен и слухов, просеивать их через мелкое сито здравого смысла, чтобы в итоге выудить из всего этого нечто более-менее похожее на правду. Сначала ярмарочная братия на все лады смаковала поход на скитов. Все знали, что князь выступил во главе объединённой дружины навстречу кочевникам. Юнос и Петрик с его отцом Яромиром тоже присоединились к походу. Войско разбило передовые отряды врага и отбросило его к Суматошью, где на тот момент обосновался Скал с основными силами. Княжеская дружина взяла город в осаду.

Потом ярмарка закрылась, гости поразъехались, а среди местных жителей стали бродить самые противоречивые слухи. Кто говорил, что кочевники успели отступить в Пограничную Крепость и засели там. Кто утверждал, что княжеское войско уже в Крепости. А кто с пеной у рта доказывал, что даже Суматошье пока не взято, и там идут кровавые бои. Вот и думай, где вымысел, а где правда.

Как-то раз, во время очередного поиска надёжного источника информации Пырёв неожиданно встретил Кардаша, начальника городской стражи. На удивление Стаса тот сразу его узнал. Мало того, все мытарства землян с момента приезда в город ему были хорошо известны. Оказалось, что Юнос перед тем, как отправиться в поход, попросил своего старого друга присмотреть за гостями, а в случае чего им помочь. Кардаш исправно выполнил эту просьбу. Но, наблюдая за Аркашей со Стасом, пришёл к выводу, что эти двое и сами вполне способны о себе позаботиться. Потому и не торопился лезть с помощью. Чего ради, если в ней никто не нуждается. Всё же при встрече, соблюдая приличие, поинтересовался у Пырёва, не надобно ли чего. Само собой, ответ был отрицательным.

Пока нет князя, руководит жизнью города как раз-таки начальник стражи. Через гонцов он поддерживает с правителем постоянную связь, потому прекрасно знает всё о ходе войны на северо-востоке. Вот она, информация из первых рук!

Пырёв немедленно засыпал Кардаша вопросами. От него узнал, что после ухода дружины Петрика из Суматошья скиты беспрепятственно разграбили этот замечательный город. Больше половины жителей были убиты, не смотря на то, что не оказали никакого сопротивления и даже сами открыли ворота. До подхода княжеской дружины Скал увёл основную часть своей армии в Пограничную Крепость. В разорённом городе остался лишь небольшой гарнизон. Продержался тот недолго, но достаточно, чтобы дать время Скалу занять новый рубеж. Там к нему продолжали стягиваться разрозненные скитские племена. Прознали о небывалом успехе одного из своих вождей, открывшего долгожданный путь в южные земли. Вот и шли, чтобы успеть отщипнуть себе от пирога.

Потрёпанная армия кочевников снова росла и крепла. Войску князя после взятия Суматошья тоже требовалось пополнение, чтобы дальше гнать врага. Сейчас второй такой штурм грозил полным истощением дружин. А в перспективе это проигранная война. Поэтому князь остался на месте, восстанавливая силы и отвоёванный город. Его укреплённость и расположение вполне годились, чтобы стать плацдармом для подготовки дальнейшего наступления на север. Все полагали, что и кочевникам не резон выступать в поход, и они зазимуют в Крепости. Уже начиналась осенняя распутица. Поэтому окончательную разборку отложили до весны.

Солнце, продолжая едва заметно, но неумолимо ползти вперёд, полностью скрылось за горизонтом. Вот уже три периода сна землю освещала багряная заря, щедро раскрасив алым низко нависшие облака. С заходом солнца полностью вступила в свои права сумеречная осень. Деревья враз оголились. Вся зелень, лишённая тепла и света, моментально, как по команде, пожухла и опала, покрыв землю сплошным жёлтым ковром. Сухая листва шуршала под ногами, перекатываясь с места на место, гонимая дуновениями промозглого осеннего ветра. Погода портилась на глазах, словно только и ждала ухода дневного светила. Если совсем недавно было сравнительно тепло и сухо, то теперь постоянно лил дождь, превращая землю в сплошной кисель.

– Вечор, – деловито говорил Прохор в ответ на ругательства работников по поводу непогоды.

Зато стало понятно, почему хозяин торопил с постройкой навеса для заготовленных дров.

Как только настали сумерки, в снедальню повадились другие постояльцы, разительно отличавшиеся от ярмарочных торговцев. Эти приезжали верхами, по два-три человека, редко если по одному. При всех оружие. Самое разнообразное, от колющие-рубящего до метательного. А также скудный багаж всего остального. У каждого непременно доспехи в поклаже.

– Бродяги, ведуны, – таинственно шептал хозяин, уважительно и с трепетом посматривая в сторону недавно поселившихся двух мужчин, мирно жующих за дальним столом. – Никогда не расстаются с оружием. В нём их сила. Толку от умения, коль не защитишь им никого. А эти могут. Нечисть от них бежит, как от огня. Они носители доброго света во мраке зла.

Последние слова озадачили Стаса. Столько было в них искренней теплоты и высокопарной торжественности. Странно, с чего бы немногословный толстяк стал вдруг красноречивым рассказчиком. Но на этом, видимо, вдохновение Прохора иссякло, и он умолк.

Непринуждённо болтая с горожанами и постояльцами снедальни, Пырёв разузнал, что когда опускается ночная мгла, окутывая землю зимней стужей, отовсюду из своих убежищ выползает на волю нежить. В окрестностях селений появляются упыри, оборотни, и прочие твари, каких только может вообразить воспалённое кошмарами сознание. Ночная жизнь превращается в царство зла и холода. Будучи реалистом, поверить на все сто в эти истории Стас не мог. Считал их, если не сказками, то явным преувеличением. Не следовало, правда, забывать, что сейчас они не у себя на Земле. Это иной, абсолютно незнакомый мир, который только-только начал раскрывать свои тайны. И в нём возможны всякие чудеса.

Земляне уже общались с разными духами. Пырёв даже самолично пару волколаков пристрелил. Теперь вот ведуны, которые с тем самым мифическим злом борются. Живые и реальные. До сих пор знали только двоих, Юноса с Михайликом, считая тех просто воинами, владевшими частью каких-то сверхчеловеческих способностей. На поверку выходит, что у ведунов куда более узкая специализация. Но столь большое число этих борцов со злом поневоле рождало неутешительные мысли. Во-первых, те твари, о которых местные жители слагают ужастики, действительно существуют. Во-вторых, они очень опасны, и их чертовски много! Принцип «не поймёшь, пока сам не увидишь» как-то не хотелось применять к себе. И Стас пустился расспрашивать молчаливого Прохора о ведунах и о тех, кому они противостоят.

Попав под профессиональный прессинг опытного дознавателя, хозяин снедальни скоро сдался. Сбивчиво, через пень колоду, но выложил подробности ночной жизни. Рассказ сводился к тому, что пока солнце светит в небе, на земле господствуют добрые силы. Нечисть не терпит солнечного света и прячется в местах, куда не достают его лучи. А то и вовсе убегает от светила, скрываясь в преследуемой им темноте. Но стоит солнцу зайти, вновь наступает мрак. Под его покровом по земле растекается холодное зло, стремящееся погасить очаги жизни.

Проще говоря, приходит зима с её неизменными морозами, снегом и льдом. В такую-то пору самое раздолье для подыхающей от зноя нежити. Все её многочисленные представители, прятавшиеся до поры в укромных местах, покидают свои обжитые за лето убежища. Спешат побродить по родным просторам, ставшим пригодными для их обитания, в поисках вожделенной пищи. Жаль только, что предпочитают они еду, в которой теплится жизнь. А поскольку её самые большие скопления расположены в человеческих поселениях, туда и стремится нечисть. Для охоты она хорошо вооружена. Острые зубы, когти, мощная мускулатура. Но не только. У большинства ещё и разум, и присущее этим тварям своеобразное дьявольское волшебство. Так вот и живут. Летом партизанят в тени лесов и гор. Зимой же превращаются в настоящую неприятельскую армию, способную вырезать всё живое в целом поселении. Потому и городят люди стены вокруг своих жилищ.

Единственной силой, способной противостоять таким набегам, остаются ведуны, владеющие тайными знаниями. Они могут накапливать в себе солнечный свет. В минуту опасности разят ночных демонов этой энергией, которая действует на тех не хуже ядерного взрыва. Видя столь великую силу, способную оградить от нападок нежити, люди всячески обихаживают ведунов. Зазывают где одного, а где сразу нескольких пожить ночь в их доме, деревне, городе – где угодно, лишь бы защитить население от нашествия тёмных сил. Так и повелось. Перед наступлением ночи ведуны проходят по сёлам в поисках зимовки, предлагая народу свои услуги. Им никогда ни в чём не отказывают, везде принимая с должным уважением и почётом.

– А кто им платит-то? И сколько? – вдруг совсем рядом раздался голос Башки.

Только теперь Пырёв заметил, что тот сидит за его спиной и, навострив уши, внимательно ловит каждое слово. И когда успел подобраться?

– Дык, почитай, всё лето каждый житель сносит до князя нашего по пятаку. Он на деньги те и город содержит, и ведунов потчует.

Аркаша присвистнул:

– Общак, значит. Оно, конечно, раз пахан есть, то и общак должен быть. А где он собранные пятаки хранит?

– Не зарься на государеву казну, – злобно шикнул Стас, чтобы услышал только Башка. – Рылом не вышел.