Мелодия любви. О чудиках, проснувшейся нежности и кухонном детекторе лжи

– А как это еще называется? – спросила баба Нюра. – И не кричи так, Иван. Успокойся и вспоминай. У нас же колхоз-то миллионером был. Правильно? И к нам делегации важных людей приезжали строго раз в неделю, изо всех областей. Опыт у нас перенимать. А ты мне всегда говорил: «Ты, Нюра, женщина у нас в колхозе самая красивая. Поэтому срочно надевай сарафан, цепляй на голову кокошник и быстро приходи к сельсовету дорогих гостей встречать. Поработаешь женщиной, постоишь с хлебом и солью». Помнишь? А когда отказывалась, ты меня принуждал. То стращал, то обещал премию выписать. Но так ни разу от тебя ни копеечки не получила. А ведь вместо того, чтобы коров доить, по твоей прихоти глупостями занимаюсь. Важным гостям просто так кланялась да улыбалась. Ну что, Иван, вспомнил? Было такое?

– Тьфу, – опять сплюнул и посмотрел на жену. – И чего ты на меня орала?

– Ну… – виновато пожала плечами Мария. – Чего же ты ей ни разу премию так и не выписал?

– Я бы сейчас ей с удовольствием такую… премию выписал, – затряс кулаком дед. – Но боюсь, сил не рассчитаю.

– Ведро-то картошечки мне не насыплете? За то, что в свое время тебя выручала. – Нюра, как ни в чем не бывало, посмотрела на бывшего председателя.

– Насыплем, – тяжело выдохнув, сказал Иван, взял из рук соседки ведро и пошел за картошкой.

Зять

– Здравствуйте, мама, – зять ввалился в квартиру тещи с походным рюкзаком за плечами.

Вера Степановна хотела ответить ему: «Виделись», но вспомнила, что виделись-то они вчера, а не сегодня, и поэтому сказала:

– Здравствуй, Славик. Ты чего с рюкзаком?

– Так я, это… – Славик по-хозяйски оглядел комнату и снял рюкзак с плеча. – К вам приехал. Пожить.

Теща с минуту пыталась понять смысл фразы, потом переспросила:

– Пожить?

– Ну да.

– Тебя, чего, Татьяна из дома выгнала?

– Почему выгнала? И разве к вам бы тогда заявился? Я же не такой наглый, как некоторые.

– Погоди-погоди, – перебила его Вера Степановна. – Ничего не понимаю. Ты зачем ко мне приехал? Может, по делам? Где Татьяна?

– Она дома осталась. В общем так, Вера Степановна, объясняю ситуацию. После того, как вы вчера от нас уехали, мы долго думали по поводу вашего предложения.

– Какого еще предложения?

– Ну как? Вы же всю неделю, что у нас жили, долдонили об этом. Требовали от меня, чтобы отпустил Таньку одну в Таиланд. По этой вашей горящей путевке, которую вам всучили знакомые. Отъезд, вроде, через десять дней?

– И чего? – Теща смотрела на зятя вытаращенными глазами, пытаясь вникнуть в суть.

– Мы еще сопротивлялись, говорили, что мы муж и жена, привыкли отдыхать вдвоем, – продолжал объяснять Славик. – Но вы убеждали, что, мол, ничего с нами не случится, нужно вашей любимой Танечке отдохнуть от семейного быта. И Танька вчера все-таки поддалась на ваши уговоры и согласилась.

– И чего? – повторила вопрос Вера Степановна.

– Вот, – зять сел на диван тещи. – Мы с ней придумали провести следственный эксперимент. Точнее, хотим проверить, сможем ли прожить какое-то время друг без друга и при этом не натворить глупостей. Так как у меня путевки никакой нет, и ехать мне в этом городе совершенно не к кому, мы с Таней решили, что поживу с недельку у вас, а она будет одна в нашей квартире.

– Сколько-сколько собрался здесь жить? – У тещи от возмущения даже перехватило дыхание.

– Всего неделю. А ничего, вы же у нас и больше живете. Терпим.

– Погоди! – опять перебила она. – А чего это ты ко мне приперся? У тебя свои родители есть, езжай к ним.

– Ну, во-первых, они живут в другом городе, тратиться на билеты туда и обратно ради такого эксперимента глупо. Во-вторых, они меня без Тани надолго не примут, по старомодным правилам живут. А вы у нас человек современный, так что потерпите. Чтобы вас по ночам храпом не будить, на кухне спать буду.

– На какой еще кухне? Даже и не думай. Я по ночам встаю и на кухне кушаю.

– Ах, да, – вспомнил он. – Точно! Вы же и у нас по ночам по квартире бродите. Ну тогда буду на полу спать, где-нибудь в углу, на коврике. Вы не беспокойтесь, вам мешать сильно не буду. Днем стану на балконе сидеть, вечером телевизор смотреть и с вами о жизни нашей с Таней сплетничать.

– Ты чего тут плетешь? – Вера Степановна от ужаса не знала, что предпринять. – Ты надо мной, что ли, поиздеваться приехал?

– Почему вы так обо мне плохо думаете? – удивился Славик. – Что вам, для меня еды жалко? Не бойтесь, я вас сильно не объем. Единственное, о чем бы попросил, сегодня дать мне возможность посидеть с моими друзьями на вашем уютном балкончике.

– С кем?

– С приятелями. У нас на работе такая традиция. Как кто-то в отпуск уходит, с друзьями собираемся и немножко гуляем. Таня знает. Кстати, можете дочке потом рассказать, кто и сколько чего выпил и все такое.

– Это что, я еще должна и твою компанию здесь терпеть? – У тещи внутри все закипело. – С какой кстати?

– А что такого? Вы же сами нам вчера рассказывали, что отпуска без веселья не бывает. Подумаешь, говорили вы, сходит Татьяна в бар какой-нибудь, выпьет с компанией туристов винца – и что? Она же не какая-нибудь вертихвостка. Было?

– Ну, допустим, говорила, – со злостью согласилась теща.

– Значит, и я имею право выпить винца, тем более под вашим надзором. Если что, и вам нальем. А вы нам закусочку приготовите.

– Ты совсем сдурел?

– Нормально, – легкомысленно махнул рукой Славик. – Вам в нашей компании понравится, еще и песню затянете. А жена пусть одна в квартире сидит, скучает, набирается терпения. Через десять дней у нее полная свобода начнется. Так что, решено. Я тут сейчас рюкзачок у вас оставлю и пойду в магазин, к нашему банкету чего-нибудь прикуплю. А вам советую сегодня же сгонять до моей Татьяны и отвезти ей эту вашу путевку. Потому что завтра у вас голова будет болеть от сегодняшнего вечера, а потом еще чего-нибудь может случиться.

– Ой, Славик, забыла тебе сказать! – вдруг воскликнула теща. – Я ведь ту путевку-то уже другому человеку отдала.

– Это как? – растерялся зять. – Зачем? Мы же уже настроились!

– На всякий случай, – с облегчением вздохнула Вера Степановна. – А вдруг наша Таня там все-таки чего-нибудь такого натворит. Отпуск в одиночку – это дело непредсказуемое, по себе знаю. Не дай Бог разрушится ваша счастливая пара, буду виноватая. Так что, Славик, эксперимент вам теперь не нужен, и дуй-ка ты со своим рюкзачком домой, до жены.

– Эх… – Славик выдохнул, встал с дивана, взял рюкзак и, недовольно сверкнув глазами на прощание, вышел из квартиры.

– Слава тебе, Господи, – перекрестилась теща.

– Пронесло, – перекрестился и Славик, закрыв за собой дверь.

Ходовой возраст

На краю деревни на одинокой скамейке возле погоста сидел дед Федос.

Рядом с ним остановилась грязнущая «Нива», дверь машины открылась, и появился мужчина в пиджаке и джинсах.

– Привет, дед. Ты местный? – как можно приветливее спросил водитель.

– В каком смысле? – поинтересовался Федос.

– В смысле – живешь в этой деревне?

– Вроде до того жил здесь.

– Как понять?

– А так и понимай. – Дед внимательно посмотрел на собеседника. – Ты сам-то от меня чего хочешь узнать, мил человек?

– Меня интересует, жилая эта деревня или нет?

– И зачем тебе?

– Хочу металлоискателем на заброшенных участках поработать. Но боюсь, как бы местные не побили.

– Сапер, что ли?

– Да нет. Железо ищу, обычное железо. И цветное тоже. Короче, собираю металлолом, сдаю его в приемку и так деньги зарабатываю.

– Хорошо.

– Все меня за этот бизнес ругают, типа бездельник, мародер и все такое. А ты вдруг хвалишь.

– И я не хвалю.

– Так ты же сказал, что хорошо.

– Я сказал, хорошо, что ты сегодня тут появился.

– Почему?

– У тебя же металлоискатель есть? Так?

– Так.

– Вот. Скоро здесь появится одна женщина, и мы с тобой проверим, из чего сделан ее рабочий инструмент. Мне давно интересно, металлический он или из чего другого?

– Какой инструмент?

– С виду вроде коса.

– Какая коса?

– Похожая на ту, которой траву косят.

– Не пойму, дед, ты чего, прикалываешься? – Водитель тоже внимательно посмотрел на Федоса. – Неужели не понятно, что коса, которой косят траву, может быть только металлической.

– Ну, не знаю. А вдруг у нее не так?

– У кого – у нее?

– У этой. Которая ко мне каждый день приходит. Привязалась, понимаешь. Даже не стесняется, уже в открытую по деревне ходит. Правильно, чего ей стесняться? В деревне же мужского пола никого, кроме меня, больше нет. Подходит, значит, подмигнет, говорит: «Собирайся, пошли». Но что странно – как-то не настойчиво она меня зовет.

– Куда зовет?

– На погост. Куда меня еще можно звать? Я вон уже сижу, жду, когда она заберет по-настоящему.

– Чего? Хочешь сказать, что за тобой эта, что ли, потусторонняя приходит? – Водитель почему-то стал опасливо оглядываться по сторонам. – Которая с косой?

– Наконец-то понял, – обрадовался дед. – Думаю, она в каком-нибудь заброшенном доме поселилась в деревне. Чтобы далеко за мной не ходить. Так что, мил человек, давай с тобой договоримся: как только она из-за угла с косой выйдет, сразу включай металлоискатель. Кстати, где он у тебя?

– В машине.

– Доставай быстрей. По времени она скоро уже будет.

– Кто?

– Она. Ты чего, опять не понял? – Дед весело подмигнул собеседнику. – Да ты не бойся, сапер, она за мной придет. Хотя, кто ее знает? Может, я ей особо и не нужен. Может, она от безысходности ко мне привязалась? План у нее горит. Ведь давно бы уже забрала меня, если был для нее подходящий. Но почему-то каждый раз прощает. Тебе сколько полных лет?

– Сорок пять, – испуганно ответил водитель. – А что?

– Хорошо, – кивнул дед. – Сорок пять теперь – самый ходовой возраст. Может быть, ты ей и больше понравишься.

– Ты чего, дед, опять прикалываешься? – Водитель зачем-то оглянулся на машину. – Шутишь, да?

– Конечно, шутю я, мил человек, – кивнул Федос. – Давай, доставай.

– Чего доставать?

– Металлоискатель. Да поторапливайся. Она уже, вон, ползет.

– Где?!

– Да вон же.

Ошарашенный гость посмотрел в ту сторону, куда кивнул дед, потом воскликнул: «Ах, твою…», молниеносно заскочил в «Ниву» и рванул с места.

– Чего-то ты задержалась, мать, – заворчал Федос, когда баба Нюра с косой подошла к скамейке. – Тебя только за смертью посылать. Уже час, как оградку и у твоих, и у своих покрасил. Сижу, тебя жду, время зазря теряю. А жизнь-то идет.

– Надо было косу сразу взять, – заворчала бабушка. – Я же тебе говорила, что тут травы много.

– Да кто же знал, что погост так зарастет? Да. Теперь-то я один здесь – косец на погосте. Ладно, давай косу и иди обратно. Да скоро не жди. Когда я тут управлюсь?

Телесный контакт

– Да, вроде бы, вы нам подходите, – Тамара Яковлевна вертела в руках заявление Сергея о приеме на работу. – Но вот одно меня беспокоит. То, что вы в сорок лет не женаты.

– А что такого? – Сергей удивленно посмотрел на потенциальную начальницу. – Вам разве не все равно, женатым у вас будет наладчик швейных машин или холостым?

– В том-то и дело, что не все равно, – задумчиво сказала та. – У нас швейное производство. На нашем предприятии все работники без исключения – женщины. Вы будете один мужчина. И вдруг – холостой. Понимаете, чем это грозит?

– А, понял, – заулыбался Сергей. – Вы боитесь, что у вас с моим приходом здесь лямуры всякие начнутся. Любовные многоугольники.

– Вот-вот, – озабоченно кивнула Тамара Яковлевна. – Служебные романы на предприятии очень дурно влияют на производительность. Это я точно знаю.

– Тамара Яковлевна, можете не заморачиваться, – Сергей вдруг сделал хмурое лицо. – У меня от любви такая прививочка, ее мне на всю жизнь хватит. Любая женщина для меня теперь – лицо почти что неодушевленное.

– Да? – Будущая начальница с удивлением уставилась на Сергея. – Неодушевленное?

– Ага. Вы не обижайтесь, но это так. И знаете почему?

– Почему?

– Потому что в любви что главное? Душа, правильно? А если женщина говорила тебе, что тебя любила, и всего за месяц смогла разлюбить, значит, что из этого следует? А то, что нет у женщины души. И никогда не было.

– Значит, вы были женаты?

– Тьфу-тьфу-тьфу, не успел, – наигранно весело сказал Сергей. – Хоть все и шло у нас к этому, но потом, как в кино: бац-бац, и мимо.

– Мимо?

– Стоило мне уехать в командировку на месяц, как появился откуда-то молодой офицерик, лейтенант с голубыми погонами, и увез мою ненаглядную в края далекие. – Сергей говорил все это так легко, что казалось, рассказывает историю не про себя. – Так что можете не волноваться за своих швей-мотористок. Сердца их разбивать не стану, потому что разбивать у них, увы, нечего.

– Да почему вы так говорите? У каждой женщины в груди бьется сердце. И у каждой есть душа.

– Может быть, может быть, – протянул Сергей. – Но мне их души теперь не интересны.

– А что вам интересно? – спросила вдруг Тамара Яковлевна.

– Все, кроме женщин. Потому что их раскусил. Я, вообще-то, университет окончил, факультет прикладной математики. А наладчик сейчас, потому что мама когда-то была сотрудницей швейной фабрики, а я там подрабатывал. И увлекся этим делом. Люблю в сложной технике копаться. Что, успокоил вас по поводу женщин?

– Почти, – кивнула Тамара Яковлевна. – Правда, у нас в коллективе есть такие красавицы, что, мне кажется, ни один мужчина перед ними не устоит.

– Ой, Тамара Яковлевна, зря так думаете. Мужчина мужчине рознь. И если боитесь, могу вам любую бумагу подписать, с обязательством, что никаких любовных историй с моей стороны не допущу.

– Разве такое можно гарантировать?

– Нельзя, но гарантирую, – смело сказал Сергей. – Потому что знаю, с чего все начинается.

– Что все?

– Любовь. Знаю, когда обычная симпатия перерастает в то самое чувство, когда мужчину и женщину начинает как магнитом притягивать друг к другу. И если этого не допускать, то ничего между ними не произойдет.

– Не допускать чего этого? – В глазах у начальницы загорелось любопытство.

– Не допускать той самой ошибки.

– Какой?

– Невинной, казалось бы. Люди ведь думают, что любовь возникает просто так, из ниоткуда. От взглядов, вздохов и мечты. А это смешная чушь. У начала любви есть конкретная отправная точка. Действие. Пункт «А», из которого и начинается движение состава под названием «Любовь».

– Да что вы говорите? Как интересно, – восторженно воскликнула Тамара Яковлевна. – Заинтриговали.

– Вам правда это интересно? – довольный, спросил Сергей.

– Очень. Так что же это за действие?

– Телесный контакт.

– Какой?

– Любой. Самый невинный. Прикосновение друг к другу. Вот, например, дайте мне вашу ладонь.

Тамара Яковлевна не задумываясь протянула ему руку, и он положил на ее кисть свою ладонь.

– Вот, казалось бы, такое невинное, легкомысленное прикосновение, – продолжил он. – И если допустить, что мужчина и женщина до этого друг другу просто немного симпатизировали, то после такого прикосновения в девяноста случаях из ста рождается любовь.

– Да вы что? – Тамара Яковлевна испуганно отдернула руку. – Откуда вы это взяли?

– Провел собственное расследование, Тамара Яковлевна, множество опросов среди знакомых мне мужчин. Они подтверждают мои догадки, что даже простое дружеское рукопожатие способно возбудить чувство любви. Видимо, когда происходит между мужчиной и женщиной телесный контакт, совершается обмен какими-то секретными, пока еще не разгаданными наукой импульсами. Поэтому женщин теперь стараюсь вообще не касаться. За нас с вами не боюсь, потому что вы женщина замужняя, и никаких симпатий у нас друг к другу быть не должно.

– С чего вы взяли, что я замужняя? – категорично воскликнула начальница.

– А разве нет? – с опаской спросил Сергей. – Хотя, меня это, Тамара Яковлевна, не касается, и касаться не должно, – добавил он торопливо.

Затем заволновался и отвел глаза в сторону.

– Давайте, говорите уже последнее слово. Берете меня на работу или нет?

Тамара Яковлевна смотрела на него очень внимательно и о чем-то лихорадочно думала.

– Да, – сказала вдруг решительно. – В наше время наладчики со стажем на дороге не валяются. Тем более с высшим образованием. Думаю, мы с вами сработаемся.

Она протянула ему руку.

– Поздравляю вас, вы приняты на работу.

Сергей, через долгую паузу, с опаской пожал ее нежную теплую руку и тут же почувствовал, как какой-то импульс больно ударил его в сердце.

Из-за жалости

Когда Вася пришел домой со службы, собранный чемодан уже стоял у порога, а жена сидела на диване с надутыми щеками.

– Опять? – спросил он спокойно.

– Не ерничай, пожалуйста, – резко ответила Галя. – Лучше скажи, почему я опять должна тебя ждать дольше обычного?

– Пробки же везде.

– Опять у него пробки. Каждый вечер – пробки. Все. Надоело. Я собрала чемодан.

– Вижу, не слепой, – кивнул муж. – Позвольте полюбопытствовать, на этот раз кто из нас от кого уходит, ты от меня или я от тебя?

– В этот раз ухожу я! – отрезала Галя. – От тебя ухода не дождешься. Опять же скажешь, что уйдешь утром, потому что вечером большие пробки. А еще что на ночь уходить – дурная примета. Так?

– Конечно. Мужчины из семьи уходят утром, со свежей головой. Тогда уж будет точно – раз и навсегда. А сейчас, действительно, пробки кругом. До мамы ты точно не доедешь, а на улице ночевать – не бездомная же. Так что жди до утра.

– Знаешь, что, – жену бесило в муже все. – До утра еще дожить надо. А уходить надо сразу, как решила. Все. Пора это заканчивать.

Она напрягла тело, чтобы встать с дивана, но почему-то не встала. Наверное, помешал вопрос мужа.

– Что пора заканчивать-то?

– Мои мучения. Скажи, за что мне судьба всучила именно тебя?

– Сама знаешь, за что, – пожал плечами муж.

– Ты на что намекаешь?

– На то, что ты меня на себя женила.

– Я? – Галя чуть не задохнулась от возмущения. – Женила?

– Конечно. Ты же первая мне намекнула.

– На что?! Мы были с тобой просто друзья. И вдруг попал, понимаешь, в больницу. Подумаешь. Я тебя просто пожалела. Принесла покушать. Ничего я не намекала. Это все ты.

– Что я?

– Съел то, что приготовила, и похвалил. Кто тебя просил хвалить глупую девушку? У нас от похвал, знаешь, как крышу сносит? Поэтому все и закрутилось.

– Ты, кажется, чего-то, перепутала, Галюня, – насмешливо сказал Вася. – Сначала ты меня накормила в моей общаге. И меня через час скрутило. Да так, что в больницу попал.

– Да?

– Да, да. И хвалил тебя не я, а врач за то, что честно призналась, чем меня накормила. Он еще сказал: «Хорошо, что не цианидом». Помнишь?

– А ты-то откуда это помнишь? Ты же с зеленым лицом лежал на этой своей общаговской кровати.

– Мне ребята рассказали. Все общежитие потом еще месяц смеялось. Когда вспоминали твои «домашние» в кавычках пельмени. Ты их, оказывается, на рынке купила. Догадалась.

– Так ты же голодный был. Тебя нужно было накормить.

– Накормила?

– Ну и пусть. Все равно вышла за тебя из-за жалости. Я же виноватой себя чувствовала. А теперь расхлебываю. Все, пошла.

– А пробки? – Вася достал мобильный телефон. – Сейчас посмотрю, сколько там баллов. Может, они уже рассосались.

– Что? – усмехнулась Галя. – Ждешь не дождешься, когда уйду?

– Да нет. Просто не хочу опять ехать за тобой среди ночи. Помнишь, последний раз, когда ты опять уходила, где тебя нашел?

– Ну и что?

– Ты зачем на человека в форме набросилась?

– Из-за жалости к собаке. Он же эту собаку ногой пнул.

– Это была его собака. Служебная. Он ее так воспитывал. Она на человека кинулась, а он ее пнул. Так надо было.

– А ты откуда опять все знаешь?

– Так мне же там в отделении сотрудники и рассказали. И угорали со смеху, когда тебя из клетки забирал.

– Подумаешь, забирал он. Ну, что там твои пробки?

– Сиди пока. Жди. Девять баллов.

– Что за жизнь пошла!? – Жена вдруг вскочила с дивана, схватила собранный чемодан у порога и зашвырнула его на шкаф. – И все из-за жалости. Пожалеешь кого-нибудь, так тебя или в клетку, или замуж. Уйти из семьи захочешь – пробки кругом. Когда это все закончится?

– Утром и закончится, – пожал муж плечами.

– Что?

– Все. И твои страдания закончатся. Утром голова будет свежая, мысли ясные, обиды покажутся глупыми. Ты мне лучше скажи, поесть дома чего-нибудь есть?

– Конечно. Пельмени. Домашние.

– Не на рынке, случайно, купила?

– Я тебе сейчас как дам, – жена, вдруг, хмыкнула. – Да. А вот если бы тогда в этой общаге тебе неотложку не вызвала, что бы тогда с нами было? Интересно.

– Что, что, – Вася тоже улыбнулся. – То же самое и было.

– Почему это?

– Потому что мужчины из общаги, знаешь, какие живучие? Мы еще и не такие пельмени на рыках покупали. Синего цвета. А твои-то просрочены были всего лишь на неделю.

И тут Васю с Галей пробило на гомерический хохот.

Дубовый памятник

Сначала Федос услышал, как в сенях раздался гневный голос главы сельсовета.

– Где он, этот старый хрыч? – кричал Никанор Никифорович.

Тут же раздался не менее гневный голос бабы Люси:

– Стой! Куда намылился в грязных ботинках? Сначала ноги вытри.

Тут же дверь в избу распахнулась, и ввалился человек в забрызганном грязью плаще и резиновых сапогах. Увидев старика Федоса, вошедший завопил:

– Вот ты где, кровопийца! Рассказывай, чего ты опять против меня придумал? Ну!

Федос не успел сказать и слова в ответ, как на пороге появилась его супруга Люся и опять закричала на гостя:

– Ты почему обувь не вытираешь? Ведь не посмотрю, что ты у нас глава. Ухватом огрею!

– Отстань от меня, бабка, я на службе, – закричал на нее Никанор Никифорович, но на всякий случай стал лихорадочно вытирать обувь о половик. При этом он с ненавистью уставился на Федоса, который спокойно сидел за столом возле самовара и попивал чай из чашки. – Признавайся, старик, правду люди говорят?!

– Смотря по поводу чего говорят, – хмыкнул Федос. – Чай пить будешь, Никанор Никифорович?

– Да пошел ты со своим чаем. Скажи, Федос, когда прекратишь надо мной измываться?

– А где я измываюсь? – все так же спокойно спросил старик. – Я не измываюсь.

– Как не измываешься? Люди говорят, ты мне памятник придумал установить в нашем селе? Или врут?

– Нет, не врут. – Глаза у Федоса хитро заблестели. – Ты же у нас стал такой великий, что на людей уже не обращаешь внимания. И значит, без памятника тебе не обойтись. Только поистине великим людям памятники при жизни ставят. Так ведь?

– Им разве такие памятники ставят? – нервно спросил глава. – Ты же мне, гaд, деревянный памятник придумал установить! Из дуба.

– Какой человек, такой ему и памятник, – пожал плечами Федос.

– Чего? – Глава угрожающе сжал кулаки. – Чего ты говоришь, старик?

– Говорю, если ты профинансируешь наш народный проект, то мы сможем тебе и каменный памятник смастрячить. И даже мраморный. Но ты ведь не только камень на памятник, ты и щебенку на ремонт нашей дороги пробить не можешь.

– Ууу… – застонал вдруг Никанор Никифорович. – Опять ты со своей дорогой? Будет вам скоро дорога. Я же обещал.

– Обещанного три года ждут, а время прошло с твоего обещания уже десять лет. Так что, Никифорыч, скоро на въезде в нашу деревню будет стоять памятник, огромный такой, с твоей фигурой. Одной рукой ты будешь показывать на нашу раздолбанную грунтовку, мол, вот я какой заботливый председатель. А другой рукой – фигу в сторону нашего села. Такой эскиз мы заказали одному резчику по дереву.

– Какому резчику? – набычился глава.

– Не важно, какому. Мне сын в городе его адресок нашел. Мы этому скульптору уже и аванс проплатили. И он нам клятвенно пообещал, что к майским праздникам все будет готово. Так что в праздничный день Первомай в нашем селе состоится торжественное открытие твоего персонального памятника.

– Фиг вам, а не открытие! – взвился глава. – Как глава сельсовета разрешение на установку памятника на территории поселения не дам. Я распоряжаюсь местной землей, понятно вам? И все мероприятия в селе должны проходить только после согласования со мной. Так что, накось, выкуси!

– А нам, Никифорыч, твои разрешения и согласования не нужны. Мы же памятник тебе установим на личном участке Семеновых. У них огород как раз на границе нашего села вдоль дороги стоит. Вот там, в уголке ихнего огорода, скоро вырастет постамент, на котором будет возвышаться пятиметровая скульптура Никанора Никифоровича. Чтобы все проезжающие мимо нашего села знали, кто довел эту дорогу до такого состояния. Знали и строчили на тебя жалобы.