Самый вкусный пирог в мире

– Ох, Виктор, прости, что не встретила. Тут сумасшедший дом! Ты представляешь, Фаренти меня похвалил! Сам Фаренти!

– Правда? – удивился я. – Вот здорово! Глория, это же невероятно! – я расстегнул пальто и произнес: – Так, распоряжайся мной. Я готов помогать.

Глория удивленно уставилась на меня, словно не ожидала, что я такое предложу. Почему бы и нет? Молодой человек, который уже начал влюбляться в прекрасную эльфийку и ее кулинарные шедевры, просто не мог остаться в стороне и не помочь.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она. – Как твоя рана?

– Царапина, говорю же. Ну так что надо делать? Могу мыть посуду, могу разносить заказы. Я весь к твоим услугам.

Глория вздохнула с облегчением.

– Спасибо, – она погладила меня по плечу и потянула на кухню. Я вошел в царство сверкающего кафеля пола и начищенных кастрюль, ароматов, шума ножей и бегающих домовых. Глория выдала мне белый фартук, подвела к большой мойке, заставленной кастрюлями и тарелками, и сказала:

– У нас сегодня правда с ума сойти, что творится. Ты меня спасешь, Виктор.

– Всегда рад, – ответил я, завязал тесемки фартука и, завернув рукава рубашки, принялся за дело.

Я стоял у мойки до самого закрытия и еще полчаса позже – от сковородок, кастрюль, тарелок, ложек и вилок у меня стало рябить в глазах, а руки наполнились гулом. Впрочем, не так уж я и устал: вытирая последнюю тарелку, я подумал, что впервые за долгое время был занят чем-то хорошим и по-настоящему важным. Я был при деле – при нужном деле, и это приближало меня к Глории.

Проводив последнего гостя и закрыв двери, Глория села за первый попавшийся столик в зале и устало опустила голову на руки. Так она и сидела, когда я вышел с кухни и погладил ее по волосам. Глория подняла голову, посмотрела на меня и негромко сказала:

– Удивительный день, правда?

– Правда, – ответил я, присев с ней рядом. – Фаренти о ком-то сказал доброе слово! Мы с ним работаем в одной газете, и я не помню, чтобы он кого-то хвалил. Но твоя кухня его впечатлила!

– Здесь много гостей с открытия, – промолвила Глория. – Даже не знаю, как он выглядел, когда приходил… Просто подавала то, что готовлю.

– Ты потрясающе готовишь! – горячо заявил я и не солгал ни словом, ни мыслью. – Неудивительно, что он в таком восторге.

– Теперь придется нанимать человека на мойку, – сказала Глория. – И кого-то на помощь Марте, она сегодня забегалась…

– Говорю же, я к твоим услугам, – улыбнулся я. Попасть на кухню чудесной поварихи, увидеть своими глазами, как она готовит – я о таком мог только мечтать и сейчас не собирался упускать свою мечту из рук. – Могу мыть посуду, пока ты не найдешь кого-то еще.

Глория удивленно посмотрела на меня – я снова сумел произвести на нее впечатление, а значит, нравился, все сильнее и сильнее. Этого мне и хотелось.

– Виктор, это… – замялась она. – Я не знаю… неудобно!

Я только рукой махнул. Неудобно? Нет. Ни в коем случае.

– Да перестань ты. Тебе нужна помощь, и я помогу, – произнес я. – Во сколько завтра приходить?

***

Глория

Погребок открывался в одиннадцать – когда я пришла к восьми, то увидела первых гостей, которые стояли у двери и записывали номера карандашом на ладонях. Увидев меня, одна дама золотого возраста, одетая по моде пятидесятилетней давности, осведомилась:

– Милочка, а сегодня будет грушевый пирог?

– Обязательно, миледи, – со всем возможным почтением ответила я. – И не только он.

– Я первая! – важно сообщила дама. – Мы с мужем приехали еще ночью!

Муж сидел на скамеечке поодаль: листал газету, и кажется, ему нужен был отдых, а не пирог.

– Еще три часа до открытия, миледи, – напомнила я. – Может, присядете?

– Нет уж! – отрезала старушка и покосилась на остальных ожидающих. – С этими акулами надо держать ухо востро! В любой момент можешь оказаться в конце очереди!

– Я попрошу домовых вынести вам стул, – сказала я.

Войдя на кухню, я увидела хлопочущих домовых, которые стояли на заготовках. Возле черного хода что-то мелькнуло, выпрямилось, и я с удивлением увидела Виктора в белом фартуке – он втаскивал ящик с грушами и, заметив меня, приветственно вскинул руку.

– Я принял груши у поставщиков! – сообщил он. – Они сегодня пораньше подъехали, хорошо, что я тоже подошел пораньше.

Я улыбнулась – Виктор улыбнулся в ответ, и на кухне будто бы сделалось светлее.

– Отлично, ты просто чудо! – рассмеялась я. Домовые подбежали к ящику и взялись за груши – их надо было очистить и нарезать.

– Всегда рад помочь, – с готовностью сообщил Виктор. – Что теперь?

Для него уже была работа на мойке, а я взялась за блюда дня. Сегодня в меню был классический теплый салат с баклажанами, помидорами и семгой, мясо на овощной подушке, которое так полюбилось гостям, картофель с беконом и сыром в белом соусе, куриное филе с сыром, сливками и чинскими мелкими помидорами, черный рис с овощами и, конечно, десерты.

Вообще грушевый пирог очень простая штука. Я даже удивилась тому, что он настолько пришелся по душе Виктору Фаренти.

– Послушай, ты же говорил, что работаешь с Фаренти в газете? – уточнила я. Виктор кивнул, отмывая очередную ложку, и я поинтересовалась: – А какой он?

– Ну-у, – протянул Виктор и улыбнулся еще шире. – Старый и страшный. Желчный такой старикашка. И на носу у него бородавка, вот такущая!

Я рассмеялась. Домовые принесли нарезанные груши, можно было приступать к пирогу.

– К нам точно не заходил старикашка с бородавкой. Ты надо мной смеешься.

– Смеюсь, – согласился Виктор, вытирая руки. – Ну просто я не хочу, чтобы ты им заинтересовалась. Потому что он тебя похвалил, потом начнет сюда захаживать, вы познакомитесь, ну и…

Он пожал плечами и вдруг сделался грустным.

– А я не хочу, чтобы… – Виктор замялся и махнул рукой. Он был настолько искренним и трогательным в этот момент, что мне захотелось обнять его. Просто обнять – как друга, как брата.

Но я не стала. Улыбнулась и занялась пирогом.

Он был воздушным и легким, тесто получалось плотное и насыщенное, но в то же время мягкое. В глубокой миске я смешала муку, сахар, корицу и немного барандинского разрыхлителя и окликнула Виктора:

– Помоги мне с орехами!

Он охотно встал за стол и взялся за ступку – я невольно заметила, что Виктор работает ей так, словно не раз и не два имел дело с готовкой еды.

– Так все-таки какой он? – спросила я, высыпая половину истолченных орехов в свою смесь. Теперь надо было перемешать, как следует и добавить йогурта и растопленного сливочного масла.

– Просто мужчина средних лет, – ответил Виктор. – На него посмотришь и никогда не подумаешь, что он умеет готовить.

– А ты умеешь, – сказала я и кивнула на ступку. – Обычно мужчины не знают, с какой стороны ко всему этому подойти.

– Моя мать говорила, что я должен уметь делать все, – с далекой грустью произнес Виктор. – В том числе и готовить. У меня раньше не было денег на служанку, и я со всем управлялся сам.

Как говорил мой прадедушка Конрад, дай бог все уметь, да не дай бог самому все делать. Кажется, у Виктора раньше была очень грустная жизнь. Я не хотела расспрашивать – если захочет, он и сам все расскажет.

Я указала Виктору на терку и лимоны, и он принялся натирать цедру. В мою смесь ушли яйца, и я взялась за нарезанные домовыми груши. Те, которые были нарезаны кубиками, я обваляла в муке, чтобы они не погрузились на дно пирога и добавила их в тесто вместе с цедрой.

– А он сам умеет готовить? – поинтересовалась я. – Или только критикует других?

– Умеет, – ответил Виктор. – Он очень хорошо готовит. Однажды угощал нас куриными конвертами с сыром и шпинатом, мы просто ум отъели.

Куриные конверты. Знакомое блюдо – его подают по всему югу и юго-востоку. Чего только не кладут в разрез в курином филе – и сыр, и грибы, и творог, и помидоры! Может, стоит ввести эти конверты в меню? Ох, нет – если Фаренти решит зайти еще раз, то подумает, что я подлизываюсь.

Впрочем, с чего бы? Откуда ему знать, что Виктор рассказал мне о том, как и чем он когда-то угощал коллег?

Я выстелила формы для запекания пергаментными кругами, смазала маслом и припудрила мукой. Аккуратно перелила тесто и постучала формами о стол, чтобы прогнать пузырьки. Разложила сверху груши, нарезанные длинными ломтиками, присыпала орехами – все, можно отправлять в духовку.

Гости будут довольны.

– Такой вот пирог, – сказала я. – Его, кстати, можно подавать с шариком мороженого.

– Отличная штука, – согласился Виктор. – Я видел магазинчик сладостей в паре кварталов отсюда. Если хочешь, метнусь за мороженым, возьму пару ведерок?

– Спасибо тебе, – ответила я. – Будет очень кстати.

Виктор снял фартук и пошел к выходу – потом обернулся уже у дверей, послал мне воздушный поцелуй и убежал.

Глава 3

Виктор

Я пришел домой в половине двенадцатого – сегодня гостей было еще больше, чем вчера, и мне хотелось вытянуться на кровати в большой спальне своей холостяцкой квартиры и заснуть на пару дней. Все во мне гудело, а руки казались чужими – но то, что я заполучил рецепт, придавало мне обжигающей бодрости.

Я все видел своими глазами. Пирог – а Глория сытно накормила и меня, и домовых – оказался в точности таким же, как в первый раз. Теперь надо было приготовить его самому – и потом включать в книгу рецептов.

Я учился стряпать на Черном Юге – не буду рассказывать о том, как меня туда занесла судьба, слишком уж это долгая и грустная история. Но хозяин кабачка, господин Али ин Фахан, колотил меня палкой после каждого обеда, пока тот плов, который я готовил, не стал идеальным: рассыпчатым, ароматным, вызывающим какой-то непостижимый восторг.

С тех пор я прошел долгий путь. Я собирал, выменивал и крал рецепты самых редких и невообразимых блюд – и все я готовил сам, чтобы слова, торопливо записанные на бумаге, не были просто словами.

Сегодня мне повезло. Очень повезло. Я видел своими глазами приготовление пирога, а наши отношения с Глорией не зашли настолько далеко, чтобы мое исчезновение причинило ей боль. Что ж, будем готовить!

Пирог отправился в духовку на час – в ожидании я сварил себе кофе и сел у окна. Моя кухня – большая, белоснежная, чистая – казалась мне кораблем, а я был капитаном, который вел свое судно к новой жизни. За окном засыпала столица – моя квартира занимала третий этаж в самом центре, с видом на королевский дворец и центральную площадь святого Марка, и я подумал: видели бы меня те, кто когда-то пинал тощего школьника в заплатанном пиджачке и вышвыривал его вещи в нужник!

Впрочем, нет. Они не увидят. Мои бывшие соученики не заходят в центр столицы: первый же полицейский завернет этих грязных нищебродов на подходе. А Глория не знает, где я живу – так что даже не подумает, что меня можно искать в этом доходном доме, где я не снимаю, а уже владею.

Да и будет ли она меня искать? Вряд ли. У нее слишком много дел после хвалебной статьи Фаренти, чтобы бегать за спортивным журналистом. Пироги сами себя не испекут.

Дальше мы пойдем разными дорогами, хотя я и немного жалел об этом. Глория была красавицей – это и слепой подтвердит. К ее красоте прилагались ум и хватка: только умный и цепкий человек будет в одиночку вести дело в столице, где на таких вот рыбок приходится по сотне акул, а Глория вела, и очень успешно. Фаренти мог написать все, что угодно, но я покрутился в толпе ожидающих во время перерыва и услышал, как те, кто уже обедал в «Кошках» расхваливают еду – а глас народа сильнее голоса критика.

По площади неторопливо брели гуляющие: должно быть, шли из театра – там начались гастроли труппы из Сандунского княжества. У меня мелькнула мысль о том, что можно было бы пригласить Глорию на спектакль. Я очень давно не выбирался в свет – а если выберешься один, то все решат, что этого господина немедленно надо женить на одной из бесчисленных дочек.

Нет, свадьба это не по моей части. А вот просто развеяться с милой барышней – почему бы и нет.

Я напомнил себе, что ушел из жизни Глории, и туда незачем возвращаться, и в эту минуту пикнули часы – пирог был готов. Я вынул его из духовки, отрезал кусок и, подождав несколько минут, запустил в него вилку.

Мой пирог. Мой рецепт. Теперь по-настоящему мой.

Я отправил кусок в рот, прожевал и нахмурился. Пирог был хорош – в конце концов, я умею не только критиковать, но и готовить на высшем уровне. Да, пирог получился замечательный – но и только. В нем не было ничего общего с тем кулинарным экстазом, который Глория подавала в «Трех кошках».

В нем не было того ингредиента, который я тогда не смог вычленить.

Я съел еще. Доел пирог, чувствуя, как во мне нарастает обида и пульсирует гнев – и запустил тарелку в стену. Мне хотелось разрыдаться в голос, как обиженной барышне. Мне хотелось бить кулаком по столу.

Это был не тот пирог! Не тот!

В груди вдруг толкнулась боль, и начало печь. Всемогущие боги, да меня сейчас удар хватит из-за этого проклятого пирога! Хитрая дрянь не показала мне всего – хотя показывала, я видел каждое ее движение. Да, Глория Фьярвисдоттир не так проста и не раскрывает своих тайн даже тем, кому улыбается, кого считает другом.

Мне хотелось выть от бессилия.

Через полчаса я все-таки пришел в себя. Убрал остатки пирога в холодильный шкаф, вымыл посуду и плиту – простые привычные действия помогали мне успокоиться.

Могла ли Глория заподозрить, что я не тот, кем прикидываюсь? Нет. Виктор самое распространенное имя в этой части страны, Виктор Шмидт спортивный журналист, который действительно публикуется в «Ежедневном зеркале» и «Столичном вестнике» – надо же мне иметь прикрытие, вот и оно. Глория просто подозрительна, она всем улыбается и во всех видит врагов –даже в тех, кто закрывает ее от нападающих.

В каком-то смысле это правильно. Добрячки и простачки не выживут в мире акул.

Пирог получился хорошим – я все-таки был отличным поваром. Но мне нужен был идеал.

Значит, завтра я вернусь в «Кошек» – и получу свой рецепт.

***

Глория

– Миледи, я в восхищении, – мужчина с зализанными темными волосами, невероятно жирный, одетый так, как одеваются господа из министерств, протянул мне букет нарциссов, и «Кошек» сразу же заполнил тонкий аромат. – Вы просто мастер в приготовлении мяса. Мой личный повар прошел обучение у профессионалов Благословенного края, но ему далеко до ваших умений и талантов.

Значит, личный повар. Вот сколько шума наделала статья Виктора Фаренти – теперь ко мне заходят те, кто может себе позволить собственную кухню. Я читала о таком: повара изобретают особые рецепты для состоятельных господ, а потом патентуют их под хозяйским именем. Соус Бержерак, например. Горчица, лимонный сок, оливковое масло, соленые анчоусы и куриное яйцо – говорят, старый промышленник Бертран Бержерак был редкостной сволочью, и соус его имени – единственное хорошее, что от него осталось.

– Благодарю вас, – ответила я с тем холодным эльфийским достоинством, которое напоминает этим господам о том, насколько велика пропасть между нами. Моя мать – эльфийская княжна, я родилась в законном браке с принцем Благословенного края: я никогда об этом не забывала, а значит, и другие не позволяли себе вольностей. Я понимала, с чем пришел этот господин: после цветов и комплиментов последует предложение работать на его кухне, и мне это было нужно примерно так же, как прошлогодний снег.

– Я слышал, вы прекрасно готовите красную рыбу? – осведомился мой визави и, нарочито хлопнув себя по лбу, произнес: – От волнения совсем забыл представиться: Анри Айзен, второй заместитель министра здравоохранения.

Я одарила его вторым сдержанным кивком и ответила:

– Искренне рада нашему знакомству, господин Айзен. Да, я готовлю красную рыбу в сливках с чинскими мелкими помидорами и шпинатом.

Айзен завел глаза к потолку.

– Звучит божественно, дорогая госпожа Глория! Как вы смотрите на то, чтобы готовить такую рыбу для меня?

– Частный заказ? – уточнила я. – Или вы предлагаете мне должность вашего личного повара?

Эльфийская принцесса в такой роли – это не по чину второму заместителю министра, и он это прекрасно понимал. Айзен улыбнулся, его бледно-голубые глаза остро сверкнули, и он вынул из кармана чековую книжку.

– Я хотел бы ежедневно обедать у вас. Красная рыба в сливках с чинскими мелкими помидорами и шпинатом – о, это звучит, словно песня! Словно целая опера! Вас устроит, если я буду приходить в половине второго?

Я прищурилась, словно прикидывала свой график. Половина второго, горячая пора: у чиновников и преподавателей обеденный перерыв, а в «Кошках» аншлаг. Но и такими гостями, как Анри Айзен, тоже не разбрасываются; я кивнула и ответила:

– Приходите, я буду рада.

Айзен удовлетворенно улыбнулся и, положив книжку на стойку, принялся выписывать чек. Мимо него прошла Магда; поднос в ее руках едва не трескался от тарелок. Бросив взгляд на кухню, я увидела Виктора, который отмывал сковороду, и мне стало немного теплее.

– Вместе со мной будут еще трое моих помощников, мы займем целый столик, – произнес Айзен. Я кивнула: четверо гостей лучше, чем один. – Вон тот, в углу, в некотором отдалении.

– Хорошо, господин Айзен, я зарезервирую его для вас. Какие-то пожелания по поводу гарнира? Напитков?

– У вашего черного риса утонченный вкус, – похвалил Айзен, – на нем и остановимся. Чай и простая вода меня устроят. Десертов не нужно, я не ем сладкое. Вот, возьмите, дорогая госпожа Глория: это оплата наших визитов за первую неделю.

Я бросила взгляд на строчку в чеке и подумала, что такую сумму зарабатываю за месяц. Айзен не экономил на том, что ему нравилось. Вот и замечательно.

– Благодарю вас, – ответила я, убирая чек в записную книжку. Сегодня надо быстро метнуться в банк, обналичить его и положить деньги на счет. – Я чем-то еще могу вам помочь?

– Племянник ректора королевской академии магии и артефакторики сегодня ночью скончался в Первом Медицинском госпитале от опухоли мозга, – сообщил Айзен. Я не сразу поняла, о каком племяннике и каком ректоре он говорил: у меня было слишком много дел, чтобы держать в памяти свое прошлое – а потом я настолько удивилась, что с трудом сумела сохранить невозмутимое выражение лица.

Умер и умер. Мне-то что?

– Я могу только соболезновать господину ректору, – ледяным тоном ответила я. Айзен кивнул.

– Ректор отправил специальную комиссию для вскрытия. Пытался доказать, что его дражайший родственник, которому приготовили место на кафедре, не просто умер, а был убит. Боевое заклинание Хайдвига… я знаю, что у вас оно получалось намного лучше, чем у остальных ваших сокурсников.

Аромат цветов вдруг сделался настолько резким, что меня стало тошнить. Вот, значит, как: мало было меня опозорить на выпускном экзамене, отнять мечту, выбросить из академии – теперь меня хотели обвинить в предумышленном убийстве. Мотив, конечно, был железным, а эльфы известны своей мстительностью и жестокостью.

Ну что, Глория, будешь ждать полицию?

– Я ни в чем не виновата, – только и смогла ответить я. Айзен дружески похлопал меня по руке.

– Разумеется, дорогая Глория! Я лично осматривал тело покойного и не нашел ни единого следа Хайдвига. Несчастный умер от естественных причин, но вы же понимаете…

Мне сделалось холодно. Захотелось повесить на дверь табличку «Закрыто», первым же поездом уехать в Келлеман и больше никогда не возвращаться в столицу.

– Господин ректор не успокоится, – сказала я. Айзен расплылся в улыбке сытого удава и кивнул.

– Разумеется, Глория. Но если вы будете хорошо меня кормить, то мы все это уладим.

***

Виктор

Конечно, Айзену надо было не только обедать. Со своего места я видел, как маслянисто поблескивают его глазки, когда он смотрит на Глорию, и понимал: он тоже ищет подход к прекрасной поварихе. Жена-эльфийка способна поднять мужа-человека так высоко, что и не достанешь. Глядя, как он вручает ей цветы, я ощутил укол чувства, отдаленно похожего на ревность.

Впрочем, с чего бы мне ревновать ее по-настоящему? Глория, конечно, прекрасна – но я здесь не за этим. Меня интересует только рецепт удивительного пирога, и я его достану. Сегодня Глория снова готовила грушевый пирог – в точности так же, как и вчера, я смотрел, не открывая глаз, и не увидел ничего нового.

Может, у нее в рукаве спрятан пузырек с приправой? И она подсыпает ее так, чтобы не заметил даже самый зоркий наблюдатель? Глория ведь понимает, что если у повара хорошие рецепты, то всегда найдутся те, кто захочет раздобыть их – поэтому ничего не показывает до конца…

Или это все-таки эльфийская магия? Нет, магии не было. Точно не было, я бы понял. Было лишь мастерство повара и особая приправа, которую Глория добавляла незаметно. Может, чинский усилитель вкуса. Может, какой-то порошок из Благословенного края.

Я это узнаю. Обязательно узнаю. Воспоминание о том, как вчера тарелка полетела в стену моей кухни, язвило меня и жгло – я готов был на все, чтобы загасить этот огонь.

– Это ведь Айзен был? – поинтересовался я, когда Глория вернулась на кухню.

– Айзен, верно. Ты с ним знаком? – удивилась она.

Я видел Айзена в дорогом столичном борделе, где умелые девицы от души стегали его плеткой по нежным местам, но, разумеется, об этом не стоило говорить Глории.

– Да, видел его несколько раз на борьбе, он большой поклонник Панзуны Чесси, – ответил я. – Что он хотел?

Глория улыбнулась и, встав за стол, принялась начинять куриные конвертики зеленым луком и грибами.

– Будет ежедневно обедать со своими помощниками. Черный рис и лосось в сливках, – ответила она. Я понимающе кивнул. Если здесь будут обедать министерские, то скоро погребок станет новым центром столичной жизни. Потому что за обедом не просто едят – здесь решают важные дела, настолько важные, что обычных гостей сюда уже не пустят. И не надо будет ставить охрану у входа – Глория повысит цену настолько, что ее пироги и мясо станут не по зубам простым горожанам, которые сейчас выстраиваются в очередь у дверей «Трех кошек».

– У него такой вид, словно он хочет от тебя не только еды, – хмуро заметил я. Снова царапнуло ревностью, и я осадил себя: я не должен ревновать. Показывать ревность – да, потому что Глория должна думать, что я за ней ухаживаю. Но у меня не может быть этого неприятного чувства, от которого становится горько во рту.

– Ох, ну что ты говоришь! – Глория рассмеялась, но смех был слишком уж искусственным. – Зачем ему нужна повариха?

– Ты ведь не простая повариха, – ответил я. – Ты эльфийка. Представляешь, что будет, если ты выйдешь за него замуж?

Глория посмотрела на меня так, словно я говорил какую-то невообразимую чушь.

– Я повариха, – ответила она с нервным смешком. Домовой поставил передо мной очередную стопку тарелок, и я принялся за мытье. – У меня нет ни связей, ни богатой родни.

– Но ты эльфийка, – повторил я, бросил в воду губку и мрачно сообщил: – Пусть только попробует тянуть к тебе руки. Я их повырываю.

Конечно, у меня были связи и деньги – но не такие, чтобы вырывать руки министерским. Но моя решительность понравилась Глории – она улыбнулась, тепло и ласково, и я улыбнулся в ответ.

– Как хорошо, что меня есть, кому защитить, – сказала она.

– Я думал, ты поняла это, когда на нас напали те выпивохи, – ответил я и, отложив губку, произнес искренне и горячо: – Глория, в самом деле! Ты хорошая. Ты очень хорошая. Я никому и никогда не позволю тебя обидеть. Если тебе понадобится любая моя помощь – только скажи.

Я запоздало подумал, что все это похоже на признание в любви, но замолчать уже не мог. Какая-то часть моего разума хваталась за голову и кричала: да заткнись ты уже! – но другой части, большей, хотелось говорить. Потому что Глория смотрела на меня мягким светлым взглядом, и я становился кем-то другим.

Не циничным кулинарным критиком, который испытывал удовольствие, когда его статьи разоряли рестораторов. Не журналистом, который мог проникнуть, куда угодно, и выведать, что угодно.

Просто человеком, который вдруг прикоснулся к тому, что могло быть его счастьем.

Прикоснулся – и отдернул руку. Осадил себя.

Я здесь не за этим. И счастье мое совсем в другом.

– Ты тоже хороший, – негромко сказала Глория. Домовые, которые сбились пушистой стайкой возле печей, смотрели на нас с искренним любопытством в черных бусинках глаз. – Я рада, что у меня появился такой друг.

Я провел губкой по тарелке и с грустной улыбкой ответил:

– Я бы хотел быть кем-то большим. Не просто другом.

И вдруг понял, что дело тут не только в рецепте пирога – но это понимание настолько ошарашило меня, что я торопливо отстранил его. Выкинул из головы. Снова улыбнулся.

Глория улыбнулась в ответ и, отвернувшись от меня, вновь взялась за куриные конвертики. Заказов было много. Очередь гостей растянулась до соседнего квартала.