Бескультурные: кровавый занавес

– А я в школе – только автора и само название.

– Ладно. Как-нибудь выплывем. Тем более, что большая часть действа – это трахач и охач. За мной друзья, времени у нас в обрез.

 ***

 До начала спектакля оставались считанные минуты. Лёха и Гелла из-за кулис выглядывали в зал.

– Мы, сука, влипли по самые гланды, народу до хера, – заключила Гелла. – Чуть ли не на головах сидят друг у друга.

– Ну, что ты хочешь, это тебе не на айфон насосать. – с подступающим смехом сказал Лёша. – 50 кусков придётся отработать.

– Насосать на айфон – это видимо из личного опыта? – прошипела Гелла, посмотрев на друга испепеляющим взглядом.

– Да ладно тебе, – Лёха по-конски заржал, – не грузись, оторвёмся, будет что вспомнить.

– Что-то не вижу Арса и Кармен.

– Так мы ж билеты на галёрку покупали. Ты их и не увидишь.

 К ребятам вбежал Заславский.

– Так, ребятушки, максимальная концентрация. Через минуту начинаем. Не беспокойтесь, текст у меня. В беспроводные наушники я буду вам всё наговаривать. Так, а где текст? Куда я его положил? По-моему где-то там бросил. Всё, мои хорошие, ни пуха.

 Заславский удалился.

 Открылся занавес. Гелла, одетая в чёрное шёлковое платье, разместилась на роскошном бежевом диване рококо и сверлила Лёху глазами. Лёха же, в мешковатом сером костюме, который смотрелся на нём как что-то инородное, стоял недалеко от своей партнёрши и от волнения бегал глазами во все стороны. Уже прошло около минуты, но ничего не происходило. В наушниках – тишина. Лёха начал нервничать ещё больше. Уже занервничала и Гелла. Бросив взгляд в сторону кулис, Лёша увидел, как побледневший Заславский даёт им понять, что текст куда-то потерялся. Будучи почти в предобморочном состоянии, Лёха повернулся к Гелле и еле заметно покачал головой в разные стороны: «Текста нема, подруга». Ему казалось, что Гелла испепелит его обезумевшим взглядом, но потом она сдавленно улыбнулась и слегка кашлянув, выдала:

– Мышкин, а вы идиот, скажу я вам.

 Справившись с волнением, Лёха ответил:

– С чего это?

– Вы меня не хотите. Полный идиот.

– Почему вы решили, что я вас не хочу?

– Мне доложили, что вы до сих пор онанируете на мой портрет в доме Епанчиных. А могли бы уже давно жарить меня. Я поняла, что так больше продолжаться не может и позвала вас сегодня к себе на… чай.

– Спасибо, Настасья Филипповна, ваш чай восхитителен. Как, собственно, и вы.

– Вы сравнили меня с чаем?

– Вы такая же горячая.

– Горячая …, – Гелла встала и вплотную подошла к Лёхе. – Не верю, Мышкин. Докажите. Иначе уже завтра я буду другому отдана и стану век ему верна.

– Ну.. я…

– Князь, да что же ты за тормоз такой, – Гелла с остервенеем начала Лёхе расстёгивать брюки. – Где там твой жеребец спрятался. О.. Хорош! Ну, что Мышкин, прожарь меня сейчас как следует.

– Тебе какую прожарку, Настасья Филипповна? – прорычал Лёха, резко прижав Геллу к себе. – Среднюю или максимальную?

– Спали меня ко всем чертям, чтоб здесь стало жарко как в аду!

 Лёха резко повалил Геллу на диван и словно оголодавший зверь стал рвать на ней платье, а затем стянул с себя брюки. Неожиданно дверь в партер распахнулась, а в зале включился свет. Вошли восемь коренастых мужчин, одетых в чёрную униформу. За спиной у каждого висел самурайский меч. Группу возглавлял парень крепкого телосложения с горящим и совершенно диким взглядом. Он пустил вверх автоматную очередь. Раздались крики.

– Добрый, вечер уважаемые, – Антон пошёл вдоль рядов. – Мы не хотели портить вам вечер, но режиссёр того дерьма, за которое вы заплатили свои кровные, не оставил нам выбора. Я и мои коллеги, – он указал на свою команду, – являемся представителями самой неблагодарной профессии в России. Мы – театральные критики. И мы устали наблюдать за тем, как российское театральное пространство постепенно превращается в общественный туалет, из которого несёт за километр. Но спектакль, поставленный господином Заславским к 200-летию величайшего русского писателя Фёдора Достоевского, стал последней каплей. Дамы и господа, чаша нашего терпения переполнена. То, что делает Заславский – это преступление против нации. А если есть преступление, должно обязательно последовать и наказание. Этот ублюдок развращает молодёжь, которая ходит на его говноспектакли и постепенно превращается в моральных уродов. А ведь сегодняшняя молодёжь – это наше завтра. Вы хотите, чтобы оно было вот таким? – Антон показал на Лёху со спущенными штанами и растрёпанную Геллу с порванным платьем. Затем он повернулся к зрителям. Люди Антона тоже стояли к ребятам спиной. Такая странная потеря бдительности дала Лёхе и Гелле считанные секунды, чтобы покинуть сцену. – Я думаю, не хотите, – продолжал Антон свою мысль. – Вы, уважаемые зрители, стали заложниками ситуации. Хотя, какие вы к чёрту уважаемые, если покупаете билеты на эту порнографию. Но так как сегодня у меня не самое дурное настроение, я даю вам шанс остаться в живых. Мой критический автомат готов вас пощадить. А вот кто уже никогда не выйдет из здания театра – так это артисты, принимавшие участие в этом мразотном спектакле, все цеха, весь технический персонал. Сегодня прольётся их кровь. Ну, и конечно, полетит голова с плеч главного ублюдка, затеявшего эту вакханалию – режиссёра Виктора Заславского. Даю вам, дамы и господа, ровно минуту, чтобы покинуть зал.

 Повисла пауза.

– НАХУЙ ВСЕ ОТСЮДА, Я СКАЗАЛ!!! – Антон пустил вверх автоматную очередь.

 С криками и воплями зрители рванули со своих мест и кинулись в сторону выхода. У дверей началась звериная давка. Хруст позвонков, брызги крови, люди, орущие самым отборным матом – Ночь беззакония продолжалась. Собрав последние остатки сил и самообладания, Арс начал уверенно выбираться из этой мясорубки, таща за собой совершенно ошалевшую Кармен.

– Сука, это что вообще такое было?! – визжала девушка.

– Кармен, не время истерить! – будучи сам напуганный до смерти, Арс отчаянно пытался включить героя. – Нам надо найти Лёху и Геллу. Они пока в безопасности, я видел, как они уходили со сцены. Пойдём, скорее!

 Тем временем Гелла и Лёха метались по театру в поисках друзей.

– Я бы никогда не подумала, что это театральные критики, – недоумевала Гелла. – Я всегда считала, что эти критики – щупленькие или, наоборот, пузатенькие мужички с тремя волосинками на башке, с кучей комплексов, всю жизнь живущие с мамой. А тут такие брутальные самцы. Прям захотела их. Особенно их главного. Он прям вообще секс ходячий.

– Ты хотя бы сейчас можешь не думать о ебле?! – психовал Лёха. – Наши друзья в опасности, а у тебя, как всегда, только одно в голове.

– И мне это говорит кабель, который готов трахать всё, что движется. – огрызнулась Гелла.

– Ты просто всё ещё бесишься, что у нас с тобой в своё время не срослось.

– Чего??

 Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы им навстречу не летел Заславский с одуревшими глазами.

– Гелла, Лёша, вы живы! Эти сволочи окружили всё здание! Никуда невозможно дозвониться! Полиция не отвечает!

– Конечно не отвечает. – Гелла даже немного удивилась неосведомлённости Заславского. – Ещё не было официальной отмены Ночи беззакония. Всё продолжается.

– И эти твари как раз этим и воспользовались. – Заславский словно проснулся после долгого сна. – Ребятки, давайте ко мне в кабинет, забаррикадируемся там!

– Вы действительно такой наивный или придуривайтесь? – у Геллы даже округлились глаза. – Я не удивлюсь, если вам там уже готовят тёплый приём. И тем более, нам надо найти Арса и Кармен!

 И только девушка это сказала, она увидела мчащихся к ним по коридору напуганных друзей. Впервые за всё время, что они друг друга знают, компания крепко обнялась – ребята ещё никогда не были так рады видеть друг друга.

– Молодёжь, так вы со мной? – Заславский не разделил этой радости.

– Нет, мы своим путём. – сухо сказала Гелла. – Спасибо вам за незабываемый сценический опыт.

– Да пожалуйста. Обращайся, если что. У тебя хорошие данные, – его взгляд скользнул по пышной груди Геллы. – Ладно, удачи вам. – Заславский помчался дальше по коридору.

– Старый извращенец, – Гелла кинула в след Заславскому уничтожающий взгляд.

 Друзья побежали в другую сторону. У них ещё был шанс выбраться из театра живыми.

 А в это время в другом крыле здания творилась самая настоящая «техасская резня». Работников театра уже не спасали ни двери, ни баррикады – ничего. Люди Антона настигали их везде и нещадно кромсали на части своими мечами. Светло-бежевые коридоры моментально стали багрового цвета. Через каких-то двадцать минут все служебные помещения были усеяны отрезанными руками, ногами и обезглавленными телами. Пытающимся спастись из этого ада, Антон отправлял в спину череду патронов.

– Так, парни, ищите мне Настасью Филипповну и Мышкина! – проголосил главарь банды, когда понял, что из труппы театра уже никого не осталось в живых.

 Долго искать не пришлось. С другой стороны коридора до него донёсся жуткий девичий визг. Он обратил прожорливый взгляд в сторону крика и увидел совершенно обезумевших от страха Геллу и Кармен. Арс с Лёхой пытались их успокоить, но сами едва не потеряли сознание, увидев изуродованные трупы.

– А вот и наши звёзды, – ядовитая улыбка, больше напоминающая звериный оскал, скользнула по лицу Антона. – Загадывайте последнее желание, щенки.

 Он кинулся за перепуганной компанией, периодически нажимая на курок автомата. Девчонки поскальзывались на лужах крови, парни их поднимали; Арс с Лёхой также скользили по багровому полу и Кармен с Геллой пытались их удержать. Пули летели им вслед, но чудом не попадали. Неизвестно какой бы финал был у этой погони, если бы на лестнице не появился Заславский, видимо предпринявший ещё одну попытку покинуть театр.

– Ты…, – зашипел Антон, расползаясь в жуткой улыбке, обнажая идеально белые зубы. – Живите пока, детки, – он даже не посмотрел в сторону полумёртвой компании и медленно двинулся к Заславскому, направив на него автомат. – Пошёл. Пошёл, я сказал!

 Оцепеневший Заславский повернулся спиной к Антону и начал подниматься по ступеням.

 Подталкивая режиссёра в спину, Антон вошёл в его кабинет.

– На колени. – тихо приказал он, сжигая Заславского взглядом.

– Я вас прошу....

– Парня своего будешь просить. На колени, скотина.

 Заславский подчинился.

– У тебя есть выбор как сдохнуть. Я тебя могу прямо здесь повесить на твоём шарфике. Хотя… Нет, для такой мрази как ты, это будет слишком лёгкая смерть. Я сейчас вот этим мечом начну от тебя отрезать по маленькому кусочку и ты будешь меня молить о том, чтобы я пустил тебе пулю в башку. Но ты можешь облегчить свою участь, – Антон достал из рюкзака плакат и развернул. – Узнаешь? Вот сейчас ты будешь извиняться перед портретом Достоевского за то дерьмо, которое поставил по его роману. Только максимально искренне. Если я тебе не поверю, то сразу лишу тебя первого пальца. Начинай.

– Фё.. Фёдор Ми..хайлович, миленький, простите меня, пожалуйста… Я не хотел вас обидеть..

– Я хуёвый режиссёр.

– Что?

– Я тебе помогаю.

– Да.. Я очень, очень хуёвый режиссёр. Я искренне раскаиваюсь… Я не должен был так интерпретировать ваш гениальный роман…Мне очень стыдно за то, что я позволил себе столько вольностей при работе с вашим текстом… Это моя большая ошибка, – Заславский не выдержал и заплакал как ребёнок.

– Я бы сказал, роковая. Всё, не хочу слышать твоё нытьё. Будем считать, что я тебе поверил. Но вот мой клинок – нет.

 Антон резко взмахнул мечом и в следующую секунду из обезглавленного туловища Заславского брызнул кровавый фонтан.

– Было преступление, состоялось и наказание. Вы отомщены, Фёдор Михайлович. – обратился Антон к портрету Достоевского.

 В знак благодарности забрызганный кровью Фёдор Михайлович дружески ему подмигнул.

***

 Арс, Гелла, Лёха и Кармен плелись в сторону главного вестибюля. С тех пор, как Антон их оставил, идя учинять расправу над Заславским, они не сказали друг друга ни слова. Запёкшаяся кровь на их лицах и одежде превратила друзей в каких-то жутких демонов, которых словно пинком под зад выгнали из преисподней и теперь они не понимают, что делать на Земле. Друзья уже окончательно слились с кровавыми коридорами, которые, казалось никогда не закончатся.

– Сходили в театр. – первой нарушила молчание Гелла.

– Окультурилился на свою задницу, – кинул Лёха.

– Я, конечно, подозревал, что театральные критики – народ беспощадный, но не до такой степени, – пришёл в себя Арс.

– Не знаю, как вы, но это мой первый и последний поход в театр, – Кармен была в эмоциональном ступоре.

 Гелла, Арс и Лёха посмотрели на подругу. Мол, «ты совсем дура, если считаешь, что после пережитого кто-то из нас теперь захочет переступить порог вообще какого-либо культурного заведения?»

 Добравшись до вестибюля, компания наткнулась на Антона и его банду. Они уже были настолько измучены физически и психически, что даже не пытались бежать. Антон что-то с улыбкой рассказывал своим коллегам. Заметив ребят, он, сохранив на своём лице это расслабленное выражение, шагнул к ним.

– Ну, что, вы, пересрали? Будете знать, как всякую хуету смотреть. А вы, – обратился он к Гелле и Лёхе, – как во всякой хуете играть. Не раскромсал вас на части только потому, что сразу понял, что вы ни разу не артисты. Царёву и Мясниякова я прекрасно знаю в лицо. Этим двум бездарностям тупо повезло, что они накурились накануне премьеры. Тем самым спасли себе жизнь. А вас я просто проучить хотел. Ну и отучить впитывать в себя испражнения «модных современных режиссёров». Можете добавиться ко мне в друзья во «Вконтакте». Я там каждую неделю пишу обзоры действительно достойных постановок.

– Разумеется.

– Ладно, мальчишки и девчонки, мы погнали. И если увижу вас на каком-нибудь говноспектакле, то… Ну вы поняли. Во второй раз так просто не отделаетесь. Лютый следит за вами. Бывайте.

 Антон с компанией удалились.

 Друзья вышли на улицу. Холодная ноябрьская ночь слегка их отрезвила.

– Как же я хочу домой, как я устала, – Гелла уже была готова сорваться на плач.

– Насколько знаю, ещё цел кинотеатр в нашем районе, может в киношку рванём? – предложил Лёха.

 Друзья оценивающе посмотрели на него.

– Лёш, ты дебил? – ядовито сказала Гелла. – Мы сегодня чуть не сдохли. Ещё одного налёта критиков я не переживу.

– Лёх, давай дома кино позырим. – Арс потянулся в карман за пачкой сигарет. – Все части «Судной ночи». Под настроение идеально подходит.

– Вам не хватило сегодняшнего пиздеца? – Кармен искренне удивилась желанию друзей.

– А мы садомазохисты, – заключил Лёха. – Не знала? Хотим максимально расплавить свой мозг.

– Неплохо мы отметили 200-летие Фёдора Михайловича, – у Геллы ещё хватало сил на какую-то иронию.

– Да уж. – согласился Арс. – Что называется, Достоевскому и не снилось.

Глава 4. Культуры больше нет

За месяц до Ночи беззакония

 Под конвоем Антона ввели в просторный кабинет. За столом сидела пышногрудая блондинка в строгом белом костюме. Лютого она встретила совершенно пустым, ничего не выражающим взглядом.

– Садитесь. – равнодушно сказала блондинка.

 Помедлив, Антон сел за конференц-стол, на самый дальний стул.

– Можете сесть поближе, я не кусаюсь.

– Мне и тут неплохо, – Лютый и не пытался скрывать агрессию.

– Вы знаете, где находитесь? – блондинка даже не смотрела на Антона, внимательно изучая свои пальцы, на каждом из которых красовалось по массивному кольцу.

– В Департаменте культурки.

 Блондинка оторвалась от своих колец и кивнула конвойным. Один из них зарядил Лютому по шее прикладом автомата с такой силой, что тот мешком повалялся на пол.

– Я повторяю свой вопрос. Вы знаете, где находитесь?

– В Департаменте культурки.

 Блондинка снова кивнула конвойному и тот с размаху ударил Антона ногой по животу.

– Вы находитесь в Департаменте Культуры, – сделав значительный акцент на последнем слове, она даже не смотрела на Лютого и, казалось, объясняет положение вещей своим выдающимся кольцам. – А если конкретнее – в Отделе кризисных ситуаций. Вы, Лютый, создаёте нам большие проблемы. В своих соцсетях вы беспощадно проходитесь по всем культурным мероприятиям города – выставкам, спектаклям, фестивалям. А если не ошибаюсь, у вас около миллиона подписчиков. Я тут подняла ваше дело и выяснила интересную информацию. Несколько лет назад вы работали редактором раздела культуры одного очень авторитетного в городе издания. До поры до времени всё было хорошо, но потом на страницах своего СМИ вы стали разносить культурное пространство в пух и прах. Что случилось?

– Глаза открылись на вашу недокультуру!

 В живот Лютого снова прилетел мощный удар.

– Знаете, что мне странно, Лютый? Вам не нравится ничего. Вам практически невозможно угодить. У меня есть все основания считать, что вы засланный казачок в нашей культуре. Кто-то вас видимо внедрил к нам, чтобы вы уничтожили изнутри наше культурное пространство. Кто за этим стоит мы обязательно выясним, – блондинка не могла налюбоваться своими кольцами.

– Всё, что продвигает ваш Департамент культурки – это пошлость и безвкусица!

 Сапог конвойного вновь ударил по животу Антона.

– Например?

– Наркоманская мазня из геометрических фигурок и линий, женские вагины во всё полотно – на это ваш Департамент выделяет средства. Или спектакли по классическим произведениям, где неожиданно появляется продавец шаурмы или мужики с гитарой, распивающие водку. А взять этот ваш многосезонный недоспектакль…

 Блондинка вновь отвлекалась от созерцания своих украшений и гневно хлопнула ладонью по столу.

– Эта, как вы выразились, «наркоманская мазня» ― целое направление в искусстве, – её голос оставался всё таким же спокойным, как будто она приняла внушительную дозу успокоительного. – Вы, как человек в прошлом писавший о культуре, должны знать, что оно называется абстракционизмом. Выставка, где вы всматривались в женские вагины, вообще-то воспевает красоту женского тела. Ну а что касается спектаклей, то это художники. Они так видят. Они имеют на это право.

– Вы можете двигать в массы любое извращенство, но помяните моё слово, я этого так не оставлю! Всю эту вашу говнокультурку я сотру в порошок и до тебя, тупая мразь, доберусь! Вот увидишь!

– Ну что ж, Лютый, я смотрю у нас с вами разговор не клеится. Мы вас отправляем в камеру для культуронеугодных. Посидите на хлебе и воде, подумайте о своём поведении, а через месяц мы с вами снова поговорим.

 Блондинка, не отрываясь от своих колец махнула конвойным и Антона увели.

Через месяц после Ночи беззакония

 Гелла стояла у плиты и что-то мутила на сковороде. Арс с Лёхой налегали на водку. С ними сидела Кармен и потягивала красное вино, параллельно пуская в потолок клубы дыма.

– Гелл, ну ты скоро там, – не терпелось Лёхе, – Мы с Арсом скоро всю бутылку приговорим.

– Лёш, я не знаю, где ты эту картошку брал, но пока её пожаришь, проклянешь всё на свете. Ждите. Мне ещё долго с ней трахаться.

– Ребят, найдите что-нибудь другое, – заныла Кармен. – Я уже наизусть выучила этот ваш «День радио». Скоро тошнить от него будет.

 Арс взял пульт и стал листать каналы. На экране всё мелькали до боли надоевшие медийные рожи и вдруг пространство кухни разорвало всеобщее «Блять!». В студии на интервью сидел главный виновник их ночных кошмаров – Антон Лютый. Он в обезоруживающей улыбке обнажал свои белоснежные зубы и снисходительно отвечал на вопросы ведущей.

– Зайка, ну не смеши меня. У нас сейчас культуры нет. Великие режиссёры, художники и артисты уже давно канули в небытие. А на их место пришли просто фейки и бездари. И мне от этого противно. А тебе разве нет?

– Но видите ли…

– Послушай…

– Дело в том, что…

– Не перебивай меня. – Лютый направил указательный палец на журналистку. – Культуру, как само понятие сегодня нужно искоренить из человеческого сознания. Сейчас создают какие-то департаменты культуры, но о какой культуре идёт речь? Мы хаваем культурку – грязную, пошлую, извращённую культурку. Культуры, как таковой нет. Возможно, её отголоски ещё помнят наши деды и прадеды, когда художники создавали действительно шедевры. А сегодня у культуркиных деятелей едет крыша и они всё говно из своих задниц высерают на нас с вами. Поэтому моя резня на премьере Заславского – это лишь первый шаг к полному освобождению человечества от культуры в сегодняшнем её понимании. Надо совершить полную перезагрузку этой гребенной системы. Должно прийти что-то новое на смену того, что мы имеем сейчас. Пока продолжается Ночь беззакония, мой меч будет нещадно отсекать головы всем этим недохудожникам.

– Судя по вашим словам, ничего из того, что сегодня есть в культурном пространстве, не имеет право на существование. Но ведь контент для нас создают люди, которые годами учились своему делу. Неужели действительно всё так плохо с нашей культурой?

– Хуже, чем может показаться. Самое ужасное вот в чём: культурка убеждена, что всё, что она из себя выкакивает – это гениально. Она не терпит никакой критики и лишь требует хвалебные оды, чтобы на её высер ходили толпы. Хотя сама при этом приговаривает: «Ходите к нам, пишите, критикуйте, мы ждём». Ага, конечно. Раз эта система уже настолько прогнила, я вижу только один выход – уничтожить её до основания. Людям не нужна такая культура, которая не способна анализировать свою деятельность и лишь пукает в пространство, а мы должны это нюхать. Мы пытались с ней общаться через тексты, но культурка в ответ визжала как истеричная баба. Поэтому теперь мы будем общаться с этой сферой на языке физической расправы. Ночь беззакония развязала мне руки и теперь я доберусь до каждого. А чтобы культурка поняла, насколько я серьёзно настроен…, – Лютый дал знак своему помощнику и тот принёс ему металический поднос. Антон поднял крышку. На подносе лежала голова блондинки из Отдела кризисных ситуаций Департамента культуры. В ужасе вскрикнув, ведущая потеряла сознание, а Лютый повернулся к камере:

– Ваш режиссёр ставит свою версию Достоевского, Пушкина, Булгакова? Тогда мы идём к вам!

 Начался рекламный блок. Гелла, Кармен, Лёха и Арс всё это время с полуоткрытыми ртами залипали на экран. Из ступора их вывел запах горелой картошки.

– Да твою ж мать! – Гелла принялась быстро перемешивать картошку, но уже поняла, что это чёрное месиво никто есть не будет и стряхнула обед в мусорное ведро.

– Я по-моему влюбилась. – блаженно произнесла Кармен.

– Это при том, что месяц назад он хотел тебя порезать на куски? – Арс обновил рюмки. – Это уже какой-то Стокгольмский синдром.

– Мужик – просто зверь, – Лёха влил в себя водку. – У культурки нет никаких шансов.

– Подождите, я ничего не понимаю. – недоумевала Гелла. – Помните, нам тогда Антон сказал добавиться к нему в друзья, мол, он на своей странице пишет рецензии на действительно стоящие спектакли?

– Да. – подтвердил Лёха, – а по его словам выходит, что он хейтит всю нашу культуруку без разбора.

– Кармен, а ну-ка пробей его во «ВКонтакте». – попросила Гелла.

 Кармен набрала в поисковике «Антон Лютый» и сразу высветилось его страница.

– Ммм, какой красавчик…, – протянула Кармен.

 Друзья сразу погрузились в его последний пост.

 «Ну что, сегодня совершилось возмездие, к которому мы с моей бандой так долго готовились. Заславский и его труппа получили по заслугам. Свою пахабщину они смыли собственной кровью. Срежиссировать это действо стоило огромных усилий, но они оправдались на все 100 %. От этого спектакля город будет ещё долго отходить…»

 Далее Лютый с позиции зрителя в деталях описывал всю эту мясорубку. Ребята еле дочитали до конца, опрокидывая в себя рюмку за рюмкой.

 «И этот хоррор-театр будет только набирать обороты. Теперь нас не остановить. Всё только начинается», ― завершил свой пост Антон.

 На кухне повисла долгая пауза. Компания переглянулась между собой.

– Так вот что он тогда имел в виду, – размышлял Арс. – Антон сам ставит в театрах свои кровавые спектакли, где он и режиссёр, и артист. И сам же их рецензирует.

– В общем, он антикультурный маньячелла. – срезюмировал Лёха.

– Да он просто шизанутый на всю голову. – отрезала Гелла.

– Ты же недавно так его хотела, – Лёха слегка толкнул подругу плечом.

– Отвали, – кинула Гелла, листая страницу Антона.

 В дверь позвонили.

– А мы кого-то ждём? – удивилась Кармен.

 Гелла медленно пошла в коридор.

– Кто там?

– Свои. – прозвучал до боли в висках знакомый голос.

 Гелла открыла дверь. На пороге стоял Антон. Лёха, Арс и Кармен влетели в прихожую и застыли, пытаясь не выдавать подступающую панику.