Полная версия
Аберлауг. Следуя за вампиром
На вешалке в коридоре висели пара курток и шерстяной плащ, внизу стояли громоздкие сапоги. И ещё пара ботинок в шкафу. Видимо, тут живёт кто-то ещё. Там же обнаружила свою царскую, а по-другому её не назвать, шубу, в которой бегала по лесу.
Так как дверь человек закрыл на ключ, я, поднапрягшись, открыла широкое окно и собралась выглянуть на улицу. Лучше бы этого не делала. По сравнению с холодом в доме на улице стоял такой дубак, что меня как ледяной водой окатило. Красноречиво ругнувшись, захлопнула створки обратно и закашлялась. Дальше уже сидела, выглядывая наружу через стекло с красивыми, поблёскивающими в лунном свете морозными узорами. Во дворе, отбрасывая на столик длинные чёрные тени, качались на ветру ветви дерева. Я приложила руку к холодному стеклу, подержала и медленно провела вниз, задумчиво смотря сквозь отпечаток. Отсюда были видны деревья и часть занесённого снегом забора. И высокие голубоватые сугробы до самого подоконника.
На тёмно-синем небе потихоньку проступали звёзды. А в комнате стало совсем темно. Или мне так показалось, потому что долго смотрела на луну.
Какое-то время сидела, подтянув ноги на стул и зацепившись пальцами за край стола, думала, потом вернулась в кровать и, не находя удобного положения, свернулась на краю. Заворожённо смотрела на гипнотизирующий танец языков пламени. Сознание было спутанным, мысли кружились в голове беспокойным роем, в висках пульсировала боль. В какой-то момент веки начали тяжелеть, тело приятно расслабилось, и я уснула.
Жизнь на новом месте
Если в прошлый раз я два дня спала как убитая, то в этот – очень беспокойно дремала. Ворочалась, не находя себе места. Вздрагивала от любого шороха, скрипа двери, от постукивания когтей волка по деревянному полу. Приоткрывала глаза, натыкалась взглядом на камин, пустое кресло и проваливалась снова.
В какой-то момент сон дорисовал, что я сижу в кресле и смотрю в зеркало на стене, плавно покачиваюсь, вглядываясь в отражение. Вдаль вижу размыто. Вместо глаз тёмные пятна, сливающиеся с глазницами, общий силуэт неясный. И тут на губах отражения медленно расплывается жуткая кривая улыбка. Но сама я сижу со спокойным лицом. А оно смотрит, смотрит. Улыбается. Я медленно склоняю голову набок, отражение повторяет. Всё думаю, что просто кажется, но всё же неприятно, поэтому отворачиваюсь. Смотрю на огонь камина, слушаю тихое тиканье часов. И эти равномерные звуки в тишине становятся всё более отчётливыми и громкими.
Тик-так… Тик-так…
Нет, это не часы, а пульс стучит по вискам.
Я распахнула глаза. Села рывком, свесив ноги. Почувствовала, что снова неприятно пропотела, весь свитер сырой. Посидела ещё немного, смотря перед собой пустым взглядом. Сонно протерев глаза, прочистила горло и попыталась заговорить. Не ожидала, что получится, вышли мычаще-гудящие звуки. Абырвалг, хы-ы… Прямо стыдно стало, чувствую себя какой-то умалишённой каждый раз, когда порождаю звуки. Язык с трудом ворочался, но после небольшой тренировки вышла невнятная, как у пьяного, речь с заиканиями. Уже что-то…
Я аккуратно спрыгнула на пол и подошла к зеркалу. Всё та же незнакомка спокойно смотрела на меня, а я на неё. Раньше моё лицо в расслабленном состоянии казалось хмурым и недовольным, а теперь умиротворённое и грустное, как на иконе какой-то. Покривлялась этой спортивной девице и состроила рожицу. Эх… Свет мой, зеркальце, скажи: кто спёр моё тело? И как теперь жить… непонятно где непонятно в ком.
Выглянув из комнаты, я пошла искать хозяина. Взгляд упал на чёрное пятно, оно тянулось по полу коридора и переходило на стену, как будто на деревянные доски когда-то плеснули кислотой. Вчера в темноте не разглядела. Сейчас же тусклый свет бледно освещал помещение, выхватывая часть стены и дверной проём. В углу всё тот же стул, на нём таз.
Я повернула голову к окну. Близился вечер. На горизонте, отсвечивая на лёгкие перистые облака, алело тусклое зарево. Пурга закончилась, и теперь ровный ряд заснеженных елей за стеклом был отчётливо виден. Я медленно повела рукой по шершавому подоконнику, пока шагала. Засмотревшись, столкнулась с мужчиной и, подняв взгляд, тут же неловко отошла на шаг.
– Гопрое укро, – маловразумительно промямлила я, косясь на нож в его руках, и отступила ещё немного. Параноик х2. К малознакомым людям с ножом уровень доверия резко падает. А он так выглядит, словно с этим ножом в руке и родился. Краси… гармонично.
– Уже вечер. Смотрю, тебе лучше. Заговорила?
– Ну, я каг… после… ин… зульта, нзн… – Я закрыла рот ладонями.
Он не понял меня, нахмурил брови и сказал:
– Сейчас оленя освежую, и поговорим. Вчера с охоты принёс. – Постоял ещё немного, но вдруг передумал и добавил тихо: – Хотя ладно, пойдём.
Человек кивнул в полумрак комнаты и шагнул туда. Его движения были на удивление лёгкими и бесшумными, словно у бесплотного призрака, неудивительно, что я не заметила его сразу. Я прошла следом и скромно, как бедный родственник, присела к окну. Он опустился на стул напротив меня; ловко чиркнув чем-то, зажёг свечку и поставил её в квадратную застеклённую лампу. Я присмотрелась к пальцам, в которых тускло сверкнул стальной полукруг. Это что, кресало? Серьё-ёзно? Мозг тут же нарисовал пару мамонтов за окном, величественно ступающих сквозь метель куда-то вдаль.
– Что? – озадачился мужчина моим взглядом, вопросительно изогнув бровь.
– Ны-ичего.
– Как тебя зовут? – спросил он, глядя на меня проницательными тёмно-карими глазами, что в мерцании свечи казались чёрными, как у какого-то тёмного колдуна. На простолюдина совсем не похож. Черты лица не грубые, лоб прямой и высокий, нос длинный, подбородок острый.
– Лер… Лера. – Я помолчала, не зная, как заполнить паузу, что говорить, и добавила: – С-зпасибо, что спасли.
– Можно на «ты». А зовут меня Вильям. – Он слегка приподнял подбородок, смотря не свысока, а внимательно, с долей интереса. – И откуда ты? Расскажешь о своём мире?
– Э… Ну. Чез-стно говоря, ны-е знаю, с чего начать, – продолжая невнятно мямлить, призналась я.
– А про этот мир что-то знаешь?
– Н… нет, откуда? Я тут оказалась з-случайно, не помню, как именно, до сих пор поверить не могу, ч-что это всё реальность. Это ж уму непостижимо, что такое возможно в-вообще.
– Значит, память от предыдущей владелицы не сохранилась.
– А у вашего мира есть название?
– Аберлауг.
– Необычное. Мне было бы проще начать, если бы я поны-имала разницу. – Речь давалась пока что с большим трудом, но я старалась. – Ну, разницу между мирами. Вот скажите… то есть скажи, в вашем мире есть электросвязь? Т-телефоны там, интернет? Часы?
Задумавшись, он отвёл взгляд. В общем, не было смысла отвечать, я и так поняла. Но он вдруг вздохнул и так, будто мы тут три часа уже сидим и беседуем, сказал:
– Часы есть, но встречаются нечасто. У богатых господ. Про остальное не слышал. Какие-то научные термины?
– Э… Ны-ет, не научные, – оторопела я.
После ещё нескольких вопросов о том, что здесь есть, а чего нет, я сидела в полном шоке.
Электричества нет и в помине. Для гигиены используют соду, прямо как древние египтяне. Здесь даже спички не изобрели. Зато есть магия. Магия, Карл! И всякие фантастические расы и твари. Хотя чего я удивляюсь. Как будто то, что произошло переселение, менее странно. Я, получается, об этом мире ничего не знаю. Как же мне быть? Где я жить-то теперь буду?
– Я не против, если ты останешься, – медленно проговорил Вильям, видимо прочитав всё на моём лице, и кивнул. – Можешь чувствовать себя как дома.
– И т-ты так просто готов принять незнакомого чы-еловека? Ещё и такого… ну, не из этого мира.
– Ну да, а что?
– А ты один з-живёшь? Я видела об-бувь в коридоре и одежду в шкафу.
Он как-то сразу помрачнел.
– Один, с недавних пор.
Затянулась неприятная пауза. Вильям смотрел пустым взглядом в стол, положив подбородок на сцепленные пальцы, и о чём-то думал. Я решила не выспрашивать подробности и размышляла о своём, нервно теребя пальцами рукав свитера. Внезапно подъехала паранойя: а вдруг это тело начнёт жить само по себе, вдруг я останусь молчаливым наблюдателем или утрачу сознание? Как же я обратно-то вернусь? А это возможно вообще? Казалось, что сейчас услышу что-то страшное. Например, что у меня нет шанса вернуться. Или что действительно утрачу сознание через какое-то время.
– У тебя в твоём мире кто-то остался? – спросил Вильям. – Муж, дети?
– А? – Его слова дошли до меня не сразу. А когда наконец уловила смысл, почувствовала, как в горле пересохло, а пальцы похолодели. – Дети? – сипло переспросила я. – Ны-ет, думаю, мне как бы р-рано ещё.
– А сколько тебе было?
– Двадцать один.
– Странный мир у вас. У нас в этом возрасте женщины уже не первого ребёнка рожают.
Какое-то время мы молчали. Я украдкой поглядывала на спокойного, задумчивого Вильяма и, не выдержав, беспокойно дрогнувшим голосом спросила:
– Я не з-смогу вернуться, да? Ты к этому клонишь? Поэтому з-спрашиваешь?
Он положил руки на стол, серьёзно взглянул мне в глаза:
– Мне не известен ни один случай удачного переселения сознания обратно… Но есть один знакомый колдун, который разбирается в таком, можно будет обсудить это с ним. Зимой он не в городе, так что придётся подождать. Ситуация действительно сложная. И опасная.
– Опасная?
– Да. Понимаешь, переселенцев казнят. Считается, что просто так подобное не происходит. Либо это проклятие, либо в человека вселяется демон и всё в этом духе. Двадцать лет назад, когда я был в твоём возрасте, страной правил один король… А потом с ним случилось это. Какое-то время он даже скрывал, что он самозванец. А когда ложь раскрыли, то сразу приговорили к смерти. Он бежал из страны, а история эта стала притчей во языцех. Но суть не в этом. – Он, не разрывая со мной зрительного контакта, поднялся, поправляя рукав рубашки. Пламя свечи дрогнуло, и по комнате заплясали глубокие тени, а я лишь нервно сглотнула, коснувшись подбородком рук, сцепленных в замок. Он продолжил: – Суть в том, что, кем бы ни был человек и какой бы титул ни имел, таким его просто не примут.
– Вот это мне повезло, – вздохнула я обречённо и провела вспотевшими ладонями по лицу. – А тебе разве не опасно покрывать т-такую, как я?
– В общем да. Но и выдавать тебя я не хочу. Потому что понимаю, что никакой это не демон и не проклятие. Я в подобную чушь не верю. Так что пока оставайся, а там посмотрим.
– Спасибо.
Каков шанс в средневековье рандомно попасть на рационального человека, который не верит в бабаек и прочее? Будем считать, что мне повезло. Самую малость, если сопоставить со всем происходящим. Конечно, я решила остаться. Как будто были ещё варианты.
Так началась моя жизнь на новом месте.
***
Дом был двухэтажный. Первый этаж жилой, а выше тесный чердак, заваленный всяким хламом. А ещё тут ходили здоровые стрёмные тараканы. Такие, на которых минимум огнемёт, максимум вызов Чака Норриса будет оправдан. Я так-то никогда не боялась тараканов, но этих когда увидала, был порыв запрыгнуть на потолок. Реально здоровые и носятся стремительно. Так дзин-нь – и уже в другом конце комнаты. И я тоже в другом, в противоположном или вообще не в комнате, а в поисках боевой швабры.
Во дворе стоял сарай со стойлом и симпатичной породистой лошадкой. Пепельно-серой, с великолепной чёрной гривой. До ближайшего города скакать несколько часов, так Вильям сказал. Предполагаю, мегаполис ещё тот. Со стражами порядка в лице святой инквизиции и докторами в масках с клювами, которые чуму лечат святой водой и волшебной баранкой.
***
На следующий день, когда проснулась, почувствовала озноб, пальцы ног онемели от холода, в горле першило. Глотать было больно. И ощущение неприятное, как если зимой долго бежать и дышать через рот. Огонь в камине погас, только угли слабо тлели и светились во мраке алым. Холодина лютая. Голод выгнал меня из постели. Потирая предплечья, стала искать Вильяма, но нигде не обнаружила, и еду, между прочим, тоже. Приготовить бы что-то, только не пойму, где он хранит припасы. Со страдальчески-задумчивым лицом я обошла дом несколько раз, на чердак даже слазила. Пусто. Так. Где хавчик, я спрашиваю? Уже начала злиться, как вдруг заметила дверь в погреб. Рядом на стене висела одежда, маскируя её. Подёргала дверь, оказалось, закрыта на замок. Снова подъехала паранойя… Зачем закрывать дверь в подвал, когда живёшь один в глухомани? Не нравится мне это всё. Потому что у кого в доме чужая одежда и замки на дверях?
Походила ещё туда-сюда, заглянула во все доступные щели. Нашла какие-то печеньки в углу в ведре, накрытом полотенцем. Здоровые такие, с ладонь. Еда точно, но из чего именно, непонятно. Достала одну, а она ледяная, как камень. Под водой её долбила, еле поломала, порезала. Мясо какое-то в сухарях, панированное. Нашла котелок, смотрю, а кресала нигде нет. Вот что ты будешь делать, а! Оглядела всю комнату. Стою, думаю. Блин, все руки в крови. Не моей – печеньки. Прибежала обратно к ведру с водой, отмыла их, снова начала искать. Наконец нашла – нащупала кресало на высокой полке, до которой пришлось тянуться на носочках. Пока чиркала, вся извелась и замёрзла окончательно. Жутко неудобная штука оказалась. Хотелось разреветься маленькой девочкой, искренне, как на похоронах. Называется, как убить время, когда нечем заняться, а жрать хочется. Даже стыдно стало, что такая неприспособленная. Но я же не виновата, что у нас давно и газ изобрели, и спички. И холодильник, между прочим, тоже. И живём как белые человеки, а не вот это вот всё…
Обречённо склонив голову, я плюхнулась за стол и, давая пальцам отдохнуть, залипла в окно. Сидела так какое-то время. С полки раздался шорох, что заставил обернуться. Я взглянула туда, приподняв брови, и увидела, как большой кусок хлеба шевельнулся к краю. Снова шевельнулся, покачнулся, но, внезапно передумав падать, юркнул обратно, скрывшись за кувшином. Эм?
Привстав, я подозрительно уставилась на полку. Оказалось, мышь. Серая, мелкая и шустрая. Почувствовав, что её запалили, тут же спустилась по стене. Я успела её рассмотреть (или его). Крысёныш был такой худой, что стало жалко. Одна голова осталась. Как только она не перевешивала туловище, не пойму. Стоило мне снова пошевелиться, как он скрылся в щели между досок в полу.
Пробовать кусок, которым чифанила мышь, не хотелось, вдруг подхвачу что. Но, подумав ещё немного, всё-таки отломила покусанный край и съела нетронутую часть.
Не стала мучиться с кресалом дальше, потому что голод более-менее утолила. Вильям пришёл, по ощущениям, где-то через час. Покачал головой при виде учинённого безобразия, показал мне, где висит ключ от погреба, и даже научил пользоваться кресалом. Я решила изучить подвал, где тут что лежит, чтобы впредь таких ситуаций не возникало. Всё равно делать нечего. Со свечой в руке спустилась по скрипучей деревянной лестнице. Споткнулась пару раз на узких, прогрызенных мышами ступеньках. Да что же темно-то так везде. Черно… И паутина. Теперь постоянно придётся со свечой ходить. На последней ступеньке запнулась и едва успела схватиться за перила и поймать выпрыгнувшую из рук свечу. Больно ударилась при этом локтем и потёрла его, выругавшись.
Помещение было заставлено бочками, в которых хранились овощи: морковь в глине, картошка, чеснок, свёкла. Стояли банки с травами и специями, каждая подписана. Я подсознательно искала что-то странное и подозрительное из-за недоверия к Вильяму. Но самое странное, что обнаружила, это морковка в глине. И то потому что я не знала, что её в глине хранят. Постояла минут пять с умным лицом, осматриваясь, как детектив, с рукой у подбородка. У меня воображение мама не горюй. Если мозг придумал, что ты участник масонского заговора, то его уже не остановить. И доказать, что это не так, ты не сможешь.
Эх, ладно, что я, в самом деле, фантазирую. Вообще некрасиво получается. Он меня спас, а я ерунду придумываю.
Ещё тут обнаружилась бочка с вином. Запах такой крепкий, вкусный, но нет, не буду. Пила я крайне редко, только когда ездила на рок-концерты, и предпочитала ликёр. А то с двух пробок развезёт, а я с красавчиком в одном доме, хоть и не доверяю ему, но лица-то это не меняет. Кажется, он вызывает у меня симпатию, сделала я себе чистосердечное признание. Мне ещё жить с ним неизвестно сколько. Так что тихонько крышку закрыла от греха подальше и так же тихонько поднялась по лестнице обратно.
Это было странно, но Вильям с первых дней моего пребывания здесь как будто не замечал, что рядом новый жилец. Помогать по хозяйству вообще не просил. Всё делал сам, как на автомате, через пару дней снова пошёл на охоту, потом за водой к реке, готовил на двоих. И, видимо, не только потому что добрый, а потому что таким образом переживал потерю. Проще и спокойнее, когда рядом кто-то ещё: это отвлекает. Всё же бездельничать было стыдно, поэтому готовку и мытьё полов я взяла на себя. И за лошадью помогала убирать, чистила хлев от навоза. Расчёсывала гриву и разговаривала с ней: очень уж впечатлила меня, городскую девушку, лошадка. Когда живёшь в мире технологий, как-то совсем забываешь про всё остальное и про то, что вообще это остальное существует. Смотришь в экран монитора, как в волшебное окно, и это становится твоим миром, а реальность меркнет, ускользает.
Мне достались несколько ящиков с одеждой от предыдущей владелицы. Пришлось чужие вещи носить, которые мне были немного велики, но других не было. Они все были чёрные и так мрачно выглядели, что непонятно даже, на какой пол. А в своей тёмно-зелёной элегантной шубе с пышным пушистым мехом на воротнике и рукавах я выглядела на фоне маленького покосившегося домика как настоящая барыня.
Так и жили какое-то время. Помните все эти шутки в интернете про идеальное место жительства для интровертов? Неприступные замки в горах, со рвом вокруг, дома на краю скалы. В общем, на деле оказалось не очень. Совсем не очень. Я хоть и интроверт, но скука смертная… Вот как так жить? Не знаю, как себя развлечь. Компа нет, телека нет, даже плеера, чтобы музыку послушать. Поэтому песни, тексты которых могла вспомнить, просто напевала. Не думала, что без электроники так уныло придётся. Есть и плюсы, конечно. Природа красивая, река, лес. Стопроцентное зрение, например. Хожу на закаты и рассветы смотреть, веточки всякие разглядываю, точечки. Так себе плюс, конечно, без всего остального. Немного атмосфера тлена. И если в моём мире она была у меня в душе, то тут пропитывала дом, лес и вообще всё. Суровые будни попаданцев в средневековье – они такие.
Моими любимыми занятиями стали катание на лошади и чтение книг. У Вильяма их было два шкафа. Читала я свободно, только значение многих слов оставалось непонятным. Прочитать их могла, а вот смысл не понимала. Мозг лагал, иногда я смотрела на текст и видела неизвестные символы, потом снова буквы. Про переселенцев тут оказалось всего две книги. И слишком каверзно изложено, неясно, завуалированно. Таким языком только на билеты отвечать, а потом ссылаться, что в книге точно так же написано.
Кстати, Скай начал ходить за мной как привязанный. В какой-то момент даже пожалела, что он не человек и с ним нельзя поговорить. Даже когда я просто сидела на диване или ела за столом, он садился рядом и следил за каждым движением, забавно подёргивая ушами. А иногда так заливисто выл, что уши в трубочку сворачивались. Я люблю животных, и мы быстро поладили. Волк был очень умный, знал команды, но слушался меня плохо. Скаю явно не хватало внимания. Как странно, что волк так себя ведёт. Надо будет спросить, как его Вильям так воспитал, наверное, щенком ещё взял. Он на волка почти не обращал внимания, да вообще почти ни на что не обращал. Молчаливый, лишнее слово не вытянешь. Но всегда такой вежливый и деликатный. И мрачный. Взгляд проникновенный, прямо в душу, такой, что мне кажется порой, будто он и так всё знает обо мне, а спрашивает, просто потому что скучно. Рано утром, когда ещё темно, Вильям выходил на улицу наколоть дров, почистить крышу от снега и покормить лошадь. Спал долго и всё время пил какие-то настойки. Я даже запереживала. Очень не хотелось бы однажды остаться одной в этом неизвестном мире. Но не только поэтому.
Я вдруг начала понимать, что он мне нравится. И из-за этого жутко неудобно. Но как может не понравиться человек, который тебя спас, когда у него горе и когда он выглядит так… ну, так. Не умею делать комплименты. В общем, красивый, как тёмный принц. У него даже конь есть. Почти белый.
Пакостница
В один из вечеров за стеной бушевала метель.
Я сидела на кровати у окна, прислонившись к нему плечом и щекой, расслаблялась, прикрыв глаза. Прислушивалась к вою и шелесту, представляла шторм. Как корабль скользит в океане, разрезая гигантские чёрные волны и раскидывая в стороны сотни ледяных брызг. Как сверкают с железным дребезжанием молнии в ночи, на мгновение освещая качающиеся мачты и людей. Все кричат, бегают и копошатся, пытаются удержать паруса. Спокоен лишь капитан, что стоит у штурвала. Он весь напряжён, прилагает титанические усилия, чтобы удержать руль, и не может позволить эмоциям взять над собой верх. А потом показалось, что комната – каюта, что стены вздрагивают и шатаются, а дом и есть корабль. Волна мурашек пробежала по телу. Но внезапно видение развеялось, звуки метели стали затихать. Я моргнула и взглянула на камин, затем на Ская, что навострил уши и лениво облизнулся, лёжа на круглом тёмно-бордовом ковре.
Надо себе занятие найти. Вот только какое? Хоть садись и книги пиши с таким воображением. Хотя вряд ли меня надолго хватит, чтение успело порядком поднадоесть. А ещё я неусидчива и полна энергии кота Бориса.
Свесив ноги с кровати, задумчиво постучала пальцами по коленям и вздохнула. У меня же есть лошадь, ручной волк и двор. А ещё красивая природа. Всё не так уж и плохо.
Дождавшись, когда утихнет метель, направилась к двери.
– Вильям, я пойду во двор, – погромче сказала я из коридора, натягивая сапоги, и добавила тише: – Скай, со мной.
Замерла на мгновение с одним сапогом на ноге, прислушиваясь к неизменной тишине, и, решив, что Вильям, должно быть, не услышал, собралась крикнуть погромче. Но тут из темноты дверного проёма устало и едва слышно донеслось:
– Только за ворота не выпускай его.
– Ладно, – кивнула словно сама себе я.
Стоило приоткрыть дверь, как Скай ужом выскользнул во двор и пронёсся, шаркнув когтями по доскам крыльца. В лицо ударил вихрь колючих снежинок, ледяной воздух обжёг лёгкие, когда я рвано вдохнула, переступая через порог. Остановилась у перил, опустила голову и словно спряталась на мгновение от всего мира, скрылась под чёлкой, упавшей на глаза. В мыслях мелькнуло, что волосы стоит подстричь, очень уж мешают и непривычно. Как вообще девушки носят длинные и зачем?
Двор был достаточно большой, окружённый высоким деревянным забором. На нём помещался сарай с лошадью, часть пространства была засажена яблонями и кустарниками. Возможно, было что-то ещё, но высоченные сугробы скрывали, они мне аж до груди. Глубокие дорожки в снегу, которые собственноручно прокопал лопатой Вильям, тянулись к калитке и сараю.
Нарыв из снега палку, я решила кинуть её Скаю и проверить, отреагирует ли. Сделала обманный манёвр, многообещающе замахнулась и дёрнула рукой. Чем не вызвала у волка ни капли интереса, только непонимающий взгляд, мол, ты что, глупая? Припоминаю, что волки, кажется, плохо поддаются дрессировке… ну а вдруг. Но «вдруг» не сработало и после второго, и после третьего броска. А потом Скай вдруг навострил уши и с разбегу просто нырнул в снег, как лиса. Только попа осталась торчать и пушистый хвост болтался.
Эм… Кажется, я сломала волка.
Я так безудержно засмеялась, схватившись за живот, что чуть не задохнулась. Просто, судорожно хватая ртом воздух, опустилась в снег. Даже прослезилась, о чём тут же пожалела, потому что слёзы начали замерзать на ресницах и глаза слиплись.
Тем временем Скай полностью провалился в сугроб. А я, недолго думая, полезла его спасать. Наверное, это был стратегический ход, потому что сугроб рядом внезапно взорвался с хриплым тявканьем и попытался повалить меня в снег. Отбиваясь от тяжёлых лап, я споткнулась, плюхнувшись на попу, а он как начнёт кусаться! И нехило так – серьёзный целенаправленный кусь. Прокусил мне руку, несильно, но до крови. Я возмущённо шикнула на волка, на что получила недовольное ворчание. Затем он обиженно вылез, быстренько отряхнулся и пошёл дальше исследовать двор.
Обнаружила за углом аккуратную могилку, расчищенную от снега. Я неподвижно стояла под ледяным ветром, придерживая руками капюшон, и смотрела на полукруглый могильный камень с выбитой чем-то острым надписью: «Эйлин Камриш. 1527—1556». Так значит, это 16 век. Мне вдруг стало тревожно и тоскливо, словно я знала эту женщину, а теперь через много лет пришла навестить.