Серые земли Эдема. Избранники Армагеддона – II

– Эй, ребята, поднимайтесь! Вином угощу.

Мы ополоснулись под летним душем, и пошли к дому. Навстречу вышла собака и, проводив через двор на веранду, легла на дощатом полу.

– Гела вам еще не доверяет. – Нестор был в майке, курчавые волосы на груди тоже тронула седина. Кивнул на стулья вокруг покрытого клеенкой стола:

– Усаживайтесь.

Ловко разлил из кувшина огненно-красное вино по стаканам:

– С приездом в Крым. И с днем военно-морского флота. Сегодня будет праздничный салют в Севастополе. Когда-то и я на флоте служил.

– А кем? – вежливо поинтересовался я, пробуя вино, оказалось нежным и сладким на вкус.

– Подводником. – Нестор опустошил стакан и поставил на стол. – Нам вино тоже давали, только сухое. Ходили к берегам Америки, там ложились на дно и дежурили с ракетами наготове. По лодке передвигались в войлочных тапках, чтобы американцы по звуку не засекли. Отбывали дежурство и уходили, а на грунт ложилась другая подлодка. Интересно, сейчас туда ходят?

– Может, опять начали, – сказал я, чувствуя сонливость, в голове словно отдаленно шумело море.

– Да, раньше они нас больше боялись, – усмехнулся Нестор. – Мне замполит по секрету сказал, что если начнется война и нас подобьют, то у него и командира есть приказ – взорвать ядерные боеголовки. Пол-Америки смыло бы к чертям собачьим. Хотя наверное травил – боеголовки на ракетах так устроены, что если и подорвать, ядерного взрыва не получится. Сначала взрыватели должны стать в боевое положение при запуске. А может, проверял, не сболтну ли кому? Любили у нас такие проверки устраивать.

Стекла веранды были раскалены от солнца, но из открытого окна вдруг словно потянуло морозным воздухом. На миг мне сделалось зябко, представилась сцена из американского же фильма: гигантская волна, рушащаяся на небоскребы. Но я отогнал видение прочь.

Не знал еще, что таким холодом веет ветер из будущего…

Вино нас разморило, и мы подремали в своем сарайчике. Проснулись к вечеру – на темно-синем небе появились звезды, а море спряталось в темноту. Мы приоделись и вышли, приятелю не терпелось познакомиться с девушками. В парке горели фонари, гремела музыка. Мы сели на скамейку возле танцплощадки, и я вдруг испытал странное чувство – не то ожидание, не то страх… В темноте светились красные огоньки – цветы? На соседней скамье сидели две девушки, одна временами покашливала, и Малевич встрепенулся.

– Знак подает, – прошептал он.

Поднялся, подошел к девушкам и о чем-то спросил. Послышался смех, одна из девушек ответила. Вскоре Малевич обернулся и махнул мне рукой. Одна девушка оказалась брюнеткой, а другая блондинкой. Надо было разговаривать, но я не мог ничего придумать и спросил о красных огоньках. Светлая – оказалось, что ее зовут Кира5 – несколько надменно ответила, что это цветут кактусы.

Отправились танцевать. Малевич не отходил от брюнетки, та казалась доступнее, а мне досталась блондинка. Она танцевала слишком хорошо для меня: светлые волосы колыхались в такт движениям гибкого тела, серые глаза смотрели насмешливо, и я чувствовал себя неловко.

После танцев пошли гулять. Парк был разбит вокруг старинного дворца не то восемнадцатого, не то девятнадцатого века. Тонко пахли цветы, из-за черных ветвей блестела луна. Мне не хотелось разговаривать, и Кира молчала тоже. Шли по тропке меж кустов роз, и неожиданно просветлело – мы оказались на верху мраморной лестницы. Она спускалась во мрак, словно земля тут обрывалась в темноту космоса. Над белыми ступенями высились черные кипарисы, а по сторонам лежали и сидели, глядя на серебряную луну, мраморные львы. Мы остановились.

И вдруг я испытал странное чувство: время словно застыло, и почудилось, будто мы оказались в заколдованном саду на краю земли, где никогда не бывает дня. Вечно луна светит на белый каскад ступеней, и вечно на нее глядят мраморные львы. Кира легонько вздохнула, наваждение исчезло, и мы продолжили прогулку. Вскоре парк остался позади, вокруг засияли огни, у входа на полутемную улочку девушки остановились – они были из пансионата неподалеку. Мы с блондинкой простились довольно сухо, а Малевич возвращался домой взбудораженный, явно получил от брюнетки какие-то авансы.

На следующий день мы долго лежали на пляже, а потом до вечера отсыпались. На улицу вышли, когда закат уже розовел на белых утесах Ай-Петри. Скоро угас, и сумерки накрыли серым пологом причудливые башни дворца. Малевич потащил меня к пансионату. Я не особо хотел снова видеть девушек, но вышло так, что светловолосая Кира опять оказалась рядом, а Малевич со своей более податливой спутницей скрылись в темной глубине парка.

Мы пошли гулять по оживленным улицам. Я купил Кире мороженое, и когда вытрясал мелочь, на ладонь случайно вывалился фиолетовый цветок – так и пролежал все это время в бумажнике. Кира склонилась к моей руке и осторожно взяла засохший цветок, волосы мимолетно пощекотали мою ладонь. Легкий электрический ток…

– Какой красивый. Где ты его нашел?

– Подарили, – неуклюже ответил я, думая, что последуют расспросы, но Кира молча разглядывала цветок.

Он хорошо сохранился, и мне показалось, что лепестки замерцали, а на лицо Киры упал слабый свет, но скорее всего, это рядом вспыхнул фонарь. Кира вернула цветок и после неловкого молчания предложила пойти за алычой в заброшенный сад. Мы поднялись по темной улице, калитка оказалась заперта, и надо было перелезать через полуразрушенную стену. Я перепрыгнул первым, подал девушке руку и с досады на впустую потраченное время дернул Киру так, что она ударилась коленкой о камень.

– Ой! – вскрикнула она, присев на корточки и обхватив колено руками.

Я нехотя открыл рот, чтобы извиниться… И замер.

Свет фонаря едва пробивался сквозь листву над нами, но лицо Киры словно озарилось. Непонятно, откуда взялся этот свет – в темноте тонула земля, стволы деревьев, даже платье девушки, и только ее лицо казалось светоносным овалом. И в глазах возник таинственный блеск – то ли выступили слезы, то ли в глубине замерцали огни. Мое сердце захолонуло. С непонятным чувством я тоже опустился на корточки, оперся рукой на землю и ощутил упавшие с дерева круглые плоды алычи.

– Какой ты жестокий, – сказала Кира. Но в ее голосе не было раздражения, лишь нездешней красотой светилось ее лицо в этом темном саду, куда больше ни на что не падал свет.

Я тогда не знал, что впервые увидел свет Сада. Тому, кто увидит его, никогда не стать прежним – даже если захочет. Отныне ему идти по дорогам, где будут странные встречи, и свой путь он закончит не скоро. Но ничего этого я тогда не знал…

Алычи мы так и не набрали, я проводил Киру обратно к пансионату. Она слегка прихрамывала и опиралась на мою руку.

На следующий день я проснулся с непонятным томлением, без особой радости поплавал в море, а после обеда, купив букет роз, поспешил к пансионату, где жила Кира. Наверное в давние времена тут был санаторий: дощатая веранда, обшарпанные стены. Никого, все отдыхали. Темные кипарисы стояли вокруг, загораживая море.

Я отыскал окно Киры (вчера помахала из него рукой) и, сорвав пару стручков акации, бросил в стекло. Некоторое время ничего не происходило, затем в окне появились светлые волосы и улыбающееся лицо Киры. Она кивнула, и я вернулся к теннисному столу под шелковицей, сердце сильно билось. Наконец Кира сбежала по лестнице. В тени шелковицы ее серые глаза приобрели зеленоватый оттенок.

– А где твой неразлучный Малевич? Ну, не обижайся! Это ты мне принес? – Она взяла букет. – Одна желтая, знак измены! Но все равно, спасибо. Пойду, поставлю в воду.

Она зашлепала сандалиями вверх по ступеням. Я присел на стол, сердце билось ровнее, стал слышен мерный шум моря. Кира вернулась, я вскочил и взял ее под руку.

– Из-за тебя не сплю после обеда, – тихо рассмеялась Кира.

Мы пошли вниз по тропинке, перелезли через каменную ограду и оказались на песчаной дорожке парка. Она была обсажена розами, в конце сияло море, среди блесток двигался силуэт катера. При ярком свете глаза Киры стали серо-голубыми. Она оглядывалась и слегка кивала розам, будто здороваясь с ними.

– Поплывем завтра в Ласточкино гнездо? – предложил я.

– Поплывем, – согласилась Кира. Освободив руку, потянула меня за локоть. – А сейчас пойдем в парк!

Я уже знал, что парк раскинулся вокруг дворца бывшего царского вельможи и был устроен еще в пушкинские времена. Мы увидели высокие пилоны и ажурный портал дворца, потом вышли на пальмовую аллею. Аллея вывела на широкую лестницу, по сторонам которой лежали и стояли мраморные львы. Ветерок прохладой коснулся волос, напомнив о залитых лунным светом ступенях.

За лестницей потянулись песчаные дорожки среди деревьев. Словно замок горного духа, высились над зеленью выбеленные солнцем зубцы Ай-Петри. Открылась поляна, в тени могучих кедров стояла скамейка. Мы сели. К запаху хвои примешался другой аромат – это пахли нагретые солнцем волосы Киры. Она взяла меня за руку:

– Андрей, смотри!

На лужайке перед нами, распустив синий хвост с золотыми лунными полукружиями, выступал павлин.

Мы не поехали на следующий день в Ласточкино гнездо. Случилось странное.

В обед я возвращался с моря (Малевич куда-то исчез) и наверху лестницы присел на остановке маршрутного такси, бездумно глядя на белые зубцы Ай-Петри. Подкатила маршрутка в сторону Ялты, я так же бездумно сел и, только оплатив проезд, спохватился: куда еду, вроде никуда не собирался? Но машина уже петляла по горной дороге, вскоре внизу забелели многоэтажные здания, и я пожал плечами: погуляю по Ялте и вернусь. От многолюдного автовокзала пошел вниз к морю и машинально свернул в улочку, где показалось меньше народу. Опять будто холодным ветерком потянуло с гор…

На улице стояло несколько частных отелей – с темно-зеркальными окнами, крышами из красной черепицы и спутниковыми антеннами. Я смотрел равнодушно, мне эта роскошь была не по карману. Но вдруг из дворика, где цвели розы, меня окликнули:

– Андрей?

Имя прозвучало с английским акцентом – скорее, как Andrew. Теперь уже мороз прошел по спине, и я обернулся. Меж двух кустов роз – желтых и красных – стояла Сибил. Мешковатое платье в цветочек, серые волосы и рыхлое белое лицо, словно впервые выбралась на солнце.

– Здравствуйте, – неохотно сказал я, подходя к изгороди. Откуда здесь взялась моя тюремщица?

– Рада, что вы все-таки приехали на семинар. А где ваш багаж?

– Какой багаж? – глупо спросил я. И тут, наконец, понял…

Хитрое мне пришло электронное письмо. Я равнодушно прочел приглашение, полюбовался красивым фоном – что же там было изображено? – и стер из памяти ноутбука. Только вот из моей памяти оно никуда не делось. Наоборот, хитро спряталось в глубине, а теперь подтолкнуло поехать в Ялту и зайти именно в эту улицу. А еще раньше… не потому ли я решил поехать именно в Крым?

Так что не приглашение это было, а закодированный приказ моему подсознанию. Непростая организация устраивала эти семинары: я-то думал, что такими штучками балуются только спецслужбы. Мне захотелось бежать во все лопатки, но дурацкая гордость не позволила. Видно, мало меня еще били.

– Нет у меня багажа, – сказал я. – И вообще к вам не собирался.

Но Сибил ничуть не смутилась:

– Если вам неприятно то, что произошло в прошлом году… – она аккуратно построила предложение, только глаза чуть остекленели от напряжения, – то это недоразумение. Вас уже собирались отправить домой.

Не вполне уверена, что именно я запомнил. Ну и не буду ей ничего раскрывать. Будто ледяная корка стягивала корни волос, и теперь я понимал, что это вовсе не ветер.

– Я все помню смутно, – пожаловался я. – Держали в каком-то санатории, пичкали лекарствами.

– Немного подлечили после падения в трещину на леднике… – с готовностью подхватила Сибил.

Мне стало еще холоднее, вспомнился вздыбленный к небу Адишский ледопад и сумасшедший монах в черном подряснике на белом снегу. А Сибил оборвала предложение на полуслове и покосилась назад, неуверенность мелькнула в ее вяло-спокойных глазах. К нам подходила женщина в зеленом платье и с распущенными волосами.

– Здравствуйте, – сказала она. – Что стоите на солнце? Пройдемте в тень…

Она говорила что-то еще, но я почти перестал слышать. Женщина была необычайной красоты: сочно-красные губы, точеные дуги бровей, мелко завитые каштановые волосы. Платье травянистой зеленью обтекало полные груди. Что-то тихо заскулило в глубине моей памяти, словно испуганный зверек. Я почувствовал, что тону в глазах этой женщины – они становились все темнее и что-то напоминали…

Оказалось, мы уже сидим за пластмассовым столиком во дворе. Официант в белой рубашке с галстуком-бабочкой поставил перед нами бокалы с красным вином. Сибил не притронулась к своему, а женщина поднесла бокал к губам:

– За знакомство, Андрей.

Я взял бокал: – К сожалению, нас не представили…

И испытал гордость, получилось прямо по-светски. Сибил поколебалась и исподтишка глянула на женщину.

– Аннабель, – тихо сказала она.

Я вспомнил преподавательницу английского, которая замучила нас переводами из английских и американских поэтов.

– У вас красивое имя, совсем как в стихотворении Эдгара По. Он написал стихи про Аннабель Ли, которая жила в королевстве у моря.

Женщина улыбнулась, медленно и чувственно. Каштановые волосы рассыпались по смуглым плечам, а глаза стали совсем темными.

– И я когда-то жила на берегу моря.

Что-то напомнил мне ее голос, холодноватое очарование звучало в нем. Но я не смог вспомнить и смешался.

– А вы хорошо говорите по-русски, без акцента.

– Я знаю много языков, – сообщила она, и красный кончик языка скользнул по краю бокала. – Была масса свободного времени.

Я не знал, что еще сказать. Молчание становилось напряженным, а вокруг будто слегка потемнело – возможно, набежала тучка.

– Э-э, – подала голос Сибил. – Андрей, не хотите пройти в свою комнату?

– Какую комнату? – удивился я. – Я здесь случай…

И осекся: совсем не случайно… Краем глаза заметил, что некто в темной длинной одежде появился во дворе и глянул на нас. Не то японец, не то китаец, черт их разберет. Следом высыпала шумная компания, все с сумками. Кое-кого я узнал – знакомые по прошлогоднему семинару. Один, программист из-под Новосибирска, направился ко мне, широко улыбаясь.

– Привет, Андрей! Едешь с нами?

Оказалось, что все направлялись на Ай-Петринскую яйлу, встречать восход солнца. Организаторы умели чередовать работу и развлечения.

– Нет, – буркнул я. – Вообще в семинаре не участвую.

Сибил моргнула и запустила руку в сумочку. Зазвучала довольно странная мелодия, – скорее всего, обрывок какой-то современной музыки. Звонок по мобильнику? Однако Сибил ничего не достала.

Веселая компания стала грузиться в микроавтобус с затемненными стеклами, а я встал, чтобы уйти. Как бы не так – непонятно почему и я оказался в автобусе. Только когда тот покатил по улицам, я сообразил, что музыка могла оказаться с секретом, как и зимнее приглашение на семинар. Очередной сюрприз, но не спрыгивать же на ходу? Лучше подождать более удобного случая. Я вспомнил о Малевиче и, попросив у программиста из Новосибирска мобильник (свой оставил в сарайчике), сообщил, куда меня пригласили и что вернусь только завтра. Малевич довольно хмыкнул – освобождалось место для свидания с брюнеткой, – а я протянул мобильник обратно. Хотя бы Малевич поднимет тревогу.

– Нам говорили, ты в прошлом году упал в трещину на леднике. Как сейчас, в порядке? – поинтересовался сосед.

Так что для участников семинара я попал в больницу. А о том, что в этой «больнице» (видимо, частной клинике) проводят опыты по управлению психикой, конечно, не знают. И лучше не рассказывать, а то на этот раз пропаду вообще без следа. Сорвался со скалы во время прогулки по Ай-Петринской яйле…

– Подлечили, – буркнул я. И в свою очередь спросил:

– Витя, а ради чего вас здесь кормят и развлекают? Такой семинар влетает устроителям в копеечку.

Сосед ухмыльнулся:

– Относись к этому как к передаче «Алло, мы ищем таланты!». Наверное, надеются потом использовать наши светлые головы. Что-то вроде Фонда Сороса.

Такое мнение мне приходилось слышать от участников семинара: «brain-drain», утечка мозгов. Организаторы семинара упирали на свою заботу о молодых талантах, о равных возможностях для всех, но я не особо верил. Какой может быть альтруизм в современном мире? Все преследуют свои интересы. Вот и здесь: эксперименты по контролю над сознанием, обостренный интерес к новым технологиям, весьма беззастенчивые методы. Не пора ли удирать?

Но автобус уже петлял по горной дороге, внизу распахнулась туманная гладь моря, а вскоре зеленое одеяло лесов осталось внизу, и на скалах повисли искривленные ветрами сосны. Когда машина взобралась на край плоскогорья, слева открылся какой-то восточный базар: шатры, прилавки с бочонками и почему-то лошади.

– Это татары устроили, дерут деньги с туристов, – пояснил сосед. – Тут конечная станция канатной дороги. Одно время эту лавочку прикрыли, но теперь опять разрешили.

Мы проехали дальше и скоро оказались среди безлюдья: зеленые холмы, искрошенные временем зубцы скал, буковые рощи. У подножия одного из склонов показалось двухэтажное здание, стекла горели в лучах нисходящего солнца. Неподалеку уходили вверх мачты подъемника, видимо зимой здесь был горнолыжный курорт. После ужина в уютном ресторанчике состоялось первое заседание. В холле, больше похожем на зимний сад, расставили стулья, и с приветствием выступила Сибил.

Она переоделась в деловой костюм, который все равно сидел мешковато, и говорила по-английски – о том, что современный мир стал крайне нестабилен. Благосостояние так называемого «золотого миллиарда» куплено ценой бедности половины земного шара. Безоглядное уничтожение природы приближает экологическую катастрофу. Климатические изменения угрожают сделать непригодными для жизни человека обширные территории. Планета перенаселена, и мировая олигархия изыскивает способы сократить ее население на несколько миллиардов человек, чтобы господствовать над оставшимися. Неудивительно, что многие пытаются бороться с такими порядками, но их тут же объявляют террористами… В заключение Сибил призвала участников семинара искать пути к новому, более справедливому устройству мира.

Красивые слова, только очень уж обтекаемые, не очень в них верится. Как там сказал принц Гамлет: «Слова, слова, слова…»

Затем с докладом выступил молодой китаец. По его оценке, нынешнее китайское руководство не сможет найти ответа на вызовы Китаю. Обостряется проблема ресурсов, например исчерпаны месторождения редкоземельных элементов. Растет дисбаланс в демографии, миллионы молодых китайцев не могут найти себе жен. Усиливается социальное напряжение: прошли времена, когда Китай был «фабрикой мира» и мог повышать уровень жизни своего населения. По мере ослабления России будет нарастать соблазн силового выхода из этих тупиков – путем присоединения Сибири, что даст Китаю земли и огромные природные ресурсы. Юридическая основа имеется: Китай может сослаться на Нерчинский договор о границе 1689 года, а также организовать референдум среди китайской диаспоры. Китайская элита понимает, что это грозит конфликтом с США, которые тоже зарятся на ресурсы Сибири. Есть признаки, что намечается сговор элит: китайцы займут Западную и Юго-восточную Сибирь, а американцы под предлогом помощи России введут «международные силы» в стратегические пункты северо-восточной Сибири. Соответствующую просьбу от местного российского руководства они получат без труда. Таким образом, назревает новый раздел мира между двумя великими державами. Докладчик даже показал карту возможного территориального устройства: зоны, отходящие Китаю, Японии, Америке, и так называемого «совместного использования», где у китайцев будут такие же права, как у русских. Собственно Россия откатывалась за Урал к границам бывшей Московии.

Началось обсуждение: в основном упирали на то, что дешевле покупать сырье, чем затевать из-за него войны, да и вообще в постиндустриальном мире оно не имеет такого значения, как раньше, важнее новые технологии. Молодой ученый из Москвы сомневался, что Китай выиграет от территориальной экспансии: ахиллесовой пятой китайской культуры является ее не инновационность и китайская элита идет не по пути создания новых, а заимствования готовых западных технологий. Парадоксально, в ту же ловушку попала и Россия: имея революционные технологии превращения угля в жидкое топливо – замену бензина, создания автомобилей с маховиковыми двигателями, и много других, она не внедрила их в производство, а заимствовала устаревшие у Запада, в результате все больше отставая от него. Отставание растет даже от Китая, правящая элита которого организовала настоящую охоту за новейшими техническими разработками. Для Китая выгодно сохранение «статус кво», сложившегося международного разделения труда, однако оно все более оказывается под угрозой. Но надо иметь в виду, что в ситуации исторического тупика часто происходит некая флуктуация, неожиданный поворот в развитии событий – история дает масса примеров этого. Так и сейчас, может случиться что-то, что снова подтолкнет Китай, Россию и Америку к развитию взаимовыгодного сотрудничества. Тогда территориальные споры будут забыты, и переход к более справедливому миропорядку произойдет в основном мирным путем.

Передо мной вновь возникла картина сумеречной Москвы, что о ней сказал загадочный проводник?.. Надо же, вспомнил дословно.

«В прошлый раз это был оживленный город. Видимо, произошло смещение вероятностей, и этот вариант стал более реальным». Не эту ли загадочную флуктуацию мне дали подсмотреть?.. Но думать не особо хотелось, голова заболела, и я не стал участвовать в дискуссии. Покинул оживленную компанию и, взяв в буфете банку пива, вышел на веранду.

Может, сделать вид, что пошел прогуляться по окрестностям, да и улизнуть?

Однако перед входом прохаживалась парочка, явно не участников семинара. Следов интеллекта на их бычьих физиономиях не просматривалось. Пришлось сделать вид, что любуюсь пейзажем и открыть пиво. По плоскогорью чернели рощи, а вдали на холме виднелись белые яйца, словно огромная птица снесла их посреди темнеющего поля. Наверное, колпаки над антеннами радиолокаторов – то ли воспоминание о не состоявшейся войне, то ли предчувствие будущей.

Да, любопытная организация положила на меня глаз. Или в самом деле скупает интеллектуальные ресурсы России и других стран, или что-то другое. И скорее, другое. Слишком беспардонные методы: держать в санатории-тюрьме, применять оружие, использовать психотехнологии. Кто же за всем этим стоит?..

Становилось холодно, остро запахло полынью. Уже только зубцы Ай-Петри и зловещие яйца розовели над уходящим в ночь плоскогорьем. Я допил пиво и вернулся в холл, откуда к этому времени разбрелись спорщики. Симпатичная горничная дала ключ от номера, и я. насвистывая, поднялся на второй этаж. Открыл дверь номера, но включать свет не стал. В окне рисовались силуэты сосен, а за ними чернела бездна с гирляндами огней – Ялта. Не попробовать ли уйти, когда все уснут?.. Тут откуда-то донеслись голоса. Я на цыпочках подошел к окну, рядом оказалась дверь на балкон – она не скрипнула, когда я осторожно открыл ее.

К счастью для меня.

Балкон шел вдоль второго этажа отеля и был разделен перегородками на отдельные секции. Голоса доносились снизу, наверное из номера подо мной. Один был женский, и сердце у меня заныло: он звучал холодновато, но странно чаруя:

– Не суетись. Ты на свободе, а это главное. Еще найдешь возможности для развлечений.

Ему ответил мужской голос, и я вздрогнул: слова прозвучали резко, как свист клинка:

– Он обманул нас! Столько лет в заточении – и что? Наши руки связаны.

– Поле боя вокруг тебя, – холодно возразила женщина. – Просто отложи меч и воюй руками других.

– Этих? Они много болтают и не знают, что прочно лишь основанное на крови.

– Они знают, – смех женщины ледяными колокольчиками прозвучал в темноте. – Пока теоретически, но из таких выходят лучшие. Рарох указал именно на них.

Холодом потянуло из темноты. Я ничего не понял, но осторожно отступил. На этот раз под ногой скрипнуло, наверное рассохся паркет, и сразу настала тишина. Я нащупал кровать и лег, не раздеваясь. Окно походило на черную яму, огни Ялты скрылись за подоконником.

Вскоре я понял, что в комнате кто-то есть. Не раздалось ни единого звука, но будто красноватый отсвет разлился по полу, и я стал различать предметы. Серый прямоугольный глаз телевизора, подсвеченный снизу торшер, а рядом кресло… В кресле кто-то сидел! Я едва не вскрикнул, однако горло перехватило, и не смог выдавить ни звука. Как в кошмаре.

– Не бойся, – прозвучал тихий голос. – Почему люди такие пугливые? Я просто Аннабель.

Она встала, и платье зеленоватой волной упало со стройной фигуры, открыв темные холмики грудей. Во рту у меня пересохло – Аннабель осталась нагой. А женщина приблизилась – теплый розовый свет струился по ее груди и бедрам, стекая на пол красноватой лужицей. Красное и зеленое…