Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043

На следующее утро я поехал в другой конец города. Навигатор привёл меня в район, напоминающий тот, в котором жил Григорьев: дома каменные, чистенько, на перекрёстке работает светофор, регулируя достаточно интенсивное движение. Рядом – парк (По количеству парков эта страна явно перещеголяла всех.). Единственно, что меня удивило: на перекрёстках и около остановок общественного транспорта стояли клетки примерно два на два метра, сваренные из арматуры, с крючком на внутренней стороне двери.

На звонок из динамика спросили:

–Кто это там звонит?

–Я ищу господина Михалкина. Мне дали этот адрес знакомые из Атланты. Я могу его увидеть?

–У господина Михалкина нет знакомых в Атланте! – ответил голос.

–Там живёт некто профессор Григорьев. Он хорошо знает Моисея Михалкина и просил помочь с одним делом.

–Моисей Соломонович умер уже пять лет назад.

–Понятно, – протянул я, – жаль. Я хотел купить у него кое-что для своей фирмы. Кое-какие разработки.

За дверью раздались многочисленные щелчки, потом образовалась щёлка буквально в один сантиметр, которая фиксировалась двумя могучими цепями. На меня подозрительно смотрел небритый брюнет лет примерно двадцати семи с каким-то странным выражением непреходящего восхищения на худом лице. Выражение было настолько странным, что я сунул руку в специально продырявленный карман ветровки, приготовившись достать из-за брючного ремня револьвер.

–Ты – не из наших. Не из общины. Мы не общаемся с чужаками. Зачем ты пришёл?

–Моя фирма хотела бы купить некоторые разработки твоего усопшего родственника. Мы ведём кое-какие исследования, но наши сотрудники, скажем так, болеют чаще, чем нам бы хотелось. Мы теряем людей на пустом месте. Учёные из Атланты уже предоставили нам необходимую информацию, но мы узнали, что господа Эткин и Михалкин в своё время продвинулись гораздо дальше, и готовы купить всю имеющуюся информацию.

–Продвинулись – дальше некуда! – Парень криво улыбнулся, снял цепи, открыл дверь и впустил меня внутрь. – Папа продвинулся по этой теме ногами вперёд до самой доски! Сам умер и народа положил – уйму. И ты хочешь продолжить его тему? В Вашингтоне что – все вообще с ума посходили? Вся информация о тех разработках есть в архивах института. Если ты – официальное лицо, то просто пойди в архив и покажи разрешение. Ты вообще-то кто? Из какой конторы? Для цэрэушника слишком интеллигентен, для фэбээровца – не так одет, для обычного копа – слишком худой.

–Я представляю частную организацию, базирующуюся в Канаде. У меня, конечно, нет доступа к секретным архивам. Есть только немного денег и желание разобраться: почему люди сходят с ума и умирают, как только начинают заниматься этой проблемой?

–Да потому, что не надо лезть туда, куда природой не предусмотрено! – взвизгнул парень. – Эта программа человеком не меняется! Она или остаётся прежней, или уничтожается. Мозг придумали умные существа. Люди же не создали ни одного мозга, зато уничтожили – миллиарды! А мой папа решил поиграть в бога и в итоге застрелился! Сколько ваших сотрудников уже свели счёты с жизнью?

–Трое. Ещё один влюбился в пень перед домом, а другой стал бояться закрытых помещений! – спокойным тоном врал я как по писаному, пока не понимая, что за тип передо мной: то ли торгаш и деляга, то ли пацифист, то ли ортодокс.

–Мой тебе совет: не лезь в эти дебри! Займись лучше разведением кроликов! Или делай разрывные патроны на продажу! Вот такие!

Он отступил на шаг и начал с видом победителя медленно доставать что-то из внутреннего кармана короткой куртки. Когда показалась рукоять пистолета, я распахнул ветровку и наставил «Ругер» ему в живот. Через секунду до парня дошло, что оружие следовало доставать быстрее. Он замер и страшно побледнел.

–У тебя была возможность заработать пару лямов, просто дав мне скачать то, что у тебя осталось от папы. Теперь у тебя есть возможность остаться жить. Не ошибись по второму разу! – с расстановкой сказал я Михалкину-младшему, подошёл к нему вплотную, забрал пистолет из его кармана и треснул по башке его рукояткой.

Парень вскрикнул, сел на пол и закрыл голову руками. Сквозь пальцы проступила кровь.

–Ты знаешь, чем занимался твой отец? У меня мало времени. Не скажешь – буду искать тут без тебя!

–Отец занимался дерьмом! Полным дерьмом! Он оставил записку. Больше ничего нет. Только записка.

–Показывай! – я ткнул его ногой в рёбра, и парень снова ойкнул.

Потом поднялся и пошёл в соседнюю комнату.

Я не знал – есть кто-то ещё дома или нет, поэтому его полуавтоматический «Кольт» тоже взял наизготовку. Мне никогда не нравились эти «Кольты»: много лишнего железа, тяжёлые, неудобные, блестящие – только сорок приманивать да орехи колоть. А доставать «Торус» из рюкзака уже поздно. Но дома было тихо. Парень подошёл к столу, покопался в каких-то папках, опасливо поглядывая на два ствола, направленные на него, и достал тетрадный лист в клеточку.

–Вот! Только не стреляй! У меня ещё есть отцовский ноут. Про него никто не знал. Дом обыскивали после смерти отца, а ноут был в банковской ячейке. Я его потом достал, но так и не смог открыть: там пароль. Я его не знаю и знать не хочу! Там наверняка стоит эта штука. Они везде могут стоять! Я не собираюсь кончить так, как отец и дядя Миша!

Я взял листок и с трудом прочитал мелкий ровный почерк: «Я решил уйти из жизни. Моя жизнь прожита напрасно. Никому ничего не надо. Луна не нужна. Микроизлучатели слишком дороги и работают нестабильно. Жена ушла. Сын ненавидит. Миша умер. Персонал мёртв или пасёт гусей. Страна на гране развала. Спасти её я не смог. В Вашингтоне правят бал жирные мерзавцы. Бога нет. Всё надоело. Кто будет читать – не смейтесь. Мне страшно. Подпись.»

–Миша– это кто? – поинтересовался я, убирая бумажку в карман.

–Миша – это его сослуживец, Михаил Эткин. Они вместе с отцом приехали из России и работали тоже вместе. Потом Эткин заболел. Да они все там заболели! Они превратились в каких-то зомби!

Парень еле сдерживался, чтоб не заорать, ёжась в углу комнаты под стволом своего «Кольта».

– Мишу этого выгнали. Он кидался с кулаками на всех, бил посуду. Он тут нам разбил окно, потом набросился на меня. Отец его еле вытолкал из дома, я лежал в больнице, у меня была повреждена гортань. Сотрудники один за другим сходили с ума или умирали. А отец набирал новых. Они разрабатывали миниприбор. Он иногда рассказывал мне про свою работу на правительство, чтобы я его не боялся. Говорил, что это необходимо для окончательной победы демократии. А я всё равно его боялся! И мать его боялась! Она сбежала в Эфиопию, а я остался тут. Отец рассказывал, что хотел ставить большие приборы на Луне, но программа оказалась настолько дорогой, что её закрыли. Тогда он решил сделать эти свои оболваниватели маленькими. Очень маленькими! Чтобы ставить их везде: в телефон, в ноут, в холодильник, в консоль! Везде! Я спрашивал его: зачем? А он отвечал: так ему велит его бог! И чтобы встать на одну доску с богом, ему надо уничтожить всех гоев. Отнять у них разум. И тогда придёт бог Израиля и наступит царствие его и торжество республиканских идей. Он был сумасшедшим как и все, кто работал в том проекте! Они всё-таки сделали эти маленькие приборы, и их контору почему-то тут же закрыли. Производство отдали «Дженерал Дайнэмикс». Отец застрелился, но всем было на это наплевать. Пауки только не хотели, чтобы эти разработки попали к русским и китайцам. Поэтому перерыли весь дом, а лабораторию снесли бульдозерами. У меня много денег. Мне ничего не надо. В нижнем ящике лежит ноут отца. Забирай его, если хочешь кончить так же, как мой отец, и уходи!

Я забрал ноут, записку, и уже уходя, спросил:

–А что за клетки у вас на улицах стоят?

–Это чтобы можно было от латиносов прятаться, пока автобус ждёшь. Тут много латиносов, они грабят всех подряд. Мэрия решила поставить такие клетки, которые закрываются изнутри. Чтобы защитить граждан. В основном туда прячутся женщины.

–Я так и подумал. Мне всех вас жаль! – только и смог произнести я, разрядил его «Кольт», двумя движениями разобрал на составные, забросил части под диван и вышел из дома.

Отъехав пару кварталов, я достал ноут горе-учёного, выломал нижнюю крышку, вытащил блок памяти, вставил в свой ноут, открыл, глянул, всё заархивировал, запаролил, добавил пару слов от себя и отправил в Мехико. Через несколько минут пришёл ответ: «За такую рыбалку тебе положен новый спиннинг! Чтобы акулам было не до рыбака, на сейнере решили замутить воду». Что сие означало, я не очень понял, но был рад, что на родине меня не забывают и оперативно читают мои сообщения. Но вскоре меня ожидал сюрприз.

Я остановился в придорожном кафе пообедать, собираясь отправляться на юг, в город Саванну, и уже предвкушая, как вынырнет из глубины Атлантики железная махина, дежурный крикнет что-нибудь родное, и я поплыву домой, в Россию. Когда я доедал какую-то мутноглазую рыбу со слипшимся вчерашним рисом, телевизор под потолком прервал передачу о дружбе белого зайчика с белым котиком, а огромногубая дикторша тревожно произнесла:

–Передаём срочные новости!

(Здешние дикторши частенько после анонса новостей на секунду оголяли грудь, поднимая таким способом рейтинг своего канала. То же самое происходило по окончании блока новостей. Мол – всем пока – тить – реклама, и народец забыл о плохом, а помнит только рекламу и тить. Если ведущий новостей – мужчина, то он тоже иногда оголяет грудь, а иногда встаёт из-за стола и прохаживается перед камерой в смокинге или пиджаке и обтягивающих крохотных плавках, рассказывая о снижении уровня безработицы, курсе акций или повышении надоев в Пенсильвании. Поскольку фигуры у многих далеки от совершенства, то и зрелище это – на любителя.)

Народу в кафе было немного, и все как-то разом притихли. Видимо, такое обращение было в диковинку не только для меня.

–Сегодня утром, вероломно, без объявления войны, без малейшего повода, без санкции ООН какие-то войска атаковали Гавайские острова. По одним данным, это нападение великорусских террористов. Другие говорят о шовинистах из Китая или японских милитаристах. Напоминаем: Гавайские острова – это неотъемлемая часть Соединённых Штатов, и мы не потерпим, чтобы кто-то посягал на наш территориальный суверенитет. Президент Буш Девятый срочно собрал совещание в Белом доме, на которое прибыли главнокомандующие всеми родами войск и председатели нескольких военных комитетов. Врагам демократии будет дан решительный отпор всеми имеющимися средствами! Победа будет за нами!

Последовала тить, потом реклама кошачьего корма и нового пылесоса от «Джэнерал Дайнэмикс», который пылесосит ковры без человеческого участия.

–Титьки – что надо! – крикнул кто-то из едоков.

Остальные недолго побормотали что-то маловразумительное. Кто – об островах, о которых до сего дня никогда не слышали, кто – о террористах, с которыми президенту давно пора начинать бороться, кто – о титьках. Я уткнулся носом в тарелку и даже, кажется, покраснел. Неужели эту акцию специально приберегали для меня? Или просто так совпало? Может, люди Бэнкса тоже захватили круизный лайнер, и наши с китайцами решили, что на очередной пиратской гавани пора ставить жирную точку? В любом случае, я был причастен к такому значимому событию, и меня распирала гордость. Главное – чтоб Паша там под раздачу не попал! И Бэнкса тоже будет жаль, ежели чего.

Я сел в машину, выехал на шоссе, проехал на юг буквально три километра и уткнулся в пробку. Дорогу впереди перекрывали два бронетранспортёра, солдаты и офицеры останавливали и досматривали каждый автомобиль. Какие-то потом ехали дальше, но большая часть разворачивалась. Я постарался унять пульс, но получилось это как-то не очень. Неужели этот сыр-бор из-за меня? Разворачиваться на глазах патруля – вызывать подозрения. Остаётся только изобразить в очередной раз дурачка. В ожидании своей очереди я хотел включить радио, но только теперь сообразил, что в машине его нет! На огромном экране была куча датчиков и видеопроигрыватель, но радио не было!

Когда минут через сорок я приблизился к первому бронетранспортёру, ко мне подошёл вспотевший офицер, и я протянул ему свои права.

–Куда едем?

–В Саванну. Меня там ждёт клиент. Я торгую лодками. Там назначена сделка.

Я бормотал что-то невнятное и жалостливое в надежде, что солдат ребёнка не обидит.

–Ты канадец? И едешь в Саванну? Кругом, долбаный иностранец! Саванна захвачена долбаными ниггерами! Там идёт война! Датчик под капот! Ехать только на северо-восток в сторону Вашингтона! Только по трассе! Уход с трассы в сторону более чем на полмили считается провокацией, машина автоматически уничтожается! Вали в свою долбаную Канаду, пока жив!

Он быстро открыл капот моей машины, поставил туда какую-то адскую машинку и нажал на тумблер. Потом захлопнул капот так, что автомобильчик присел, и рявкнул:

–Свободен! В три дня не уберёшься из страны – пеняй на себя. Следующий!

–Господин офицер, а можно мне улететь в Канаду на самолёте? – озадачил я офицера.

Тот на секунду задумался, потом рявкнул:

–Хоть на метле! Разворачивайся! Следующий!

Я ехал в аэропорт, который находился в нескольких километрах от Колумбии, и не переставая думал о том – в какую мясорубку залез. А ведь мог сидеть дома, покрываться жиром, мечтая о прекрасной Америке! Жутко представить! Интересно, а в России передают ту правду, которую я видел тут собственными глазами? Почему я не помню, чтобы у нас рассказывали про войну чёрных, белых, латиносов? Про икру из крыс и несъедобные гамбургеры по пять тысяч? Про пустые ночные улицы, сгоревшие небоскрёбы, собачий корм из людей и мёртвый Орлеан? Или я такое дома просто не глядел? Или глядел, да в памяти не отложилось?

Оказалось, что все рейсы из Колумбии летят только в Вашингтон, и летает тут только одна авиакомпания со скромным названием «Первая всемирная». Я подошёл к кассе. Народу в зале сидело и бродило немного. Это огромное здание некогда строилось явно не под такой крохотный пассажиропоток. Кассирша посмотрела на меня с каким-то даже недоумением и, выслушав просьбу улететь в столицу, спросила:

–А у вас есть разрешение на полёты в самолётах?

Вот такого я не ожидал! Сейчас начни делать не те телодвижения – а полиция-то рядом! Только в этом зале толстомясых тёрлось человек пять.

–Я добираюсь домой, в Канаду! Хотел морем из Саванны – а дорогу закрыли. Я не думал, что мне необходимо разрешение для того, чтобы уехать домой к дяде Уэйну!

–Вы из Канады? Документы!

Я подал ей паспорт и на всякий случай права и страховку. Оказалось – нужен именно такой комплект. Дама постучала по клавишам, посмотрела на фото в документах, сверилась с сетчаткой моего глаза. Я стоял с милой улыбкой идиота и похолодевшими кишками.

–Вам полёт разрешён. У нас все рейсы только в Вашингтон. Стоимость полёта с сегодняшнего дня – один миллион девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять долларов. С собой разрешено провозить только одну тысячу наличных долларов, одно животное не тяжелее десяти фунтов и один вид огнестрельного оружия без боеприпасов в багаже.

–А остальные деньги куда? И что можно купить на тысячу?

–У вас должна быть банковская карта. Наличные деньги в столице ограничены. Остальные вопросы можете адресовать дежурному офицеру.

Я решил не спорить с этим андроидом, спокойно подал деньги, взял билет на самолёт, отлетающий через три с половиной часа, потом заехал на заправку и купил канистру солярки. Выехав на какой-то пустырь, где когда-то начинали строить что-то очень большое, да так и не построили, я достал все блоки памяти, сломал их и бросил на сиденье. Сверху положил «Торус» и свой ноут. Потом облил машину соляркой, поджёг и пошёл в сторону трассы. Когда я уже подходил к остановке общественного транспорта (Обычный навес плюс новенькая клетка с тремя сиденьями.), сзади раздался негромкий хлопок. И всё время, пока ждал автобус, и пока ехал, сидя на рваном сидении, думал: а если бы я оставил машину возле аэропорта – взорвалась бы та адская машинка под капотом через три дня или нет? И кто оказался бы виноват? Офицер просчитывал такой вариант, или его тоже воспитывал Лаки Буш? Или мне под капот поставили не адскую машинку, а какой-то датчик? И если бы я поехал в Вашингтон на автомобиле – в каком месте у меня бы отобрали всю наличку?

В аэропорту я нагло зашёл в кабинку международной видеосвязи и набрал номер дяди Уэйна. Дядя оказался дома, обрадовался племяннику и спросил – как бизнес, как сам, не встретить ли где? Я прямым текстом ответил, что все дела сделал, через час вылетаю к нему через Вашингтон, на юг ехать не судьба, поэтому пусть коптит сало, ставит перцовку в холодильник и готовит удочки. Дядя заверил, что всё сделает как всегда и в лучшем виде и пожелал удачной дороги домой. С каким удовольствием я бы нырнул в глубину океана в нашей подлодке, а не летел к этим уродам в логово! Одно успокаивало: дядя всё передаст куда надо, так что парни с лодки не будут меня зря ждать в устье Саванны.

Часть одиннадцатая

Самолётик оказался небольшим, сделанным в Бразилии, мест на пятьдесят. Оружие перед посадкой всем приказали разрядить и сдать в багаж, деньги и патроны отобрали, оставив каждому лишь одну бумажку с ещё живым, без дырки в башке, Кеннеди. Судя по тому, как охрана обращалась с моими оставшимися миллионами, эти деньги повезут не в банк, а в печь. Знать бы такой расклад – отдал бы Григорьеву или кубинцам! Когда мы сели в кресла, нас попросили пристегнуться. Потом бортпроводник прошёл по салону, проверил – все ли пристёгнуты, и тогда нам объявили, что полёт продлится один час, и для нашей безопасности ремни прочно зафиксированы. Кофе в полёте не предусмотрено, туалета всё равно нет, так что ходить некуда. Каждому выдали по пакетику жвачки, сказав, что открывать и жевать её следует только в том случае, если самолёт начнёт падать.

Все места в салоне оказались заняты. Я сидел у окна, а рядом со мной утирала платком красные глаза отцветающая дама в обтягивающем брючном костюме. Когда мы взлетели, она посмотрела на быстро удаляющуюся землю и горько сказала, проведя рукой по коротко стриженым волосам:

–Провались, проклятый город!

Поскольку моё место оказалось как раз между ней и городом, то проклятия меня задели за живое и мне ничего не оставалось, как вежливо поинтересоваться – что за беда стряслась? Тем более, если бы она была из неразговорчивых, то не кляла бы города во всеуслышанье. Видимо, проклятие больше предназначалось для моих ушей, чем для города.

–Сын! – ответила она, вцепляясь глазами в моё лицо и уже не выпуская из прицела добычу. – Сын!

–Понятно! – ответил я.

–Что тебе понятно? Ты знаешь, что означает для матери – потерять сына! Мы прожили в браке четыре года! Неблагодарная скотина!

«Сама ты – скотина!» – так и запросилось у меня в ответ, но дама не ждала ответов. Она и вопросов не ждала. Она просто увидела пустые уши.

–Я его выращивала двенадцать долгих лет! И потом четыре года мы прожили душа в душу! И вдруг он меня бросил! Он женился! Мы приехали в гости к моей сестре – и он тут же женился! Неблагодарная скотина!

Теперь я догадался, что скотина – не я. И хоть Америка уже многому меня научила, закалила характер и притупила эмоции, но тут, каюсь, я начал терять контроль над мимикой.

–Тебе смешно? Ты считаешь, что погубить женщину – смешно? Наверно, ты тоже бросил свою мать в таком положении! Бросить беременную женщину ради этого… бритого… урода! Скотина!

–Простите, мадам, я смеюсь потому, что я не местный. Я лечу домой, в Канаду, никогда прежде не был в Америке, как это ни странно, поэтому немножко плохо понимаю – о чём речь. Вы беременны от своего собственного сына?

–Да, канадцы сюда ездят всё реже! На самом деле он мне не сын! Я его взяла из приюта, когда ему было четырнадцать. Он был такой славный мальчуган. Высокий, длинноволосый. Я сразу в него влюбилась и усыновила! Какая это была страсть! Он мне часто изменял, но я ему всё прощала. Что взять с ребёнка! Мы поженились сразу, как только ему стукнуло двадцать четыре. И вот мы с ним приезжаем к моей сестре в гости на лето – и он влюбляется в этого… в это… грязное животное! В соседа моей сестры! Что он в нём нашёл? Ладно бы – бизнесмен на дорогом авто! А этот – обычный крестьянин, который молится какому-то своему идолу в огороде вместе с такими же чумазыми нищими! И моя пипочка сбежала от своей мамочки! Ты знаешь, какая у него пипочка! У меня сердце разрывается, когда я представляю, что мою пипочку гладит этот… этот подлец! Эта коровья морда! Этот новый мессия из сумасшедшего дома! Что ты на меня смотришь как на ненормальную? У вас в Канаде – что, такого не бывает?

–Боюсь, мадам, что такого вообще нигде не бывает. Ну, может быть, в Голландии. А у нас в Канаде мужчины любят женщин, женщины – мужчин, и никто не женится на своих детях.

–Потому что вы – отсталая цивилизация! Вы ничего не понимаете в жизни! Вам ещё расти и расти до нашего уровня в своих болотах!

Она вдруг осеклась и посмотрела на меня игриво:

–Что? В Канаде мужчины любят женщин? Дорогуша! Кому ты это рассказываешь! В Канаде мужчины любят детей и овец! А женщины – собак! И всё это вам надо обязательно снять на видео! Вот вруша! Лишь бы обидеть бедную женщину! И даже не покраснел! Небось, у самого дома – полная видеоколлекция?

Я решил, что и без того болтанул лишнего, и лучше бы мне помолчать. Ну, не смог сдержать эмоции! Ну, прости, Андрей Андреевич и все остальные, кто учил меня уму и осторожности! Но я не удержался и сказал ещё одну фразу:

–А вы, случайно, не пользуетесь приборами, произведёнными фирмой «Джэнерал Дайнэмикс»?

Дама озадачилась. Она загнула несколько пальцев, посмотрела в потолок и ответила:

–Фен, стиральная машинка, кофеварка, вибратор и унитаз. А что? Какое отношение это имеет к моей трагедии? Мой брат работал в «Дайнэмикс». Мы живём все трое в Бостоне. Вернее – уже двое. И зачем мы поехали в эту Колумбию! Брат не перенесёт такого удара! Он так любил нашего пипочку!

Женщина зарыдала, но ремни не давали ей рыдать полной грудью, а по-другому рыдать она, видимо, не привыкла. А я подумал: интересно, она с рождения такая, или приборы Михалкина помогли ей заработать старческий маразм в ещё совсем не старом возрасте?

–Вашего брата надо бы подготовить к такому повороту судьбы! Вы звонили ему?

–Нет, не звонила. Мой брат не говорит по телефонам. Их постоянно кто-то прослушивает. За нами постоянно следят! Ночью кто-то заглядывает в окна, а из розеток плывёт жёлтый дым. Завистники хотят нашей смерти! Тони словно чувствовал, что что-то должно случиться. Приходил с работы, закрывался у себя в кабинете и даже перестал целовать пипочку в животик. Я думала, что у него на работе неприятности, а он, оказывается, всё предчувствовал. Мой умный, талантливый, заботливый бывший муж.

–Простите, вы наверно хотели сказать – брат?

–Да, брат. Он был моим мужем до того, как я вышла замуж за пипочку. Потом мы жили все втроём. Нам было хорошо и спокойно. И вот – такая беда! Тони этого не переживёт!

–Может, вам нужна моя помощь? Я проходил курс психиатрии у одного иностранца и мог бы вам помочь. Я успокою вашего брата! Мужа! Ну, бывшего!

–И сколько вы возьмёте за свою практику? Я знаю расценки психиатров! Вы берёте почти как адвокаты, а потом вместо одной проблемы у человека возникает дюжина!

–Я не возьму с вас денег. Просто довезите меня до Бостона! А там я помогу вашему горю и уже сам поеду в свою Канаду.

Честно говоря, никакого плана действия в этот момент у меня не было. Идей возникло две: поскорее выскочить из Вашингтона и посмотреть на технику от «Дайнэмикс», рядом с которой происходят такие сложные жизненные коллизии. Тем более, что Бостон – как раз на пути к дяде.

Дама оглядела меня очень внимательно, а я подумал, что если бы не ремни – она полезла бы меня щупать.

–Меня зовут Джулия. А ты не террорист?

–Нет. Террористы только русские и китайцы. Разве я похож на русского?

–Спаси, господи! – она засмеялась так, что лучше бы уж заплакала. – Русские – это те же арабы, только крупнее и более…э-э-э… хитрые. Да, более хитрые и более…э-э-э…у них медведи. Да! Вспомнила! У них много медведей и холодно. Очень холодно. Поэтому выжили там только самые хитрые. И ещё ими командует Стариков. Он – ставленник террористов. Он пьёт только водку и изобрёл дешёвый автомат. У меня что-то уши стало закладывать. Видимо, пошли на посадку. Посмотри на это море огней внизу!

Мы действительно вскоре приземлились. В самолёте никто ничего не объявлял. Да и зачем? И так понятно, что все самолёты летят только в столицу, которая встретила нас проливным дождём. Нас отвязали, мы сдали стюардессе жвачку с синильной кислотой, получили багаж, и Джулия прижалась ко мне своей левой половиной:

–Ну, поедем в Бостон сразу, или проведём медовый месяц в каком-нибудь особняке на берегу? Я забыла, как тебя зовут, мой пупсик?