Зеркала и галактики

На поляну, припадая к земле, выскользнула осторожная водяница – черный зверек со смешными широкими лапами. Водяница живет в ручьях и речках и не любит выходить на сушу. Для Дэсса сделала исключение. Не всколыхнув ни листа, гордо выступил лысый хохотун – с ног до головы покрытый длинной шерстью, а лысым названный за крохотную проплешинку на лбу. Переваливаясь на кривых лапках, стайкой выбежали большеухие подкормыши – несуразные, недоделанные Ханимуном зверьки, которые побираются на пиру более крупных хищников. С хрустом проломился сквозь кусты шарообразный брюхан; ленивей зверя не сыскать, а тоже притащился, толстяк. В траве шныряла какая-то мелочь, которую было трудно узнать по мелькающим спинкам.

Дэсс пел.

Сильная рука вдруг пережала ему горло, Лавикуоно-ри оборвалась.

– Я убью тебя, – рыкнул Мстислав.

Дэсс рванулся; без толку.

Зверье на поляне замерло: ушастыми столбиками встали подкормыши, застыл с поднятой задней лапой хохотун, тряпкой распласталась по земле водяница, похожий на шар брюхан поджался и стал меньше ростом.

– Вот прямо сейчас и убью, со всей твоей магией!

Прыснули под защиту деревьев подкормыши, с криком, похожим на гогот пьяной компании, метнулся прочь хохотун. Черной молнией ускользнула водяница, по ее следу заколыхался медлительный брюхан.

Мстислав чуть ослабил хватку, позволив дышать.

– Я – и без того – твой – раб, – раздельно проговорил он, встряхивая Дэсса при каждом слове, чтобы лучше дошло. – С меня – хватит! – Он оттолкнул княжича, бросив его во влажную холодную траву.

Дэсс перекатился, вскочил. Мстислав держал лучемет стволом книзу и явно не собирался никого убивать.

– Что тебе не так?

– Твоя магия. Она подчиняет не только зверей.

– Я советовал посидеть в глайдере; он бы тебя защитил. А ты что сказал?

Мстислав понурил голову.

– Я больше не буду петь при тебе, – пообещал Дэсс, видя, как он расстроен.

Телохранитель махнул рукой, словно говоря: «Это ничему не поможет». Княжич обвел взглядом опустевшую поляну и снял очки. Сразу же будто наполовину ослеп, однако ночь вновь обрела привычные оттенки, и жуки-сладкоежки снова засветились зеленым.

– Слав, я плохо пел. С большим трудом и с паузами. Наши песни – не для человеческой глотки.

– Однако у тебя отменно получилось, – мрачно отозвался Мстислав. – Если все ставшие людьми СерИвы сохранили эти способности… это оружие… – Он примолк, поразмыслил. – Надеюсь, что нет. Смотри: пересадка личности в чужое тело подразумевает частичную перестройку мозга; человек приобретает чужую память и одновременно сохраняет свою. Своя оказывается подчиненной, поскольку в перестроенном мозге главенствует личность СерИва. Однако прежняя личность жива, сопротивляется захватчику и всячески ему вредит. Быть может, она не позволяет СерИву петь эти песни?

– Я-то могу.

– У тебя нет памяти Домино. И его память – его личность – тебе не мешает.

Дэсс вдруг почувствовал, что продрог на сырой поляне, и забрался в салон глайдера.

– Как по-твоему, – спросил он, когда Мстислав тоже занял свое место и поднял машину в воздух, – почему память Домино не сохранилась?

– Твой бог услышал мои молитвы и прикончил гада, но сберег оболочку мне на радость.

– А если серьезно?

– Серьезно я знаю одно: во время переселения тебя похитили. Твои родичи что-то успели, а чего-то не смогли. Видимо, оттого и произошел сбой: твоя личность подавила Домино целиком и полностью.

Дэсс посидел, разглядывая открывшийся взору Тэнканиока-ла – море буйных огней на равнине – и мерклые звезды над ним. Город приближался, разрастаясь.

– Слав, мы так и не выяснили, зачем нужно это переселение. Может, поискать Касса? Или поговорить с приятелями Домино? Один из них – точно СерИв.

– И близко не подпущу. Хватит нам стычки со стражей. Ты открыто встал на сторону людей, и тебя поторопятся убрать, чтоб не вредил.

– Тогда что будем делать?

– Ждать. Через три с небольшим часа в космопорт придет корабль «Адмирал Крашич» – частный рейсовик, носящий имя моего деда. Мы попросим помощи у капитана. Но до той поры надо поесть и поспать, – Мстислав не сдержал зевок, – а то никаких сил нет.

Разноцветные городские районы внизу сияли каждый по-своему: синий, зеленый, желтый, голубовато-ледяной. Каждое здание светилось отдельно, словно Ханимун рассыпал по земле даренные СерИвам сокровища и вдохнул в них внутреннее пламя.

Княжич собрался расспросить Мстислава насчет того глайдера с Руби, что упал в Долине Черной Смерти, но не успел: звякнул сигнал вызова.

– Слушаю, – резко произнес телохранитель.

– Господин Крашич? – прозвучал женский голос.

– Да.

– С вами говорят из клиники Элеоноры Брандт.

– Слушаю, – повторил Мстислав и включил изображение; в углу лобового стекла засветился овал женского лица под светло-зеленой шапочкой. – Здравствуйте, Зоя.

Из-под шапочки выбивались желтые кудряшки. Лицо Зои показалось Дэссу облепленным пеной – такие эти кудряшки были мелкие и пушистые. Женщина смотрела строго, а под глазами лежали темные круги усталости, почти как у Мстислава.

– Вашей жене стало хуже, – сообщила она. – Она просит, чтоб вы – если, конечно, сочтете возможным, – ядовито уточнила Зоя, – ее навестили.

– Что с ней?

– Она тяжело больна. А вы были у нее всего раз – чуть не месяц назад. Как и положено заботливому супруг…

– Что со Светланой?! – рявкнул Мстислав.

Зоя вздрогнула, кудряшки колыхнулись.

– Ей плохо. Вы приедете в клинику или нет?

– Приеду. Через два часа. – Мстислав выключил связь.

Глайдер бешено рванулся, меняя курс. По небу метнулись звезды, городские огни внизу поплыли вбок.

– Почему через два часа? – спросил озадаченный Дэсс. – Где мы будем болтаться?

– Мы явимся через десять минут. Но незачем сообщать об этом кому ни попадя.

– А почему ты не навещал жену?

– Отвяжись! – вскипел телохранитель.

Княжич умолк. Что он такого сказал, отчего Мстислав взъелся?

Чуть погодя тот заговорил:

– Я не мог оставить без присмотра Домино. Однажды упросил его съездить со мной в клинику. Усадил в холле, рядом с палатой Светланы. Взял с него слово, что с места не стронется, из-под пригляда тамошней охраны – ни шагу. Я пробыл у Светы полчаса. Вернулся в холл – а Домино след простыл. Куда делся? Дежурная сестра глазами хлопает, охрана не в курсе. Он вышел из клиники, сел в мобиль – и привет. Как ты помнишь, средств индивидуальной связи тут нет, так просто до человека не докричишься. Я заметался. Спустя три часа нашел Домино у проституток, вдрызг пьяного и под наркотой. Ценности пропали, деньги с кредитки – тю-тю. Немалые деньги, кстати. Господин Донахью грозился вычесть эту сумму из моего жалованья, а Домино радостно хохотал. Шутка удалась! Больше я в клинику не ездил.

Глайдер летел над краем города. Справа сиял Тэнканиока-ла, слева стояли горы в снежных шлемах; с той стороны не было ни единой искры света, кроме звезд на небе.

– Чем больна Светлана? – осторожно поинтересовался княжич. Он ничего не смыслил в человеческих болезнях, но не спросить было нельзя.

– Врачи не могут поставить диагноз. – Мстислав прикусил губу, помолчал. – Толкуют про то, что угнетены все функции организма; но из-за чего? Она как будто сама не хочет жить. Ослабела, исхудала, поседела… Ты не видел, какие были кудри! Огненные, до колен. Светка могла закутаться в них и ходить, как в платье. А теперь белые стали. И брови белые, и ресницы. Лежит, как Снегурочка, и тает. Волосы выпадают прядями…

Дэсс поерзал на сидении. То, что он услышал, было странным.

– Слав, это похоже на лунную лихорадку, какая бывает у СерИвов.

– Да.

– Но наши болезни не передаются людям.

– Мне говорили. Пойми: я оплатил лучшую клинку, лучших докторов, лучшее всё! И без толку. Света умирает. А я то с Домино вошкаюсь, то… Ч-черт!

Дэсс не придумал, что сказать. Пустыми словами не утешишь. Вспомнилась Сона. Куда она исчезла? Оставила полные надежд и обещаний письмена – и пропала. Княжич хотел посидеть молча, но вдруг само собой вырвалось:

– У меня была невеста; она тоже заболела. Сначала думали на лунную лихорадку, но ошиблись, оказалось: снежный лишай.

Мстислав бросил на Дэсса быстрый взгляд.

– И что? Она поправилась?

– Еще нет. Ее куда-то увезли выздоравливать… – Княжич сбился, неуверенный в том, что говорит правду. – Я ее с тех пор не видел.

Телохранитель грустно покачал головой.

– Дэсс, может, ваши лекари совсем безглазые. Но вообще-то лунную лихорадку со снежным лишаем перепутать трудно.

– Почем ты знаешь?

– Когда Светлану положили в клинику и заговорили о СерИвских болезнях, я кое-кому очень хорошо заплатил. Мне добыли двух больных СерИвов – мальчишку с лишаем и девушку с лихорадкой. Положили в ту же клинику. Даже профану было видно, что это совершенно разные болезни. А у Светланы – что-то третье, совсем непонятное.

Дэсс напрягся.

– Что сталось с девушкой?

– Ее лечили, как могли. Но… умерла. А мальчишка поправился, и его отослали домой.

– Какого цвета была ее шерсть?

– Рыжая с черными подпалинами. А затем побелела… Дэсс?

– Нет! – выдохнул княжич. Сердце бухало в груди, как будто он взобрался на ледник, поскользнулся и лишь чудом не сорвался в пропасть. – Не она. У Соны шерсть серая, с голубым отливом.

– Слава богу. – Мстислав безрадостно улыбнулся. – Вот бы выяснилось, что я украл твою невесту!

Дэсс прикрыл глаза, успокаивая сердце и дыхание. Хвала Милосердному, не о Соне речь.

Глайдер снизился и лег на площадке возле огромного синевато-прозрачного купола. На его поверхности вспыхивали синие искры, внутри смутно белели несколько зданий, горели фонари, темнели кроны деревьев. Вокруг был парк – чернее черного, пронзенный лишь одной освещенной аллеей.

– Прибыли. – Мстислав по своему обыкновению просканировал пространство. – Все чисто.

Они вышли из глайдера и пересекли площадку, остановились возле купола. У Дэсса возникло ощущение, что из-за прозрачной синеватой дымки с искрами на него смотрят невидимые глаза, а по телу шарят такие же незримые пальцы.

– Это силовая защита? – спросил княжич.

– Она самая. У Элеоноры Брандт лечатся важные-преважные господа, которые боятся грабителей, журналистов и собственного чиха.

Силовой купол снизу доверху прорезала черная щель, приглашая войти.

– Проверка закончена, – сообщил Мстислав. – Идем.

Зашагали по неярко освещенной аллее. Под ногами белела квадратная плитка с полосками травы по периметру, по сторонам благоухали лежащие прямо на земле цветы. Каждый был ростом с тарелку, и над ними вились ночные мотыльки.

Телохранитель привел Дэсса к зданию, где, словно бдительные глаза, светились несколько окон, а на первом этаже сиял холл с прозрачными стенами. В холле стояло множество растений в кадках, между ними – мягкие диванчики.

Двери открылись, изнутри пахнуло мокрой листвой и цветами. Мстислав прошел среди растений и диванов, поднялся по широким ступеням к стойке администратора; Дэсс приотстал, озираясь. Стены холла были отделаны зеркалами, в которых отражалась богатая листва ухоженных растений. Цветов было немного – две чаши возле стойки, за которой восседала строгая Зоя в зеленой шапочке и зеленом же халате. Желтая пена кудряшек обрамляла усталое лицо с темными подглазьями. Зеркальная стена позади отражала спинку кресла, напряженно развернутые плечи Зои и сползшую заколку в ее кудряшках.

Мстислав оглянулся на княжича:

– Не отставай.

Дэсс поднялся по ступеням.

– Госпожа Крашич просила, чтоб вы зашли к ней оба, – сухо проговорила Зоя.

– Зачем? – сдвинул брови Мстислав.

Зоя надменно вздернула подбородок.

– Госпоже Крашич недолго осталось жить. Наверное, она хочет попросить, чтобы господин Домино не слишком донимал ее бесценного супруга.

Мстислав подавился воздухом, сглотнул. Махнул Дэссу:

– Пойдем.

Княжич медлил, уставясь Зое за спину. Там, в зеркальной стене, проступало настоящее Зеркало.

– Идите же! – раздраженно поторопила Зоя.

Настоящее Зеркало – пока еще маленькое, но быстро разбегающееся вширь – пожирало Зою в кресле и являло напуганную СерИвку. Ее серая шерсть с черными пятнами стояла дыбом, вместо серебряных переливов – тусклый цвет дыма от сырых веток.

Дэсс отвел глаза; встретил взгляд Мстислава. Телохранитель тоже все видел.

– Идите быстрей! А то не застанете!

СерИвка в настоящем Зеркале пугалась все больше.

Княжич молча отошел и двинулся за Мстиславом к лифту.

В кабине тоже было зеркало, но оно отражало двух потрепанных, встревоженных людей.

– Нас заманили в ловушку? – спросил Дэсс.

– Вряд ли. Это очень дорогая клиника; тут особо не разгуляешься. Разве что персонал теперь состоит из одних СерИвов.

Они доехали до шестого этажа, огляделись и по узкой, скудно освещенной лесенке проскользнули на пятый. Стоя в конце полутемного коридора, Мстислав шепотом велел:

– Замри.

Княжич замер. Дежурной сестры на посту не было. Ничего удивительного, если она – СерИвка. Ночь – время сна, а Ханимун не велит растрачивать его попусту. Телохранитель долго прислушивался, затем дал знак двигаться дальше. Стеклянные двери палат были затянуты розовым шелком, за ними теплился свет ночников. По стенам горели светильники в виде красных ягод; проку от них было чуть – самих себя и то освещали неважно.

Неслышно ступая по мягкому полу, Мстислав с Дэссом прошли из конца в конец весь коридор, миновав два затемненных холла, и повернули обратно.

– Зачем мы ходим? – шепнул княжич.

– Я посмотрел, нет ли в палатах засады. Но лишних никого, одни пациенты на постелях. Вряд ли СерИвы стали переселяться в безнадежно больных людей.

– Как ты посмотрел? Сквозь стены?!

Мстислав коснулся обруча на лбу:

– У меня до черта разных приспособлений, а видеть можно по-разному. – Он помолчал, прикусив губу, и невольно замедлил шаг. – Здесь у каждого в палате видео; можно сутками с родней общаться. А Светлана попросила отключить. Чтоб ее увидеть, мне приходилось заказывать сеанс связи. За час, не меньше.

– Почему?

– Сестры накладывали ей макияж. Светка думает, что такая страшная… – Мстислав потряс головой, вымученно улыбнулся: – Уж не страшней меня.

Княжич поглядел. Лицо телохранителя в полутьме коридора было совсем черным. И несчастным.

– Слав, может, мне с тобой не ходить?

– За дверью не оставлю, – отрезал Мстислав.

Дэсс покорился.

Мстислав легонько постучал в дверь под номером 7; княжичу припомнилось, что число 7 у людей считается счастливым. Из-за стекла и розового шелка донеслось испуганное «Ах!»

Миг – и княжич остался в коридоре один, а его телохранитель уже был в палате.

– Светка!

Дэссу почудилось, будто в палате находится стеклянный дом, где стоит постель Светланы с какими-то приборами, стояками и трубками, и Мстислав разобьет этот дом вдребезги. Но нет – дом оказался из мягкого пластика с застежками, которые он в мгновение ока разнял и метнулся внутрь, упал на колени, обнял жену, ткнулся лицом ей в грудь.

– Светка… девочка моя…

Переступив порог, Дэсс тихонько прикрыл дверь и отступил в дальний угол, пригляделся к Светлане.

Белые пряди волос разметались на постели, свесились на пол; на изможденном лице белели дужки бровей, а ресницы уже высыпались. Бесцветные губы вздрагивали, как будто Светлана едва сдерживала плач. Ее маленькое худое тело было прикрыто голубовато-серой пижамой, цветом похожей на шерсть Соны, а розовые носки напомнили Дэссу отмытые в ручье пятки его исчезнувшей невесты. Напоминание было мучительным.

– Ну что ж ты, а? – спрашивал Мстислав. – Когда ты начнешь поправляться?

Из обтянутых сухой кожей рук Светланы выпало зеркальце, скатилось на пол. На столике у постели, под переплетением разноцветных проводов, была выложена женская мелочевка; княжич всегда удивлялся, когда в видео женщины полностью преображались с помощью такой вот чепухи. Или это обычные людские враки?

– Ты так быстро… я не успела… Страшная, хуже смерти, – прошептала Светлана. – Не смотри на меня.

– Ты самая красивая. – Мстислав не поднимал головы. – Самая любимая. – Одной рукой он продолжал обнимать жену, другой погладил ее лоб и волосы, ниспадающие с постели и лежащие концами на полу. – Ты моя самая-самая. Только выздоравливай, ладно? Ты будешь стараться?

– Буду, – прошелестела она; в больших, обведенных черными кругами глазах выступили слезы. – Обязательно. – Светлана с усилием приподняла руку, положила Мстиславу на затылок, зарылась пальцами в его белокурую шевелюру. Нащупала обруч. – Ты все еще… с этой гадостью… Слав… когда это кончится? – она смолкла, тяжело дыша. Даже шепот давался с трудом.

– Как только поправишься. – Мстислав выпрямился на коленях; ее рука соскользнула.

– Не смотри!

– Ты моя Светлость. – Он наклонился к лицу жены, прильнул щекой к щеке. – Светлейшая из всех Светлан.

Она попыталась улыбнуться.

– Ты мой Славный. И Мстительный.

– Ничуть не мстительный, не ври. Любому глотку за тебя порву, только и всего.

– Не надо рвать. – Светлана все-таки улыбнулась: – Лучше грызть.

– Как скажешь.

– Домино пришел?

Мстислав выпустил жену из объятий, оглянулся.

– Вон он – забился в угол. – Телохранитель отстранился, позволяя Светлане увидеть Дэсса. – Но я не буду его загрызать. Он потерял память и стал вполне безобиден.

Взгляд ее влажных измученных глаз не сразу нашел княжича.

– Домино, – прошептала она отчетливо, – подойдите, пожалуйста.

– Света, не проси его ни о чем, – Мстислав поднялся на ноги, отодвинул стояк с болтающимися, ни к чему не подсоединенными трубками. – Он беспамятный и… в сущности, это другой человек.

– Домино, подойдите.

В шелестящем голосе прорвалось нечто такое, от чего княжича бросило в жар. Он отлепился от стены и двинулся к прозрачному дому из пластика.

Мстислав приподнял расстегнутую «дверь» и пропустил Дэсса внутрь.

– Домино, я хочу вам сказать… – Светлана перевела дыхание, собралась с силами. – Я скоро умру. Я знаю.

– Светка! Что ты несешь?!

Она продолжала, словно не слышала вскрика мужа:

– Я ничего не могу сделать… защитить… Слав не виноват в том, что… Я сама виновата – заболела, как последняя дура.

– Света, не надо. Я тебя прошу. – Мстислав повернулся к Дэссу, и глаза кричали: «Уйди!»

Княжич стоял у постели и не мог двинуться. Он хотел посмотреть Светлане в лицо, но взгляд упорно возвращался к ее маленьким ступням в розовых носках. Ступни подергивались, словно уходившая из Светланы жизнь билась в них, желая вырваться и покинуть ее тело.

– Слав не заслужил, – шептала она, – этих мучений. За что вы его?… Ему и так больно. И мне… Я устала. Я умираю, потому что… сил не осталось.

– Света! – у Мстислава сломался голос, лицо жалко дрогнуло.

Она упрямо шептала:

– Домино, пожалейте нас… его… ведь ему еще жить… после меня.

Мстислав развернулся и вышел из прозрачного дома, едва его не опрокинув, когда слепо ткнулся в стенку рядом с «дверью». Светлана глубоко вздохнула, под голубовато-серой тканью поднялась и опала ее худая грудь.

– Наклонитесь, – попросила она.

Княжич склонился, заставив-таки себя поглядеть ей в лицо. Глаза у Светланы были синие. Почти как у Соны.

– Здравствуй, – бесцветные губы едва шевельнулись, но слово на языке СерИвов прозвучало ясно. – Ты меня узнаешь?

Еще бы Дэсс не узнал!

– Болотные кусаки впились тебе в задницу и выпили ум до капли, – прошипел он, взбеленившись. – Зачем ты притворяешься больной?!

– Я не…

– Прошлогодний помет водяницы умнее твоей головы! – Ни в чем не повинный Мстислав страдал, а дурища, каких свет не видывал, прикидывалась, будто помирает. – Наши болезни не передаются людям, это знают все.

– Дэсс, – взмолилась Сона, – выслушай. Ханимун меня покарал. За то, что солгала тебе – когда отказалась от Руби. Сказала, что пела песни любви человеку… что ласкала его и взяла деньги.

– Ну и какой кэт дул тебе в уши и нашептывал поганые слова?

– Твоя мать… княгиня… заставила солгать. Князь грозил, что если… ты возьмешь меня в жены… он наложит заклятье, чтоб я не смогла петь тебе песни любви… а ты не смог бы меня ласкать. Так и остались бы… два гнилых бревна на дне реки.

Княжич обдумал услышанное. Пожалуй, отец выполнил бы, что посулил. И остались бы Сона с Дэссом, точно два бревна, не способные на любовь. Что за радость?

– Не надо было лгать. Сказала бы как есть – мы б выждали время и сбежали.

– Куда? – безнадежно всхлипнула Сона. – От стражи не убежишь.

Она была права: почтенный Торр настигнет, куда ни подайся.

– Ладно, ты солгала. Но лунная лихорадка – она-то откуда?

– Я была больна. По-настоящему – лихорадкой, не лишаем. А твоя мать сказала… что готова помочь… Предложила выбор: то ли умереть… то ли стать человеком. Сказала, что ты тоже скоро станешь. Что мы сможем любить друг дружку, как люди…

Дэсса передернуло. Он смотрел видео и знал, как люди любят своих женщин. Не так, как СерИвы.

– Я по-прежнему могу петь песни любви, – умоляюще прошептала Сона. – Я их не забыла! Ты веришь?

– Верю. – Княжичу не давало покоя иное. – Ты выбрала жизнь. Убила жену человека… любимую женщину хорошего человека. Ну и притворялась бы ею. Зачем тебе болезнь, клиника, смерть?

– Дэсс, ну пойми же! – воззвала его бывшая невеста. – Ханимун покарал за ложь, и лихорадка не отпустила. Потянулась следом. Ты же видишь – волосы белые, выпадают… Дэсс, ты любил меня… обещал, что приведешь в дом женой.

– Да, обещал.

– Ты не нарушишь… – Сона задохнулась, еле выговорила: – слово?

– Сейчас ты жена Мстислава.

– О Ханимун! Вразуми его, Милосердный! Мне осталось жить… дней пять… шесть… Тело Светланы умрет. Понимаешь?

– Чем я могу помочь?

– Приведи сюда женщину. Любую. Здоровую. Не СерИвку; СерИвку я выселить не смогу. Нужна пустая – полностью человек. Я еще смогу перейти… я люблю тебя, и мне хватит сил. Это просто. Мужчине нужно много дней – Домино для тебя готовили долго… и необходима помощь жены или сестры. А я могу сама… Я хочу жить. Хочу быть с тобой. Я перейду! Ты только помоги. Добудь мне женщину.

Сона взяла Дэсса за руки; в холодных пальцах совсем не было силы.

– Ханимун не наказывает дважды. Милосердный отступится, если ты… его тоже попросишь. Ты ведь любишь меня? Дэсс? Ты любишь?

– Да, – сказал он, потому что СерИвы не лгут.

– Ты поможешь?

Дэсс молчал.

– Ты спасешь меня?

Он отнял руки и оглянулся. Снаружи, из-за прозрачного пластика, на них потрясенно глядел Мстислав. А в головах постели, на гладком корпусе какого-то прибора, красовалось настоящее Зеркало. Оно являло СерИвку – перепуганную, несчастную, с ног до головы покрытую белой шерстью.

– Дэсс! – взмолилась Сона, приподнялась было, но упала обратно. – Ты поможешь?!

Хотелось завыть и расколотить проклятое Зеркало, разнести все, что есть в палате, но Дэсс лишь тихо произнес:

– Я подумаю, что можно сделать.

Глава 12

– Светка – ты не знаешь, какая она. Веселая, умная. Готовить умеет. По-настоящему. И рыжие кудри… Распустит – глаз не отвести. Живое пламя.

Мстислав сидел за столиком кафе, глядя в одну точку. Локти поставлены на стол, подбородок на сведенных вместе кулаках. На тарелке было пусто – телохранитель заставил себя съесть все, что заказал. Дэсс едва ковырялся в еде, не в силах жевать и мучительно сглатывая мелко нарезанное мясо.

Маленький полутемный зал был почти пуст; зато из соседнего, большого и ярко освещенного, доносилось пение и крики. Княжич вздрогнул, когда за стеной пьяными голосами завели охотничью песнь СерИвов – изуродованную человеческими глотками, едва узнаваемую Милкусеашо-де. С этой песней ходят на водяную дичь, поднимают ее из глубины и гонят на берег. Звуки, что неслись из соседнего зала, не выманили бы из воды даже самых глупых и податливых тварей.

– Она родом не с Беатриче – с Фелиани, – рассказывал Мстислав; голос был тусклый, мертвый. – Сюда прилетела погостить. И осталась. Говорит, ни разу не пожалела. Хотя Фелиани нам не чета, жизнь там другая. Роскошь, какая нам и не снилась. А ей тут хорошо.

За соседним столиком перешептывались и вертелись три молоденькие девчушки. То оглядывались на дверь, ожидая, когда кто-то появится – некто запаздывал, они давно уже маялись – то пожирали глазами Дэсса, подмигивали ему и улыбались, потом вдруг смущались и утыкались в свои тарелки. Княжич подозревал, что девчонки узнали физиономию Домино – как-никак, он мелькал на видео.

В кого из них захотела бы переселиться Сона? В пухленькую блондинку с родинкой в углу рта? Она то и дело трогает эту родинку мизинцем, стреляя глазами. Должно быть, полагает, что мужчинам это нравится. Или Сона предпочла бы худышку с локонами цвета пепла, со вплетенными искусственными цветами? У нее зеленые глаза и улыбчивый рот. Она дергает плечом, поглядывая на Дэсса, и с плеча каждый раз сваливается бретелька, платье сползает, приоткрывая грудь. Худышке невдомек, что ее бледное безволосое тело СерИву не интересно. Пожалуй, Сона выбрала бы третью, с голубыми волосами и длиннющими синими ресницами. Все-таки похоже на ее шерсть. Бывшую шерсть. На синих ресницах блестки, будто непросохшие слезы. Девчонка меньше всех вертится и реже других улыбается. И рот не расползается от уха до уха, а лишь чуть показываются ровные белые зубы. На шее и на пальцах – камни, похожие на сафи. Соне понравилось бы. Но если она переселится из тела Светланы в другое, жена Мстислава умрет.