Полная версия
Моя обитель
– Прихожане рассказывали, – бросил отец Джеймс воительнице, недовольно хмурясь.
– Я ничего не спрашивала, – медленно проговорила женщина, по-новому смотря на служителя, чувствуя неясную тревогу.
– Вы громко подумали, – голос его вернул бесстрастность. Сдерживаемый внутри гнев угадывался лишь по цвету глаз отца Джеймса, что стали ярче. – Это все в городе знают. И мне эту историю посчитали нужным пересказать несколько десятков раз разные люди. Прошу извинить, раз отец Патрик здесь, то в моем присутствии уже нет нужды.
Эвелин провожала его высокую фигуру взглядом до тех пор, пока толпа не поглотила его силуэт, и только потом позвала Лесли и побрела прочь от чужого последнего пристанища.
Глава 5
Её план: забыть на остаток дня про утреннее событие и прогуляться по городу – потерпел крах. Эвелин не могла ни о чем другом думать. Любопытство уже через пару часов привело её в кабинет комиссара, где она попросила материалы дела и отчеты по прошлому убийству. Право посмотреть эти документы дома, а не при комиссаре, пришлось отвоевывать грязным шантажом, но Эвелин было не привыкать. Пять минут споров, угроз и… победа!
Женщина уютно расположилась за столиком под навесом. Она всегда его занимала, когда ела в таверне. С этой позиции открывался вид на балкон её дома. Привычка всегда быть начеку заставляла воительницу обращать свой взор на второй этаж, где располагалась её комната. Вряд ли кто-то из воров осмелится проникнуть в её дом: умом понимала, но ничего с собой поделать не могла. Сейчас же эта привычка была откинута. Всё внимание воительницы занимали расположенные перед ней листы и зарисовки тела убитой.
– Не помешаю?
Эвелин от неожиданности вздрогнула, с губ сорвалось ругательство. Перед столиком стоял отец Джеймс и испытывал её взглядом. Она не сразу поняла, что не так, от этого стала пристально рассматривать его в ответ.
Одежда! На нем вместо одеяний служителя была темная строгая рубашка, жилет и классические брюки. Смотрелось элегантно. И… необычно. Её откровенный взгляд и удивление развеселило его. Отец Джеймс широко улыбнулся.
– Отец Джеймс, вы умеете улыбаться? – её шок не уместился внутри и вырвался вместе со словами.
– Да, – ответил он, пряча улыбку, оставляя веселым лишь блеск глаз, – ещё я умею смеяться, но думаю, это будет не к месту. Я присяду? – он, не дожидаясь её ответа, сел напротив.
– Вы меня преследуете? – настороженно спросила она. – Второй раз за последние дни вы оказываетесь рядом. Я не верю в такие совпадения.
– На сей раз я целенаправленно пришел, чтобы пообедать с вами, – спокойно ответил служитель.
– Зачем? – не поняла она.
– Зачем пришел? Или зачем обедать? – решил уточнить он, попутно поднимая руку, подзывая официантку.
– Зачем искали моего общества, – грубо пояснила Эвелин, начиная терять терпение.
Он поймал её взгляд своим прямым и серьезно сказал:
– Вы мне интересны.
– Почему?
Её искреннее недоумение вызвало у него смех. Он громко и открыто рассмеялся, чуть запрокидывая голову назад. Его обычно серьезное лицо искрило сейчас задором и радостью, легкостью, присущей в основном молодым людям. Она невольно залюбовалась его красотой. Восхищение почти сразу разбавилось грустью. И Эвелин впервые осознала, насколько он был… юн…
Настроение стремительно портилось, желание забрать документы и уйти к себе, не дожидаясь еды, росло с каждым мгновением.
– Простите, Эвелин, – он почувствовал её перемену и снова стал серьезным. – Я ни в коем случае не хотел вас обидеть. Вы, правда, мне интересны, как человек. А теперь, когда я поселился в вашем доме, я смею надеяться на дружбу и на совместные трапезы, хоть иногда. Всё-таки соседи.
– Другого жилья не нашлось? – раздраженно спросила она. Расшифровать, что стояло за его словами, было сложно, но поверить в искренность ещё сложнее.
– Скажем так. Этот район относительно безопасен: сказывается ваше присутствие. Здесь приемлемые цены на комнату. Плюс неплохо кормят, да и до церкви недалеко. Я удовлетворил ваше любопытство?
Эвелин скептически хмыкнула и снова уставилась в разложенные бумаги. Решила, что открытое игнорирование подскажет служителю, что ему здесь не рады. Подошла официантка спросить, что будет заказывать новый постоялец.
– То же самое, что и моей прелестной спутнице, – негромко сказал отец Джеймс.
Прелестной спутнице? Эвелин медленно перевела взор с бумаг на мужчину, одаривая его тяжелым взглядом. Она чуть дождалась ухода официантки. Зубы сводило от злости и желания избавить обитель Кравина от одного служителя. Воительница подалась ближе к мужчине, чуть наклоняясь через стол, негодующе сузила глаза.
– Я не знаю, какую вы игру затеяли, отец Джеймс, – её голос сочился ядом. Звучавшую угрозу она не думала прятать. – Но лучше вам держаться от меня подальше. Ради вашего собственного блага.
– Что вас смутило в моем поведении и моих словах? – невозмутимо поинтересовался мужчина, не пряча взгляда и открыто смотря в ответ.
– Всё! Сначала вы каким-то чудом появляетесь в таверне, где я пью, потом на месте преступления! Затем селитесь в доме, где я живу! А теперь непонятные комплименты! Интересна? Прелестная спутница? Серьезно? Вы в зеркало себя видели? Вам двадцать пять! Какая я вам спутница?
– Не думал, что возраст имеет значение для обычного человеческого общения, – с легкой иронией произнес он, а потом, словно поддавшись эмоциям, тоже наклонился в её сторону, становясь взволнованее, опять переходя на «ты», – или ты сейчас не об этом?
Собственный выпад сразу показался Эвелин глупым и неуместным. И правда, что это с ней? При чем тут возраст? Они же просто говорили… Просто она… и… Мысли стали путаться. Причина изначальной злости ускользала, принося растерянность…
– Мне не нравится! – выпалила она невпопад, пряча за грубостью неожиданное смятение.
– А мне нравится, – он стал ещё немного ближе, – говорить правду. Я нахожу вас интересной и привлекательной. Почему я должен это скрывать?
Это не было похоже на игру, да и на флирт тоже. Он говорил искренне. Именно это и ставило Эвелин в тупик. Она не могла понять, как себя надо вести. Внезапно посетившая мысль, что, возможно, он со всеми такой, больно кольнула. Эвелин невольно поморщилась.
– Я не хотел вас расстроить, простите… – даже голос звучал искренне.
Его ладони вдруг накрыли её сжатые в кулаки руки. Прикосновение было таким, как она себе и представляла. Теплым, сильным, уверенным, волнующим… Её пальцы непроизвольно расслабились. Несколько секунд сумасшествия и промелькнувшего желания сидеть так с ним долго… а потом она опомнилась. Вместе с ним. Мужчина одернул свои руки и отодвинулся, откинулся на спинку стула. Глаза на неё не спешил поднимать. Впрочем, и она тоже.
Затянувшаяся пауза сильно нервировала, а воспоминания прикосновения заставляли смущаться. И впервые в своей жизни Эвелин захотела трусливо сбежать. Как глупый подросток… Это злило и шокировало одновременно. Когда официантка принесла еду, воительница облегченно выдохнула, а когда услышала такой же со стороны служителя, то невольно улыбнулась, радуясь, что глупо сейчас себя чувствует не одна она.
Ароматы свежеприготовленного мяса взбудоражили дремавшую в ногах Лесли. Собака приподнялась, усаживаясь, положила морду на ногу хозяйки и тоненько заскулила. Блестящие, черные глаза выражали смирение и молили об угощении, заглядывали в душу, ища там совесть. Эвелин не реагировала, тогда Лесли негромко тявкнула и снова заняла просящую позицию на ноге.
– Отстань, ты же ела полчаса назад, – проворчала женщина, но всё равно отрезала кусочек мяса и отдала Лесли. – Всё… не мешай! И не капай мне слюнями на штаны!
Лесли заглотила угощение и перебежала к мужчине, повторила трюк с поисками сочувствия, укладываясь на его ногу и заглядывая в глаза.
– Лесли! – позвала Эвелин, но собака не реагировала. – Иди сюда! Не приставай!
– Всё в порядке! Она мне не мешает, – служитель ласково погладил собаку и угостил её кусочком мяса. Лесли решила не ограничиваться одним подношением и добавила к морде, лежащей на ноге, свою лапу.
– Джеймс, прогони её… – недовольно произнесла Эвелин, поражаясь наглости своего питомца. Очевидно, чары мужчины действовали не только на представительниц прекрасного пола среди людей, но и на собак.
От её неофициального обращения Джеймс едва заметно улыбнулся, а Эвелин нахмурилась, сердясь на себя.
– Давай договоримся, – сказал он, решив сразу погасить её недовольство, – в неформальной обстановке, вне стен обители или наедине, будем просто Джеймс и Эвелин. Никаких отцов, господинов…
Наедине… Просто Джеймс и Эвелин… Она поспешила выкинуть из головы дурацкие мысли, что при этих словах настойчиво просились, волнуя. Согласно кивнула.
– Что узнала из бумаг о предыдущей жертве? – спросил Джеймс, бросая взгляд на документы, что лежали в папке на краю стола.
Эвелин не могла решить: вопрос подозрительный или всё же просто вежливый, для поддержания разговора? Несколько секунд на обдумывание, и женщина довольно улыбнулась.
– Расскажешь все сплетни, что принесли тебе прихожане, тогда поделюсь информацией от комиссара, – сказала воительница, мысленно ухмыляясь: представила, как бы перекосило Хадвина от разглашения закрытой информации, – но при условии хранения тайны. Служителю же можно верить? – решила она предъявить последний аргумент.
– Не знаю, можно ли верить служителю, но мне верить можно, – парировал тот, смотря прямо в глаза.
Странная уклончивая фраза. Странный изучающий взгляд. Загадки, которые воительница решила оставить на потом. Эвелин вопросительно приподняла одну бровь, ожидая начала рассказа. Джеймс жестом указал на её остывающую еду, ещё раз угостил Лесли и сам возобновил трапезу. Рассказывать начал, только когда официантка унесла пустые тарелки.
– Не хотел портить аппетит грустными разговорами, – пояснил он. – Итак, Кристен Браун, девушка двадцати лет, примерная прихожанка, в седьмой день недели бывала в обители. По рассказам её все любили. Единственная дочь у своих родителей. Кто-то говорил, что она была в кого-то влюблена, кто-то утверждал, что за ней ухаживали… – он недовольно нахмурился, последующую фразу произнес слегка брезгливо: – Ничем не подтвержденные слухи. Я слышал разные версии одной и той же истории. Рассказал наиболее популярную.
– Её нашли убитой на окраине Кравина недалеко от западных ворот, – в свою очередь продолжила она. – Задушена. Следов борьбы обнаружено не было. Нападавший, как и в случае с нашей второй убитой, напал со спины. В руке цветок. Белая лилия. Судя по зарисовке, убийца аккуратно положил тело. В показаниях соседей и родителей ничего существенного. Только общие данные, – Эвелин задумчиво покрутила в пальцах кончик своего локона, а потом немного пожевала его, размышляя уже вслух сама себе: – Надо бы самой поговорить с родителями и подружками девчонки. Люди Хадвина могли что-то упустить из вида.
– Не думаю, что будет польза. Я говорил с родителями Кристен, – сказал вдруг Джеймс, – они до сих пор убиты горем, ничего вразумительного сказать не могут. Твердят о её чистоте и невинности, о красоте души…
– А что они ещё скажут служителю? – усмехнулась Эвелин. – Что она сбегала по ночам, что с подружками вино пила в таверне? Что она с соседским парнишкой уединялась иногда в снятых комнатах таверны? Это они должны были сказать служителю?
– Это предположение? – спросил он, устремляя на неё внимательный взгляд. – Или проверенная информация?
– Меня вот удивляет совсем другое, – Эвелин откинулась на спинку стула и нахально уставилась на мужчину, – я говорю о непристойностях в поведениях молодой особы, а юный служитель воспринимает это спокойно. А где же причитания о нравах? Где призывы к благочестию?
– Если это необходимо, то могу пригласить тебя на беседу к отцу Патрику, – он никак не отреагировал на её провокацию.
– Ох, уволь… – воительница содрогнулась при мысли о том, что будет сидеть возле светловолосого служителя, чьи небесно-голубые глаза вызывали у неё желание скрыться.
– Он не нравится тебе? – Джеймс заметил, как переменилось её лицо.
– Неприятный тип и всё, – она решила не вдаваться в подробности.
– А я?
– Что ты?
Эвелин поняла, что спрашивал Джеймс, но хотела, чтобы спросил сам: приятен ли он ей. Хотела подразнить и заставить отвести глаза первым… Она окинула его изучающим дерзким взглядом, кончик своего локона снова прикусила и медленно пожевала.
– Создатель, – выдохнула она пораженно и тут же тихо ругнулась. Кожа покрылась мурашками ужаса. Эвелин осознала, что именно сейчас делала… флиртовала… Внутри всё похолодело. – Создатель, – снова зашептала она, стала нервно складывать бумаги в папку, собираясь поскорее избавиться от наваждения, у которого было лицо служителя Создателя.
Джеймс никак не комментировал внезапную активность воительницы, лишь глазами следил за её движениями.
– Отец Джеймс! Как я рада вас видеть! – воскликнула подбежавшая к их столику Кассия. – Надеюсь, моя сестра несильно утомила вас своей грубостью?
Последний вопрос Кассии вызвал у Эвелин бурю возмущения, разом выветривая недавнее смятение и растерянность, возвращая привычное состояние духа.
– Что вы, – промолвил Джеймс, переводя взгляд с девушки на воительницу, – столь красивая женщина не может меня утомить.
И хоть сказано это было обычным, вежливым, ничего не выражающим голосом, Эвелин стало жарко. Двусмысленность фразы захватила её чувства. Правда, всего на мгновение. Сестра снова разом отрезвила её.
– Вы так галантны! И всё же прошу простить, если что не так…
– На минутку, – процедила сквозь зубы Эвелин, грубо схватила сестру под локоть и потащила за собой в сторону. Потом остановилась и резко развернула на себя, заставляя смотреть в лицо. – Ты говоришь только от своего имени! И извиняешься только за себя! – процедила она сквозь зубы. Сдерживать ярость было крайне сложно, кулаки непроизвольно сжались. – Запомни это раз и навсегда! И ещё! Моя личная жизнь, мой возраст, мои помыслы и планы тебя не касаются!
– Тогда не лезь в мои! – рассердилась в ответ Кассия.
– Перестану, когда ты уже начнешь зарабатывать и жить не за мои деньги!
– Я скоро выйду замуж и перееду от тебя!
– Отлично! И кто же счастливец? – съязвила Эвелин.
– Отец Джеймс! – тихо сказала девушка и с опаской глянула через плечо сестры на всё ещё сидящего за столом служителя.
– А он в курсе? – ядовито выпалила воительница.
– Он открыто не говорил о том, что я нравлюсь ему, но это и так понятно. Он переехал сюда, чтобы быть ближе ко мне. И с тобой пытается подружиться, задобрить, чтобы ты не противилась нашим будущим отношениям! – Она вдруг глубоко вздохнула, просяще посмотрела на Эвелин. Заговорила уже мягко и с теплотой: – Эвелин, он правда очень-очень нравится мне. Когда я смотрю на него, моё сердце начинает стучать чаще, радостнее. С ним мне хочется улыбаться. Я мечтаю о дне, когда он возьмет меня за руку и назовет своей. Пожалуйста, не испорть ничего. Я не хочу, чтобы он плохо думал о моей семье.
Выдавить из себя «хорошо» Эвелин так и не смогла. Оно плотно застряло вместе со сковавшей горло горечью. Воительница развернулась и направилась обратно к столику, схватила папку, грозно рявкнула Лесли, зовя за собой, и собралась уходить, как Джеймс сказал:
– Эвелин, уже уходишь? Нам сейчас чай подадут…
– У меня срочные дела. До свидания, отец Джеймс.
Она размашистым шагом поспешила прочь, но прежде чем скрыться за поворотом, всё же обернулась. Кассия сидела напротив служителя и мило ему улыбалась, о чем-то говоря…
Глава 6
Эвелин быстро шла, не разбирая дороги. Слова сестры гнали её, вызывая желания закричать. Гнев затопил разум. Жгучая ненависть к Кассии разливалась по венам, пугая. Эвелин понимала, что нельзя испытывать такие чувства к родному человеку, но не могла успокоиться. Желание вернуться в таверну и схватить девушку, заставить забрать свои слова обратно, сжимало руки в кулаки.
Он переехал сюда, чтобы быть ближе ко мне. И с тобой пытается подружиться, задобрить, чтобы ты не противилась нашим будущим отношениям…
Маленькая лгунья! Всё придумала!.. Эвелин резко остановилась и зажмурилась, закрывая глаза кулаками. Глубоко задышала. Нужно выровнять дыхание. Успокоиться. Подумать. Ничего же не произошло. Это просто отголоски прошлых дней. Вот и не может выровнять своё состояние. Поэтому всколыхнуло ничего не значащие слова. Это разочарование от обмана Рокфорса дает о себе знать…
Она тоже лгунья, как и Кассия… Рокфорс ни при чем… Он мерк по сравнению с сиянием серьезных синих глаз юного служителя Создателя.
– Я нахожу вас интересной и привлекательной. Почему я должен это скрывать?
Эвелин поверила ему… она верила и сейчас… не врал… знала откуда-то, чувствовала… Это открытие разом выбило гнев и обиду на сестру, сменяясь ужасом. Ведь… ведь так не должно быть!
Его ладони вдруг накрыли её сжатые в кулаки руки. Прикосновение было таким, как она себе и представляла. Теплым, сильным, уверенным, волнующим… Её пальцы непроизвольно расслабились. Несколько секунд сумасшествия и промелькнувшего желания сидеть так с ним долго…
Сердце отозвалось волнением от одного только воспоминания.
– Создатель, – потрясенно выдохнула воительница, пугаясь ещё больше отклика своего тела на то его касание.
Так быть не должно… Он юн… служит в обители… а она… она…
Бежать.
Воительница развернулась и понеслась обратно к таверне.
Эвелин вывела Ласточку из стойла, вскочила в седло и помчалась по улицам города. Прохожие с громкими криками разбегались в стороны, осыпая вслед проклятиями. Ей было всё равно. Соглашение с комиссаром лишало шанса осмотрительности и взвешенности: не нужно больше беспокоиться о взысканиях.
Город сменился аккуратными золотистыми полями, но Эвелин направила лошадь на север к виднеющейся полосе леса. Туда, где можно оставить в бою своё смятение, что терзало её сейчас.
Некоторые участки леса были излюбленными местами для монстров. К городу порождения тьмы подходили редко, поэтому истреблять их маги не посчитали нужным. Да и монстры служили естественной защитой границы этого кусочка территории. И хоть война с империей Азуриан закончилась больше тридцати лет назад, правитель королевства никогда не терял бдительности.
Ветер бил в лицо, ветки мелькали по бокам, лес с каждым метром становился всё более угрюмый и всё менее проходимый. Страх Ласточки Эвелин чувствовала, но… не могла повернуть назад. Тогда будет страшно ей. От своих мыслей. Неправильных…
Треска веток, предшествующих появлению чудовища, Эвелин не услышала из-за шума ветра.
Увести в сторону Ласточку воительница не успела. Кракх, самый крупный представитель чудовищ местных окрестностей, вырос на пути, сияя краснотой зрачков и хищно скаля пасть. Лошадь резко дернулась в бок. Эвелин к маневру оказалась не готова. Приземление было болезненным, но позволить себе слабость нельзя. Любая секунда могла стать последней. Воительница вскочила на ноги, сразу же принимая боевую стойку, покрепче перехватывая свой меч.
От кракха не убежать, догонит. Но она и не собиралась, даже если б могла, он был её спасением от смятения, поселившегося в душе.
Человеческий крик ярости заглушил страшный рокот, которое чудовище исторгло из своей груди. Сближаться начали одновременно. Огромные лапы кракха, оплетенные мышцами, больше похожими на кору дерева, заканчивались когтями-лезвиями и не давали подобраться к единственному слабому месту: грудной клетке, где прореха в мышцах приоткрывала доступ к сердцу.
Эвелин знала, что её удары мечом не нанесут вреда лапам твари, но всё равно била и отбивалась, через гнев и ярость спасаясь от самой себя… Сплетение корней мешало перемещению, и как бы воительница не была осмотрительна, в один момент нога зацепилась за выпирающую часть дерева. Эвелин упала. Резво вскочить не получилось, ступню и лодыжку жгло словно огнем.
При виде своей добычи, которая лежала на земле, а не мельтешила, кракх исторг радостно-предвкушающий рокот. Женщина вонзила меч в землю и, опираясь на него, постаралась подняться. Понимала, что не успеет увернуться, но сдаваться без боя не собиралась. Не в её правилах. Смерть воина только с оружием в руках.
И как бывает в последние секунды перед смертью, время замедлило восприятие, даря возможность насладиться драгоценными мгновениями жизни. Чудовищная лапа кракха стала рассекать воздух, приближаясь к человеку. Эвелин не раз бывала в боях, но так близко к смерти – никогда. Говорят, в последние мгновения вся жизнь проносится перед глазами, но в её памяти всплывали только последние два дня и внимательные, изучающие её синие глаза человека, который решил посвятить свою жизнь служению Создателя.
Лапа чудовища не долетела. Ярко-рыжая собака вцепилась мертвой хваткой в древесные мышцы кракха. Секундное замешательство порождения тьмы Эвелин не упустила, с криком, на сей раз полным боли: пришлось в два прыжка сократить расстояние и наступить на больную ногу – она вонзила по самую рукоятку меч в прореху грудной клетки кракха. Чудище ещё раз взмахнуло лапами, стряхивая с себя собаку и откидывая человека, и упало на землю, булькая собственной кровью из открытой пасти.
Эвелин испуганно посмотрела в сторону, куда отлетела Лесли, и не заметила лапу монстра, что уже, отходя в мир иной, напоследок постарался дотянуться до своей несостоявшейся добычи. Острое лезвие когтя кракха легко вспороло одежду Эвелин, оставляя глубокую рытвину на самом теле.
Женщина закричала и упала, зажимая края раны рукой. Пальцам стало теплее. Кровь сочилась сквозь пропоротую ткань куртки, медленно заливая весь рукав. На глазах проступили слезы. Ругательства, все, какие знала, Эвелин тихо злобно бормотала в сжатые зубы. Лесли подбежала к воительнице и стала суетливо переминаться, слизывать струящиеся по лицу хозяйки слезы.
– Лесли, приведи Адель, – прохрипела женщина. Собака заскулила, не решаясь оставить хозяйку. Эвелин сказала уже злее: – Приведи Адель. Скорее. Ну же… Ты же помнишь, где она живет… Знаю, что помнишь… Скорее…
Лесли сорвалась с места и умчалась. Эвелин провожала её глазами, пока рыжая спина не растворилась в зарослях, а потом перевела взгляд на мертвого кракха. Только сейчас она увидела, что чудище упало на брюхо, мордой вниз, погребая под собой застрявший в его груди меч.
– Твою ж мать… – процедила она сквозь зубы, ненавидя весь мир, начиная с самого главного, с Создателя.
Она позволила ещё пару минут жалости к себе, а потом медленно, стараясь не тревожить ногу и по возможности руку, поползла к ближайшему дереву. Надо хотя бы спину защитить.
Мучительно долго… Каждое движение отдавало пульсацией в раненой руке, утомляя, лишая сил. Эвелин не думала, что умрет от потери крови, скорее просто потеряет сознание от слабости и станет добычей очередного монстра.
– Радостная перспектива, – вслух сказала воительница и иронично усмехнулась. – Быстрее Лесли… быстрее…
Она отпустила свою окровавленную руку лишь на мгновение: достала кинжал из-за пояса и положила рядом с собой, а затем снова зажала рану. Первое время Эвелин цепко осматривала окружающий лес, прислушивалась, боясь пропустить приближение врага, а потом устала… Закрыла глаза лишь на мгновение и сразу же провалилась в спасительное забытье.
– Эвелин! Ты меня слышишь? Эвелин! Очнись!
– Неужели я всё-таки попала в рай, раз за мной прислали святошу… Да ещё какого… – ответила она своей галлюцинации, которая говорила глубоким бархатистым голосом.
– Сколько крови, Создатель! Нужно перевязать тебя и отвести к лекарю!
– Забавно, – пробормотала она, не открывая глаз. – Чем будешь перевязывать? Снимешь с себя рубашку, оголишь торс, разрежешь ткань на лоскутки… Это так романтично…
– Я собирался отрезать ткань подклада пиджака, – в его голосе проскользнула насмешка.
Послышался звук разрываемой материи. Эвелин в ужасе распахнула глаза, вдруг понимая, что ей это не привиделось, что перед ней и правда каким-то непостижимым образом сидит Джеймс.
– Отец Джеймс! – воскликнула она.
– Ну вот опять, – упрекнул он её, не прерывая своего занятия, – не ты ли мне каждый раз напоминаешь про возраст? Так какой же я тогда отец?
– Святой, – глупо ответила она, всё ещё пребывая в шоке.
– Если бы мне сейчас не было так страшно за тебя, то я счел бы шутку уместной, – серьезно сказал мужчина. – Надо снять твою куртку и перевязать рану. Рубашку оставим на месте и ничей торс оголять не будем. Ни твой, ни мой.
– Простите, отец Джеймс, я думала, я брежу… – к глупости происходящего добавился стыд, который залил её щеки краской смущения.