Маленькие женщины

Эльф воздушный, прилетай,Дом свой тайный покидай,Ты ведь розами рождён,Утренней росой вспоён,Сможешь ли мне то сварить,Чем любовь приворожить?Ароматный твой нектарМне неси скорее в дар,Сладкий, крепкий, всех чудесней!Эльф, ответь на эту песню!

Тут послышалась тихая музыка, и в глубине пещеры появилась маленькая фигурка в чём-то облачно-белом с поблёскивающими крылышками, золотыми волосами и венком из роз на голове. Помахивая волшебной палочкой, она запела:

Я по зову прямомуПрилетаю из домаС серебристой далёкой луны.Ты используй напитокНе во вред, не в убыток,Иль все чары иссякнуть должны.

И, уронив маленькую позолоченную бутылочку к ногам ведьмы, дух исчез.

Новая песнь Агари явила миру другого духа – вовсе не привлекательного, ибо с громким треском пред ведьмой возник весь чёрный, уродливый чёрт, который, прохрипев какой-то ответ, швырнул в Хьюго тёмного цвета бутылкой и с издевательским смехом исчез.

Издав благодарственную трель и засунув бутылки за голенища сапог, Хьюго удалился, а Агарь сообщила публике, что, поскольку он в былые времена убил нескольких её друзей, она давно прокляла его и теперь намерена, помешав исполнению его планов, осуществить свою месть. На этом занавес закрылся, слушатели смогли отдохнуть и угоститься сладостями, одновременно обсуждая достоинства спектакля.

Прежде чем занавес распахнулся снова, зрителям пришлось довольно долго слушать раздающийся из-за него стук молотков, но, когда стало очевидно, какой шедевр плотницкого искусства был создан на сцене, ничьи уста не проронили ни единого недовольного звука. Увиденное превосходило все ожидания. На сцене возвышалась башня, чуть ли не упиравшаяся в потолок; на полпути к её вершине виднелось окошко с горящей на нём лампой, а за белой занавеской появилась Зара, в прелестном голубом с серебряными узорами платье, ожидающая Родриго. Он явился пред нею в великолепном наряде: шляпа с пером, красный плащ, каштановые локоны и, разумеется, те самые сапоги, а в руках – гитара. Опустившись на одно колено у подножия башни, он пропел трогательную серенаду. Зара ответила ему и после этого музыкального диалога согласилась бежать из дома. И тут наступил самый грандиозный момент спектакля: Родриго извлёк из-под плаща верёвочную лестницу с пятью перекладинами, забросил наверх один её конец и предложил Заре спуститься. Она с робостью выбралась из окна на лестницу, опёрлась рукой на плечо Родриго и уже готова была грациозно спрыгнуть на землю, когда… Увы, увы, бедная Зара! Она забыла про свой шлейф. Он зацепился за решётку окна, башня покачнулась, наклонилась вперёд и с грохотом рухнула, похоронив под своими руинами несчастных влюблённых!

Всеобщий вопль ужаса раздался в комнате, когда зрители увидели яростные взмахи жёлто-коричневых сапог среди руин и высунувшуюся из-под обломков золотистую головку Зары, восклицающей: «Я же тебе говорила! Ну я же говорила тебе!» С поразительным присутствием духа, дон Педро – жестокий вельможа-отец – бросился на место события и вытащил дочь из руин, поспешно шепнув в сторону: «Не смейтесь, сыграйте так, будто всё идёт правильно!»

Приказав Родриго встать, он с гневом и презрением запретил ему впредь появляться в их королевстве. Но Родриго, хотя и потрясённый падением на него Зары вместе с башней, отважился противостоять вельможе и не двинулся с места. Этот безупречный пример воспламенил Зару, и она тоже решилась противостоять родителю. Тогда тот приказал заключить обоих в самые глубокие подземелья замка. Толстенький маленький слуга явился с цепями и увёл несчастных, но выглядел он при этом очень испуганным и явно забыл слова, которые должен был произнести.

Акт третий представлял комнату в замке, где появляется Агарь, явно затем, чтобы освободить влюблённых и покончить с Хьюго. Услышав его шаги, она прячется, видит, как он выливает напитки в два бокала с вином и велит маленькому робкому слуге отнести их каждому заключённому в камеру: «Скажи им, я сию минуту приду». Слуга отводит Хьюго в сторонку, чтобы что-то ему сказать, и Агарь успевает поменять бокалы на другие, безвредные. Фердинандо, малыш-слуга, уносит их заключённым, а Агарь ставит на стол бокал с зельем, предназначенным для Родриго. Хьюго, испытывая жажду после долгого пения, выпивает отравленное вино, теряет разум и, похватавшись некоторое время за разные предметы и потопав вокруг неверными ногами, наконец падает навзничь и умирает; агония и смерть происходят в то время, как Агарь в арии, поразительной по силе и мелодичности, сообщает ему о том, что она совершила.

Эта сцена получилась поистине волнующей, хотя некоторым из присутствующих могло показаться, что смерть злодея несколько утратила свою эффектность из-за неожиданно рассыпавшихся по сцене в большом количестве длинных рыжих волос. Однако, когда занавес закрылся, Хьюго вызывали несколько раз, и он с величайшей пристойностью выходил к публике, ведя за руку Агарь, чьё пение все сочли ещё более изумительным, чем весь спектакль, вместе взятый.

Акт четвёртый: перед зрителями охваченный отчаянием Родриго, готовый вонзить себе в сердце кинжал, потому что ему сказали, что Зара его покинула. Как раз в тот миг, когда он подносит кинжал к своему сердцу, под его окном раздаётся прелестная песнь о том, что Зара ему верна, но находится в опасности и он может спасти её, если пожелает. В окно ему брошен ключ, которым отпирается дверь, и в порыве восторга герой разрывает свои цепи и бросается прочь, чтобы отыскать и спасти свою даму сердца.

Акт пятый начинается с бурной сцены между Зарой и доном Педро. Отец хочет, чтобы дочь ушла в монастырь, но она и слышать об этом не желает и после трогательных просьб готова уже упасть в обморок, но в этот момент к ним врывается Родриго и требует её руки. Дон Педро отказывает – ведь Родриго не богат! Оба кричат и яростно жестикулируют, но не могут прийти к согласию. Родриго уже готов унести потерявшую силы Зару, когда входит робкий маленький слуга с письмом и тяжёлой сумой от Агари, которая таинственным образом вдруг куда-то исчезла. В письме сообщается, что Агарь завещает молодым влюблённым несказанное богатство, а дону Педро – ужасную гибель, если он помешает их счастью. Суму открывают, из неё на сцену дождём сыплется целая куча жестяных монет, так что весь пол начинает сверкать. Это сразу смягчает сурового вельможу. Он соглашается на брак дочери без единого звука. Все объединяются в радостном хоре, и занавес закрывается на том, как дон Педро благословляет влюблённых, преклонивших колена с непревзойдённой романтической грацией.

Последовали шумные аплодисменты, неожиданно смолкшие, поскольку раскладная кровать, на которой был построен бельэтаж, вдруг сложилась, мгновенно погасив энтузиазм аудитории. Родриго и дон Педро немедленно бросились на выручку, все слушатели были извлечены целыми и невредимыми, хотя многие потеряли дар речи – от хохота. Возбуждение едва улеглось, когда появилась Ханна и объявила:

– Миссис Марч всех приветствует и просит юных леди спуститься вниз: ужин на столе.

Это оказалось сюрпризом даже для актёров, а когда сёстры увидели стол, они переглянулись меж собою в восторженном изумлении. Маменька всегда была готова устроить для них какой-нибудь небольшой праздник с угощением, но ни о чём столь чудесном они и слыхом не слыхали с давно прошедших дней изобилия. На столе красовалось мороженое, целых два блюда: в одном – розовое, в другом – белое, и торт, и фрукты, и – с ума сойти! – французские шоколадные конфеты, да ещё посреди стола четыре великолепных букета цветов из оранжереи! От всего этого просто захватывало дух, и девочки сначала смотрели только на стол, а потом – на свою маму, которая выглядела так, будто ей это доставляло немыслимое удовольствие.

– Это принесли феи? – спросила Эми.

– Санта-Клаус, – ответила Бет.

– Это всё мама сделала. – И Мег улыбнулась своей самой нежной улыбкой, несмотря на седеющую бороду и совершенно седые брови.

– У тётушки Марч был приступ великодушия, и она прислала нам этот ужин! – вскричала Джо в порыве вдохновения.

– Нет, вы все ошибаетесь. Это старый мистер Лоренс прислал нам ужин, – ответила миссис Марч.

– Дедушка того мальчика из дома Лоренсов? – воскликнула Мег. – С какой стати такая мысль могла прийти ему в голову? Мы же с ним вовсе не знакомы!

– Ханна рассказала одному из его слуг про ваш весёлый завтрак. Он чудаковатый старый джентльмен, но ему это понравилось. Много лет назад он знавал моего отца и сегодня днём прислал мне письмо, в котором попросил моего позволения выразить его дружеские чувства к моим детям, прислав им скромные подарки в честь Рождества. Я не могла ему отказать, и вот вы получили маленький пир вечером как компенсацию за завтрак из молока с бутербродами.

– Это тот мальчик его надоумил, точно! Я уверена: это он. Он чудесный малый, я бы хотела с ним познакомиться. А у него такой вид, будто он тоже хочет завести знакомство с нами, только стесняется. И Мег вся такая правильная, что не позволяет мне заговорить с ним, когда мы встречаем его на улице, – сказала Джо, когда тарелки уже были розданы и мороженое начало бесследно «истаивать» с обоих блюд прямо на глазах у присутствующих под их восторженные охи и ахи.

– Ты имеешь в виду тех людей, что живут в большом доме рядом с вами, да? – спросила одна из подруг. – Моя мама знает старого мистера Лоренса, только она говорит, что он очень гордый и не желает знаться с соседями. Он держит своего внука взаперти, когда тот не ездит верхом или не выходит на прогулку с воспитателем, и заставляет его всё время заниматься. Мы приглашали его к нам в гости, но он не пришёл. Мама говорит, он очень мил, но с нами, девочками, он никогда не разговаривает.

– А у нас как-то кошка сбежала, и он принёс её к нам, и мы с ним отлично поболтали через ограду. У нас получился потрясающий разговор про крикет и всякое такое. Потом он увидел, что Мег идёт, и ушёл. Я всё-таки собираюсь как-нибудь с ним познакомиться: уверена, ему не так уж весело живётся, – решительно заявила Джо.

– Он хорошо воспитан, выглядит как маленький джентльмен, и это мне нравится. Так что у меня нет возражений против вашего знакомства с ним, если появится возможность сделать это подобающим образом. Он сам принёс цветы, и мне стоило бы пригласить его к нам, но я не знала точно, что у вас там, наверху, происходит. Мальчик казался таким опечаленным, когда уходил, слыша, как вы веселитесь, и не имея ничего подобного у себя дома.

– Как удачно, что вы его не пригласили, маменька! – рассмеялась Джо, взглянув на свои сапоги. – Но мы как-нибудь поставим другой спектакль, который он сможет посмотреть, а то и сыграть в нём. Это было бы так весело, правда?

– У меня ещё никогда не было такого прекрасного букета, – сказала Мег, с большим интересом разглядывая свои цветы. – Красивый – глаз не оторвёшь!

– Они все прелестны. Но розы Бет для меня – всех милее, – проговорила миссис Марч, нюхая полузавядший цветок у себя на груди.

Бет придвинулась поближе и, прижавшись к матери, шепнула ей тихонько:

– Как мне хотелось бы послать мой букет папе! Боюсь, у него там вовсе не такое весёлое Рождество, как у нас…

Глава третья

Мальчик из дома Лоренсов

– Джо! Джо! Где ты там?! – крикнула Мег, стоя у подножия лестницы на чердак.

– Я тут! – ответил ей сверху охрипший голос, и, взбежав по ступенькам, Мег обнаружила на чердаке сестру, жующую яблоко и заливающуюся слезами над «Наследником Рэдклиффа»[15]. Горло Джо было замотано шарфом, и она полулежала на старом трёхногом диване у солнечного окошка. Чердак был любимым убежищем Джо, она часто укрывалась здесь, взяв с собою полдюжины яблок и хорошую книгу, чтобы насладиться тишиной и обществом своего любимца – домашней крысы по имени Скрэбл, – который жил где-то поблизости от дивана, но ничуть не возражал против присутствия Джо. Как только появилась Мег, Скрэбл исчез в своей норке. Джо смахнула слезинки со щёк и подняла голову, ожидая услышать какую-нибудь новость.

– Как интересно! Ты только посмотри! Настоящее приглашение от миссис Гардинер на завтрашний вечер! – восклицала Мег, размахивая драгоценной бумажкой, а потом с девчачьим восторгом принялась её читать: – «Миссис Гардинер была бы очень рада увидеть мисс Марч и мисс Джозефину[16] на небольшом вечере с танцами в канун Нового года». Маменька хочет, чтобы мы пошли. Только что мы наденем?

– Ну что толку спрашивать? Ты ведь сама знаешь, что у нас с тобой, кроме поплиновых платьев, ничего другого нет. Их и наденем! – с полным ртом ответила Джо.

– А мне так хочется шёлковое! – вздохнула Мег. – Мама говорит, у меня оно, вероятно, будет, когда мне исполнится восемнадцать. Но два года – это же целую вечность ждать!

– А я уверена, что наши поплинчики выглядят совершенно как шёлковые, и они нам очень идут. Твоё платье почти совсем как новое, а моё… Я и забыла, что обожгла его в одном месте и порвала в другом. Что же мне делать? Ожог очень виден, и я ничем не могу его отчистить.

– Придётся тебе сидеть не поднимаясь, сколько сможешь, да так, чтобы спину не было видно. А перёд у тебя в полном порядке. У меня в волосах будет новая лента, и маменька обещала дать свою маленькую брошку с жемчужиной. Мои новые туфли – просто прелесть, перчатки тоже сойдут, хотя они не так хороши, как мне бы хотелось.

– А я свои испортила лимонадом, и новые мне не купить, так что придётся пойти без перчаток, – сказала Джо, которую никогда не заботило то, как она одета.

– У тебя должны быть перчатки! – вскричала Мег с решимостью в голосе. – Иначе я не пойду! Перчатки важнее всего. Танцевать без них просто невозможно. И даже если тебе всё равно, мне будет до смерти стыдно!

– Тогда я танцевать совсем не буду. Я не очень-то люблю танцевать, когда много людей танцуют парами. Это вовсе не интересно – плавно скользить по кругу. Я люблю носиться туда-сюда и выделывать всякие коленца.

– Тебе нельзя просить маму купить новые перчатки, они слишком дорогие, а ты слишком небрежна. Когда ты те испортила, она сказала, что в эту зиму не сможет купить тебе новую пару. А у тебя не получится как-то свои подправить? – с беспокойством спросила Мег.

– Я могу держать их смятыми в руке, так что никто не увидит, какие на них пятна. Вот и всё, что я могу сделать. Ой нет! Я скажу тебе, как мы с этим справимся: каждая из нас наденет одну хорошую перчатку, а испорченную будет держать в руке. Понимаешь?

– У тебя руки больше моих, ты мне ужасно растянешь перчатку, – начала было Мег, у которой собственные перчатки были весьма уязвимым местом.

– Ну так я пойду без них. Мне всё равно, что люди скажут! – вскричала Джо, снова берясь за книгу.

– Ну хорошо, хорошо! Ты можешь взять перчатку! Только не наставь на ней пятен и веди себя прилично. Не закладывай руки за спину, не смотри ни на кого слишком пристально и не произноси «Христофор Колумб!»[17], ладно?

– Не беспокойся за меня. Я буду такой правильной, какой только смогу, и постараюсь не влипать ни в какие истории – если сумею. А теперь пойди ответь на записку и дай мне дочитать эту потрясающую историю.

Так что Мег отправилась «с благодарностью принять приглашение», осмотреть своё платье и, напевая, в самом счастливом расположении духа привести в порядок единственный, из настоящего кружева рюш, а Джо в это время, покончив с чтением и четырьмя остававшимися яблоками, затеяла шумную игру со Скрэблом.

В канун Нового года гостиная пустовала, ибо две младшие девочки взяли на себя роль камеристок, а две старшие были заняты архиважным делом подготовки к вечеру с танцами. Какими бы простенькими ни были туалеты сестёр, дом оказался полон суеты, беготни вверх и вниз, смеха и болтовни, а в какой-то момент в нём стал слышен сильный запах палёных волос. Мег захотелось, чтобы лицо её обрамляли несколько кудряшек, и Джо взялась зажать завёрнутые в бумажки локоны в плоечные щипцы[18].

– А разве от них должен идти такой дым? – спросила Бет из своего укромного местечка на кровати.

– Это влага высыхает, – ответила Джо.

– Как странно пахнет! Похоже на жжёные перья, – заметила Эми, приглаживая собственные хорошенькие кудряшки с видом превосходства.

– Ну вот. Теперь я сниму бумажки, и вы увидите целое облако мелких колечек, – пообещала Джо, откладывая щипцы.

Она и в самом деле сняла бумажки, но никакого облака колечек не было видно: волосы остались на комоде, перед её жертвой.

– Ой-ой-ой! Ох, ну что ты наделала! Ты же меня изуродовала! Я не смогу пойти! Мои волосы… О, мои волосы! – причитала Мег, в отчаянии разглядывая неровные курчавинки у себя на лбу.

– Вот так мне всегда везёт! Зачем ты попросила меня это сделать?! Вечно я всё порчу! Прости меня, пожалуйста, щипцы оказались слишком горячими, и я наделала бед, – простонала несчастная Джо, со слезами сожаления глядя на маленькие, плоские, как блины, чёрные кругляшки на комоде.

– И нисколько не изуродовала! Надо всего лишь подвить волосы немножко и завязать твою ленту так, чтобы кончики чуть-чуть выходили на лоб, тогда это будет выглядеть как последний крик моды. Я видела – многие девочки так делают, – проговорила Эми, стараясь утешить сестру.

– Так мне и надо! Незачем было так прихорашиваться, – недовольно воскликнула Мег. – Надо было оставить мои волосы такими, как есть.

– Да, я тоже так считаю. Но они ведь скоро опять отрастут, – сказала Бет, подходя, чтобы успокоить и поцеловать остриженную овечку.

В конце концов после многочисленных, но менее крупных неудач Мег была готова, а волосы Джо усилиями всей семьи убраны наверх в красивую прическу, и платье надето. Обе девочки очень хорошо выглядели в своих простых нарядах. Мег – в серебристо-сером с голубой бархатной лентой на голове и с кружевным рюшем на платье, заколотым жемчужной брошкой. Джо – в тёмном бордо с жёстким, подобно мужскому, воротничком из белого полотна; единственным украшением у неё была пара белых хризантем. Каждая из сестёр надела одну хорошую светлую перчатку и держала другую, испорченную, в руке. Все объявили, что вид у обеих «прекрасный и совершенно непринуждённый». Новые туфельки Мег, на высоких каблуках, были очень тесными и сильно жали, но она не желала этого признавать, а девятнадцать шпилек Джо – все как одна – казались воткнутыми прямо ей в голову, что было не так уж приятно, но – святые Небеса! – будем же элегантны или умрём на месте!

– Желаю вам хорошо провести время, мои дорогие, – напутствовала их миссис Марч, когда сёстры элегантно удалялись по дорожке. – Не ешьте слишком много за ужином и уходите в одиннадцать часов: к этому времени я пришлю за вами Ханну.

Когда калитка за девочками захлопнулась, из окна раздался голос:

– Девочки, девочки, а красивые носовые платочки вы с собой взяли?

– Да, да! Ужасно красивые, и Мег свой надушила одеколоном, – крикнула Джо в ответ и со смехом добавила, не убавляя шага: – Знаешь, я уверена, что маменька спросила бы нас про это, даже если бы мы убегали от землетрясения.

– У маменьки аристократические вкусы, и это один из них, и притом очень правильный, ведь настоящую леди узнают по изящной обуви, перчаткам и носовому платку, – отвечала Мег, у которой было целое множество собственных маленьких «аристократических вкусов».

В гардеробной миссис Гардинер, стоя перед зеркалом, Мег долго прихорашивалась, а потом сказала:

– Джо, не забудь, что тебе надо держать испорченную сторону юбки подальше от чужих глаз. Как моя лента – на месте? А волосы – они очень плохо выглядят?

– Но я обязательно забуду! Если заметишь, что я что-то не так делаю, просто подмигни мне, чтобы напомнить, ладно? – откликнулась Джо, поддёргивая воротничок и торопливо приглаживая волосы щёткой.

– Нет, леди не подобает подмигивать. Я только приподниму брови, если что-то будет не так, и буду кивать тебе головой, если всё в порядке. А теперь перестань сутулиться и иди мелкими шажками и не вздумай никому пожимать руку, когда тебя станут с кем-то знакомить. Это не принято.

– И как только тебе удаётся заучивать все эти вещи? У меня это никогда не получается. Какая весёлая музыка, правда?

И они пошли вниз по лестнице, ощущая некоторую робость, так как редко бывали на таких вечерах, и хотя этот небольшой званый вечер вовсе не был торжественным приёмом, для сестёр он явился настоящим событием. Миссис Гардинер, величественная пожилая дама, доброжелательно поздоровалась с девочками и подвела их к старшей из своих шестерых дочерей. Мег уже знала Сэлли и скоро почувствовала, что совсем освоилась, но Джо, не очень-то жаловавшая девиц и девичьи сплетни, стояла в сторонке спиною к стене и чувствовала себя здесь такой же неуместной, как жеребёнок в цветнике. В другой части комнаты собралась группка мальчиков – человек шесть, они оживлённо беседовали о катании на коньках, и Джо жаждала пойти и принять участие в их беседе, так как катание на коньках было одной из главных радостей в её жизни. Она взглядом телеграфировала об этом Мег, но брови сестры взлетели так тревожно высоко, что Джо не осмелилась даже пошевелиться. Никто не подошёл поговорить с ней, и мало-помалу группа девиц разбрелась, так что Джо осталась в полном одиночестве. Она не могла развлечения ради походить по комнате, так как тогда испорченная спинка платья стала бы всем видна, и поэтому стояла и разглядывала присутствующих, пока не начались танцы. Мег тотчас пригласили, и тесные туфельки понеслись по полу так живо, что никто и не догадался бы, какую боль, с улыбкой на устах, терпит их носительница. Джо увидела большого рыжеволосого юношу, направляющегося в её сторону, и, испугавшись, что он намеревается её пригласить, скользнула в занавешенную нишу, собираясь потихоньку посматривать из-за занавеса и наслаждаться покоем. К сожалению, ещё одно застенчивое существо избрало для себя это убежище, ибо, как только занавес за Джо закрылся, она очутилась лицом к лицу с мальчиком из дома Лоренсов.

– Вот тебе и на! Я… я не знала, что здесь кто-то есть! – заикаясь, промолвила Джо, готовая исчезнуть так же быстро, как появилась.

Но мальчик рассмеялся и сказал очень вежливо, хотя и выглядел несколько испуганным:

– Не обращайте на меня внимания, оставайтесь, если хотите.

– А я вас не побеспокою?

– Нисколько. Я зашёл сюда только потому, что мало кого здесь знаю и, видите ли, поначалу почувствовал себя как-то странно.

– И я тоже! Не уходите, пожалуйста. Если, конечно, вам не хочется.

Мальчик снова сел и смотрел не отрываясь на свои бальные туфли, пока Джо не произнесла, пытаясь быть любезной и непринуждённой:

– Мне думается, я уже имела удовольствие видеть вас раньше. Вы живёте по соседству с нами, не правда ли?

– В соседнем доме. – И он рассмеялся весело и открыто, потому что светские манеры Джо выглядели и правда забавно, ведь ему помнилось, как они болтали о крикете, когда он принёс им сбежавшую кошку.

От его смеха Джо почувствовала себя совершенно как дома и тоже рассмеялась, проговорив самым сердечным своим тоном:

– Ох и веселились же мы за столом с вашими подарками!

– Это дедушка их послал.

– Но ведь это вы ему подсказали, верно?

– А как поживает ваша кошка, мисс Марч? – спросил мальчик, пытаясь быть серьёзным, хотя его чёрные глаза весело смеялись.

– Очень хорошо, спасибо, мистер Лоренс. Только я не мисс Марч, а всего лишь Джо, – ответствовала юная леди.

– Ну а я не мистер Лоренс, а всего лишь Лори.

– Лори Лоренс – какое поразительное имя!

– Меня назвали Теодором, но мне это имя не нравится, потому что ребята стали звать меня Дора. Так что я заставил их звать меня Лори.

– Я тоже терпеть не могу своё имя. Оно такое сентиментальное! Хочу, чтобы все звали меня Джо, а не Джозефина. А как вы добились того, что ребята перестали называть вас Дора?

– Задал им трёпку.

– Но не могу же я задать трёпку тётушке Марч! Так что, как видно, придётся терпеть. – И Джо, печально вздохнув, примирилась со своей участью.

– А вы разве не любите танцевать, мисс Джо? – спросил Лори с таким видом, словно считал, что это имя вполне ей подходит.

– Почему же? Люблю, даже очень, если места хватает и каждый может двигаться живо и весело. А в таком месте, как это, я наверняка что-нибудь опрокину, стану наступать всем на ноги или сделаю ещё что-нибудь ужасное, так что лучше мне держаться подальше от беды и дать Мег плавно поскользить по комнате. А как вы? Не танцуете?

– Иногда – да. Видите ли, довольно много лет я прожил за границей и пока ещё недостаточно бывал в обществе, чтобы разобраться, как и что у вас тут делается.

– За границей?! – воскликнула Джо. – Ах, расскажите мне про это! Я просто обожаю слушать, как рассказывают про путешествия.