Какого цвета убийство?

Все лицо у Эвы Аксберг было в крови ее мужа.

Внезапно утратив интерес к Хельмарку, она стала драться с полицейским в форме, пытавшимся затащить ее в здание. Ему это не удавалось. Офицер споткнулся обо что-то и чуть не потерял контроль над ситуацией. Вырвав у него из рук Эву Аксберг, Габриэль Хельмарк рывком поднял ее и понес в сторону входа в участок, хотя она дико билась у него в руках. Резко поставив ее на пол в холле, он обратился к подчиненному:

– Держи ее внутри здания! Слышал? Внутри! И звони в скорую!

Он снова выскочил на улицу.

Вокруг бегали люди, многие причитали от страха. Народу на улицах было полно – все же центр города. Кто-то из полицейских отдавал приказы, но его, похоже, никто не слушался. Полная неразбериха.

Опустившись на колени, Хельмарк оглядел Рогера Аксберга. Нина, уже прибежавшая сюда, склонилась, приложив два пальца к шее убитого, и покачала головой. Понятное дело, мужик мертвее мертвого. Лицо у него было спокойное, почти расслабленное. Тело лежало в такой позе, которая со стороны казалась довольно удобной. Шел-шел человек и решил прилечь. Кто-то уже начал натягивать вокруг места происшествия сине-белые ленты.

Комиссар огляделся: кругом одни затравленные лица. Люди столпились позади цепочки из полицейских. Гул десятков возмущенных голосов. Прищурившись, он посмотрел на небо: солнце, ни облачка, полное безветрие. Кому-то просто-напросто повезло. Условия для удачного выстрела почти идеальные. Помимо того, что жертва стояла на ступеньках полицейского управления в самом людном месте города…

И Юнггрена, и Аксберга убили выстрелом в голову. Случайность? Или осознанный выбор? Попасть в корпус куда легче, чем в голову. Люди двигают головой, поворачивают ею туда-сюда, когда идут или разговаривают…

Типичное убийство – это когда подъезжает машина, из нее выпрыгивают двое-трое вооруженных людей и палят, сколько успеют, прежде чем нырнуть обратно и унестись прочь.

То, что произошло с Аксбергом, не укладывается в сценарий классического мафиозного убийства. Кто-то, сидевший наготове, выдал один-единственный прицельный выстрел. Они не могли знать, что Аксберг обратится в полицию. Или же следили за ним на случай, если он туда все же пойдет?

Прибыли санитары скорой помощи. Хельмарк и Нина отошли от трупа, пропуская к телу деловую низенькую женщину и грузного мужчину. Через десять секунд женщина сообщила:

– Он мертв.

– Правда? – спросил Хельмарк. – А как вы это поняли? Он болел или что-то в этом роде?.. – Он обернулся к одному из полицейских. – Что ты видел?

– Я подошел как раз перед выстрелом, буквально за две секунды, – ответил тот. – Единственное, что я услышал, – это крик женщины. Когда обернулся, мужчина уже упал.

– Откуда стреляли?

Полицейский подергал себя за ухо.

– Хм… Они стояли в паре метров позади меня. Ему попали в лоб. – Оглядевшись, он указал в точку справа от входа в здание полиции: – В этом направлении.

Хельмарк посмотрел туда же. Похоже на правду.

– И что ты сделал?

Офицер полиции замешкался.

– Я… принял безопасное положение.

«Идиот», – подумал Хельмарк, но все же удержался от комментария вслух и отправил сотрудника восвояси. Посмотрел в сторону кафе и продуктового магазина через дорогу. Надо проверить. Подозвав к себе пару полицейских, комиссар отправил их туда, откуда, предположительно, стреляли.

Движение перегородили служебные машины, и на дороге началась полная неразбериха. Большой пассажирский автобус злобно гудел, пытаясь выбраться из этого хаоса. Галдеж десятков зевак не стихал.

Хельмарка окликнул эксперт-криминалист.

– Полуоболочечная, – сказал он, указывая пальцем. – Вон она, застряла между ступеньками.

Комиссар вернулся к широкой лестнице. Между четвертой и пятой ступенькой застрял деформированный металлический предмет. Пуля сплющилась, проходя сквозь Аксберга, а потом ударилась о камень. Черт, он отправил полицейских в неверном направлении – погрешность примерно в пятнадцать градусов.

Ну, этим займутся эксперты. Задача Хельмарка – собрать доказательства. То, что снайпер до сих пор на месте, казалось невероятным. Конечно, его уже и след простыл.

К нему подбежала одна из служащих с раскрасневшимся лицом. Она показалась ему знакомой, но, как он ни рылся в памяти, имени ее вспомнить не мог.

– Эва Аксберг! Ты должен подойти, – выпалила она и потянула комиссара за собой обратно в здание, мимо стойки в приемной, через две двери.

В комнате, предназначенной для кратковременного отдыха ночных дежурных, лежала на кушетке Эва. Ну, как сказать, «лежала»… Ее пытались уложить сразу двое женщин-полицейских.

Она рвалась и билась, шипела и плевалась, проклиная всех и вся. А увидев Хельмарка, издала дикий рев.

– УБИЙЦА! Ты убил его!

– Успокойтесь! – рявкнул тот так громко, что все три женщины замерли. Он указал рукой на Эву Аксберг и сказал:

– Случилась трагедия. Мне жаль. Но предоставьте нам возможность делать свое дело. Эти двое вам помогут.

После секундного замешательства жена убитого продолжила биться с удвоенной силой, но по коридору уже бежали санитары. Уж они-то ее успокоят. Укольчик – и готово. Как бы она не повредилась умом – все же на ее глазах разнесли голову ее мужа, словно тыкву.

Но это не главная проблема сейчас. Одно можно сказать совершенно точно: письмо Рогеру Аксбергу прислал не подражатель.

* * *

Алекс топтался туда-сюда по своему офису, поглядывая в окно с четырнадцатого этажа Веннер-Грен-центра. Внизу мелькали люди – муравьишки. Или снующие черные кролики.

Помимо самого Алекса, в офисе находился только педантичный Дэн Берг. Как явный пример «синего» типа личности, он часто сидел один за рабочим столом, погрузившись в какую-то интересную ему проблему. Дэн невероятно скрупулезно относился к каждому этапу процесса: ни одну самую мельчайшую деталь не пропускал без глубокого изучения. Он мог потратить несколько дней на изучение проблемы клиента, чтобы потом начать все заново, рассматривая ее под другим углом. Дэн Берг все ставил под сомнение, и его критический взгляд не упускал ни одного недостатка в планировании. Вся жизнь, строго говоря, представляет собой сплошной трудно поддающийся расчетам риск. Ничьи предсказания не звучали так мрачно, как предсказания Дэна.

Некоторые клиенты называли его «Судный Дэн».

Сейчас он сидел, уткнувшись в какой-то увлекательный эксельный документ, никак не реагируя на Алекса, ходящего взад-вперед по офису.

Что же произошло в тот момент, когда Нина прервала разговор?

Может быть, по радио что-нибудь скажут?

Нет, вряд ли.

Он напомнил себе, что Нина – хорошо подготовленный полицейский и, вероятно, знает свое дело. Но все же она – женщина, она молода… Вот же его угораздило. Нужно работать, но никак не удавалось не думать о ней.

Алекс Кинг задавался вопросом: насколько нелепо было бы придумать повод, чтобы зайти к ней в участок? Что ему может там понадобиться? Он взглянул на часы. Половина второго. Всего-то десять минут пути, никакого трафика в обед. Ему просто посмотреть…

Но он сердито отогнал от себя эту мысль. Никаких дел там быть не может. Давай-ка, приятель, все же поработаем.

Глава 23

Она ценила конкуренцию. Слева от нее сидел Стефан, который без проблем справится с контрольной. У него наверняка будет девяносто процентов правильных ответов. Рядом со Стефаном расположился Роберт. Он основательно все вызубрил, но у него нет особого блеска. Повернув голову вправо, она посмотрела на Хелену. Хелена опасна. Она очень умная, в седьмом классе у нее по всем предметам были отличные оценки. В большинстве дисциплин она была лучшей во всех четырех параллельных классах. По поводу нее действительно стоит тревожиться.

Они ждали, пока учитель раздаст задание. В зале находилось тридцать восьмиклассников, и половина их понятия не имела, зачем они сюда пришли. Она же готовилась долгие месяцы. Это главная контрольная по математике за полугодие, от нее будет зависеть финальная оценка. Если она с ней справится, в году выйдет пятерка.

Учитель стоял у своего стола и что-то говорил. Она не слушала, заранее знала, что он скажет: чтобы они не торопились, но постарались решить как можно больше примеров. Лучше сделать все задания, допустив несколько ошибок, чем успеть только половину.

Она понимала, что он пытается помочь, но для нее это было пустым звуком. Она просто должна сделать все примеры. И решить их правильно. Эта контрольная – как распутье. Начиная с сегодняшнего дня Хелена тоже узнает, что такое конкуренция.

Учитель начал раздавать листки с заданиями. Она получила свой одиннадцатой по счету. Рывком придвинув к себе бумагу, бросила взгляд на первую задачу. На несколько секунд случилось полное затмение: она не узнавала пример. Боже милостивый…

Потом паника отступила. Сделав несколько глубоких вдохов, она принялась считать.

* * *

Три часа спустя в коридоре стоял оглушительный шум. Мальчишки кричали и дрались за что-то совершенно незначительное. Девочки стояли группкой, прижав к себе учебники и тетрадки, и обсуждали контрольную. Потные подмышки. Тревога по поводу того, как написали работу. Облегчение, что все позади. Хелена что-то щебетала о том, как блестяще разделалась со всеми примерами.

Следя за этой выскочкой уголком глаза, она открыла нужный раздел учебника, чтобы получить подтверждение своему решению одной задачки. Представляла себя в центре всеобщего внимания. Она тоже будет вот так рассказывать всем о том, какая она умная.

Погоди, Хелена. Когда огласят результаты, все увидят…

Она смотрела в учебник, ничего не видя. Единственное, на чем она могла сосредоточиться, – это на Хелене, которая чирикала как синичка, окруженная подружками. Однажды сама она тоже будет стоять вот так.

* * *

Кабинет у отца маленький и довольно мрачный. Темно-красные бархатные обои с золотыми медальонами. Полки от пола до потолка со старинными книгами в кожаных переплетах и папками для журналов. Все расставлено идеально ровными рядами. Перед окном – письменный стол красного дерева. Он принадлежал еще дедушке, ему наверняка лет сто как минимум. Хотя снаружи еще было светло, в кабинете царил сумрак, потому что отец опустил шторы. Он всегда так делал. Она бесшумно проскользнула в кабинет и стояла, глядя на его спину, пока он сидел и писал от руки. Работал он очень тихо, даже дыхания не было слышно.

Она положила контрольную перед ним на стол. Отец что‑то пробурчал и повернулся к ней. Улыбнулся. Она, осторожно подавшись вперед, поцеловала его в висок. И, сделав шаг назад, стала ждать.

– Что это? – спросил отец, беря ее контрольную по математике. Повертел в руках, не открывая. Оценка стояла на предпоследней странице. Ему придется пролистать всю тонкую тетрадку, чтобы увидеть результат.

Отложив ручку, он отодвинул от себя письмо, которое писал. Открыл контрольную, взглянул на вторую страницу. Ничего не сказал. Перевернул страницу. Что-то пробормотал. Снова перевернул страницу. Ничего не сказал.

Ей казалось, она сейчас взорвется. Он делал все так медленно…

Но вот отец дошел до последнего разворота и увидел результат.

– Пятьдесят шесть правильных ответов, – проговорил он и повернулся к ней.

Она радостно закивала. Разве он не хочет что-то ей сказать?

– Из пятидесяти шести возможных, – продолжал он. – Все решено правильно.

Она начала прыгать по комнате. Ожидала, что отец скажет, какая она молодец. Скажет, что гордится ею. Никогда раньше ей не удавалось написать контрольную без единой ошибки. Никогда.

– Ты готовилась, не так ли?

Она перестала прыгать и посмотрела на него. Кивнула, не понимая до конца, к чему он клонит.

– Если ты хорошо подготовилась, то это самое малое из того, на что ты можешь рассчитывать. Теперь ты знаешь, что ты можешь.

Поколебавшись, она открыла рот.

– Я лучше всех в классе. Только у Хелены тоже все было правильно.

– Не соревнуйся с другими, – ответил отец. – Соревнуйся только с собой.

Сложив контрольную, он протянул тетрадку дочери.

– А теперь будь умницей, дай мне закончить работу.

В молчании она вышла из отцовского кабинета, не понимая до конца, что произошло. Он ею недоволен? Она могла лучше? Но нельзя добиться лучшего результата, чем пятьдесят шесть из пятидесяти шести. Так почему же он ее не поздравил?

Медленно бредя в свою комнату в конце коридора, она ломала голову: ему не понравилась ее реакция? То, что она радовалась? То, что сравнивала себя с Хеленой?

«Соревнуйся только с собой», – сказал он.

Мама сидела в комнате, раскрыв на коленях книгу.

Дочь прошла мимо, не сказав ни слова. Положила контрольную на кровать и прикрыла подушкой. Наверное, она сделала из этого слишком большое событие. Это всего лишь контрольная по математике. Не отдохнув ни минуты, она открыла учебник английского и стала читать про Вторую мировую войну. Через три недели сочинение. И она будет во всеоружии.

Глава 24

Он снял трубку после третьего сигнала, чуть не расплескав горячий кофе. Какие нетерпеливые.

– Пора.

– Кто это? – спросил Фредрик и отхлебнул из чашки. Забавно, он как раз сидел на диване в гостиной и размышлял, не пора ли что-то изменить. Эти стены выглядели так уже много лет и начали ему надоедать.

– Мы приедем за тобой ровно в два.

Фредрик покосился на часы. Без четверти два.

– Я занят, – ответил он, мысленно уже бродя по строительному магазину среди банок с краской. Сделать на тон светлее? Или вообще выбрать что-то радикальное? К черту беж – как насчет фисташкового?

Голос на другом конце проговорил:

– Машина уже едет.

Чашка с кофе затормозила в воздухе на полпути ко рту.

– С кем я разговариваю?

Собеседник повесил трубку. Фредрик, наморщив лоб, отложил мобильник.

Странно… Похоже, выбора ему не оставили.

Поставив чашку на кухонный стол, он засуетился, то и дело выглядывая в окно. Зачем такие… такие методы? Почему бы просто не назначить встречу?

Снова зазвонил мобильный. Не могли же они уже подъехать?

– Ты едешь? – спросила Мартина.

– Э…

– Фредрик, я даже занесла это в твой календарь. Только не говори, что ты забыл!

Он прикрыл глаза ладонью, словно пытаясь спрятаться «в домик», и обреченно спросил:

– Что именно?

– Беседа с учителем Оскара.

Неужели сегодня?

– Слушай, тут кое-что случилось, мне нужно уехать…

Голос Мартины зазвучал так, словно она говорила сквозь стиснутые зубы.

– Уехать? Что ты намерен делать так внезапно?

– Я получил заказ, работа над которым начинается сегодня. Я же тебе рассказывал.

– Та биография? Почему ты не мог договориться с ними на другой день?

– Они мне только что позвонили и требуют, чтобы я немедленно приехал. Я же обещал взяться за этот проект! Что мне оставалось делать?

В трубке послышался глубокий вдох.

– Сказать «нет», например, – проговорила Мартина совершенно спокойно. – Так. Ну что ж, я сама поеду на беседу с учителем. Отменю свой визит к врачу.

Она положила трубку. Фредрик сказал себе, что надо будет как-то это ей компенсировать. Не в первый раз она прикрывает его косяки. Потом его всегда мучает совесть. Но выбора нет.

Он огляделся. Что ему нужно взять с собой?

Взбежав на верхний этаж, Фредрик на ходу сорвал с себя рубашку, распахнул шкаф и нервно принялся искать свежую.

В этот момент в дверь заколотили.

Почему не воспользоваться звонком, господи? Что за манеры?

Он сбежал вниз по лестнице, на ходу застегивая чистую рубашку, и промахнулся мимо пары петелек.

– Да-да?

Мужчина на пороге был в костюме. Официально-то как. Нейтральная внешность – такого человека потом и не вспомнишь. Это специально?

– Могу я попросить вас предъявить водительские права? – произнес гость.

– Что? Вы хотите убедиться, что я умею водить машину? – изумленно проговорил Фредрик, отметив, что мужчина проигнорировал протянутую для рукопожатия руку.

Надев ботинки, журналист принялся рыться в карманах куртки, висевшей у двери. Бумажника там не оказалось. На кухне? Нет, он же лежал в заднем кармане джинсов, должно быть, выпал. Обернувшись к незнакомцу, Фредрик поднял в воздух указательный палец – «подождите-ка» – и быстрым шагом направился в ванную. Бумажник действительно валялся на полу. Вернувшись к дверям, он предъявил незнакомцу права.

Человек в костюме внимательно рассмотрел фотографию, сличив ее с лицом хозяина дома. Потом повернулся и пошел вниз по лестнице, к машине.

– Мы опаздываем.

Фредрик последовал за ним, на ходу заправляя рубашку в джинсы.

– Послушайте, вы могли позвонить мне заранее. Ну, там, за несколько дней…

– Заказчик захотел встретиться сегодня, – бросил незнакомец через плечо.

«Заказчик хренов», – подумал Фредрик, спускаясь по двадцати двум бетонным ступеням. Он мог просто сказать: «В четверг я хочу встретиться с тем, кто будет писать мою биографию. Где-нибудь после обеда, в уютной кафешке на набережной». Неужели это так сложно?

Их ждал «Вольво‑70» серебристого цвета, не самый новый. Человек в костюме открыл заднюю дверь, и Фредрик уселся.

Поездка заняла не более получаса. Лестница была самая обычная и могла находиться в любой многоэтажке семидесятых годов постройки. Серый мраморный пол, в котором кое-где проглядывали окаменелости, округлые перила с практически стертым множеством рук защитным слоем лака. Бумажки на стене, напоминающие о том, что надо закрывать дверцу общественной стиральной машины в подвале. Реклама мойщика стекол по имени Томми. Но повсюду чисто.

Они остановились у двери без всяких обозначений.

– Так мы зайдем? – нетерпеливо спросил Фредрик, когда они простояли перед ней добрых двадцать секунд.

Человек в костюме посмотрел на часы и ничего не сказал.

Ровно в два тридцать они вошли в квартиру. Обычная прихожая. На вешалке пара курток. Сопровождающий не стал снимать уличную обувь, и Фредрик поступил так же.

Все материалы, использованные при отделке квартиры, были не просто высокого, а высочайшего качества. Необычно для многоэтажки. Журналист пытался сложить все в единую картину, но у него ничего не получалось. Как-то это странно. Но, признаться, занимательно.

В гостиной на диване сидел мужчина, положив на низенький кофейный столик ноги в грубых ботинках. Волосы у него были почти черные, лоснящиеся, аккуратно схваченные в хвост на затылке. Козлиная бородка. Джинсы, застиранная футболка. И выпирающее пузо – похоже, кто-то пьет много пива. На вид ему было лет сорок.

Айтишник? Парень, создавший IT-компанию и только что ее продавший, выручив за нее парочку миллиардов? Смутное чувство, что он уже видел этого человека раньше, охватило Фредрика, однако он от него отмахнулся. Может, в каком-то журнале.

– Спасибо, – произнес мужчина с дивана, кивнув шоферу, который остался стоять в дверях.

Не дожидаясь приглашения, Фредрик прошел в комнату и остановился перед заказчиком. Протянув руку, он изобразил свою самую ослепительную улыбку, хотя по-прежнему ощущал сильное раздражение. Ну что за методы?

– Фредрик Хельмарк.

Мужчина, сидящий на диване, не пошевелился.

– Садись, – негромко произнес он.

У них тут сообщество гермофобов, что ли? Или никто просто не знает, что такое хорошие манеры? Гость немного поколебался и опустился в кресло.

– Мое имя – Лукас Свартлинг.

– Вот как? – откликнулся Фредрик. – Я должен знать, кто вы такой?

– Не знаю. Должен?

Он старался вспомнить. Пауза затянулась.

– О’кей, у вас есть некий бизнес. Довольно долго вы работали, создавая его из ничего, но теперь все это стало надоедать. Вы гордитесь своим детищем и хотите, чтобы другие поняли, как самоотверженно вы вкалывали. Примерно так?

Свартлинг пристально и молча вглядывался в него целых полминуты, а потом звучно расхохотался. И шофер, или кто он там был, тоже рассмеялся. Но они тут же оба смолкли как по сигналу.

– Неплохая догадка, – без тени улыбки проговорил он. Повернулся к двери. – Два кофе.

Вскоре кофе уже стоял на столе, как будто в соседней комнате давно ждали этой просьбы.

– Так чем вы занимаетесь? – спросил Фредрик, беря свою чашку: запах от нее исходил чудесный.

Свартлинг пил кофе, элегантно отставив мизинец. Фредрик задался вопросом, не пытается ли его собеседник показать, что, несмотря на пивную мозоль, конский хвост и одежду совсем не как у снобов, живущих вокруг площади Стюреплан, у него все же есть свой стиль. Или же это был просто оттопыренный мизинец.

– Первый этап в написании биографии, – произнес Свартлинг, – заключается в сборе фактов. Ты получишь список людей, у которых возьмешь интервью, – там несколько человек. Они дадут тебе представление о том, кто я. У тебя есть время до тридцать первого декабря, чтобы закончить этот этап. Потом мы встретимся и обсудим собранный материал.

Фредрик задумался. Последний день декабря – не самый оптимальный дедлайн, учитывая рождественские праздники. У него есть несколько дел, которые он, на самом деле, давно должен был бы сделать, но все откладывал в долгий ящик. И этот ящик хорошо бы открыть в этом году, а не в следующем. Сегодня последний день ноября. Месяц на то, чтобы провести и распечатать несколько интервью? Пожалуй, пойдет.

Он кивнул, потягивая изысканный кофе.

– Без проблем.

Свартлинг пристально посмотрел на него, и, что этот взгляд означает, понять было трудно.

– Дальше ты станешь изучать сам бизнес, – продолжал Лукас. – Возьмешь несколько интервью у меня. И, возможно, еще у кого-то, если я решу, что его сведения ценны для будущей книги.

– Без проблем.

– Тридцать первое января.

Фредрик поставил чашку, посмотрел в потолок. Прикинул сроки.

– Без проблем, – снова произнес он.

Свартлинг описал в деталях, как он хочет, чтобы журналист работал. Каждый раз, когда он делал в своей речи небольшую паузу, Фредрик вставлял: «Без проблем».

– Итак, когда вы хотите получить, так сказать, готовый продукт? – спросил он. – Когда вся биография должна быть готова, чтобы явить ее миру?

– Я хочу иметь чистовую рукопись к концу февраля. Полностью завершенную. Отредактированную и готовую к печати.

Фредрик выпрямился и фыркнул.

– К концу февраля? – переспросил он. – Это весьма сжатые сроки. Неизвестно, какие сложности возникнут в процессе.

– Никаких проблем, – отрезал Свартлинг. – Ты сам об этом только что сказал. Девять раз.

Надо же быть таким занудой!

– Вот почему мы делаем это в три этапа, – продолжал Свартлинг. – На первом ты встретишься со всеми, с кем надо, и возьмешь интервью. На втором этапе сделаешь набросок текста на основании всех материалов, включая беседы лично со мной. На третьем остается только собрать все воедино и внятно написать. Разве это так сложно?

Фредрик подался вперед на стуле и сложил ладони, соединив кончики пальцев: эффективная поза превосходства. Он это знал, но пользовался в редких случаях.

– Все это, как вы сами говорите, должно быть сформулировано так, чтобы общественность захотела прочесть. Иначе ни одно издательство не станет иметь дело с таким текстом.

– Именно поэтому я выбрал тебя, – ответил Лукас Свартлинг. – Двадцать восьмое февраля.

– Творческий процесс нельзя насиловать, поймите! Иногда некоторые вещи растягиваются на долгое время. Результат будет лучше, если я стану работать без стресса. Вы уже связывались с издательствами?

– Они будут биться за эту рукопись, могу гарантировать. Горяченький материальчик, и они оторвут его с руками. Двадцать восьмое февраля.

Фредрик уставился на заказчика. Горяченький? Знал бы он, сколько таких горяченьких историй издательства отвергают каждый месяц…

– Если сразу разбираться со всеми неожиданностями и следовать намеченному плану, то все получится, – сказал Свартлинг. – Я всю жизнь так работаю. Препятствие – решение. Без того, чтобы тянуть это препятствие за яйца.

Фредрик удивленно приподнял брови.

– Неразумно ставить слишком короткий срок. Всегда может случиться нечто непредвиденное. Поэтому успешные писатели закладывают небольшой буфер, чтобы не переносить дедлайны. Лукас, предлагаю все же договориться на пятнадцатое апреля.

Он добавил полтора месяца, а не месяц. Сейчас Свартлинг будет разыгрывать из себя крутого парня и предложит тридцать первое марта, что было бы совершенно нормально. За четыре месяца все это возможно провернуть. По-прежнему сжатые сроки, но терпимо.

Свартлинг долго смотрел на собеседника. Лицо у него было словно высечено из камня – и не поймешь, что творится в голове. Сейчас он скажет…