Тайна желтой комнаты

Гастон Леру

Тайна Жёлтой комнаты

1868–1927

Перевод с французского Н. Световидовой

Художник А. Клепаков

© Световидова Н. А., перевод, 1990

© Клепаков А. И., иллюстрации, 2022

© Оформление серии, предисловие. АО «Издательство «Детская литература», 2022

Гастон Леру – весельчак, гурман и честный журналист

Имя Гастона Леру в России зачастую связано только с его знаменитым романом «Призрак Оперы», однако во Франции этот писатель считается одним из зачинателей французского детективного жанра. Во время выхода в свет цикла о репортере и сыщике-любителе Жозефе Рультабии популярность его была огромна. Да и сейчас произведения Леру по-прежнему востребованы на его родине. Познакомимся с этой неординарной личностью и мы.

Гастон Луи Альфред Леру родился 6 мая 1868 года в Париже. После учебы на юридическом факультете Парижского университета он около трех лет служил адвокатом. Однако довольно быстро понял, что ему ближе литературный труд. Еще будучи студентом, Леру пробовал себя в разных жанрах: писал трагедии, новеллы, лирику. В 1894 году для вечерней газеты «Париж» он создает серию ярких репортажей о деле анархиста Огюста Вайана, бросившего бомбу в палате депутатов французского парламента. Благодаря этому Леру приглашают сотрудничать с одной из ведущих парижских газет – «Матен». Здесь он по-прежнему блестяще освещает судебные процессы, а в 1901–1902 годах является также театральным критиком. Леру так озвучивает свое журналистское кредо: «Журналист может иметь множество грехов, но он должен уметь видеть, слышать, знать, догадываться, выбирать, писать и быть честным».

Писатель, нобелевский лауреат Альбер Камю назвал Леру «историком мгновения». Его журналистский дар – воспроизводить точным словом все происходящее – снискал ему славу. И в 1902 году за заслуги в области прессы Леру был награжден орденом Почетного легиона.

По заданию редакции газеты «Матен» Леру четыре раза бывал в России (1897, 1902, 1904 и 1905 годах). Отсюда он шлет в газету множество репортажей (объединенных после его смерти в сборник «Агония белой России», 1978); в Санкт-Петербурге родился и его старший сын, Андре Гастон Леру (1905–1970). «Русская тема» дала писателю сюжеты для романов «Черные невесты» и «Рультабий у царя».

Леру вообще был неутомимым путешественником. Остров Мадера, Рим, Кёнигсберг, Египет… Именно в Порт-Саиде Леру берет интервью у русских моряков и рассказывает о героизме матросов и офицеров при гибели крейсера «Варяг» в начале Русско-японской войны (1904). Этот репортаж произвел впечатление на императора Николая II, и Леру получает в награду орден Святой Анны.

В 1897 году у Леру выходит первый роман «Человек ночи», но об этой публикации мало что известно. А вот его следующий фельетон представляет собой своего рода квест, или, как раньше говорили, роман-конкурс. «Охотники за сокровищами» публиковались в газете «Матен» в 1903 году. По рассеянным в тексте указаниям читатели искали спрятанные в разных частях Парижа серебряные медали. Основной приз составлял огромную по тем временам сумму в 25 000 франков и не только «подогревал» интерес к сюжету, но и увеличивал тираж газеты. (Впоследствии роман был издан отдельной книгой под названием «Двойная жизнь Теофаста Лонге», где были исключены элементы конкурса.)

Вообще все произведения Леру относятся к типу так называемого «романа-фельетона» (когда литературное произведение начиналось в нижней части полосы издания – «подвале» – и печаталось главами в каждом следующем номере). Впоследствии, трансформировавшись в литературный жанр, фельетон сохранил свои изначальные законы. Например, сюжет непременно должен быть увлекательным, объем – значительным, и, пожалуй, самое важное – отрывок должен оканчиваться напряженной концовкой, своего рода зацепкой, чтобы читатель с нетерпением ждал продолжения. Может быть, поэтому и сейчас романы о сыщике-любителе Жозефе Рультабий по-прежнему интересны.

Особая популярность выпала на долю романа «Тайна Желтой комнаты», главы которого выходили на страницах литературного приложения к журналу «Иллюстрасьон» с 1907 года. Роман считается одним из наиболее талантливых произведений автора.

В замке Гландье совершено ужасное покушение на мадемуазель Матильду Станжерсон, дочь известного ученого. Открыть правду берется молодой репортер Жозеф Жозефен, по прозвищу Рультабий (на момент повествования ему всего 18 лет). Здесь Леру бросает вызов своим предшественникам в жанре детектива – Эдгару По и Артуру Конан Дойлу. Выбирая наиболее сложный для разработки сюжет – преступление в закрытом пространстве, – он придумывает блестящую, остроумную разгадку.

Нет сомнения в том, что Рультабий – alter ego автора и одновременно собирательный образ журналиста того времени. Вот что сам Леру пишет об этом: «Сидя у себя в кабинете в редакции „Матен“, Рультабий, задумал я тебя. Ты тот тип человека, который всегда рядом со мной… Красивый, молодой, пылкий, спортивный… Все журналисты, окружавшие меня, были интеллигентные, проницательные, храбрые люди, всегда готовые принять участие в каком-нибудь приключении, и очень честные! И талантливые к тому же!..» (Не даром, видимо, роман «Тайна Желтой комнаты» посвящен журналисту Роберу Шарвэ, секретарем которого начинал свою карьеру Леру.) Чувствуется в этом образе и влияние самого знаменитого литературного детектива – Шерлока Холмса. Много аргументов на этот счет выдвинули специалисты. Мы предлагаем читателю положиться на собственную наблюдательность и проследить за диалогом Леру и Конан Дойла самостоятельно. Это ли не составляет истинного удовольствия от чтения?

Как это характерно для романа-фельетона, повествование о Рультабий не заканчивается с последней страницей «Тайны Желтой комнаты». Приключения полюбившегося читателям персонажа продолжаются в следующих книгах. Цикл «Необычайные приключения Рультабия, репортера» включает в себя восемь романов. Помимо «Тайны Желтой комнаты» и «Духов дамы в черном» (1908), в него входят «Рультабий у царя» (1913), «Черный замок» (1914), «Странная свадьба Рультабия» (1914), «Рультабий у Круппа» (1917–1918), «Преступление Рультабия (1921), «Рультабий у цыган» (1922). При этом «Черный замок» и «Странная свадьба Рультабия» самим автором объединены в дилогию «Рультабий на войне» (имеются в виду события Балканской войны 1912–1913 годов)[1].

Помимо «Рультабийаны» значительное место в творчестве Леру занимает цикл «Шери-Биби» – о каторжнике, бежавшем из тюрьмы, защитнике униженных и угнетенных. Цикл публиковался с 1913 по 1925 год. Образ главного героя романов, несомненно, перекликается с образом Жана Вальжана из эпопеи Виктора Гюго «Отверженные».

«Призрак Оперы» увидел свет в 1910 году. Переосмыслив сюжет «красавицы и чудовища», Леру создал мировой бестселлер. Сочетающиеся в нем элементы готического, любовного и детективного романа с элементами мистики до сих пор держат в напряжении читателя.

Помимо перечисленных есть у Леру и другие романы, впрочем даже не все упомянутые можно прочесть на русском языке, они ждут своего переводчика.

Гастон Леру умер 15 апреля 1927 года. Он был неординарным человеком. Будучи автором ярких репортажей обо всех значительных событиях эпохи рубежа веков, увлекательных романов и пьес, он таже являлся одним из основателей Общества кинороманов. К слову, именно этим Обществом была осуществлена самая первая экранизация романа о Шери-Биби (под названием «Новая заря», 1919). Современники запомнили Леру гурманом и весельчаком, любящим жить на широкую ногу, он был, что называется, душой компании. А его «Тайна Желтой комнаты» осталась в истории мировой литературы одним из самых выдающихся французских детективов XX века.

В книге, которую вы держите в руках, текст романа печатается в переводе Нины Алексеевны Световидовой. Глубокие знания культуры Франции и стиля эпохи позволили ей не только мастерски перевести языковую игру, отразить атмосферу рубежа XIX и XX веков, но и максимально приблизить читателя к пониманию авторского замысла Гастона Леру.

Светлана Стогова

Тайна Жёлтой комнаты

Роберу Шарвэ

Благодарное воспоминание о раннем детстве Рультабия.

С любовью

Гастон Леру

Глава I

В которой начинаешь ничего не понимать

Не без некоторого волнения начинаю я повествование о необычайных приключениях Жозефа Рультабия, который до сего дня решительно противился этому, так что в конце концов я уже отчаялся рассказать когда-нибудь об одной из любопытнейших полицейских историй последних пятнадцати лет. Мне даже думается, что широкая публика так никогда и не узнала бы всей правды об этом удивительном деле, известном под названием «Желтая комната» и породившем столько таинственных, жестоких и поразительных драм, к которому мой друг имел самое непосредственное отношение, если бы по случаю недавнего награждения знаменитого Станжерсона орденом Почетного легиона одна вечерняя газета не поместила жалкую в своем неведении или исполненную дерзкого вероломства статью, воскрешавшую ужасную историю, которую, по словам самого Жозефа Рультабия, лучше было бы навсегда предать забвению.

«Желтая комната»!.. Кто помнит теперь об этом деле? А ведь пятнадцать лет назад из-за него пролилось столько чернил! В Париже так быстро все забывается! Разве не канули в вечность само название «Найский процесс» и трагическая история гибели малыша Менальдо? А между тем в ту пору общественное мнение было буквально приковано к судебному разбирательству этого дела, и потому даже разразившийся тогда правительственный кризис прошел никем не замеченным. Так вот, процесс по делу «Желтой комнаты», предшествовавший Найскому процессу, наделал еще больше шуму. Весь мир в течение долгих месяцев бился над разрешением непостижимой загадки – самой непостижимой, насколько я знаю, из всех, когда-либо предложенных нашей полиции и посланной, казалось, для испытания ее проницательности и совести наших судей. Решения этой вызывающей полную растерянность загадки искали все. Это был своего рода драматический ребус, над которым усердствовали и старушка Европа, и юная Америка. Ибо в действительности – я могу себе позволить такое замечание, не опасаясь оскорбить авторское самолюбие, так как всего лишь излагаю факты, на которые мне помогут пролить свет исключительные документы, коими я располагаю, – так вот, в действительности ни реальная жизнь, ни воображение, даже если обратиться к автору «Убийства на улице Морг» или к изобретательным последователям Эдгара По, а то и к ярким подражателям Конан Дойла, не могут подсказать что-либо подобное этой тайне, естественной тайне Желтой комнаты.

И представьте себе, разгадку, которую никто не мог отыскать, предложил нам юный Жозеф Рультабий, а было ему в то время всего восемнадцать лет, и работал он скромным репортером в одной солидной газете. Однако, когда он явился в суд с ключом от этой тайны, он рассказал не всю правду, а только то, что требовалось для того, чтобы «объяснить необъяснимое» и оправдать невиновного. Причины, заставлявшие его тогда молчать, сегодня исчезли. Мало того, теперь мой друг просто обязан говорить, и потому вы узнаете всё. Так что без дальних предисловий я изложу вам загадку Желтой комнаты в том виде, в каком она предстала перед всем миром на другой день после несчастья, случившегося в замке Гландье.

25 октября 1892 года в последнем выпуске газеты «Тан» появилась заметка следующего содержания:

«Ужасное преступление совершено в замке Гландье, расположенном над Эпине-сюр-Орж, на опушке леса святой Женевьевы. Минувшей ночью, в то время, когда хозяин замка, профессор Станжерсон, работал в своей лаборатории, кто-то пытался убить мадемуазель Станжерсон, отдыхавшую в комнате, прилегающей к этой лаборатории. Врачи не ручаются за жизнь мадемуазель Станжерсон».

Вообразите себе волнение, охватившее Париж. Уже в ту пору ученый мир с огромным интересом следил за работами профессора Станжерсона и его дочери. Это были первые исследования в области рентгенографии, они-то и привели впоследствии господина и госпожу Кюри к открытию радия. К тому же в тот момент с нетерпением ожидали выступления профессора Станжерсона в Академии наук, где он должен был сделать сенсационный доклад, посвященный его новой теории – распаду материи, – теории, призванной до основания пошатнуть всю официальную науку, которая с давних пор базируется на принципах, вытекающих из закона сохранения веса веществ и закона сохранения и превращения энергии.

На следующий день об этой драме писали все утренние газеты. «Матен», например, опубликовала следующую статью, которая называлась «Сверхъестественное преступление»:

«Вот скудные сведения, – писал корреспондент газеты „Матен“, пожелавший остаться неизвестным, – которыми мы располагаем относительно преступления в замке Гландье. Состояние отчаяния, в котором пребывает профессор Станжерсон, невозможность услышать показания самой жертвы – все это крайне затрудняет дело, мешая и нам, и правосудию проводить расследование, поэтому в настоящий момент нельзя хоть в какой-то мере представить себе то, что произошло в Желтой комнате, где на полу, в ночной сорочке, нашли жалобно стонавшую мадемуазель Станжерсон. Однако нам удалось расспросить папашу Жака – так называют в округе старого слугу семейства Станжерсон. Папаша Жак вошел в Желтую комнату вместе с профессором. Эта комната соседствует с лабораторией. Лаборатория и Желтая комната находятся во флигеле в глубине парка, примерно в трехстах метрах от замка.

– Было половина первого, – рассказывал нам этот славный (?) человек. – Я находился в лаборатории, где все еще работал господин Станжерсон, тут-то все и началось… Весь вечер я мыл и раскладывал инструменты, дожидаясь, пока господин Станжерсон отправится спать. Мадемуазель Матильда работала со своим отцом до полуночи; когда же настенные часы в лаборатории пробили двенадцать, она встала, поцеловала господина Станжерсона и пожелала ему спокойной ночи. А мне сказала: „Доброй ночи, папаша Жак,“ – и открыла дверь в Желтую комнату. Мы слышали, как она заперла эту дверь на ключ да еще на задвижку, так что я, не удержавшись от смеха, сказал своему господину: „Ну вот, мадемуазель запирается на два запора. Не иначе как боится Божьей твари!“ Но господин даже не услыхал меня, так он был занят работой. Зато снаружи в это время донеслось отвратительное мяуканье, я тотчас узнал голос Божьей твари – поверите ли, от него мороз продирает по коже… „Неужели и сегодня нам не спать из-за нее?“ – подумал я. Потому что, надо вам сказать, сударь, я до конца октября живу наверху во флигеле, как раз над Желтой комнатой, чтобы не оставлять мадемуазель совсем одну ночью в парке. Это идея мадемуазель – жить в хорошую погоду во флигеле, он ей кажется веселее, чем замок, и вот уже четыре года, с тех пор как его построили, она каждую весну переселяется туда. А когда наступает зима, мадемуазель возвращается в замок, потому что в Желтой комнате нет камина.

Так вот, стало быть, мы с господином Станжерсоном оставались во флигеле. Сидели мы тихо. Он за письменным столом, а я – на стуле. Работу свою я уже закончил, поэтому просто глядел на него и думал: „Какой человек! Какой ум! Какой светлый ум!" Мне кажется это важным – то, что мы не делали никакого шума, потому что из-за этого убийца наверняка и решил, что мы уже ушли. И вдруг – часы как раз пробили полпервого – в Желтой комнате раздался отчаянный крик. Это был голос мадемуазель, она кричала: „Спасите! Спасите! Помогите!" Тут послышались выстрелы из револьвера, потом грохот перевернутого стола, опрокинутой мебели, как во время борьбы, и снова голос мадемуазель, кричавшей: „Спасите!.. Помогите!.. Папа! Папа!"

Вы, конечно, понимаете, что мы сразу же бросились туда – господин Станжерсон и я – и навалились на дверь. Но увы! Она была заперта, как я вам уже говорил, крепко заперта изнутри самой мадемуазель на ключ да еще на задвижку. Мы пытались расшатать ее, но дверь была прочной. Господин Станжерсон совсем обезумел, и, по правде говоря, было от чего обезуметь, потому что мы слышали, как стонала мадемуазель: „Помогите!.. Помогите!.." И господин Станжерсон изо всех сил колотил в дверь, и плакал от бешенства, и рыдал от отчаяния и своей беспомощности.

И тут меня словно осенило. „Убийца, наверное, проник через окно, – решил я. – Надо бежать к окну!" И я как одержимый бросился бегом из флигеля!

Только, к несчастью, окно-то Желтой комнаты выходит в поле, так что ограда парка, которая упирается во флигель, не позволила мне сразу же очутиться у этого окна. Чтобы добраться до него, сначала надо было выйти из парка. Я побежал к воротам и встретил по дороге Бернье и его жену, сторожей, которых всполошили выстрелы и наши крики. Я в двух словах рассказал им о том, что произошло, и велел сторожу немедленно бежать на помощь господину Станжерсону, а его жене – идти со мной, чтобы открыть ворота парка. Через пять минут мы с ней уже были у окна Желтой комнаты. Ярко светила луна, поэтому я сразу увидел, что окно не тронуто. Не только решетка была цела, но и ставни за решеткой оказались закрыты, я ведь сам их запер еще вечером, как делал это обычно, хотя мадемуазель, зная, до чего я устал и заработался, сказала, чтобы я не беспокоился, она сама их закроет. Так что они тоже были закреплены моими стараниями железной щеколдой изнутри. Стало быть, убийца залез не через окно и убежать отсюда не мог, но зато и я не мог проникнуть в комнату!

Вот уж истинное несчастье! Голову можно было потерять от всего этого. Дверь комнаты заперта на ключ изнутри, ставни единственного окна тоже заперты изнутри, а поверх ставен – нетронутая решетка, решетка, сквозь которую и руку не просунешь… А мадемуазель звала на помощь!.. Или, вернее, нет, ее уже не было слышно… Может, ее и в живых-то не было… Зато я слышал, как в глубине флигеля мой господин все еще пытался сокрушить дверь…

Мы бросились обратно – жена сторожа и я, – и вот мы уже во флигеле. Дверь по-прежнему не поддавалась, несмотря на яростные удары господина Станжерсона и Бернье. Потом в конце концов она все-таки уступила под нашим бешеным натиском – и что же мы увидели? А надо вам сказать, что сторож, стоявший сзади, держал лабораторную лампу, она была мощной и освещала всю комнату.

И еще, сударь, чтоб не забыть: Желтая комната совсем крохотная. Мадемуазель поставила туда железную кровать – довольно широкую, – маленький стол, тумбочку, туалетный столик и два стула. Поэтому в ярком свете лампы мы сразу же все разглядели: мадемуазель в ночной сорочке лежала на полу среди немыслимого беспорядка. Опрокинутые столы и стулья говорили о том, что здесь шла страшная баталия. Мадемуазель, наверное, вытащили из кровати, она была вся в крови, с ужасными следами от ногтей на шее – кожа на шее, можно сказать, была содрана этими ногтями, и на правом виске – ранка, из которой текла струйка крови, так что на полу образовалась небольшая лужица.

Когда господин Станжерсон увидел свою дочь в таком состоянии и бросился к ней с отчаянным криком, на них больно было смотреть. Удостоверившись, что несчастная еще дышит, он занялся только ею. А мы… Мы стали искать убийцу, того самого негодяя, который хотел убить нашу хозяйку, и клянусь вам, сударь, если бы мы нашли его, то уж мы с ним рассчитались бы, можете не сомневаться. Только его там не было. Как это объяснить, не знаю. И когда он мог убежать?.. Это выше всякого понимания. Под кроватью – никого, за столами и стульями – никого. В общем, нигде никого! Мы обнаружили только его следы – кровавые отметины широкой мужской руки на стенах и на двери, большой носовой платок безо всяких инициалов, покрасневший от крови, старый берет да еще свежий отпечаток мужской ноги во многих местах на полу. У человека, который побывал здесь, была большая нога, его каблуки оставили после себя нечто вроде черноватой сажи или нагара.

Откуда появился здесь этот человек? Куда он исчез? Не забывайте, сударь, что в Желтой комнате нет камина. Убежать через дверь он не мог: она слишком узкая, к тому же на пороге стоял сторож со своей лампой, а потом мы со сторожем искали убийцу на этом крохотном квадрате комнаты, где просто невозможно спрятаться и где в конечном счете мы так никого и не нашли. За выбитой и прислоненной к стене дверью спрятаться тоже было нельзя, но мы все-таки проверили. Через запертое окно с закрытыми ставнями и нетронутой решеткой убежать и вовсе было нельзя. В таком случае… Словом, я уже готов был поверить в дьявола.

Но тут на полу мы нашли мой револьвер. Да-да, мой собственный револьвер… И это… это помогло мне вернуться к действительности! Чтобы убить мадемуазель, дьяволу незачем было бы красть у меня револьвер. А вот человек, который был здесь, сначала поднялся ко мне на чердак, взял в моем ящике револьвер и воспользовался им со злым умыслом. Проверив патроны, мы обнаружили, что убийца стрелял из револьвера дважды. Согласитесь, сударь, что при таком-то несчастье мне еще, можно сказать, повезло: когда все началось, господин Станжерсон находился здесь, в своей лаборатории, и собственными глазами видел, что я тоже был здесь, рядом, а не то, сами посудите, вся эта история с револьвером… куда бы она нас завела? По-моему, я уже угодил бы за решетку. У судей, сами знаете, разговор короткий, им ничего не стоит отправить человека на виселицу!»

Это интервью корреспондент газеты «Матен» сопроводил следующими строками:

«Мы дали возможность папаше Жаку, не прерывая его, рассказать нам в общих чертах все, что ему известно о преступлении в Желтой комнате. Мы воспроизвели его рассказ слово в слово, опустив лишь – из сострадания к читателю – бесконечные причитания, которыми он сдабривал свое повествование. Конечно, ну конечно же, папаша Жак! Конечно, вы любите своих хозяев! Вам хочется, чтобы все об этом узнали, и вы неустанно повторяете это, особенно после того, как обнаружили ваш револьвер. Конечно, это ваше право, и никто с этим не спорит! Разумеется, нам хотелось бы задать папаше Жаку – Жаку Луи Мустье – еще несколько вопросов, но в этот момент за ним как раз прислал судебный следователь, который вел допрос в большом зале замка. Проникнуть в замок Гландье нам так и не удалось, что же касается дубравы, то ее, взяв в кольцо, ревностно стерегут полицейские, охраняя каждый след, ведущий к флигелю, ведь он может оказаться следом убийцы.

И само собой разумеется, нам хотелось бы порасспросить и сторожа, и его жену, но их нигде не было видно. Тогда мы решили заглянуть в маленькую харчевню, расположенную неподалеку от входа в замок, чтобы дождаться там появления господина де Марке, судебного следователя из Корбе. В половине шестого мы и в самом деле увидели его вместе с судейским секретарем. Прежде чем он успел сесть в машину, нам удалось задать ему следующий вопрос:

– Не могли бы вы, господин де Марке, сообщить нам некоторые сведения относительно этого дела, при условии, конечно, что это не повредит расследованию?

– К сожалению, мы ничего не можем сказать, – ответил господин де Марке. – Пожалуй, это самое странное из всех известных мне дел. Едва нам начинает казаться, будто мы что-то узнали, как тут же выясняется, что мы ровным счетом ничего не знаем!

Мы попросили господина де Марке оказать любезность и объяснить свои последние слова. Вот что он ответил на это, и, думается, важность его заявления трудно переоценить:

– Если к вещественным доказательствам, собранным на сегодняшний день следствием, ничего не прибавится, боюсь, что тайна, которая окутывает гнусное покушение, жертвой которого стала мадемуазель Станжерсон, прояснится не скоро. Однако во имя здравого смысла не следует терять надежды на то, что зондаж стен, потолка и пола Желтой комнаты, зондаж, к которому я приступлю с завтрашнего дня вместе с подрядчиком, построившим четыре года назад этот флигель, принесет нам неоспоримое доказательство того, что никогда не надо терять веры в логику вещей. Ибо проблема состоит в следующем: мы знаем, каким путем убийца вошел – он вошел через дверь и спрятался под кроватью в ожидании мадемуазель Станжерсон. Но каким путем он вышел? Как ему удалось бежать? Если не отыщется ни трапа, ни скрытой двери, ни тайника, ни вообще какого-нибудь отверстия, если исследование стен и даже их разрушение – ибо я готов, равно как и господин Станжерсон, пойти даже на разрушение флигеля – не откроют никакого возможного прохода не только для человека, но вообще для любого живого существа, если в потолке нет дыры, если пол не скрывает подземелья, остается только „поверить в дьявола“, как говорит папаша Жак!»