Полная версия
Не впервой ему было утыкаться носом в запертую дверь. Потому и носил с собой связку ключей и отмычек. Но перед тем, как брать штурмом замо́к, искатель хотел хоть немного передохнуть, чтобы руки перестали трястись, а сердце прекратило танцевать польку.
Немного переведя дух, Слава вытащил ключи, зажал фонарик в зубах и стал ковыряться в замке. К сожалению, скоро стало ясно, что аккуратно открыть дверь не получится. Искатель решил, что попасть на крышу можно и с помощью грубой мужской силы. Так что он просто принялся дубасить пяткой по двери, стараясь попадать как можно ближе к замку. Естественно, дверь такого напора не выдержала.
Необходимость в фонарике отпала – солнце давно скрылось за горизонтом, тьма опустилась на город, но луна и огни поселения давали достаточно света. Слава подошёл к краю крыши.
Как он и предполагал днём, вычислить обжитую территорию оказалось очень легко. Глядя на мирные огни буквально в нескольких кварталах отсюда, искатель достал орехи и совместил приятное с полезным – поздний ужин и наблюдение за поселением.
Судя по освещённости, оно было огромным и занимало площадь не меньше десяти квадратных километров. Хотя, конечно, Коваль прикинул весьма приблизительно, ведь небоскрёбы очень сильно мешали обзору. На востоке поблескивала какая-то река, а за ней можно было разглядеть остров, сияющий, словно новогодняя ёлка.
Лиловый туман не поглотил очень большую часть города, но местные не стремились занять всё свободное пространство и жили довольно скученно, причём в подозрительной близости от восточной границы Тумана, который клубился за островом. Славе это понравилось – значит, приреченцам будет легко добраться до спасительного Вырая после триумфального освобождения.
Он сел на парапет и свесил ноги с крыши.
Сверху чётко просматривалось разделение на три разных района. Первый, самый удалённый от условного центра, то есть, острова, освещался очень густо, но как-то тускло и «подмигивающе». Намётанный глаз искателя определил, что на окраинах предпочитают жечь костры. В парке и на берегу световых точек было ощутимо меньше, но выглядели они яркими и уверенно работающими, а значит, там как минимум пользовались генераторами.
А за рекой здания сияли так, будто и не разрушилась стена между человеческим и потусторонним миром, словно никакой Катастрофы не было, а все прошедшие почти двенадцать лет просто чей-то кошмарный сон.
– Ну, ясен перец. Крайние, средние и центровые, – пробурчал под нос Слава и сплюнул вниз.
Он видел подобное уже не раз. Равные права и свободы погибли вместе с цивилизацией, так что социальное устройство как в Приречье или в Житомире было, скорее, исключением из правил.
Вот и здесь всё поддаётся жестокой, но железной логике. На окраинах наименее ценные жители, которые являются чем-то вроде живого буфера. Пока потенциальная опасность будет их перемалывать, живущие ближе к центру успеют подготовиться к удару. Если же условный враг окажется очень сильным, в расход пойдёт и следующая прослойка. А на острове – самые защищённые, сильные, те, у кого власть. И их приближённые. Вполне возможно, добираясь до костяка, враг попросту захлебнётся противником.
И «крайние», и «средние» всё прекрасно знают и понимают, но молча соглашаются на такой расклад. Потому что не видят или не хотят видеть другого выхода.
– Буржуи, – снова пробормотал искатель и вернулся с парапета на крышу.
Он уже приблизительно представлял, что нужно делать. Окраины вряд ли сильно охраняются, так что при должной сноровке можно смешаться с местным населением. Судя по количеству костров, здесь живёт очень много людей, вряд ли они все знакомы друг с другом. Главное, не наткнуться на тех, кто участвовал в потасовке возле точки выхода.
А потом нужно будет аккуратно расспросить о Марине и Максиме. О том, что спутников уже нет в живых, искатель даже думать не хотел.
Глава 6
Марина постаралась сделать так, чтобы Максим не понял, насколько ей плохо. Вражеское заклятие, вырубившее её возле точки выхода, можно было сравнить с ударом тарана, и на перекрёстке во время разговора с другом ведьма всё ещё чувствовала себя так, словно её прокрутили в мясорубке. Поэтому, когда их разделили, она даже испытала что-то вроде облегчения – больше не нужно было бодриться, делать вид, что ситуация под контролем, а плен – временное и досадное недоразумение, с которым ничего не стоит разобраться. К физической слабости добавилось ужасающее чувство вины перед спутниками – ведь именно её навязчивое желание собрать артефакт воедино привело к такой беде.
Сидя в трясущемся пикапе, Марина решила для себя, что если Максим и Слава погибнут, она никогда не вернётся в Приречье, потому что не сможет смотреть в глаза близким людям.
А ещё мучала пустота. Нежное, мягкое, обволакивающее чувство доверия и единства исчезло вместе с Древом, оставив после себя саднящую рану в душе. Это не было каким-то «синдромом сверхъестественной отмены». Марина всего лишь ощущала, что дорогой и верный друг исчез.
Но кое-что всё же осталось: та тоненькая ниточка, что протянулась между ней и артефактом ещё осенью, когда была найдена первая часть. Благодаря ей ведьма даже сейчас, без доступа к своим способностям, могла сказать, где Древо. Душа рвалась в разные стороны – в центр поселения и куда-то за нежилые кварталы, где, как думалось Марине, бродил кузен.
Меховая муфта очень раздражала. Не только своей способностью блокировки колдовства, но и тем, что рукам в ней было жарко. Ведьма осторожно пошевелила пальцами, и командующий сразу же отреагировал:
– Не смей! Сиди тихо.
Это был единственный раз, когда он к ней обратился. До этого, да и после тоже, он демонстративно игнорировал пленницу. Но глаз не спускал, словно она была ценным неодушевлённым грузом. Он уже пришёл в себя, и лишь глубокие морщины вокруг глаз да абсолютно седая щетина на щеках напоминали о произошедшем. Марина готова была поклясться, что до превращения во «временного ведьмака» мужчина выглядел гораздо моложе.
Остался позади парк и жилые кварталы. По мосту, по которому туда-сюда сновали машины с вооружёнными людьми, цистерны с водой, рефрижераторы и грузовички с овощами, пересекли реку. Над островом пикап притормозил и въехал на широкую металлическую платформу. Оказалось, просто так спуститься вниз было нельзя, видимо, где-то был ещё один мост, скрытый туманом, так что местные озаботились постройкой подъёмного механизма.
Пока грузовая платформа, ужасающе скрипя и раскачиваясь, опускалась на сушу, Марина упивалась ощущением того, что осколок Древа где-то совсем рядом.
* * *Каждый свободный клочок земли занимали грядки, за которыми ухаживали люди в оранжевых жилетах. Такие же работяги подметали улицы и мыли окна в жилых домах. Марина не увидела на острове ни одной палатки, ни одного вагончика – местная элита обитала за крепкими стенами зданий, построенных до Катастрофы. Вообще, ведьма не могла отделаться от ощущения, что она попала в прошлое, настолько всё выглядело мирно, аккуратно и «зажиточно». Остров не шёл ни в какое сравнение с территорией, оставшейся за мостом, будто конец света сюда не добрался.
Пикап бодро прокатился по узким улочкам и остановился перед аккуратным забором. Водитель посигналил, открылись ворота, но машина въезжать не стала – дальше пленницу повели пешком.
До Катастрофы здесь располагалось какое-то учебное заведение. А может, больница или научный центр – Марина не слишком хорошо разбиралась в местной архитектуре. Ясно было одно – невысокие корпуса вряд ли использовались как жилой фонд. Огородов не было, лишь аккуратные дорожки и ухоженные газоны. За деревьями, судя по их здоровому виду, тоже присматривали, как и за цветущими клумбами. Благостную картинку немного портили рабочие в ярких жилетах.
После автомобильной тряски пешая прогулка показалась ни с чем не сравнимым удовольствием, последствия «мясорубки» практически вымывались из тела благодаря привычным движениям. Но идти пришлось недолго, и Марина, увидев встречающих, окончательно уверилась, что ничего хорошего её не ждёт.
На крыльце одного из корпусов с ноги на ногу переминались двое мужчин в халатах, когда-то бывших белыми. Неожиданная злость на саму себя за пассивность и покорность, на Древо Жизни за то, что оно привело её в руки каких-то коновалов, заставили Марину развернуться и побежать прочь. Тюремщики не сразу отреагировали на резкую смену поведения пленницы – за время поездки они успели расслабиться, так что небольшая заминка в пару секунд дала возможность отбежать на пару десятков метров.
Правда, догонять её никто не собирался. Пуля справилась лучше любого преследователя. Ногу чуть ниже колена обожгло огнём, Марина вскрикнула и рухнула на землю.
– Идиот! – невысокий упитанный человек в белом халате торопливо присел рядом и стал суетливо прижимать руками рану. – Кровь! Шерман, бинт неси, у неё кровотечение!
Стрелявший солдат смущённо опустил оружие. Остальные, желая загладить вину соратника, прижали Марину к земле, чтобы она не могла сопротивляться.
– Я жалобу подам, – продолжал злиться коротышка, ловко перебинтовывая ногу. – Хорошо, что навылет прошла. Идиот, – повторил он уже чуть спокойней, – они и так долго не живут, а ты главное, что в них есть, на землю слил! Ногу, ногу держите, не видите? Брыкается!
* * *Обращались с ней аккуратно, но бесцеремонно, как с хрупкой вещью вроде хрустальной вазы. Марина кричала, ругалась и всё ещё пыталась вырваться, но солдаты прочно зафиксировали её на цинковом столе с помощью ремней, на которые был нашит тот же мех, что и на наручники, и засунули в рот тряпку. Затем они ушли. Лишь провинившийся немного задержался – всё бубнил о том, что не хотел стрелять, что это рефлекторно, и упрашивал не подавать рапорт.
Худосочный Шерман смог вытолкать солдата за дверь лишь после того, как коротышка раздражённо пообещал не жаловаться начальству. В конце концов, в комнате остались только двое «коновалов» и их жертва.
В помещении отсутствовали окна. На потолке висела массивная операционная лампа, но она выполняла декоративную функцию, так как не работала. Комнату освещали настольные светильники, было их мало, и в основном возле стола, на котором лежала Марина, так что остальной интерьер терялся в полумраке. Но ведьма, пока её тащили в центр и привязывали, всё же смогла разглядеть очертания каких-то узких шкафов, аппаратуру медицинского назначения и кафельную плитку на полу.
Помимо хирургического стола в центре то ли пыточной, то ли операционной стояли офисные столы в количестве двух штук, на одном из них – компьютер с сильно поцарапанным монитором, второй был завален какими-то документами и папками. И ещё один лабораторный, с раковиной, колбами, ретортами и спиртовками. Вообще, здесь было как-то грязно, особенно в сравнении с кристально чистыми помещениями в приреченской больнице. Пыль, тёмные потёки на полу и столах, паутина, свисающая с лампы, неприятный тухлый запах давали понять, что место предназначено не для лечения.
Однако коротышка и Шерман сначала занялись именно лечением, а точнее, наложением швов. Рану продезинфицировали средством, на этикетке которого был нарисован унитаз, а анастезией и вовсе не озаботились, поэтому Марина провела несколько не слишком приятных минут. И дело было не столько в боли, сколько в злости на саму себя, в непрекращающемся жалобном зове Древа и в ощущении полного бессилия из-за невозможности двинуться. Она кричала так, что чуть не сорвала голосовые связки, но это был крик не страха, а ярости. Конечно, кляп гасил звук, так что мучители спокойно игнорировали ведьму.
Хорошо, что всё закончилось довольно быстро – судя по ловким и уверенным движениям, коротышка шил плоть не в первый раз. Наконец-то «учёные» занялись своими непосредственными обязанностями.
С Марины срезали одежду и бельё, методично собрав в отдельную коробку все крючки, пуговицы и подозрительные нитки. Сняли с косы резинку, с ног кроссовки, причём шнурки вытащили и внимательно осмотрели их на свету. Потом коротышка заглянул в глаза пленницы и сказал:
– Я вытащу кляп. Но если будешь кричать, мы его вернём на место после осмотра ротовой полости. Ты ведь хорошая девочка?
Затолкав бешенство как можно глубже, Марина согласно кивнула.
Ткань успела прилипнуть к слизистой, так что освобождение от тряпки получилось болезненным. Хотя ощущения во рту не шли ни в какое сравнение со жгущей и пульсирующей болью в ноге. Шерман, гаденько улыбаясь, открыл рот, показывая, что нужно сделать, и Марина, секунду помедлив, сделала то же самое.
– Странно, – заявил Шерман, осмотрев зубы. – В первый раз вижу экстрасенса без накопителей маны. Она что, за счёт внутренних резервов колдует? Эй, ты колдуешь за счёт собственной энергии?
Марина слегка пошевелила плечами. Более выраженного движения не получилось.
– Значит, у людей отбираешь, как вампир, – сделал внезапный вывод «учёный». – У-у-у, больше всего ненавижу именно таких, как ты. Простой человек для вас, как блоха. Сволочи.
Услышав в голосе не праведное возмущение, а зависть, ведьма промолчала. Сволочь так сволочь. Откровенничать с врагами она не собиралась.
Коротышка не сказал ничего. Он просто наложил жгут на плечо Марины и ввёл в вену толстую иглу капельницы. Кровь заполнила гибкую трубочку и потекла в пластиковый пакет, лежащий на полу.
– Марк, сколько писать? – спросил Шерман, усаживаясь за компьютер.
– Ну, она выглядит вполне здоровой, признаков недоедания нет, кожа, волосы, зубы – всё в отличном состоянии, а значит, выдержит миллилитров восемьсот в первый раз, особенно, если скорость установим минимальную, – ответил коротышка. – А потом уже будем работать по стандартной схеме.
Кровь постепенно покидала тело, Марина погружалась в ленивую дремоту, которая сопровождалась звоном в ушах и тошнотой, а «учёные» занялись другими делами.
Коротышка грел над спиртовкой колбу. Шерман держал в руках часы и каждые двадцать секунд с помощью пипетки добавлял в колбу тёмную жидкость. В какой-то момент он сменил позу, и Марина смогла увидеть, что жидкость он набирает из пластикового мешка, такого же, как и тот, который сейчас наполнялся её кровью. Минуты через три содержимое колбы вспыхнуло кислотно-зелёным цветом, и коротышка спешно загасил огонёк. Шерман шагнул в полумрак у стены, вытащил из шкафа со стеклянными дверцами металлическую литровую ёмкость, поставил её перед коллегой и деловито спросил:
– Чей материал сегодня?
– Ты что, протокол не читал? Мистер Френдли для кого его пишет каждое утро?
– Для любителей лизать задницы, то есть, для тебя.
– Заткнись. А то подам жалобу, тебя быстро с острова выкинут. За некомпетентность.
– Да ладно, чего ты, – ощутимо испугался щуплый. – Я пошутил. А в протокол не посмотрел, ну, потому что…
– Что? Что сегодня опять работы не будет? Давай быстро, а то препарат остынет. Неси голосовые связки банши. Уж сколько раз предлагал заранее всё необходимое готовить, а не бегать потом по кабинету…
– Так связок не осталось почти! – перебил Шерман. – Лучше бы чешую сирен или уши фейри взяли, их девать некуда!
– Мистер Френдли ясно написал. Голосовые связки банши.
Щуплый пожал плечами, и снова пошёл к стене, на этот раз к холодильнику. Коротышка вылил содержимое колбы в металлическую ёмкость, секундой позже в неё отправились маленькие сморщенные ошмётки плоти, белый порошок и вода. Шерман унёс смесь куда-то за голову Марины, поэтому она не смогла узнать, что там металлически скрежетнуло.
– На пятьдесят три градуса выстави. И давление две атмосферы.
– Время?
– На тридцать минут, – пожал плечами коротышка.
Последняя фраза прозвучала глухо. Дальнейшие слова становились всё тише, всё непонятней, и Марина потеряла сознание.
Глава 7
Марина понятия не имела, как попала в тюремную камеру, потому что пришла в себя только сейчас, лёжа на узкой и жёсткой кровати, почти лавке. Больше всего удивил тонкий плед – кто-то заботливо её укутал, подложив один из уголков покрывала под голову. Стиснув зубы, она медленно села, пытаясь унять тошноту и головокружение, и стала рассматривать свою темницу.
Камера оказалась совсем маленькой, метра три в длину и два в ширину. Под потолком тускло светила лампочка. Три стены были окрашены зелёной краской, четвёртая пряталась за шторой. В дальнем от кровати углу стояло ведро, накрытое крышкой, над ним висела перевёрнутая пластиковая бутылка, заполненная мутной водой – что-то вроде умывальника и унитаза. В изголовье лавки лежал безразмерный балахон – небрежно сшитый, длинный, тёмно-синий, из дешёвой, неприятной на ощупь синтетики. Марина торопливо оделась и почувствовала себя чуть уверенней.
Возле «кровати» на невысоком табурете она увидела ещё одну бутылку с чуть более чистой водой, пластиковый стаканчик, два засаленных журнала комиксов и очень старую потрёпанную Библию. Эта неуместная забота о досуге выглядела форменным издевательством, и из глаз пленницы брызнули слёзы.
Но поплакать всласть не вышло. Едва ведьма первый раз шмыгнула носом, из-за шторы донёсся встревоженный мужской голос:
– Девушка! Вы там как?
– Да тише ты, пусть в себя сначала придёт.
Говорили на русском. Судя по тембру, второй голос с одинаковым успехом мог принадлежать как мужчине, так и женщине. Рефлекторно всхлипнув ещё раз и утерев слёзы, Марина прислушалась.
– Людские самки, если их не остановить, могут рыдать до второго конца света. Так что поддерживаю экзорциста в попытке наладить контакт. – Голос третьего сочился презрением.
– Я просто счастлив, что такой урод, как ты, меня поддержал, – сказал первый. – Что бы я без тебя делал?
– Попросил бы без оскорблений. Хотя чего ещё можно ожидать от плебея.
– Дорогая, не обращайте на них внимания, – заявил второй, бесполый, – они ненавидят друг друга. Вы там осматривайтесь, сколько хотите, мы не торопим. Можете вообще шторку не открывать, если смущаетесь.
– Вот я дурак, на русском с ней заговорил. Сейчас на английском…
– Егор Анатольевич, нас-то с сэром Грэгори она прекрасно понимает, хоть американка она, хоть француженка, хоть эскимоска. Просто испугалась. Не торопите.
За шторкой воцарилось молчание. Марина отметила про себя, что человеком в этой невидимой пока троице, скорее всего, является только один, и он откуда-то с русскоязычной территории.
Перед свидетелями плакать расхотелось. Она встала, и рана тут же отозвалась резкой болью. Пришлось снова сесть. Сжав зубы и задержав дыхание, Марина поднялась снова, стараясь перенести вес тела на здоровую ногу. И задышала, лишь когда поняла, что вполне сносно может передвигаться, держась за стены. К сожалению, слабость и головокружение, последствия кровопускания, никуда не делись, колдовские способности тоже пока не появились, хотя мерзкие наручники с неё сняли. До шторы нужно было пройти всего два шага, и дались они с большим трудом.
За шторой находилось не окно, а решётчатая дверь из деревянных прутьев, отделяющая камеру от ярко освещённого коридора метра в четыре шириной. Марина увидела череду таких же небольших тюремных клеток, в большинстве которых отсутствовало освещение, но две, прямо напротив, были обитаемы.
Миниатюрный человечек прижимался лицом к своей решётке. Сначала Марина решила, что это домовой, но потом поняла, что ошиблась. Огромные, почти круглые глаза навыкате, залысины, уютный пушок на макушке, серая кожа, длинные когти на тонких гибких пальцах не были характерны для смотрителей человеческого жилья. Нечистик был голым, если не считать маленького и грязного фартучка, так что сильная худоба бросалась в глаза, а строение скелета существа можно было легко изучить прямо так, без вскрытия.
В соседней клетке стоял мужчина, худощавый и лысый. Тёмная борода, слегка тронутая сединой, скрывала почти половину лица, глаза оказались глубоко посаженными, так что с такого расстояния ведьма не смогла разобрать, какие они. Ястребиный нос и густые брови должны были подчеркнуть угрожающий вид, но парадоксальным образом смягчили внешность, и человек вместо чувства опасности вызывал доверие. Одет он был в такой же балахон, что и Марина, правда, ему одеяние было коротко и едва прикрывало колени. Ведьма перевела взгляд вниз, увидела волосатые мужские ноги и почему-то успокоилась.
– Очень вкусно пахнет, очень, – раздался голос слева, видимо, из клетки рядом с клеткой Марины. – Найоклас, у неё кровотечение?
– Заткнись, упырь недобитый, – бросил мужчина. – Она не твой обед, так что заткнись. Простите, девушка, они…
– Ещё раз говорю, дорогой экзорцист: я сэр Грэгори. старше вас раз в двадцать, потомственный вампир, не чета укушенным новоявленным.
– Ух, доберусь я до тебя, сэр, – нахмурился человек. – Пикнуть не успеешь, как в пыль превратишься.
– Э, нет, – засмеялась нежить, – я здесь оказался задолго до тебя. Мало того, когда тебя и эту самочку отправят на удобрение, я всё ещё буду жить. Не уверен, что здесь, рано или поздно эти мерзкие людишки ответят за всё…
– Все мы рано или поздно пойдём на удобрение, – вмешался в перепалку миниатюрный человек. – Здравствуйте, миссис, не знаю вашего имени. Позвольте представиться: Найоклас, лепрекон. Не обращайте внимания на соседей.
– Да. Прости, что-то я забылся, – перешёл на «ты» бородач. – Добро пожаловать в клуб подопытных кроликов. Я Егор Кухарев. Сижу здесь уже четвёртый день, в обществе этих. Или ты не понимаешь русский?
– Марина. Сычкова. – Отвечать про язык не было смысла. – Что это за лаборатория? Что здесь изучают? Почему эти люди обращались со мной как… как…
– Как с мясом? – подсказал голос слева. – Просто вы с экзорцистом для них такие же монстры, как и мы с Найокласом.
– Они берут в плен всех, кто появляется на точке выхода? Откуда тогда столько населения? А если им нужны только колдуны, что они сделают с моими спутниками? – продолжила сыпать вопросами Марина, игнорируя нежить. – Зачем им моя кровь? Кто такой мистер Френдли? Почему я не чувствую Силу ни вокруг, ни в себе?
– Ишь ты, торопыга! – перебил Найоклас, и ведьма растерянно замолчала. – Дай хоть слово вставить, или тебе ответы не нужны?
– Я просто…
Дальше по коридору хлопнула дверь.
– О, а вот и наша дорогая Бетти, – довольно сказал сэр Грэгори. – Что-то она припозднилась сегодня.
Марина поняла, что шатается от усталости и аккуратно уселась на пол. От решётки отходить не хотелось, чтобы не пропустить новое действующее лицо.
Толстая одышливая женщина лет шестидесяти, видимо, та самая Бетти, медленно шла по коридору, толкая внушительную тележку. Вот она остановилась возле вампира, достала из тележки пластиковую бутылку с тёмно-бордовой жидкостью и протянула в клетку.
– Чья? – Услышала Марина.
– Собачья, – склонила голову набок Бетти. Говорила она на английском.
– Жирная корова! Ты же знаешь, что она мерзкая на вкус!
– Не хочешь, не пей, – пожала плечами женщина. – Новую жертву получишь не раньше воскресенья.
Сэр Грэгори жутко завыл. Бетти равнодушно ждала, а когда вампир наконец-то успокоился, мирно сказала:
– Вот и молодец. Приятного аппетита.
Она дотолкала тележку до Марининой камеры.
– Здравствуй, новенькая. И живая. Значит, так. Питьевую воду я привожу по вечерам, ведро выносит Феликс, утром. Ты его не бойся, он только с виду страшный, а так добрый. Но голыми сиськами перед ним не свети, мужик и без мозгов мужиком остаётся. Если вдруг полезет, ты его по заднице шлёпни ладошкой да прикрикни грозно. Он сразу отстанет. На вот, ужин твой. И с одеждой аккуратней, только через месяц чистую выдам. Если дотянешь, конечно.
Выпалив всё это почти без паузы, Бетти протянула сквозь прутья что-то вроде шаурмы – овощи, завёрнутые в слегка подгорелую лепёшку, заглянула в камеру, удостоверилась, что бутылка с водой ещё полная, и подошла к Кухареву, которому досталась такая же лепёшка.
У клетки лепрекона она снова задержалась:
– Ну что, доставай.
Нечистик как-то странно всхлипнул и отступил вглубь камеры.
Тюремщица сочувствующе вздохнула:
– Как же тебя корёжит, бедняга. Каждый раз смотреть больно. Ну, давай, раз – и всё. А я тебе сладкой воды дам, целую ложку мёда в стакане растворила!
Лепрекон замотал головой из стороны в сторону.
– Если Френдли не дождётся сегодняшней доли, будет плохо.
Нечистик прерывисто вздохнул, засунул руку в кармашек на фартуке и вытащил из него толстую пачку долларов. Марина не поверила своим глазам. Найоклас отдал банкноты тюремщице, взял стакан и жадно выпил его содержимое.
– Вот и молодец. Босс как раз говорил, что давно банкнот не было. А я завтра конфет принесу, один беженец наловчился делать, купила специально для тебя. Всё, ребята, я пошла. Через пятнадцать минут выключу свет.
– А можно через полчаса? – спросил Кухарев. – Мы с новенькой не успели познакомиться.
