Полная версия
Марш оловянных солдатиков. Историко-приключенческий роман
Рядом стояла телега с пустой упряжью. Лошадь отсутствовала – выпущенная пастись, она, очевидно, поддалась общему волнению и сбежала.
Водяной явно был голоден. В поисках еды он опрокинул котелок – из него потекла вода, заливая и без того еле трепыхавшееся пламя костерка. Зашипели тлеющие головешки.
Вдруг в тени телеги что-то зашевелилось, и оттуда выставилась по-мальчишески узкая рука. Обладатель руки, похоже, спал непробудным сном. Во сне он лопотал что-то по-французски.
– Сдавайтесь! Сдавайтесь! – донеслось из-под телеги довольно разборчиво.
Водяной, сунувшийся было под телегу, вздрогнул и замер.
Послышался лёгкий храп. Водяной вздохнул с облегчением. Потом снова насторожился: спящий повернулся на бок и высунул вторую руку.
Через минуту руки эти были крепко связаны, а на водяного из-под телеги испуганно уставилось заспанное мальчишеское лицо. Обитатель речных глубин, выставив вперёд ружьё, на чистом французском велел парню вылезти.
Критически осмотрев пленного, который ростом был всего на полголовы выше, он тонким срывающимся голосом скомандовал тоже по-французски:
– Снимай штаны и башмаки!
Француз в недоумении потряс связанными спереди руками, потом выразительно повертел бёдрами. Однажды на ярмарке он видел трюк с раздеванием: заезжий иллюзионист ухитрялся раздеться до подштанников с завязанными руками. Однако сам парень так не умел.
– Тьфу ты! Вот зараза! – выругался водяной на местном диалекте, глядя на пантомиму потерявшего дар речи французика. – Давай-давай, ногами работай! Всё равно не развяжу!
Пришлось раздеваться. Под прицелом ружья французу удалось проделать это не хуже фокусника. Штаны-кюлоты, гетры, башмаки и мундир, вытащенный из-под телеги, вскоре попали в распоряжение пришельца.
– Ты кто такой?
– Сын полка вольтижёров[9] Николя Виньон.
– Плавать умеешь, Коля?
Французик закивал.
– В воду! Плыви на тот берег. Живо!
Едва только французский мальчишка добрался до противоположного берега, водяной забросил за спину ружьё, сгрёб в охапку амуницию и, прихватив с телеги полотняную суму с длинной лямкой, кинулся прочь от реки. Периодически останавливаясь и перехватывая поудобнее свою добычу, он, стуча пятками, бежал по пыльной дороге в сторону ближайшего леса.
В плену у своих
Добравшись до леса, Руся остановился и перевёл дух. Снял с плеча ружьё и полез в полотняную сумку. Он почему-то был уверен, что в сумке должны быть патроны. На деле в сумке лежал сухарь и по меньшей мере горсть сухарных крошек. Другого и ожидать нельзя было – сумка-то так и называлась «сухарной», только откуда водяному было про это знать…
Нельзя сказать, что сухари вместо патронов Русю разочаровали. Напротив. Мальчик жадно сунул в рот сухарь и начал, сопя и хрустя, переодеваться.
Содрал с себя прилипшую буро-зелёную пижаму. Выковырял из кармашка мокрых штанов оловянного солдатика. Надо же, не выпал! Задумался, легонько подбрасывая его на ладони. Как бы не потерять!
На левом запястье у Руси красовался кожаный плетёный браслетик, подарок сестры. Мальчик зубами растеребил узелок, подцепил ремешком фигурку за согнутую руку, затянул потуже. Поболтал рукой – вроде бы держится крепко.
Натянул синие кюлоты – застёгивающиеся под коленкой короткие штаны со смешным пузырём на заду. Ну и фасончик! Наклонился, потом присел. Встал, подёргал ногами – ну да, в общем-то удобно. Кое-как приспособил серые полотняные гетры.
Рубаху Руся великодушно оставил владельцу, а жилет забрал – теперь пришлось надеть его прямо на голое тело.
Дошла очередь до мундира. Руся встряхнул его, повертел туда-сюда, рассматривая. Мундир был синий, со стоячим воротником цвета светлой замши и такими же обшлагами. Сзади у мундира обнаружились синие хвосты с отворотами. Руся знал, что это фалды, но ему всё равно почему-то хотелось называть фалды хвостами. Впрочем, золотые охотничьи рожки на отворотах «хвостов» Русе приглянулись.
Мальчик накинул мундир и начал обуваться.
«Наверняка будет великоват, однако выбирать не приходится», – подумал он, решительно засовывая ногу в башмак.
Вскоре по пыльной дороге, ведущей на восток, шагал, прихрамывая, маленький французский вольтижёр – с одиноким сухарём в животе и грустными карими глазами.
Спускались сумерки. Из низин пополз туман. Угли заката едва тлели у горизонта, присыпанные бледно-серой небесной золой. Вдалеке раздался низкий протяжный гул – бу-бу-ух!..
«То ли птица, то ли бык?» – поёжившись, подумал Руся.
Дорога вывела Руслана к старому сельскому кладбищу. Меж берёзовых стволов прятались заросшие папоротником и иван-чаем холмики могил. Руся замедлил шаг. Темнели покосившиеся, полусгнившие деревянные кресты. Паутина, вся в каплях росы и прилипших сухих былинках, блёкло светилась в зелёном полумраке. Сырой, прохладный воздух пах прелым листом и грибами.
«Грибы – это хорошо, – мечтательно улыбнулся мальчишка, шмыгая носом. – Как это я сразу не сообразил. Днём поищу».
Вот и хоббиты любят грибы. Руся вспомнил недавно перечитанную книжку, и ему представились свирепые орки, гигантские пауки и прочая нечисть. Но это сказки. Этого бояться нечего. Мальчик зябко передёрнул плечами.
«Рядом с кладбищем должна быть деревня, – утешил он себя. – Дойду и где-нибудь там в сарае заночую».
Он подумал о деревенских огородах, представил себе сочную сладкую морковку и сглотнул слюну.
Хрустнула ветка. От бугристого ствола старой берёзы отделилась тень. Руся обернулся, прислушался. Всё тихо. Видно, померещилось. Да мало ли живности кругом, мыши там какие-нибудь или ещё кто…
Надсадно закричала ночная птица. Ей вторила другая. Всё равно жутковато. Надо бы поторопиться, скоро совсем стемнеет. Одни берёзовые стволы белеют, а всё остальное не различишь, слилось в сыром пахучем сумраке. Руся, едва сдерживая бившую его дрожь, прибавил шагу.
Тень метнулась за ним. Здоровенная ручища зажала Руслану рот, а другая крепко схватила поперёк живота. Огромная косматая фигура, держа под мышкой отчаянно брыкавшегося мальчишку, скрылась в зарослях бузины и боярышника.
Ещё несколько мгновений качались сырые ветки, а потом вновь стало тихо. Дорогу заволокло белыми лоскутами тумана. В далёком болоте снова бубухнула выпь. И впрямь, точно бык проревел.
Светало. Ликующий крик в клочья разодрал сонную дымку, висевшую над окрестными холмами. Это не съеденный французами петух горнистом пропел зорю сельскому гарнизону. Слушая победное кукареканье, отставной полковник Курятников довольно улыбался. Фуражиров в село Курятниково пускать не собирались.
Добросовестный служака Кузьма Ильич Курятников не понаслышке помнил Суворова и его победы. В отставку он вышел ещё в екатерининские времена. С тех пор жил в своём родовом имении Курятниково и, согласно моде прошлых лет, по-прежнему носил кафтан и напудренный парик с косицей.
Когда «франц» подошёл ближе, старый барин, даже не помышляя об отъезде, остался в своём имении. Сельчане и дворовые вооружились топорами, вилами, косами.
Отставной полковник армейской кавалерии принял командование.
Каменный господский дом на холме – с высокой кровлей, крашеными деревянными колоннами у парадного входа, балконом и цветником перед окнами – стал партизанским штабом.
Каждое утро Кузьма Ильич выходил на балкон. Слушал петуха, осматривал окрестности и принимал донесения доморощенной разведки.
Нынче утро выдалось погожее. Розовела в косых рассветных лучах белёная колокольня небольшой курятниковской церкви. Внизу, под балконом, в заросшем сорной травой цветнике, сияли капли росы.
На балконные перила села пёстренькая славка. Из дверей наружу высунулась стриженная «под горшок» кудлатая голова. Пичуга вспорхнула, испуганно свистнув. Барин обернулся.
– Что? С уловом?! А?! Славно! Ай, молодцы! – Старик задорно крякнул и притопнул ногой. – Наконец-то! Порадовали старика!
Насвистывая марш, он покинул свой пост. Запели старые деревянные ступени. Барин спустился по лестнице вниз, в обставленную старинной мебелью гостиную. Сюда уже привели пленного француза.
Вчера, поздно вечером, его поймал на дороге деревенский кузнец. Пленник провёл ночь в запертом на висячий замок сарае. Теперь нужно было произвести допрос взятого «языка». Так, по-военному, называл пойманного французика Кузьма Ильич.
На парадном дворе, под окном, уже собралась кучка любопытных в лаптях, в рубахах поверх портков. Они шептались и подпихивали друг друга локтями.
– Французишка-то мелкий какой!
– Из вольтижёров, они все ростом невеликие.
– Это чего ж? Кто такие?
– Ну, которые похрабрее, а в гренадеры ростом не вышли, тех, мол, в вольтижёры записывают. Застрельщики они, во как. Ну, егеря по-нашему.
– И откуда ты всё знаешь?
– А он под окном сидит часто. Сидит – уши развесит…
– Да тише вы, не слышно ничего!
Раздался строгий голос барина. Барин говорил по-иностранному. Отставной полковник Курятников допрашивал пленника по всей форме: какого тот полка, под чьей командой, где его товарищи.
Французик молчал. Вид у мальчишки был слегка смущённый, будто он не выучил урока и оттого не знал, что отвечать. Он думал-думал да так и ответил: «Не знаю». Это было сказано честно, коротко и по-французски.
Под окном послышались сопение и возня.
– Что говорит-то?
– Отпирается.
Старый барин прошёлся взад-вперёд, скрипя сапогами и паркетом, и снова повторил вопрос. Пленник замялся, потом пространно объяснил на хорошем французском, что он на самом деле никакой не француз, потому и не может ответить на все эти вопросы.
– Ну, что там? – послышался шёпот из-под окна.
– Да всё то же. Отпирается!
– Отвечайте сию же минуту, кто вы тогда такой? – теряя терпение, громко картавил Кузьма Ильич.
– Да свой я, русский, – растерянно отвечал мальчишка всё ещё по-французски.
– Русский?! – поразился барин, перейдя на родной язык. Он негодующе хлопнул себя по коленке. С парика посыпалась пудра. – А?! Да ты… ты говорить-то по-русски умеешь?
– Конечно! – звонко возмутился пленник на чистейшем русском языке. И, взглянув исподлобья своими большими карими глазами, довольно непочтительно пробурчал себе под нос: – Уж не хуже вас.
Барин крякнул от изумления, как будто заговорил письменный стол или напольная ваза из китайского фарфора.
– А?! Что?? «Языка», называется, достали! – воскликнул он с досадой. – Гришка! А?! Гришка! Ты кого мне привёл?!
Гришка виновато развёл руками, замычал что-то нечленораздельное. Под окном зашептались:
– Кричать изволят. Недовольны.
– Слышь-ка, не француз он никакой.
– Может, шпиён?
– Да ты погляди на него – мальчонка совсем.
– А по-ненашенски ловко лопочет. И в мундире в ихнем… Шпиён, не иначе.
– Будет тебе шпиён во французском мундире-то ходить!
– А можа, он переодеться не успел.
– Но-но!.. Мели, Емеля…
– А вот, сказывают мужики, ввечеру-то адова громадина у Косого брода взорвалась. Вроде как с неба свалилась! Супостаты небось запустили…
– А ты что молчал? – тем временем напустился на Русю отставной полковник. – А?!
– Да я говорил… Дядьке тому, который меня скрутил. А он мне тряпку в рот сунул.
– Говорил… Ты говорил, да он тебя не услышал.
– Да я орал вообще-то.
– Орал… Вот он тебе кляп и вставил… И нечего было так рот разевать. – Его высокоблагородие с досадой махнул рукой. – Глухонемой он.
Видно было, что его высокоблагородие немного смягчился.
– Развяжи-ка его, Григорий. – И барин выразительно помахал руками в сторону пленника.
Кудлатый чернобородый Григорий кивнул, развязал Руське руки и вопросительно поглядел на барина.
– Иди, голубчик, иди, – махнул тот немому. Потом присел на стул и с интересом уставился на мальчика. – Ну, рассказывай теперь по порядку – кто таков, куда путь держишь.
Руслан медленно повращал затёкшими запястьями. Потом, осторожно подбирая слова, чтобы не ляпнуть лишнего, начал свой рассказ.
Он вкратце рассказал про Воронцово и огромный дирижабль, про мышей и кота, из-за которого он улетел в небо, про сестру, оставшуюся внизу, про полёт и приземление, а точнее, приводнение и про мальчишку-француза, у которого отобрал мундир и башмаки.
Чем дольше Руся говорил, тем больше смущался. На словах всё получалось как-то уж совсем по-суперменски. Однако распространяться о том, как у него тряслись поджилки, Русе тоже не хотелось. Эти подробности он почёл за благо опустить. Наконец мальчик с облегчением замолчал.
– Так вот, значит, что за диковина у Косого брода свалилась. Мне уж разведка донесла, что с неба в реку черти попадали. Я думал – брешут, народ-то у нас суеверный… А ты, брат, оказывается, ловок, – одобрительно заметил барин, глядя на покрасневшего Русю с удивлением. – А с виду и не скажешь… Ну, оставайся пока у нас. Теперь всякий человек на счету. Ты к тому же не с пустыми руками пришёл – ружьё принёс. Идёт?
Руся не отвечал, как будто решался на что-то.
– А?! Что молчишь? Как тебя, то бишь… Руслан? Так идёт или нет?
Тут Руся, кроме кляпа, со вчерашнего дня маковой росинки во рту не державший, выпалил:
– А поесть дадите?
Партизанщина
Русю ждала дымящаяся тарелка суточных щей. Он мигом схватил ложку и принялся заглатывать щи, обжигаясь и швыркая. Оголодавшему Русе казалось, что вкуснее он ничего в жизни не едал. И горячее, кстати, тоже.
Уписав тарелку щей, Руся взялся за пирог с кашей.
– Кушай, милый, кушай, – приговаривала старушка-ключница, подсовывая ему то солёных рыжиков, то мочёных яблок.
Руся только тряс головой в знак благодарности и уплетал за обе щёки.
Сытого и слегка осоловевшего Русю Курятников вызвал в гостиную. Здесь, глядя на разложенную на столе карту-схему, собственноручно нарисованную, Кузьма Ильич стал подробно расспрашивать незадачливого аэронавта, что тот видел сверху, пока летел.
Руся понял, что разведка была бы более успешной, если бы разведчик поменьше спал и вообще был слегка повнимательней. Впрочем, Курятников выглядел довольным. Новость о полёте аэростата вызвала в нём небывалый прилив энтузиазма.
– Та-ак, значит, французские войска видел? А потом тебя унесло… Солнце-то где было? А?! По левому борту? Ну-ну. Высоко стояло? Ну, точно, на запад летел. А потом вправо понесло? На север, выходит… А потом вроде снова на запад. Та-ак. А фуражиров ты видел прямо у Косого брода. Ну, это я уже отметил. Ну вот, смотри. – Полковник нагнулся над картой и ткнул в неё пальцем. – Смоленск взяли. – Звучный голос его высокоблагородия дрогнул. – Думал я, что теперь у Гжати они. А судя по твоему рассказу – к Можайску подходят.
Руся, слушая, вяло взмахнул воображаемой саблей. Он глядел на карту, стараясь сосредоточиться на булавках с головками из красного и чёрного сургуча, наколотых на неё полковником. Булавки обозначали предполагаемое расположение русских и французских войск. Сосредоточиться не удавалось. В голове всё громче стрекотали кузнечики. Слова его высокоблагородия звучали, напротив, всё глуше, как из-под тёплого пледа.
– Думаю, даст им Михайло Илларионович генеральное сражение. Давно пора. «Приехал Кутузов бить французов!» Так ведь в народе говорят. А?! – сердито гаркнул он и нахмурился.
Задремавший было Руся очнулся. Он оттолкнулся животом от впившегося в него края массивной столешницы, тряхнул головой и испуганно посмотрел на полковника.
– Не подпускать же Наполеона к Первопрестольной! А?!
«К Первопрестольной – это к Москве, что ли?» – не сразу сообразил мальчик, но вслух уточнять не стал. Он протёр глаза и уставился на карту.
– Ой-ой! Там же Луша, – произнёс он вполголоса, а потом додумал про себя: «Надо попасть в Москву до… до французов».
– Мне обратно в Москву надо, – грустно сообщил он Курятникову. – У меня ведь сестра там осталась. Одна.
– А?! В Москву! До Москвы полтораста вёрст почти. Пешком идти долго. Стопчешь башмаки свои французские. Это для аэростата сто вёрст не крюк. Лошадь нужна. А? Лошадь не дам. Мало у меня лошадей… – Кузьма Ильич задумчиво почесал лохматую седую бровь. – Как лучше до Москвы добраться, я тебе, конечно, объясню. На карте покажу. А ты, Руслан, вот что. A la guerre comme a la guerre – «на войне как на войне», как говорят французы. Сведи у них коня, как за фуражом да за провиантом сюда явятся, и езжай. А?! Эти ждать себя не заставят…
Ближе к вечеру выспавшийся Руся спустился с крыльца во двор и присел на ступеньку. Рядом вертелись явившиеся с докладом мальчишки.
– Эй, вожжитёр, стрелять-то умеешь? – Пацаны смотрели оценивающе.
Руся с сожалением покачал головой.
– Фью!.. – присвистнул разочарованно один из них и насмешливо прибавил: – А ещё вожжитёр.
Руся помолчал. Стряхнул с рукава мундира соринку.
– Вольтижёр вообще-то, – примирительно произнёс он.
– Да ладно! – И пацан снова свистнул.
Руся было вспыхнул и сжал кулаки. Но тут за него вступился другой мальчишка, повыше ростом:
– Ты, Сёма, сначала сам француза раздень, а потом свисти, – рассудительно сказал он вредному. – Верно, Афоня?
– Верно, – важно пробасил Афоня, хмурый плечистый парень лет пятнадцати. – Если стрелять не умеешь, тогда тебе к нам, в дозорные, – обратился он к Русе. – Мы во-он там, за околицей, на берёзах по очереди сидим. С них далеко-о видно. Внизу, в кустах, ещё двое наших караулят. Они, если что, сразу в село побегут. С донесением.
Кузьма Ильич оказался прав. Ждать гостей долго не пришлось. На другой же день на дороге показались верховые с подводами. Дозорный на берёзе углядел их издалека, просигналил караулящим внизу мальчишкам. Свистун Сёмка, сверкая пятками, усвистал в Курятниково. Под берёзой из караульщиков остался один Руся.
Через некоторое время синие мундиры повернули свои подводы к стогам на лугу и спешились, собираясь присвоить себе отличное курятниковское сено. Про засаду они, видимо, не догадывались, иначе не полезли бы на стога, оставив ружья у телеги.
Двое верховых одним сеном не удовлетворились, а поехали дальше, направляясь в сторону села. Пришла очередь Руси мчаться в курятниковский штаб со свежими вестями. Когда французы въехали в село, их здесь уже ждали.
Всадники остановились у ближайшей избы, спешились. Привязали коней и вошли в дом, требуя угощения. Угощение обошлось им довольно дорого. Руся с мальчишками мигом отвязали и свели французских коней, а несколько мужиков ворвалось в избу. Обоих гостей взяли живьём – так велел охочий до «языков» Курятников.
«Языков» мужики связали и, радостно галдя, повели к полковнику. Тот уже ждал на крыльце барского дома. Увидев процессию, он приосанился, одёрнул кафтан. Потом сурово поглядел на пленников и обратился к главному по-французски.
Тут с «языками» вышел конфуз: «францы» оказались вовсе не французами. Старший из них, в синем гусарском доломане[10] с серебряными шнурами на груди, был, похоже, немец. Он отвечал, мешая немецкие фразы с французскими. Получалась сущая абракадабра.
– Тьфу! Толку не добьёшься! – в сердцах плюнул полковник. – А?! И как они друг друга-то понимают!
Но тут к нему протиснулся Руся, спросил шёпотом:
– Можно мне, Кузьма Ильич?
– Валяй! – одобрил его высокоблагородие.
Руся заговорил с пленником по-немецки – тот оказался прусским гусаром. Он отрывисто отвечал, угрюмо разглядывая Русин мундир. Курятников всё расспрашивал, Руся переводил. Выяснилось, что Наполеон и правда под Можайском и что, похоже, готовится крупное сражение.
Второй «француз» – в щеголеватом сине-красном уланском мундире и штанах с красными лампасами – оказался поляком. Этот, хоть и был взят пруссаками в качестве переводчика, по-русски говорил неважно. С ним, конечно, можно было объясниться и на ломаном русском, но Руся – ради эксперимента – попробовал заговорить по-польски. Получилось неплохо, – удовлетворённо отметил про себя новоявленный толмач. Говорливый поляк бойко и охотно отвечал. Сведения, полученные от немца, подтвердились. Пленных повели в сарай.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Апо́рт- сорт крупных южных яблок.
2
Па́кля – грубое спутанное волокно. Употребляют в строительстве для прокладки между материалами.
3
Ле́ппих Франц Ксавье́ (1778–1819) – немецкий изобретатель, музыкант, авантюрист.
4
Гренаде́ры – отборные части пехоты или кавалерии, предназначенные для штурма вражеских укреплений.
5
Драгу́ны – конная пехота; могут действовать как верхом, так и пешие.
6
Тафта́ – глянцевая плотная шёлковая ткань.
7
Фельдъе́герь – военный или правительственный курьер, доставляющий важные документы.
8
Бомба́рда Ма́ксима! – создающее взрывную волну заклинание из романа «Гарри Поттер и Орден Феникса» британской писательницы Дж. Роулинг.
9
Вольтижёр – французский пехотинец времён Наполеоновских войн.
10
Долома́н – часть гусарского мундира, короткая куртка со стоячим воротничком и шнурами.