Хранитель Ардена

– Это твое, – сказал он, протягивая раскрытую ладонь. На ней лежал ее браслет, в поисках которого она обсмотрела полы всего замка.

– Где ты его нашел? – изумленно воскликнула она и схватила браслет.

Закария промолчал.

Тина сразу заметила произошедшие в нем изменения. Браслет стал тяжелее. Старые, потертые деревянные бусины теперь надежно покрывал толстый слой лака, а обычную шерстяную нить заменила тонкая стальная леска.

Она подняла на него удивленный взгляд.

– Это ты сделал?

– Старая нитка истончилась и могла оборваться в любой момент. Тогда ты точно потеряла бы его.

– Мог бы предупредить меня, что взял браслет. Эта вещь дорога мне.

– Мог, но я не подумал. – Закария почесал затылок, напоминая этим жестом провинившегося ребенка.

Тина со вздохом покачала головой. Она попыталась застегнуть браслет на запястье, но сделать это одной рукой оказалось непростой задачей.

– Давай помогу. – Закария подошел ближе и склонился над ее рукой. Она тут же почувствовала знакомые ароматы дождя и крыжовника. Несмотря на прохладу коридора, его пальцы были на удивление горячими. Он ловко справился с застежкой и отступил на шаг.

– Спасибо, – поблагодарила Тина и смущенно опустила голову. – Зачем ты это сделал?

– Чтобы нить больше не рвалась. Это же очевидно.

Она раздраженно фыркнула.

– Ты издеваешься, да? Я ведь не об этом спрашивала.

– Да, издеваюсь, чтобы ты не докучала мне глупыми расспросами. Если не устраивает, могу применить иглу.

Тина посмотрела на адепта, заметив на его губах легкую, едва заметную ухмылку, и сокрушенно покачала головой.

– Твое чувство юмора отвратительно, Закария.

– У меня его в принципе нет. Я говорил вполне серьезно, – парировал он.

– Хочешь чай? Я испекла печенье.

В одно мгновение привычная сосредоточенность на его лице сменилась растерянностью, даже испугом. Он выглядел так, будто ему предложили нечто страшное и неизведанное.

– Чай? – оторопело переспросил Закария.

– Ну да, попьем вместе чай. – Тина поразилась собственной смелости, но тут же пожалела об этом. Она была уверена, что он откажется и сделает это, как всегда, в грубой форме.

– Я хочу чай, – неуверенно пробормотал Закария, смутившись сильнее Тины. – С печеньем…

– Хорошо. Тогда проходи.

Она открыла дверь в покои. Пространство озарял свет пламени, исходящий из маленького камина. Норы уже не было – сегодня она работала в ночь.

Тина отошла к стене, пропуская внутрь Закарию.

– У вас уютно. – Взгляд адепта, казалось, изучал каждую деталь в комнате.

– Спасибо.

– Это твое место. – Он указал на аккуратно застеленную кровать сбоку от двери, на которой не было ничего, кроме корзинки с вязанием, в отличие от соседней кровати у окна, где лежали разноцветные подушки, старая тряпичная кукла и книга с потрепанным корешком.

Тина кивнула и подошла к камину. Набрала в чайник воды и повесила на железную перекладину над огнем.

– Не стесняйся, бери стул и присаживайся. – Она подошла к столу, расположенному между кроватями, и начала доставать из навесного шкафчика кружки и ложки.

Закария тем временем снял обувь, повесил куртку на гвоздь у двери и прошел к столу. На нем была надета облегающая черная кофта с рукавами до локтей, и, увидев его худые, но жилистые и сильные руки, покрытые черными узорами, Тина тяжело сглотнула.

Он сел на табуретку и, прислонившись спиной к стене, посмотрел на Тину изучающим взглядом.

– Ты часто бываешь на кухне у Поппи. Я не раз видел, как ты возилась с тестом. Тебе это нравится?

Тина вытащила с полки тарелку с ароматным печеньем и поставила в центр стола.

– Да, меня это успокаивает. И я люблю запах выпечки.

– Я тоже, – тихо отозвался Закари.

Когда вода закипела, Тина заварила травяной чай и разлила его по чашка. Затем заняла место напротив Закарии и взяла одно печенье. Адепт последовал ее примеру и надкусил хрустящее сладкое тесто.

– Тут есть изюм? – растерянно спросил он с набитым ртом.

– Да. – Тина нервно пригладила волосы. – Забыла сказать. Ты не любишь изюм?

Закария медленно жевал печенье, стараясь тщательно распробовать вкус, но потом запихнул остатки в рот и сделал большой глоток обжигающе горячего чая.

– В усадьбе моего отца был виноградник, – тихо поведал он и взял с тарелки второе печенье. – Я терпеть не мог свежий виноград. – Его глаза заволокло пеленой воспоминаний, а на губах появилась грустная полуулыбка. У Тины перехватило дыхание от того, настолько красив он был в это мгновение.

– Мама часто пекла печенье, и ни одна служанка не могла приготовить его так же вкусно, как она, – продолжил он незнакомым дрожащим голосом. – Она всегда добавляла в тесто изюм, а я даже не догадывался, что изюм – это высушенный виноград. Мы собирались всей семьей под навесом из виноградника и пили чай с маминой выпечкой. И я, уплетая за обе щеки печенье с изюмом, смело утверждал, что от этого виноградника только одна польза – под ним можно спрятаться от солнца. Все надо мной посмеивались, а я не понимал почему… Этот виноградник сожгли вместе с домом враги отца, после того как убили всю мою семью.

Взгляд Закарии ожесточился, и он сжал руку в кулак. Раздался тихий хруст, и на стол посыпались мелкие крошки. Он вздрогнул и нахмурил брови, увидев, что сотворил с печеньем.

– Ничего страшного, – спохватилась Тина и, взяв тряпку, смела в руку крошки. Когда она склонилась над столом, их взгляды встретились. Между ними было всего несколько сантиметров, и Тине стало труднее дышать.

– Я давно ни с кем не пил чай, – сказал он, не отрывая от нее тяжелого взгляда. – Тина Эйнар…

– Ты можешь приходить в свободное время, я всегда тебе рада, – ляпнула она, не подумав, и почувствовала, как все внутри сгорает от стыда.

– Ты слишком добра ко мне.

Они продолжили пить чай в тишине. Закария с аппетитом поедал одно печенье за другим, а у Тины на языке крутился один вопрос, который она все-таки, набравшись храбрости, задала:

– Тебе обязательно становиться Мастером теней, чтобы отомстить за родных?

Закария на мгновение замер. Рука с печеньем застыла на полпути ко рту.

– По лезвию ножа ходишь, Тина Эйнар, – угрожающим тоном прошептал он, но все же ответил: – Да, обязательно.

– Но почему? Можно ведь найти убийцу и отомстить, не становясь мастером. Ты сильный воин. Я видела, как ты сражаешься на тренировочной площадке сразу с несколькими соперниками. Никто даже задеть тебя не может.

– Одной силы недостаточно. Убийца моих родных – Абиль – живет в одном из храмов Орде-на и редко покидает его. А чтобы проникнуть туда и убить мастера, я должен бросить вызов. Так что сперва мне нужно заиметь тот же ранг, что и у него.

Тина удивилась разговорчивости адепта и решила воспользоваться столь редкой возможностью.

– Пока ты станешь мастером, он состарится и умрет естественной смертью.

Закария провел языком по внутренней стороне губы, прокручивая стальное кольцо.

– Мастера теней живут дольше обычных людей благодаря снадобьям. – Он взял печенье с тарелки и съел половину в один присест. – Сколько ты дашь Холланду?

– Лет пятьдесят, – задумчиво прикинула Тина.

– Ему семьдесят шесть. В среднем мастера, обитающие в храме, доживают до ста тридцати. Поэтому Абиль будет в полном расцвете сил, когда я приду за его головой.

– Ты так спокойно всем говоришь о своей мести. Не боишься, что его люди придут за тобой раньше?

– Не всем, а лишь немногим, – поправил он. – То, что об этом узнала ты, заслуга твоей болтливой рыжей соседки, которой я точно скоро отрежу язык. Холланд потому и привез меня в Арден, что оставаться на Востоке было опасно. А здесь люди Абиля вряд ли достанут меня, потому что Орден теней имеет власть лишь на Востоке и границы королевства пересекают редко.

Тина нахмурилась.

– Но ты ведь иногда посещаешь Орден?

В следующее мгновение Закария пригнулся к Тине так близко, что она почувствовала на своих губах его дыхание.

– Долго будешь докучать мне глупыми расспросами? – прошептал он, и Тина мысленно умоляла себя продолжать дышать.

Закария буравил ее хищным взглядом еще несколько секунд, а потом выхватил из ее рук печенье и вернулся на место.

– Ты съел все печенье? – с удивлением обнаружила Тина, когда вышла из оцепенения, вызванного близостью адепта.

– Я не ел со вчерашнего обеда, поэтому очень проголодался.

– Почему ты не сказал?! Я бы принесла тебе поесть из кухни, – спохватилась Тина и, подскочив со стула, уже направилась к двери.

Теплая рука схватила ее за запястье.

– Не надо, Тина. Я наелся. И мне уже пора. – Закария отпустил ее, снял с крючка куртку и открыл дверь. На мгновение замер, а потом развернулся и снова подошел к Тине. – Мне все очень понравилось.

Он коснулся ее щеки и заправил волосы за ухо. Нежно провел руками по шраму и скользнул вниз по шее. Тина забыла, как дышать, и в этот раз никакие внутренние мольбы ей не помогли. Закария задержал пальцы над ее ключицей, прямо на пульсирующей вене, выдающей ее учащенное сердцебиение.

– Спасибо, что пригласила, Тина Эйнар, – прошептал он ей на ухо и вышел из комнаты, не оборачиваясь.

Тина еще долго стояла как вкопанная и пыталась заставить себя не улыбаться в этот горестный для всех обитателей замка день.

Глава 11

Октябрь, 1135 г. со дня Разделения

Капитан «Укротителя бури» Лимас был опытным моряком, бороздившим морские просторы вот уже пятнадцать лет. Его судно было торговым, но товар перевозился весьма необычный для вод Великого Материка.

Лимас был жестоким работорговцем.

На материке, который чужеземцы прозвали Дальним, а коренные жители – Одиноким, из-за отдаленности к двум другим, процветало рабство. Рабов в основном привозили с Кровавых островов, что располагались недалеко от Одинокого Материка. Рабы в тех землях выполняли самую разную работу за кусок хлеба: прислуживали в домах господ, ухаживали за скотом, работали на кофейных и чайных плантациях, содержали в чистоте улицы и ублажали искушенных мужчин и женщин в домах удовольствий.

Но самыми ценными считались рабы, которые умели держать в руках меч. Их продавали владельцам бойцовых арен, дельцам богатым, которые охотно платили большие деньги за здоровых, крепких мужчин. На этих аренах рабы бились насмерть на потеху публике. И богатые господа, и бедные голодранцы любили наблюдать за тем, как рабы жестоко убивают друг друга только ради того, чтобы продлить свою никчемную жизнь еще на несколько дней.

Но добыча рабов была работой нелегкой. Жители островов научились защищать свои земли от набегов работорговцев, и именно поэтому Лимас решил попытать счастья у вод Великого Материка, но успеха ему эта авантюра не принесла. Береговая охрана даже не позволила кораблю без флага приблизиться к бухте, и команда Лимаса едва успела ускользнуть. Они были вынуждены возвращаться домой ни с чем, да еще и попали в шторм, который повредил паруса.

Капитан Лимас сидел в своей каюте, когда в дверь постучался один из матросов.

– Чего тебе? – недовольно спросил он у мальчишки.

– Капитан, мы вытащили из моря какого-то юношу. Его корабль, видать, попал в шторм и потерпел крушение. Он лежал на обломках без сознания с пробитой головой.

– И что? Мне плясать от счастья? Зачем ты меня потревожил?

– Старпом приказал позвать вас, говорит, этот парень из знатных. Он богато одет.

Лимас призадумался. Если этот спасенный был из высокородной знати, за него можно потребовать хороший выкуп. Поднявшись на палубу, он увидел, как над спасенным возится их корабельный лекарь, Гаян. Тот уже перевязал ему голову, и из-под повязки виднелись только кончики иссиня-черных волос. Сам спасенный оказался юнцом лет двадцати трех. На нем действительно была рубашка, расшитая шелковыми нитями, и порванный сюртук, манжеты которого украшали пуговицы из алмазов.

Лимас осмотрел бледные пальцы мальчишки и раздосадованно выругался.

– Это обычный купец. Знать Великого Материка всегда носит фамильные перстни. А у этого ничего нет. – Капитан задержал взгляд на кольце с крупным черным камнем. Ему даже на мгновение показалось, что тот мерцает синим светом. – Видать, очень богатый…

С этими словами Лимас снял с пальца перстень и надел на свой мизинец – на безымянный кольцо просто-напросто не налезло.

– А что делать со спасенным? – спросил старпом.

– Снимите с него сюртук и рубашку, а самого мальчишку за борт. До дома путь не близкий, нам лишние рты не нужны.

Он собрался было уйти, но тут парень пришел в себя, и Лимас встретился взглядом с неестественно светлыми, почти прозрачными глазами в обрамлении густых черных ресниц. Они пугали и завораживали одновременно. Юноша несколько секунд смотрел на Лимаса прожигающим нутро взглядом, прежде чем снова потерял сознание.

– Хотя нет, – задумчиво протянул Лимас. – Паренек красив, как девка. Если выживет, станет отличным товаром для домов удовольствий.

Моряки переложили мальчишку на носилки и унесли в карцер для рабов, а Лимас вернулся к себе в каюту, размышляя о новом пленнике.

Если придумать чудесную историю спасения этого юнца и приплести какую-нибудь байку о магическом происхождении неестественного цвета глаз, то его можно будет продать втридорога.

Ноябрь, 1135 г со дня Разделения

Ему было страшно.

Повсюду царила непроглядная мгла, соленая вода заполняла легкие, а холод пронизывал до костей. Морская пучина обрушивалась на него с дикой яростью, лишая возможности дышать.

Поначалу этот ужас, порожденный жестокой стихией, казался явью. Но однажды ему удалось вынырнуть из морской пучины и вдохнуть теплый воздух, пропитанный древесиной и смолой.

Он открыл глаза и понял, что все было сном.

Юноша лежал на грязной циновке в тесном помещении. Единственным источником света было маленькое круглое оконце с засаленными стеклами. Он попытался подняться, но тело неподъемным грузом сковала сильная слабость, а голову прожгла нестерпимая боль. В глазах потемнело, и он снова оказался в плену кошмаров.

Он не знал, сколько времени провел в бреду на грани реальности и снов. Помнил только, как время от времени кто-то разговаривал с ним, отпаивал обжигающим горло напитком и прикладывал что-то холодное и вязкое к голове. А еще он слышал голоса. Много голосов. Крики людей и взывания к Единому с мольбами о спасении. Приглушенные мужские голоса, рассуждающие о ком-то, кто, по их мнению, «вряд ли выкарабкается».

И женский голос. Нежный, до боли родной и знакомый, он взывал к нему, с каждым разом становясь все громче и громче.

«Вернись ко мне, вернись… Ты обещал вернуться…»

Он резко открыл глаза и осмотрелся вокруг.

– Неужто очухался? Надеюсь, не на пару секунд, как прошлые разы.

– Где я? – спросил юноша, едва разлепив пересохшие губы.

– На «Укротителе бури». Тебя подобрали почти мертвого в море. Я уже месяц над тобой хлопочу как наседка.

Перед ним сидел пожилой мужчина со смуглой кожей, испещренной глубокими бороздами морщин. Он говорил на общем наречии, но юноша с трудом понимал его. Диалект казался ему незнакомым.

– Как тебя звать, юнец? – спросил мужчина и протянул ему грязную жестяную кружку.

Юноша попытался встать, но не смог. Тело не слушалось, а в руках и ногах не было сил. Мужчина помог ему подняться и усадил, прислонив спиной к деревянной стене, после чего напоил его отвратительно горьким отваром. Юноша закашлялся, и затылок снова пронзила боль.

– Назови свое имя, – снова потребовал мужчина.

– Имя, – шепотом повторил парень, чувствуя, как нарастает паника внутри. Он не мог вспомнить своего имени. Какофония голосов в голове стихла, уступая место пугающему своим безмолвием штилю. Он нахмурился, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, кроме кромешной тьмы и рокочущих волн за бортом. Дыхание сбилось, а голова разболелась сильнее прежнего от напряжения.

Кто он? Где он? Как здесь оказался?

Он чувствовал себя загнанным в угол щенком, который попал в клетку с голодными хищниками. Только эти хищники не кусали его, а мучали чередой нескончаемых вопросов, ни на один из которых он не знал ответа.

– Кто я? – с ужасом прошептал он и снова потерял сознание.

С тех пор он все чаще и чаще стал приходить в себя.

По словам Гаяна, того пожилого мужчины, который занимался его лечением, он пробыл на корабле уже два месяца, и «Укротитель бури» скоро должен был прибыть к берегам Одинокого Материка. За это время юноша так и не смог ничего о себе вспомнить. Каждый раз, очнувшись, он впадал в панику от того, сколько вопросов без ответов терзали его разум. Перед внутренним взором всплывали какие-то смутные образы, смазанные отрывки воспоминаний, которые вызывали еще больше вопросов. И снова голоса, среди которых только один он мог различить четко и ясно.

Девичий. Он взывал к нему в неустанной просьбе:

«Вернись ко мне… Ты обещал вернуться…»

Эта мольба, полная слез и отчаяния, приносила ему едва ли не физическую боль. Чаще всего, услышав именно этот голос, он снова отключался.

Со временем паника и безнадежность отступили, и он попытался взять себя в руки, чтобы разобраться, что делать дальше. Помимо Гаяна он видел нескольких матросов, а один раз к нему в каморку даже заглянул капитан Лимас. Он осмотрел его с ног до головы, даже прощупал руки, торс и ноги, а потом, удовлетворенно кивнув, ушел. Юноше это совсем не понравилось.

– Что это за судно? И зачем капитан меня осматривал? – спросил он тогда у Гаяна.

– Скоро сам все узнаешь, – расплывчато ответил Гаян и почему-то нахмурился.

И не соврал.

Спустя четыре дня они прибыли в порт города Тургот.

Перед тем как подняться на палубу, Гаян дал ему снадобье со странным приторно-сладким вкусом, которое было непохоже на предыдущие лекарственные настойки. Через пару мгновений юноша почувствовал странную легкость и умиротворение, но они быстро сменились другим, странным состоянием. Уши заполнил неясный гул, и информация доходила до сознания очень медленно. Он с трудом переставлял ноги, а когда поднялся на палубу, его руки сковали железными кандалами на длинной цепи, к которой были прикованы еще несколько человек в путах.

– Что это? – спросил он, с любопытством разглядывая наручи.

Где-то в глубине сознания ворочалось какое-то сомнение. Что-то здесь было не так, что-то неправильное. Но выпитое снадобье заглушало зов рассудка, и юноша послушно выполнял указания старпома.

Их повели по широкой улице, переполненной людьми. Солнце стояло высоко в небе и нещадно обжигало голову и оголенные по локоть руки. Юноша осматривался вокруг, щурясь от ослепительных лучей, и вдыхал раскаленный воздух, пропитанный зловонной смесью пряных специй и помойки. Эта местность, скудная на деревья и прочую растительность, была ему незнакома. Вокруг сновали мужчины и женщины разных возрастов и статуса: среди них были и бедняки в обшарпанном тряпье с тяжелыми тюками на сгорбленных спинах, и богачи в роскошных парчовых одеждах, восседавшие на повозках.

Они прошли мимо вереницы домов из желтоватого камня по выложенной булыжником дороге и оказались на большой площади. В центре возвышался помост из бревен, на котором стояли люди в рваной одежде, закованные в кандалы.

Тучный загорелый мужчина вывел из толпы стройную молодую девочку и заговорил на общем наречии с неразборчивым акцентом:

– Представляю вашему вниманию Санару! Молодая, сочная как персик и нежная как мясо ягненка красавица с Асарийского острова! Превосходно танцует и сладко поет! Чиста, как воды родника! – На губах мужчины растянулась гаденькая ухмылка. – Ждет, когда ее приласкает умелая мужская рука!

На глазах девушки выступили слезы, но она продолжала смирно стоять на место.

«Это неправильно!» – возмутился было голос в сознании юноши, но невидимая рука вмиг утихомирила вспышку гнева, и он подобно марионетке поплелся за Лимасом в общей веренице закованных в кандалы людей. Лимас поднялся на помост и потянул за цепь, чтобы пленники последовали за ним.

– Даю за нее десять золотых! – выкрикнул из толпы мужчина, и его тут же перебил другой, предложив пятнадцать золотых.

Благодаря тому, что был здесь выше всех почти на голову, юноша увидел в толпе старого, жирного мужчину с жидкой бороденкой, который купил Санару за двадцать золотых.

«Это неправильно», – вновь подумал он, но почему-то продолжал молчать, будто ему не только сковали руки, но и засунули в рот кляп.

Он простоял под палящим солнцем около двух часов. К тому времени он уже едва держался на ногах, а голова снова начала раскалываться от жуткой боли.

Внезапно вперед выступил Лимас и громко произнес:

– Этого парнишку мы нашли в море! И он явно непростой человек! Сын русалки, не иначе!

Юноша не мог понять, о ком идет речь. Голос Лимаса словно кувалдой бил ему по вискам, и он, сгорбившись, закрыл глаза в надежде, что не рухнет на землю без сознания.

– Сын русалки?! Что за чушь ты несешь! – послышалось из толпы.

– Мы странствовали по водам Великого Материка и возвращались оттуда ни с чем. Да еще и попали в ужасный шторм, который чудом пережили, – убедительным тоном вещал Лимас. – После шторма мы нашли в море этого юношу. Представьте, рядом никаких следов обломков разрушенного корабля или других людей. Как только он поднялся на борт, к нам вернулась удача! Мы напали на торговое судно, набитое сокровищами и дорогим товаром, и на небольшую портовую деревню на Малом Материке. Он принес нам удачу! Но если вам и этого мало, то присмотритесь к нему получше. Его кожа бледна, как у отца-утопленника, что продал жизнь за ночь с русалкой. Его волосы черны как океанское дно. А его глаза… – Лимас схватил его за подбородок и приподнял голову. Юноша нехотя поднял глаза на толпу и тут же услышал восторженные возгласы. – Его глаза прозрачны как водная гладь. Тут нет никаких сомнений! Это Инео – сын русалки! Сын моря! И он приносит удачу!

«Это неправильно». И снова неприятное ощущение шевельнулось где-то в недрах души. Но он продолжал стоять неподвижно и прислушиваться к странному гулу в ушах.

– Даю за него двадцать золотых! – выкрикнул мужчина из толпы, но юноша не увидел его лица. Он смотрел на свои закованные в кандалы руки, чувствуя, как в душе взметается буря.

«Это неправильно!» – вскричало подсознание.

Он не был сыном русалки. Это он знал точно. Помнил, как его корабль потерпел крушение во время шторма. Помнил крики моряков и жуткий треск ломающейся мачты. Помнил, как его легкие заполняла вода. Но что было до всего этого? Кто он такой? Почему не мог ничего вспомнить?

«Вернись ко мне… Ты обещал…» – Женский голос прорвался сквозь странный гул в ушах, и он наконец-то вышел из оцепенения. Огляделся по сторонам и отчетливо кое-что понял: все, что здесь происходило, было для него чуждо – кем бы он ни был.

– Предлагаю пятьдесят золотых! – прокричала женщина средних лет, одетая в голубом платье с оголенным плечом.

– Продано! – радостно провозгласил Лимас. – Инео, сын русалки, станет украшением вашего дома удовольствий и принесет небывалую удачу любому, кто разделит с ним ложе.

Юноша полоснул Лимаса гневным взглядом. Его хотят продать точно скот? Ради этого его спасли, а потом приволокли сюда?

Пелена окончательно спала, и он понял, что его явно опоили какими-то дурманящими снадобьями, чтобы он стоял тихо и не сопротивлялся.

Женщина поднялась на помост, держа в руках увесистый мешочек золота, а следом за ней шел мужчина. В его руках юноша увидел железный прут с круглой печатью на конце.

Печатью, которая была накалена докрасна.

Рабское клеймо.

Мужчина подошел к нему, и он почувствовал, как пара рук опустилась на его плечи и с силой надавила, заставляя опуститься на колени. Но он не желал преклоняться. Перед глазами предстал туманный образ, где он, богато одетый, опускался на одно колено перед мужчиной в короне и произносил клятву верности. Но юноша не успел ухватиться за это воспоминание, когда давление на плечи усилилось, и его ноги подкосились.

Он смиренно склонил голову и замер. С его рубашки содрали рукав, и боковым зрением он увидел, как раскаленное клеймо приблизилось к его плечу. Голова ужасно гудела, но рассудок на удивление был ясным – словно он и не пил дурманящего снадобья.

Схватившись за клеймо, юноша с молниеносной скоростью вырвал его из рук незнакомого мужчины. Он ткнул раскаленным концом в лицо стражника, который удерживал его за плечи, а острием пырнул в живот того, кто собирался его клеймить.

По толпе прокатились возбужденный ропот и крики. Женщина, что отсчитывала золотые монеты Лимасу, громко взвизгнула, и к юноше подлетели несколько других стражников. Он не знал, откуда ему ведомы эти приемы, но уверенно нырнул под руку одного из стражей и метким ударом трех пальцев в шею лишил того сознания, после чего выхватил из его рук короткий меч.