Понедельник не начинается

Александр Данковский

Понедельник не начинается

Спасибо всем ребятам с формума www.figvam.net и особенно Пессимистке и Яну Валетову. Это Ян меня подбил взяться за перо. Так что половину претензий – к нему. И половину похвал – тоже.

А еще спасибо Вове Хомякову – как одному из самых отзывчивых читателей.

И моему семейству, которое терпело папу, сидящего за компом вместо того, чтобы посвящать время жене и детям.

Часть первая

Пролог

Подстаканник снова пополз по вытертому пластику к исцарапанному алюминиевому бортику столешницы. Колеса стучали неторопливо, поезд брал небольшой подъем, настраиваясь на штурм Уральского хребта. Я снова сдвинул недопитый чай в центр стола и уставился на пробегающий мимо ельник – матерый и мрачный, вестник приближающейся тайги. И снова спросил себя: и на кой черт я еду в эту Сибирь, вторые сутки трясусь один в пустом купе и собираюсь выручать людей, которых даже не могу назвать друзьями? Они уехали по своей воле – или все-таки не по своей? – не сказали, куда, щедро заплатили за работу, позволили взять кое-чего из барахла…

Глава 1

Последним уходил Игорь – парень чуть старше меня… Хотя какой парень – здоровенный толстый мужик, наделенный неслабым интеллектом и воистину ослиным упрямством. «Понимаешь, – сказал он мне тогда, – все, чем мы тут занимались – детский сад, штаны на лямках. Ни методики, ни теории, ни даже понимания того, кому и зачем это нужно. А тут, понимаешь, возможность мир перевернуть…».

До этого «переворачивать мир» отправился Володя – добрый, умный розовощекий «поросеночек», всегда спокойный и лучше всех умевший ладить с государственными органами. Самый молодой из нас и не получивший ни инженерного, ни физико-математического образования (то ли экономист, то ли вообще «общий менеджер») – и лучше всех разбиравшийся в компьютерах.

Ушла Элла – единственная барышня в нашем кругу.

Ушел Леша – черноглазый, быстрый, с примесью не то армянской, не то грузинской крови, прекрасный стилист и великолепный боец. Именно он был нашим инструктором-рукопашником, когда мы совместно решили, что нам таки надо изучить и этот аспект бытия (и бития).

Ушел Димка – смуглый, кудрявый («дитя свободной Африки», как называли его родственники – всё казаки со Ставрополья). Только с ним меня со студенческих времен связывало что-то вроде дружбы.

А первым бросил все и уехал Григорий Владимирович – наш шеф, отец-основатель и вдохновитель. В прошлом – доцент физфака, не ставший профессором только потому, что лень было писать докторскую. Отличный преподаватель и, говорят, талантливый ученый (судить не берусь, потому что занимался он совершенно зубодробительными вопросами мироздания). Студенты называли его Лорд Винтер – наверное, из-за странной фамилии Зимка. К слову, и внешность у него была какая-то зимняя – волосы пегие из-за неровной седины, словно припорошенные снегом камни; мощные длинные руки (дядя легко крутил стул за ножку), могучий бочкообразный торс и голос, словно из бочки, да еще с налеганием на «О»: «Где-то по большому счету ясно, что вам ничего не ясно». На первый взгляд, Лорд Винтер напоминал кроманьонца с картинки по истории древнего мира. Но за внушительными надбровными дугами прятался невероятно мощный интеллект: взять измором его на экзамене или зачете не удавалось никому: начав в девять утра, к восьмому часу вечера ГВ, казалось, без всякого напряга разбирал хитросплетения интегралов, векторов и прочих тензоров, не желая отпускать студентов с миром и тройкой. При всем при этом на факультете его любили.

Тот же интеллект подсказал ему бросить физику и заняться тем, ради чего мы все и собрались пару лет назад. Точнее, собрались они, а меня пригласили «за компанию».

Потому что занялись они магией. Если угодно, чародейством и волшебством. Да-да, именно «НИИЧаВо» пришло мне в голову, когда я впервые об этом услыхал. Услыхал все от того же Лорда Винтера, который меня и позвал. Оказалось, запомнил мою скромную персону еще во времена моего студенчества, хотя с тех пор минуло шесть лет, отыскал (наверное, в деканате) координаты и позвонил в один не слишком прекрасный вечер. Не слишком прекрасный – потому что тогда у меня на пятках висели милиция с армией, желавшей упечь вашего покорного слугу на два года охранять новую «нэзалэжную» родину непонятно от кого. Так что от стражей порядка я хоронился и у родителей не жил. В этот вечер только зашел проведать предков – и надо же, Григорий Владимирович меня вызвонил. И предложил заняться «кое-чем потусторонним, но интересным».

Настроение было ни к черту (я ко всему прочему как раз понял, что коммерсанта из меня не выйдет, а жить на что-то надо), поэтому ответ мой прозвучал не слишком вежливо: «Стругацких обчитались или решили лохов по-лекгому разводить?» А что еще я должен был подумать? Лорд Винтер не обиделся и предложил на следующий день приехать в почти родные Бабаи, где с конца пятидесятых квартировали и харьковский физфак, и НИИФТИ, куда большинство выпускников факультета отправлялись работать во времена Союза и Холодной войны – как раз во благо последней укрепляли обороноспособность первого, двигая вперед науку и технику. А между делом, «только для себя» – занимались теоретической и экспериментальной физикой в самых разных отраслях – от сверхтекучего гелия до космических лучей. А теперь, если верить Зимке, увлеклись теоретической и экспериментальной магией. «Умклайдет, транслятор на быстрых нейтронах, «Корнеев груб»…

Когда я на следующий день трясся по знакомой дороге (только на сей раз – не в дребезжащем набитом ЛАЗике, как в конце восьмидесятых, а в ГАЗели, не столь дребезжащей, но столь же набитой), версий у меня не прибавилось. Либо Зимка сбрендил (но представить его сумасшедшим не получалось), либо таки решил «разводить лохов», используя малоизвестные физические явления. Но тут больше бы подошел экспериментатор, а не знаток элементарных частиц и теории суперструн. «Может, впрямь что-то такое есть?» Квантовую механику вкупе с релятивистской полностью я забыть не успел, а там вполне логично и без мистики доказывалось, что на результаты эксперимента влияет факт наблюдения. Возможно, Зимка в своих суперструнах докопался до чего-то подобного, увидал взаимодействие материи мыслящей с материей безмозглой…

Про чародеев, знахарей, астрологию и прочую хиромантию в те времена не писали только ленивые журналисты. То Глоба, то Джуна, то Ванга… И даже писатели переквалифицировались с «сайенс фикшн» на «дневники экстрасенсов». Я готов был признать, что не все это – полная фигня. Один раз при мне девушке действительно сняли зубную боль, помахав руками. Что, впрочем, вполне могло быть списано на самовнушение или, если угодно, гипноз (хотя кто его знает, что за этим словом стоит). В общем, «пока он меня не переедет, пока грузовик на себе не почувствую…»

Я и почувствовал в первый же день. Зимка обитал все в том же тесном прокуренном кабинетике между аудиторией 312 и спортзалом. И после обычного своего «Доброго здоровья, Сергей Сергеевич» вместо объяснений протянул мне гаечный ключ 10 на 12. Рожковый. С надписью выпуклыми буквами «Chrom wanadium» с одной стороны и «Made in India» – с другой. Совсем бы обычный ключ, если бы не одно «но» – сделан он был из тяжелого желтого металла.

Рядом лег еще один такой же, но, как и положено, серебристый и вполне обычного веса.

Затем на столе появилась колба с желтоватой жидкостью. «Аш хлор» – пробасил лучший на факультете знаток математического анализа и аналитической геометрии даже среди преподавателей.

Другая скляночка, как и следовало ожидать, содержала «Аш Эн О Три». Далее у меня на глазах Лорд Винтер скрутил желтый ключ винтом, продемонстрировал, что с белым он такого фокуса проделать не может, хотя чуть-чуть погнуть инструмент ему удалось (см. выше про недюжинные физические данные доцента). Макнул желтый поочередно в каждую из баночек, дабы я убедился, что с ним ничего не происходит. Затем смешал две жидкости в пропорции три к одному.

– Достаточно. Можно не пытаться растворить в ней ключик, я верю, что он золотой. Но зачем все это представление?

– А теперь возьми вот этот, беленький, и нацарапай на нем что хочешь. Хоть слово из тех букв, хоть соотношение неопределенности Гейзенберга, – Григорий Владимирович протянул мне стержень из какого-то твердосплава.

Пожав плечами, я выцарапал около двенадцатимиллиметрового «уха» кривую пятиконечную звездочку.

– А теперь посиди тут с полчасика. Вон, Фихтенгольца полистай по старой памяти.

Зимка вышел, и я действительно со скуки принялся перелистывать затрепанный зеленый томик. Всегда любил матан.[1] Хоть и не пришлось его применять в жизни, все равно наука красивая.

Я как раз добрался до леммы Бореля-Лебега, когда дверь снова открылась. Только на сей раз это был не Григорий Владимирович, а Димка Бородаев, с которым мы сиживали за одной партой, занимались карате и собирали яблоки в колхозе. После универа встречались, но все реже и реже. Потом он, говорят, подался на родину на заработки. И вот на тебе – тут.

– Здорово, парнище! – я встал из-за Зимкиного стола и протянул ему пятерню.

«И кто-то камень положил в мою протянутую руку». Нет, конечно, не камень, а ключ. Гаечный. Желтого металла. Тяжелый. Чуть изогнутый. С надписью «Chrom wanadium». И криво выцарапанной звездочкой. Ежу понятно, что никаким литьем, даже сверхточным под давлением, такой копии не получить. Можно извратиться, попытаться изготовить дубликат вручную. Но не за двадцать минут. Хотя, если заранее сделать заготовку с таким же изгибом, а потом выцарапать рисунок… Но зачем?

Пока я крутил в руках злополучный инструмент, Димка вынул из кармана застиранных зеленых штанов блеснувший неожиданным серебром советский пятак («Будем проверять на реакцию серебряного зеркала или так поверишь, что чистый аргентум?»), и, кажется, рыболовное грузило, отливавшее красной медью вместо положенного тусклого свинца.

– Вы будете меня уверять, что нашли Философский камень?

– Молодец, эрудиция очень даже…, – заметил подошедший Зимка. – Только не все так просто. Это у алхимиков одного камня было достаточно, чтобы превратить хоть гору свинца в гору золота. На самом деле ФК (он так и сказал – «Эф Ка») быстро расходуется. На трансмутацию одного такого ключика надо около 500 киловатт-часов электроэнергии, да чтоб день новолуния, да чтоб твой кудрявый приятель подержался за провода, что-то там про себя бормоча…

Глава 2

Что, собственно, мы понимаем под магией?

Да то же, что в сказках и фэнтэзюхах написано – воздействие на окружающий мир силой сознания. Зимка предпочитал говорить об «информационном преобразовании». В подтверждение этому приводил все ту же трансмутацию. Дима как-то рассказал, что начинал с обычной ядерной физики, т. е. прописывал цепочку реакций деления и синтеза, на выходе которых из железа и прочих металлов должны получиться атомы золота. Подбирал цепочку долго – вариантов-то масса. Так, дескать, и вышел на легированную сталь, в которой уже заложены и хром, и ванадий, и прочие присадки. И сперва «приказывал атомам, на что расщепляться и во что слипаться заново, чтобы золото получилось». Это если вкратце. Правда, при попытке смешать те же ингредиенты в тигле и дать им приказ перестроиться ничего не происходило – в лучшем случае. О неудачах рассказывать мало кто любит, но по недомолвкам я решил, что ребята чуть было до термоядерной бомбы не доигрались. Поэтому и использовали в качестве сырья только индийские ключи да советские пятаки. А серебро, полученное, например, из двухкопеечных монет, оказывалось ощутимо радиоактивным. Зимка этому факту страшно радовался – как доказательству связи науки и магии.

– Вспомните демона Максвелла.[2] Сидит и силой разума нагревает воздух в одной половине сосуда, а в другой – охлаждает. Затраты энергии – только на то, чтобы двери открывать. Так и маг – головой всего добивается. А техник будет вслепую, напролом переть, нагревать-охлаждать. Сколько джоулей зря потратит…

– А все эти «трах-тибидох» и «снип-снап-снурре»? – как-то поинтересовался я.

– Заклинания в виде словоформ? Думаю, это какие-то области сгущения информации, информационные бомбы, дающие приказ то ли самой материи, то ли мозгу заклинающего.

– И кто их придумывал? И главное, как? Это ж сколько вариантов можно перебрать…

– Наука пока не в курсе.

Лорд Винтер активно пытался подключить к формулировке заклинаний компьютеры – как средства работы с информацией. Но пока безрезультатно.

Леша, впрочем, к информационной теории относился с прохладцей. И в доказательство швырялся шаровыми молниями. Ибо всячески позиционировал себя как человека, во-первых, практичного и приземленного, а во-вторых – слегка агрессивного. Для шарма.

– Я никого ни о чем не прошу. Сгущаю энергию из окружающего пространства – и вперед.

Действительно, в месте зарождения его огненных шаров возникали инеистые сгустки. А за огненным шариком, вопреки ожиданиям, тянулся шлейф не из дыма, а из пара и даже ледяных кристалликов – как инверсный след за самолетом. Сами же плазмоиды имели невероятно сложную структуру с какими-то вложенными сферами, по-разному заряженными и вращающимися в противоположные стороны.

– Ну ты ж просишь энергию сюда, в шарик, притечь?

– Это уже схоластика! И софистика! Эдак ты скажешь, что просишь ток протечь через нить накала лампочки, когда выключатель поворачиваешь! Зато у меня закон сохранения энергии не нарушается!

Действительно, в других магических опытах законы сохранения нарушались самым безбожным образом. Игорь, к примеру, посреди беседы как-то раз вдруг замолчал, посерьезнел – и нам на стол плюхнулась здоровенная, с метр длиной, живая и совершенно незнакомая рыбина, рыжевато-коричневая, покрытая очень крупной чешуей. «Запущен сей результат в Солове-реке…», – процитировала наших любимых Натанычей обалдевшая Эллочка.

– Это п…ц, – Леша выразил свое обалдение гораздо короче и емче, за что и получил неодобрительный взгляд Зимки и подзатыльник от Эльки.

Аквариума под руками не было, и рыбу срочно поместили в здоровенный ящик из нержавейки – остаток какой-то физической установки.

Глядя на мясистые парные плавники, похожие на ласты, я (нахватавшийся в свое время самых разных бесполезных знаний) предположил, что это целакант. Нехитрый запрос Яндексу показал всем мою неосведомленность в прикладной ихтиологии. Не без труда удалось выяснить, что в гости к нам пожаловал рогозуб, живущий аж в Австралии, в бассейнах рек Мэри и Бёрнет (наверное, тамошний аналог Соловы-реки). Рыба сама по себе диковинная еще и потому, что дышит и жабрами, и легкими.

Игорь признал, что на днях перелистывал Акимушкина[3] (у меня и брал), статья про двоякодышащих рыб его весьма заинтересовала. Но во время беседы ни про рыб, ни про Австралию он не думал, а словно бы испытал некое неудобство, «будто в кармане лежит что-то большое, и надо вытащить».

Следуя заветам незабвенного А. И. Привалова, мы прикинули энергию переноса и присвистнули. Потом решили прикинуть чуть точнее. Расстояние известно (хоть по прямой, хоть вокруг земного шара – великая вещь интернет), время тоже (раз рыба не издохла, пока летела), массу замерили на ближайших лабораторных весах. Присвистнули еще раз.

При этом никаких энергетических возмущений ни у нас, ни, по имеющейся информации, в Австралии зафиксировано не было.

Такие казусы немало огорчали Лешеньку, не утратившего веру в физику даже после приобщения к нашему «алфизическому мракобесию», как он сам выражался в легком подпитии.

Рассудительный Володя во время таких дискуссий неизменно говорил, что в сундук с надписью «магия» глупое человечество насовало чего попало, от первых вполне научных фокусов («телевизор для папуаса – совершенно магический объект») до выхода в иные миры, где и аборигены, и физические законы могут оказаться какими угодно.

Элька, которая, помимо работы с живой материей, активно занималась иллюзиями, то есть воздействием непосредственно на сознание окружающих, уверяла, что это тоже работа с информацией:

– Если я тебя сумею убедить, что это не иллюзия, а бутерброд с сыром, то ты его съешь – и ощутишь и вкус, и тяжесть в животе. И для тебя он будет существовать, хоть и появился на свет с нарушением закона сохранения – из ничего и ниоткуда.

– Постой, но какая же это работа с материей посредством сознания? Это уж прямо от мозга к мозгу… Бутерброда-то нет.

– Мысль материальна, слыхал? Для тебя бутерброд есть.

– Субъективный идеализм от Старика Хоттабыча, – бросил я в сердцах. Потом подумал и добавил: – Постой, а вообще-то этот бутерброд есть в природе?

– Для тебя, как для наблюдателя и пожирателя, есть. Ты ни по каким признакам не сможешь определить, что это была иллюзия – если она действительно безупречна. (Правда, я таких делать пока не умею.) А для меня его нет – ведь я знаю, что внушила тебе его существование.

– А откуда ты знаешь, что права ты, а не я? Может быть, бутерброд как раз есть на самом деле, а тебе кто-то внушил, что ты мне внушила…

– И так до бесконечности. Вторичные и третичные цепочки можно вешать до «не могу». Логикой тут не возьмешь. А вот если тебя долго кормить иллюзорными бутербродами, а потом произвести вскрытие…

– Ах, так вот зачем вы меня позвали…

Дело в том, что у меня способностей к магии не было. Вообще. Никаких. Ни полей не видел, ни «шепота электронов» не слышал. В общем, третьим глазом не дышал, воду в вино не превращал, в контакты с инопланетянами не вступал. И понять, нафига я нужен этой компании одаренных и увлеченных людей, не мог. Григорий Владимирович при первых встречах говорил, что я не восприимчив к магии, что, по прикидкам, должен «поглощать ману, как манную кашу». По-моему, это не подтвердилось: вредная Элька не раз пугала меня мелкими зелеными человечками, выскакивающими из-под стола, или кормила иллюзорной красной икрой (другие маги, поднаторевшие в воздействии на сознание и материю, на ее шалости не велись).

Я, конечно, не раз спрашивал ребят, как и почему они вдруг решили, что могут колдовать. Толком, если честно, ничего не добился.

– Понимаешь, – объяснял как-то Леша, пощелкивая длинными пальцами – представь, что в армии ты учился водить трактор. Потом лет десять за рычаги не садился, а теперь вдруг пришлось сесть за руль легковушки. Общий принцип тот же, какие-то воспоминания… Поэтому любые подсказки воспринимаешь легче, чем если бы совсем ничего не умел.

Алексей обожал автомобили – не как транспортные средства, а как явление, как вершину технической и дизайнерской мысли. Пока, впрочем, в его распоряжении был общественный, т. е. принадлежащий НИИЧаВо фургончик «Форд», изрядно потрепанный. Своей же тачки у Леши не было, несмотря на мечты. В финансовом смысле Зимка нас не обижал, хотя роскошным наше существование назвать было сложным. Но у Леши деньги не держались.

Эллочка, на мой взгляд, нашла более удачный образ. Вообще-то ее вызвать на откровенность было непросто. Симпатичная, спортивная – мастер по стрельбе из лука и разрядник по легкой атлетике – Элька обладала острым, как бритва, язычком. Что, впрочем, объяснимо: единственная девушка в компании молодых неглупых мужиков. Парней, пытавшихся к ней подкатиться, она срезала прямо на лету. («Головастый ты у нас. Особенно в некоторых местах» – одна из самых безобидных ее шуточек.) Но в тот раз она что-то разговорилась.

– Знаешь, на что это похоже? Словно в детстве, лет в пять-семь, жил в деревне, имел дело с лошадьми, учился на них ездить. А теперь приходится объезжать верблюда или, скажем, оленя. Упряжь совершенно другая, но навык того, как иметь дело с животными, остался. Ты понимаешь, что с ним можно подружиться, договориться, можно подчинить своей воле. Но в любом случае имеешь дело с живым существом, у которого свои хотения, свои слабости, на которых можно сыграть, свои капризы. А вот если ты вырос в городе, лошадь видел только по телевизору и мыслишь в категориях «нажми на кнопку, получишь результат» – ничего у тебя не выйдет.

– Намек, да? Ну, вырос я среди трамвайных путей. Так ты, по-моему, тоже не деревенская девочка.

– Нет. Коренная горожанка, бабушки-дедушки в селе нет.

– Так откуда у тебя эти воспоминания о лошадях? Или у Леши про то, как водить мистические трактора?

– А я откуда знаю? Помню, и все. Может, моя пра-пра-пра-бабка ведьмой была.

– Охотно верю. Ты тоже не ангел.

– Будешь обзываться – превращу в жабу. А если серьезно, то не знаю, почему вдруг и у меня, и у ребят проснулся дар, пришел ли он из прошлого, из будущего или вообще с неба.

Дар у каждого был свой. Элька занималась живой материей, Леша исследовал энергии (особенно в части «дать по морде ближнему своему с максимальным эффектом»), Зимка пытался подвести теоретическую базу. Друг друга при этом они ухитрялись понимать и даже учить, но у каждого сохранялась своя ярко выраженная специализация. Та же трансмутация лучше всех удавалась Димке, причем золото, повторюсь, получалось только из индийских гаечных ключей, а серебро – из советской мелочи, выпущенной до какого-то лохматого года (то ли 54, то ли вообще 35 – уже не помню). Себестоимость «сокровищ» – если посчитать электричество и другие специфические ингридиенты, о которых в прошлый раз умолчал Зимка – выходила немаленькой, так что сверхприбыльными эти «философско-каменные изыскания» назвать было нельзя. Правда, пока была возможность, электричество для этих целей мы подворовывали, не слишком мучаясь угрызениями совести: физики традиционно ставили энергоемкие опыты. Увы, нужные гаечные ключи с родины Рабиндраната Тагора в окрестных магазинах скоро кончились. А все прочие – советские, китайские, даже немецкие – почему-то не годились. Или не желали превращаться, или превращались во что-то уж совсем непотребное – в облачко едкой вонючей пыли, например. Димка и Зимка замучили всех знакомых спектроскопистов анализами металла, но так и не смогли понять закономерности. Удовлетворились «феноменологическим описанием». Мол, дело тут не в химии. А в чем именно – в форме исходного предмета, надписях на нем, месте или времени его появления на свет – про то, мол, дух Джузеппе Бальзамо ведает. Впрочем, это они нас, то есть сторонних наблюдателей, так утешали. А сами весьма маялись от невозможности «во всем дойти до самой сути». «Блуждаем впотьмах» – это была любимая присказка и Зимки, и его подопечных.

Тем не менее, немалое количество золотых ключиков наши «алфизики» наделали, что позволяло нам достаточно безбедно существовать, не слишком ограничивая себя в средствах на дальнейшие изыскания. Золото, конечно, приходилось сбывать с большими предосторожностями. Это только в сказках чародеи запросто отводят глаза бандюкам и налоговикам. Мы на свой счет не обольщались и пытались всячески обезопасить себя и не привлекать внимания ни «красных», ни «черных» (и те и другие в нашем благословенном городе в ту эпоху первичного накопления капитала действовали весьма активно). Но все же не убереглись.

Тогда мы уже перебазировались в один из корпусов НИИФТИ, благо, его как раз возглавил бывший декан факультета. Прикольный, к слову, мужик. Огромный, метра под два, и толстый, как Вячеслав Невинный, он, тем не менее, регулярно вызывал студентов на «соревнование в любом виде спорта, кроме подтягивания». Не знаю, соглашался ли кто, но пару раз я видел, как декан в одних трусах (то еще зрелище!) лупит футбольным мячом в стены факультетского спортзала. Грохот стоял, как при артподготовке, и штукатурка сыпалась. Чесслово, не вру! Звали его – приготовьтесь! – Владимир Ильич. Только не Ленин, а Лапиков. И дежурной шуткой на всяческих сборищах вроде ежегодного Дня физфака был диалог следующего содержания:

– Владимир Ильич, а почему это вы не на броневике?

– А вы покажите броневик, который меня выдержит!

Он стал директором НИИФТИ, когда у молодой незалежной державы денег ни на науку, ни на образование не находилось. Так что с удовольствием и по старой памяти сдал Зимке в одном из корпусов института несколько комнаток и кусок коридора, ведущий «к заднему проходу», как плоско сострил кто-то из ребят. Старые осциллографы и прочие научные железяки стояли там вперемешку с новыми компьютерами, которыми мы якобы торговали (в основном, конечно, занималась команда совсем другим, но время от времени в Володе или Лешке просыпалась коммерческая жилка – и приносила-таки живую копейку). По-моему, в этих торговых операциях Лапиков был в доле, и какое-то количество «алхимических» металлов тоже сбывалось через него. Несмотря на научное прошлое, у Ильича оказалась масса знакомств в самых разных кругах. Возможно, утечка пошла именно через экс-декана, хотя утверждать наверняка не берусь.

Мы с Володей как раз обсуждали очередные проблемы мироздания, когда за мутным, не мытым со времен развитого социализма оконцем прошуршал мокрый гравий под колесами мощного «жипа широкого», крыльями распахнулись черные дверцы (изрядно забрызганные щедрой и, поговаривали, слегка радиоактивной грязью), и ребята конкретной внешности вперевалку двинулись к нашему видавшему лучшие виды крыльцу. Пятеро, включая водилу.