Части ее тела

– Уже одеваюсь! – выпалила Сашка.

– Спускайся через пятнадцать минут.

Отбив звонок, Логов улыбнулся с облегчением. И обреченно подумал: похоже, он готов простить этой девочке все что угодно, ведь у него никого больше нет в целом мире. Артуру не хотелось анализировать: относится он к Сашке как к дочери или как к младшей сестре… Это не имело значения. Они стали родными людьми, сросшимися до того крепко – на живую не разорвать. Мысль о том, что этого могло и не произойти, останься Оксана жива, была неприятна ему. Никто не мог знать, какой сложилась бы жизнь, поверни она в другое русло. Он хотел бы оказаться именно там, в ту воду было уже не войти…

Сашка уже ждала у подъезда. Издали она казалась школьницей средних классов, в его детстве такие девчонки зимой еще катались с ледяных горок. Ее большущие голубые глаза так просияли, когда она увидела его машину, что Артур заметил это издали и улыбнулся через стекло.

Юркнув на переднее сиденье, Сашка взглянула на него виновато:

– Привет! Где ты завтракал сегодня?

– На помойке, – заскулил он. – Добрые люди выбросили картофельные очистки, и я набил ими брюхо… А попил, растопив в ладонях снег.

Она фыркнула с видимым облегчением:

– Ну тебя! Заедем потом в какую-нибудь забегаловку? Я только кофе выпила с шоколадкой.

– С твоей комплекцией тебе этого должно хватить на неделю…

– Ага! Ты же знаешь, какая я – прорва ненасытная.

Через минуту сошло и остаточное напряжение, и Артур всю дорогу до Королева рассказывал, как встретился однажды с другим великим космонавтом – Алексеем Леоновым. Правда, повод был совершенно земным, связанным с деятельностью одного банка, но Логов не утерпел, начал расспрашивать, когда выдалась минутка. Усталый, уже выглядевший нездоровым, Алексей Архипович оживился, заговорив о Гагарине, и Артуру стало тепло от ощущения, что дружба этих мужественных людей оказалась сильнее смерти.

– Теперь я понимаю, что в этом нет ничего невероятного, – сказал он Сашке, поглядев на ракету, устремившуюся к небу на въезде в Королев. – От того, что человек умирает, ничего не меняется. Ведь сам-то ты жив… И чувства твои живы, потому что остаются воспоминания. А в них ничего не изменилось.

– Ты говоришь о маме?

Артур удивился:

– А о ком же еще?

– Слушай, я давно собиралась тебе сказать… Ты не должен хоронить себя вместе с ней.

Ему захотелось резко вжать педаль тормоза, чтобы хорошенько встряхнуть Сашку. Что такое она болтает?!

– Я и не хороню, – отозвался он сдержанно. – С чего ты взяла? Я живу полной жизнью.

– Ты называешь ее полной? – хмыкнула она.

– А что не так с моей жизнью?

– В ней нет любви, – произнесла она так печально, что у Артура сжалось сердце.

Преодолевая боль, он покачал головой:

– Неправда. Я вот тебя люблю, к примеру.

– Это не то. Мы с тобой как… родственники. А я говорю о любви мужчины и женщины. Тебе нужна такая любовь.

– Зачем? Мне и так хорошо. Правда, Сашка! Я не испытываю ни малейшего желания открывать сердце кому-то… другому. Не говорю, что это навсегда. Может быть, когда-нибудь…

Она произнесла, глядя на свои маленькие ручки, стиснутые на коленях:

– Я видела, как ты плакал…

– Когда? – спросил он отрывисто.

– Еще осенью. Когда мы расследовали то дело, связанное с психушкой, помнишь?

Быстро взглянув на него, Саша отвернулась к окну:

– Ты все вспомнил.

– Было дело, – подтвердил Артур нехотя. – И что из этого следует? Именно то, что я не готов… ни к чему новому. Да я даже говорить об этом не хочу! Отстань от меня.

Кажется, она не обиделась:

– Ладно… Смотри, это же памятник Сергею Павловичу Королеву?

Навстречу им по высокому гранитному постаменту шагал крепкий человек в распахнутом пальто. Лобастая голова его была упрямо склонена, точно Главный конструктор до сих пор продолжал сражаться с дураками и сейчас как раз шел на битву. Внизу у памятника стояли корзины с живыми цветами.

– Вот с кем я хотел бы встретиться, – мечтательно произнес Артур.

Покосившись, Саша произнесла с сомнением:

– Без обид, но я не думаю, что Королев стал бы по доброй воле разговаривать со следователем… После того как энкавэдэшники сломали ему челюсть? Сильно сомневаюсь.

– Я тоже, – признался Логов, помолчав. – Но если хочешь знать, я ни одного заключенного пальцем не тронул.

У нее заблестели глаза:

– А хотелось?

– Еще как… И не раз. Я же только тяжкие расследую, мне сплошняком уроды попадаются. Вот хоть этот Матрос… Его же отпустить придется, если твой дружок на дно заляжет. А мы точно знаем, что он забил до смерти двух парней.

– Хорошо, что ты не добавил: ни в чем не повинных…

Артур бросил на нее цепкий взгляд:

– А у тебя есть сомнения?

– На днях в Подмосковье магазин ограбили. Ну ты же слышал, наверное?

Он кивнул:

– Двое таджиков забили обухами кассиршу… Слышал, конечно. Но это же не делает убийцами всех таджиков, правда? Как существование Матроса не делает скинхедами всех русских…

– Конечно. Я просто хотела сказать: может, у Матроса была причина? Не просто расовая ненависть…

– Я разберусь, – пообещал Артур. – Ты же знаешь: я буду копать, пока есть хоть малейшее сомнение в том, что человек виновен.

– Я знаю.

– Твоя вера в меня точно капля радуги. Мне стало легче дышать.

Сашка покосилась на него с подозрением:

– Издеваешься?

– Ничуть. Для меня это чертовски важно. Правда. – И внезапно переключился: – Если ты умираешь с голода, мы можем остановиться прямо сейчас.

– Еще чего! Сначала выцепим этого придурка. Ты прикуешь его к себе наручником?

– Я обмотаю его скотчем и засуну в багажник, – пообещал Артур зловеще.

Но делать этого не пришлось.

* * *

Этим утром мы не встретили космического старичка, ставшего местной легендой. Если честно, я до сих пор сомневалась в том, что это настоящий космонавт… Может, та старушка в кокетливой шляпке просто дурачила нас? На фотографиях, которые выдал мне Гугл, Борис Волынов был молодым и красивым, я никак не могла уловить – есть ли у деда в светлых валенках сходство с этим космонавтом? Но Артуру так хотелось верить, что вчерашняя встреча была одним из лучших эпизодов последнего времени, я даже не решилась поделиться с ним своими сомнениями.

В любом случае я была рада, что старичок не попался нам снова и Логов не впился в него. Все же сейчас мы разыскивали совсем другого деда… Сейчас Артур точно знал номер дома, и мы прямиком двинулись туда, оставив машину на прежнем месте.

Сегодня небо затянуло тяжелыми темными тучами, едва не касавшимися верхушек елей. От этого гнетущее предчувствие усиливалось с каждым шагом – на меня вообще всегда плохо действует пасмурная погода, поэтому триста дней в году мне не по себе, ведь в Москву редко заглядывает солнце.

Но мы с мальчишками уже убедились: когда на москвичей давит свинцовое небо, в селе Образцово веселятся в синеве перистые облачка. Только ради этого стоило поселиться в будущем приюте вместе с собаками! Правда, тогда Артур уже не сможет заезжать ко мне на завтрак с теплыми круассанами… Я взглянула на него сбоку: мне будет очень не хватать наших трапез? И вообще его… Но не успела ответить себе, потому что Артур замер, как гончая, глазами увидевшая добычу, которую преследовала по запаху.

– Этот дом.

Скорее, его можно было назвать домиком – таких на этой дорогой улице и не осталось больше. Просевшее в землю одноэтажное строение с серой шиферной крышей и крошечным деревянным мезонином. Но я обожала такие завалюшки, а еще больше – жутковатые руины, которые мне непременно нужно было облазить и сфотографировать. Только в этом месте никаких разрушенных домов быть не могло. Из бедняков здесь жил только Сережкин дед…

– Обойди дом, на случай если твой дружок решит удрать через окно, – велел мне Логов.

– Думаешь, я смогу его поймать? – усомнилась я.

Он хмыкнул:

– Это называется задержанием. Цепляйся за него и вопи во всю мочь. Я окажусь рядом в три прыжка и перехвачу нашего шустрика.

Лучше бы на моем месте был Поливец или хотя бы Овчинников – он жилистый, хоть и выглядит худосочным… Мне до ужаса не хотелось подвести Артура, но не мог же он разделиться и быть одновременно за домом и у входной двери.

– Бегом, – скомандовал он, и мы помчались от калитки к дому.

Если Сережка заметит нас из окна, у него должно быть минимум времени, чтобы организовать побег…

Не останавливаясь, я оббежала дом и прижалась к стене, чтобы не попасть в поле его зрения. Услышу, как открывается окно, тогда и брошусь под ноги, как маленький злобный терьер. Я осмотрелась – ледяные прожилки мрачно поблескивали под ногами… Если Сережка поскользнется, может, мне удастся повалить его на снег?

Только представив это, я сморщилась от отвращения к себе. Серьезно? Я собираюсь подставить подножку старому другу? И попыталась оправдаться: Артур тоже мой друг, и сейчас я должна быть на его стороне. А вреда Сережке я не причиню, падение просто задержит его. Мы ведь за этим приехали?

Но тут донесся оклик Артура:

– Саша! Иди сюда.

У меня подскочило сердце, хотя голос показался мне даже веселым… Могло быть такое? На углу дома нога у меня прокатилась по застывшему подтеку, и я сама чуть не рухнула – а не желай другому зла! Когда я наконец добралась до крыльца, то чуть не упала уже от удивления: Артур с Сережкой мирно беседовали, стоя возле ступеней.

– Попался! – выкрикнула я, только завидев его.

Они оба посмотрели на меня, как на местную дурочку, потом Логов спокойно сообщил:

– Сергей едет с нами. Все хорошо.

– Какого черта ты сбежал?!

– Саша, остынь.

Артур отодвинул меня, почуяв, что я готова впиться Сережке в горло: этот придурок заставил нас гоняться за ним по разным городам! Да еще и смел улыбаться, глядя на меня!

– Я проверил: легко ли меня найти тут? – пояснил Малышенков, невинно хлопая пушистыми ресничками. – Вы нашли. У этих парней, конечно, нет такого доступа ко всяким базам, но и они могут меня здесь разыскать. Вычислить адрес деда… Не хочу подставлять его.

– Обалдеть! Он проверил! – Я так и задохнулась.

– Я позвонил бы, чего ты?

Артур вовремя вытянул руку, иначе я ударила бы Сережке прямиком в солнечное сплетение, чтоб задохнулся и скорчился от боли на моих глазах. Но я уткнулась в железный локоть Логова и только беспомощно рубанула воздух кулаком. Это наверняка выглядело уморительно, только, к счастью, никто не рассмеялся. И мне тоже не хотелось выглядеть смешной, поэтому я не стала рваться к нему снова.

Артур посмотрел на меня одобрительно, и взгляд его не изменился, когда он перевел его на Серегу, но все же в дом вошел вместе с ним:

– Одевайся.

…Через четверть часа мы уже ехали к Москве. Сережка ерзал на заднем сиденье, и мне хотелось заткнуть уши, чтобы вообще забыть о нем. Я чувствовала себя так, будто он прилюдно плюнул мне в лицо и заявил, будто это был эксперимент: стерплю я или нет? Лучше б Артур не останавливал меня… Двинув ему под дых, я успокоилась бы скорее, а сейчас от злости у меня закладывало уши и темнело в глазах. Живой бы доехать…

Я заметила, что Артур заблокировал двери, как только мы сели в машину, значит, тоже не доверял ему до конца. Это, конечно, порадовало, но лучше б он еще и кляп ему в рот воткнул, потому что Малышенков не мог сидеть молча.

– За что ты хотела меня ударить? – донесся сзади его голос, когда мы выехали на Ярославку.

– Саша…

Артур бросил на меня взгляд, который перекрыл поток ругательств, вскипевший у меня на языке. Они кололись, точно я пожевала листок крапивы, и нужно было отплеваться словами, чтобы очистить рот, но при Логове я не могла себе этого позволить. Может, нам с Малышенковым выпадет удача остаться с глазу на глаз? Тогда поток грязной пены и обольет его с ног до головы…

А пока я ответила довольно спокойно (как мне показалось!):

– Я думала, тебе стало страшно давать показания, и ты сбежал. Это было бы объяснимо. Стремно, но я хотя бы поняла тебя… Я даже посочувствовала бы тебе. Постаралась помочь. Но ты, как последнее дерьмо, решил провести какой-то дикий эксперимент! И тебе было плевать, что чувствуют твои друзья. Не только я. Никита…

– Никита! – эхом откликнулось сзади.

Этот упырь только сейчас вспомнил о том, кто дал ему крышу над головой и заботился все это время. А Никитка там с ума сходит…

– Посади его лет на десять, – взмолилась я, заглядывая Артуру в лицо. – Пусть его там затрахают до смерти!

– Успокойся, бога ради, – процедил Логов сквозь зубы.

– Как я могу успокоиться, пока эта бессердечная скотина рядом?!

– Ты сама не желаешь ему зла…

– Еще как желаю! Он показал свое истинное лицо. Свою мерзкую харю!

– Саша…

Как только у меня зубы не раскрошились? Я стиснула челюсти изо всей силы и уткнулась в телефон. Написала Никите, что Малышенков нашелся, но это оказался совсем не тот человек, которого мы искали. Ивашин, разумеется, не сразу понял, о чем я… Но расшифровывать я не стала, отделалась коротким: «Он нам не друг». Больше Никита вопросов не задавал. Наверное, решил дождаться нашего приезда и тогда уже разобраться во всем.

– Ладно, сходи уже на эту свою вписку, – неожиданно произнес Артур, не глядя на меня. – Может, хоть успокоишься… Только Никиту возьми с собой.

Хоть я и твердила, что мне не требуется разрешение Логова, но обрадовалась, как ребенок. Правда, вида не подала (как мне показалось!) и только пробурчала:

– Если я приду с ним, то ни с кем не познакомлюсь.

– Ты идешь туда подцепить кого-то? – удивился он.

– А зачем еще ходят на тусовки?

Артур вдруг рассмеялся:

– Я уже не помню!

И мне внезапно стало легче от его смеха.

Уловив это, Артур принялся весело рассказывать, как на этом самом месте на Ярославке его из среднего ряда выцепил гаишник, который бросился к его «Ауди» прямо сквозь поток машин.

– Как этот черт угадал, что у меня как раз накануне закончилась страховка?! Мы с ним договорились, конечно, все же почти коллеги… Но сам факт! Видимо, когда нам надевают погоны, одновременно незаметно делают секретную инъекцию, и у нас просто непомерно развивается интуиция…

– А у вас есть погоны? – подал голос Малышенков.

Мне тут же захотелось швырнуть через плечо что-нибудь тяжелое. Но Артур отозвался самым невозмутимым голосом:

– Конечно. Я же майор юстиции.

Мне вспомнилось, как я поддразнивала его, пока Логова не повысили в звании: «О капитан мой, капитан!» В тот год мама впервые дала мне почитать Уитмена, и он заворожил меня… Все любимые книги я получила из ее рук.

– Твоя мама знала, что ты прятался у деда? – спросила я, не оборачиваясь.

Надо отдать ему должное, Малышенков сразу сообразил, что я обращаюсь к нему, и ответил, не дурачась. Видно, решил: не стоит будить во мне зверя…

– Нет, я ей вообще ничего не говорил. Лучше маме не знать обо всей этой фигне, правда же?

Меня так и прошило раскаленным стержнем: он сейчас просил Артура не сообщать его матери о том, что ее сын выступит в суде и пойдет по программе защиты свидетелей? То есть этому ублюдку даже в голову не приходило позаботиться о ее безопасности? Ведь первым делом скинхеды отправятся к нему домой, если, конечно, вообще станут мстить за Матроса… Малышенков действительно не понимает этого?! Или ему плевать даже на свою мать?

– Поговорим об этом позднее, – холодно отозвался Артур, с легкостью считав мои мысли.

Зато Малышенков ничего не понял. Кажется, все происходящее его даже забавляло. Наклонившись между сиденьями – меня сразу вжало в дверцу! – он заглянул Артуру в лицо:

– То есть вы прям сразу почуяли, что я здесь отсиживаюсь? По следу пришли?

– От тебя вонь даже в Москве чувствовалась, – не удержалась я. – Дерьмо ты собачье! Хотя нет, зачем я собак обижаю… Даже их дерьмо лучше тебя. Оно никого не сводит с ума.

– Ты так за меня волновалась? – вдруг тихо спросил он.

И резко откинулся на спинку, иначе получил бы в нос. Артур метнул в меня взгляд, полный ярости:

– Я сейчас обоих высажу и пешком пойдете!

– Меня не высадите, – хмыкнул Малышенков. – Я вам нужен.

Если б Артур сейчас вытащил пистолет и пристрелил этого мерзавчика, любой суд оправдал бы его…

– А вдруг вы меня не нашли бы? – не унимался Малышенков. – Тогда что? Отпустили бы Матроса?

Логов бесстрастно возразил:

– Нет, конечно.

– Но у вас же нет никаких доказательств!

– А он знает об этом? Нет. Я начал бы блефовать… Сказал бы, что его преступление снял тихий маленький дрон, которого никто из вас в запале не заметил. И на суде будут представлены записи.

– Вы так работаете?!

– Только когда свидетель сбегает, наложив в штаны…

Я не смотрела на Серегу, но почувствовала, что он так и взвился:

– Я же сказал! Я не сбежал, а…

– Это ты бабушке своей расскажешь, – оборвал его Логов так грубо, что даже я удивилась. – Эксперимент он проводил… Ты решил, что я поверил в такую чушь? Хрена лысого!

Мои мысли так и заметались: что он такое сейчас делает? Это давление на свидетеля? Запугивание? Я ни разу не слышала, чтобы Артур с кем-нибудь так разговаривал… Он решил сломать Малышенкова, чтобы тот понял, кого нужно бояться по-настоящему? Но Логов же сам говорил мне: запугать человека – это самый простой, но и самый недостойный способ перетянуть его на свою сторону. Конечно, мой бывший друг сам повел себя, как полная скотина, но это же не повод поступаться принципами… Меньше всего мне хотелось, чтобы Артур предавал сам себя ради того, чтобы взять Малышенкова на короткий поводок.

Но тут сзади донесся потускневший голос:

– Вы сразу поняли? А на фига тогда…

– Подыгрывал тебе? – живо подхватил Артур. – Ну, было забавно понаблюдать, как цыпленок выпячивает грудку и силится выдать себя за орла…

Я уставилась на него, разве что челюсть не отвесив. Он серьезно? То есть я одна ни черта не поняла в этой двойной игре? А еще считала себя достойным напарником Логова…

В голове взорвался раскаленный сгусток стыда, и даже уши мгновенно сделались горячими. Я нападала на перепуганного мальчишку ни за что… Он и вправду бросился бежать, как заяц, лишь бы спасти свою серенькую шкурку, а я поверила, будто Сережка способен на адскую хитрость. Эксперимент… Да я в своем уме?! У него и в школе-то ни один эксперимент не получился бы, если б я не помогала ему. С мозгами у него всегда было не особо, мне ли этого не знать! Но почему же Логов догадался, что Серега просто стесняется сознаться в своей трусости, а я – нет?

На меня Артур не смотрел, и это было великодушно с его стороны. Меньше всего ему хотелось добиться интеллектуального превосходства надо мной, в этом я не сомневалась. И он был зол на Серегу за то, что по его вине я оказалась в глупом положении, – этим и объяснялась его непривычная грубость.

– Вот еще, – пробормотал Сережка.

Прижавшись к стеклу головой, я закрыла глаза. Но мой внутренний тихий маленький дрон кружил по салону машины, и я отчетливо видела лицо Артура – сосредоточенное, усталое, красивое… И я снова, уже не помню, в который раз, подумала, как же мне повезло, что в моей жизни есть такой человек. Кто помог бы мне выжить, если б не он?

* * *

В Сашкином сообщении было написано невероятное: «Пойдешь со мной на вписку?»

Никите пришлось перечитать эту простую фразу несколько раз, чтобы поверить: она зовет его с собой. На мгновение он даже позволил себе допустить, будто мечта сбылась… Единственная мечта.

Но уже в следующую минуту Ивашин сообразил, что должен благодарить за это Артура: наверняка это он запретил Сашке отправляться на вечеринку одной. Сам Логов, понятное дело, не мог заявиться на подростковую тусовку, а Никиту еще вполне можно было выдать за студента – всего полгода назад диплом получил!

И хотя радость перестала фонтанировать, он все же улыбался во весь рот, даже в допросной комнате, пока Малышенков давал показания. Потом получил пинок от Логова под столом и опомнился…

– Тебе дали звание полковника? – процедил он, когда они вышли в коридор.

Никита с виноватым видом мотнул головой:

– Нет, конечно. Извините. Это… личное.

– Дай угадаю. – Логов прищурился. – Одна юная полутораметровая блондинка с огромными голубыми глазами и личиком невинной феечки оказала тебе честь и предложила сопроводить ее на гнусную оргию?

Никита вяло кивнул:

– Ну да. Именно так. От вас, Артур Александрович, ничего не скроешь…

– Даже не пытайся. Поезжай с ней. Если там что-то случится, тут же вызывай меня, понял?

– Думаете, там может что-то случиться?

– В толпе обдолбанных подростков? Сто процентов. В общем, звони, я все разрулю.

«Что я сам смогу это сделать, он даже не рассчитывает». – Никита сдвинул брови, но Логов уже ласково улыбнулся:

– Кофейку? Мы славно поработали!

Черный кофе оказался слишком горячим. Или все чувства внезапно обострились? Если Сашка случайно коснется его руки, у него, наверное, кровь брызнет из носа. На вписке это, конечно, никого не поразит, все решат, что парень перебрал «кокса», обычное дело… Но наверняка сама Сашка заподозрит неладное, знает же его как облупленного.

– Откуда взялось выражение «знать как облупленного»? – спросил он вслух, когда они уже ехали в такси по адресу, где намечалась вечеринка.

Сашка удивленно моргнула:

– Где-то я читала, что это связано с очисткой яиц… Раньше так говорили: облупить скорлупу. Яйцо остается голеньким и беззащитным. Без прикрас. Это и имеется в виду, когда используют это выражение.

Никита кивнул. А потом спросил себя: «В ее глазах я именно такой – голенький и беззащитный? Она все про меня понимает? Что я люблю ее… И как я чуть не вышагнул из окна? Нет, этого даже она знать не может. Вообще никто».

Ему вдруг вспомнилось, как однажды чуть не признался в этом Сереге после пары бутылок пива, которые они замахнули в пустующем доме Сашкиного отца, уже составив план действий по созданию собачьего приюта. Теперь Никита был рад, что не разболтал главного о себе, ведь было совершенно неясно, как им общаться после того, как Малышенков стал официальным свидетелем по делу. Надо было спросить у Логова, но Никите не хотелось показаться ему некомпетентным, а было ли нечто подобное в институтской программе, вспомнить не удавалось. Он решил, что просто прогуглит на худой конец…

После допроса Артур отвез Малышенкова к матери. Пока опасаться было нечего, до суда никто не мог разнюхать, что Сережка дал показания. И все же на всякий случай Логов велел им никому дверь не открывать и на звонки не отвечать.

По дороге на вписку в Загорянке Сашка повернулась к Никите и поглядела испытующе:

– Тебе нравится так жить?

– Как? – спросил он осторожно.

Вполне могло оказаться, что они думают о разных вещах.

– Ходить по краю. Никогда не расслабляться. Контролировать каждое свое слово, каждый шаг.

Подумав, Ивашин кивнул:

– Кажется, да. Нравится. Я всегда был… Дед называл меня балаболом. А теперь я как бы собрался весь. И это хорошо. Как мне кажется…

– А я как-то подустала от этого…

Ее голос прозвучал до того жалобно, что у Никиты сжалось сердце. Если бы можно было обнять Сашку, прижать ее к себе, побаюкать, успокоить… Но ведь она оттолкнет его. Наверняка оттолкнет.

– Ты и не обязана в этом участвовать, – напомнил он и улыбнулся, чтобы это не прозвучало резко. Он бросил взгляд на таксиста, на удивление светлолицего, теперь такие редко встречаются. – Я имею в виду: в нашей работе.

– Да я понимаю. – Саша вздохнула. – Меня и затянуло вроде… И напрягает. Хотя без этого, что такое моя жизнь? Сплошная пустота.

Никита понизил голос:

– Ты же пишешь…

Она тоже перешла на шепот:

– Да не такой уж это и секрет. Пишу, да. Но я не уверена, понимаешь…

– В том, что хорошо получается? Я же читал! Мне нравится. Очень!

– Ну, если тебе нравится. – Ее глаза насмешливо заблестели.

«Дурак!» – ругнул себя Никита. И пробормотал:

– Я не знаток, ясное дело…

– А мне знаток и не нужен. – Сашка больше не улыбалась, и ему показалось, что она говорит всерьез. – Писателю нужен читатель. Я, конечно, еще не настоящий писатель…

Ивашин оживился:

– Зато я – настоящий читатель. Да ладно тебе! Я правда очень люблю книги. Хотя больше аудио слушаю.

Почему – ей не нужно было объяснять. Она понятливо кивнула:

– Знаешь, мне кажется, сейчас это самое главное для меня – найти своего читателя.

– Считай, ты его уже нашла, – проговорил он, постаравшись, чтобы прозвучало это проникновенно.

Сашка не рассмеялась. Но значения ее взгляда он в тот момент не понял…

* * *

Стало ясно, что я совершила ошибку, как только мы шагнули за порог. Мне-то казалось: не знакомые друг с другом ребята будут поначалу стесняться, и мы все поиграем во что-то, пытаясь познакомиться поближе, освоиться… Но, похоже, все уже успели преодолеть неловкость до нашего приезда. От смеси алкоголя и какой-то дури воздух показался густым и липким, у меня даже нос заложило, как весной во время цветения. И я пожалела, что отправила Никиту домой на том самом такси, которое доставило нас сюда.