Маленькие шалости примадонны

– Хочет женить нашего Сему на Хризантеме.

– Какой еще Хризантеме? – разинул рот мальчик.

– Актриса.

– Хорошая?

– Говорит, что хорошая, но ее в театре не ценят.

– А Семе зачем это нужно? Жениться, в смысле? Сема на одиночество не жаловался. Наоборот, рассказывал, какие у него грандиозные планы на холостяцкую жизнь.

– Это нужно тете Альбине. Она не может видеть, когда другим людям хорошо. А раз так, то Семе придется завтра идти и восхищаться невестой, которую она для него присмотрела.

Придя домой, Фима обнаружила, что родители смотрят новости по телевизору. Она взяла себе со сковородки пару блинчиков с мясом, которые мама купила в магазине и разогрела, а потом подсела к родителям.

– Как тебе блинки? – поинтересовался папа.

– Пойдет.

– С домашними, конечно, не сравнить. Но, как говорил мой дед, третий сорт не брак.

Диктор с экрана тем временем возбужденно докладывал:

– Сегодня прямо со сцены была госпитализирована оперная дива, прима нашего театра Вологодская Евдокия Петровна.

– Я ее видела! – ахнула Фима и уронила последний блинчик с тарелки.

Она проследила за траекторией его падения, но не сделала попытки поймать и даже ничуть не расстроилась, потому что блинчик и впрямь был так себе. И к тому же блинчик не пропал, его моментально подобрал Пятница, который вообще мог бы работать пылесосом.

– Заслуженный деятель… – бубнил диктор. – Золотой голос… Состояние врачи оценивают как среднетяжелое. Предположительный диагноз уточняется. Свою жену в больнице пришел поддержать супруг Евдокии Петровны с коллегами.

Дальше замелькали какие-то лица. Средних лет ухоженный и подтянутый мужчина с седыми висками и в щегольском пальтишке. Наверное, тот самый Геннадий. Опечаленным он отнюдь не казался. Даже напротив, в глазах его горела надежда. Кто-то бы сказал, что это надежда на выздоровление любимой супруги, но что-то мешало Фиме так думать. Может быть, то и дело мелькающее в кадре рядом с потенциальным вдовцом лицо молоденькой актрисы – той самой Муси. А вот Папагено не наблюдалось вовсе, чему Фима изрядно огорчилась. Она бы с куда большим удовольствием полюбовалось на него, чем на этих двоих.

Увы, пришлось удовольствоваться статьями из интернета. Благо что Никита Нестеров – Папагено – был фигурой примечательной. Имелись и его многочисленные фотографии, и статьи, и в друзья к нему можно было свободно добавиться, что Фима и сделала. Также она подписалась на группу «ВКонтакте», которая была заполнена фанатами Никиты. И с этого момента Фима официально встала на тот путь, который привел ее к очередному расследованию.

На другой день они снова были в театре. Слушать предстояло все ту же «Волшебную флейту», в чем ни тетя Альбина, ни Сема не видели ничего особенного.

– Даже очень хорошо! Пусть Алечка видит, что ради нее ты готов слушать одну и ту же оперу и по второму, и по третьему разу!

Сегодня тетя Альбина, помимо билетов, принесла им еще и огромный букет.

– Это зачем?

– Прямо сейчас пойдешь к нашей Хризантеме и подаришь его ей!

Нужно ли говорить, что букет состоял из одних лишь хризантем, умело скомпонованных по оттенкам. Тут были не только лимонно-желтые, белые и сиреневые, но и насыщенно-синие, ярко-малиновые и неестественно-зеленые цветы. Было ясно, что производитель проявил фантазию и не пожалел красителя, чтобы получить такие диковинные оттенки.

Сема послушно сходил, цветы подарил, но назад вернулся озабоченным.

– Не понравились? – опечалилась тетя Альбина.

– Нет, не в том дело. У них там невесть что творится. Только я вошел, Алечка меня увидела, ручки к цветам протянула. А тут влетает какой-то мужик, начинает рвать на себе волосы и орет, что у них ЧП, сегодня днем старая корова откинула копыта. И что к ним в театр едет следователь, чтобы провести предварительное дознание. Все должны быть готовы и отвечать на его вопросы четко, ясно и правдиво.

– Корова? Какая ко… Ах! Вот оно что! Евдокия умерла?

– Да!

– А следователь зачем?

– Подозревают, что это было убийство.

Фима не сдержалась и присвистнула.

– После таких новостей, наверное, твоей Алечке было уже не до цветов.

– Ты удивительно догадлива.

– Так сегодня оперы не будет?

– Почему же не будет, – удивилась тетя Альбина. – Евдокию заменит другая певица.

Весь первый акт Сема барабанил пальцами по бортику, чем нервировал всех зрителей как в самой ложе, так и рядом с ней. Ему делали замечания, он извинялся, на время прекращал, а потом начинал снова.

Фима неоднократно пыталась выяснить:

– Что случилось?

– Не мешай! Я думаю!

О чем он думал, стало ясно в антракте, когда Сема прямой наводкой полетел по уже протоптанной им дорожке в гримерку к своей Алечке. Он позвал Фиму с собой и по пути излагал ей ход своих мыслей:

– Евдокия умерла. Алечке срочно нужно действовать. Сейчас в театре начнутся перестановки. Алечка должна заручиться покровительством кого-то из нового руководства. Как ты считаешь, кто сможет занять место Евдокии?

– Если произошло убийство, то в первую очередь надо думать не о новых партиях, а о том, чтобы не угодить на скамью подсудимых.

– Алечка вне подозрений!

– Пока мы не знаем, что именно произошло с Евдокией, под подозрением абсолютно все!

– Алечка не такая! Ты ее не знаешь!

– Она сама вчера всю дорогу рассказывала, как ненавидит Евдокию. Та из-за сущей ерунды придралась к Алечке, засунула ее в массовку, а ведь у Алечки за спиной консерватория! Алечка на диктаторшу была очень сердита.

– Да-да, ты права. Но подозревать Алечку, это же уму непостижимо, какая глупость! Ты сейчас ее спросишь и сама поймешь, что Алечка совершенно тут ни при чем.

Но первым, кого они увидели, войдя в знакомую дверь гримерки, был Арсений. Дорогой и любимый друг Фимы, а по совместительству следователь по уголовным делам.

Фима никак не ожидала увидеть Арсения так скоро, поэтому громко ахнула:

– Ты? Ты что тут делаешь?!

– Полагаю, это я должен спросить у тебя. Это что ты тут делаешь?

– Пришла в театр. Второй вечер подряд мы с моим двоюродным братом посещаем эту сцену.

– Да что ты говоришь! – обрадовался Арсений. – Значит, ты и вчера тут была? Заметила что-нибудь необычное?

– Ну, как тебе сказать…

Арсений не дал ей и слова сказать, сразу же вытолкал ее за дверь гримерки.

– Поговорим без лишних ушей. Признаюсь тебе честно, положение весьма затруднительное. Покойницу в театре не любили, и это еще мягко сказано. Как я понял, она никому не давала тут житья, кроме нескольких своих любимчиков. Но и их она жестоко третировала. Одним словом, каждый желал ей если не смерти, то чтобы она исчезла и испарилась, это уж точно.

– Но всех ты подозревать не можешь.

– Всех не могу, – согласился Арсений. – Но кое-кого просто обязан. Например, вот эта Алечка – цветок Хризантемы, ты знаешь, что два дня назад она была на аудиенции у мадам Евдокии в ее личной гримерной, но вылетела от нее буквально пулей, рассыпая во все стороны проклятия и угрозы.

– А что между ними произошло?

– Как я понял, Алечка просила у Евдокии дать ей более серьезную арию в готовящейся в следующем сезоне постановке, а Священная Корова…

– Кто?

– Евдокию так называли в театре, ты не знала?

– Нет. Но зато я слышала, как ее называли Старой Коровой.

– Это лучше всяких слов говорит об отношении всей труппы к ведущей актрисе. В общем, Священная, или Старая Корова нашей Алечке отказала и сделала это на глазах очевидцев и в такой грубой форме, что у Алечки было два выхода: разрыдаться и забиться в истерике либо затаить зло и впоследствии жестоко отомстить диктаторше за перенесенное унижение. И так как никто не видел Алечку в слезах, я делаю вывод, что она приготовила месть для здешнего тирана в юбке.

– Если бы Алечка планировала убить Коро… Евдокию, то она не стала бы вопить об этом на всех углах.

– Возможно, идея расправиться с Евдокией раз и навсегда появилась у Алечки не сразу. Поэтому, когда первый порыв гнева прошел, она натянула на лицо улыбку и сделала вид, будто бы ничего не случилось.

Фима покачала головой.

– Почему-то мне кажется, что у каждого второго артиста из массовки был точно такой же повод, чтобы ненавидеть приму. Она с людьми не церемонилась. За словом в карман не лезла. Вела себя без всяких церемоний даже с самыми близкими – мужем и любовником, что уж там говорить о тех, кого она и за людей-то не считала.

– Согласен с тобой. Ты дала очень точный психологический портрет этой дамы. Была с ней лично знакома?

– Имела несчастье наблюдать ее в течение нескольких минут. Мне хватило, чтобы понять, что это за грубая хамка.

– Да, она была именно такой невоздержанной на язык, резкой и чванливой.

– Но убивают ли за это? Есть много начальников, которые ведут себя еще похлеще, но все перед ними трепещут, и доживают они до глубокой старости. А к ним еще и ходят за рекомендацией и благодарят потом за науку.

– К чему ты клонишь?

– Нужно поискать того, у кого были более серьезные претензии к Евдокии, кроме отказа в повышении.

Арсений вздохнул.

– Я так понял, твой двоюродный брат ухаживает за этой Алечкой? Давно ли?

– Со вчерашнего дня.

– Значит, она могла ему пожаловаться на свою обиду?

– Разве что на обратном пути. Он высадил сначала тетю Альбину, потом меня, а дальше повез уже одну Алечку. И если у нее были разногласия с Евдокией, то она могла нажаловаться Семе. Она такая, мелет, что думает, язык без костей.

– А твой брат, он, случайно, не медик?

– Химик. Работает на фармацевтической фабрике.

– Так это же еще и лучше!

– Лучше, чем что?

– Послушай, что нам удалось установить. Информации немного, но кое-что есть. Вчера перед вечерним спектаклем кто-то подмешал Евдокии в ее кофе средство, которое прописывают в случаях сердечной аритмии. Называется оно «Спокоин». Оно вызвало замедленное сердцебиение у артистки и спровоцировало приступ, с которым она и пожаловала в больницу.

– Все видели, что во втором акте Евдокии было не по себе. Она еле двигалась, пела так, словно временами ее выключали, а под конец и вовсе упала на сцене.

– В больнице ей оказали всю необходимую помощь, взяли кровь на анализ, выяснили, откуда у проблемы ноги растут…

– Так сразу определили, что в кофе был этот «Спокоин»?

– Нет. Препарат обнаружили в крови пациентки.

– Ничего себе медицина у нас!

– Это не медицина у нас, а связи у пострадавшей, – хмуро произнес Арсений. – Как ты думаешь, почему я тут?

– Потому что ты полицейский.

– Вот именно. А Евдокия по прибытии в больницу громогласно объявила всем, что ее пытались отравить. И она даже знает, кто этот злодей. И требует, чтобы было проведено тщательное расследование инцидента. А так как связи у дамы о-го-го, то ее кровь прямым рейсом отправили в нашу лабораторию на исследование. И нашли превышение дозы препарата «Спокоина», который Евдокия вообще никогда не принимает, потому что у нее имеются проблемы с сердечным клапаном, которые вызывают замедленное сердцебиение, ей, напротив, нужно принимать что-нибудь для устранения этой проблемы, что-нибудь стимулирующее работу сердца, а не замедляющее ее. И когда Евдокия узнала, что за препарат ей был дан, тут же сказала, что знает не только того, кто стоит за этим покушением, но и того, кто был исполнителем. Знает, кто это сделал и каким образом! Объяснила, что перед выступлением никогда ничего не ест и выпивает лишь чашку кофе со своими любимыми вишневыми сливками. По факту это даже не кофе, а десерт. И когда ей вчера принесли чашку, то к ней заглянула Алечка, которая сказала, что хочет извиниться. Извинилась, но еще какое-то время покрутилась в гримерной. Евдокия считает, что препарат ей в кофе подлила именно Алечка.

– Он выпускается в жидкой форме?

– Да. В виде капель.

– Уверена, там, в гримерке у Евдокии, побывала не одна Алечка.

– Верно, заходила еще масса народу. Но у всех у них нет причины, чтобы травить Евдокию.

– Это они так говорят. А сами в душе вынашивают зловещие планы!

– Вот только они, в отличие от Алечки, об этом своем желании на всех углах не трубят!

Да что же это такое! Прямо клещами вцепился в невесту брата!

В отчаянии Фима уже начала считать Алечку полноправной невестой, а Семе сочувствовала, словно родному брату.

И тут она сообразила:

– Арсений, ты же сам сказал, что лекарство на Евдокию не оказало должного воздействия. Да, пусть ей стало плохо, но ее же в больнице откачали! Почему же она все равно умерла?

– И тут ты права, а на сцену выходит преступник номер два!

– Был кто-то еще?

– Этот человек проник в больницу и добавил в раствор капельницы еще один препарат. Сам по себе он сравнительно безвреден. Но если его принять вместе с тем первым «Спокоином», то он вызывает тромбоз, буквально склеивает сосуды. Собственно говоря, от действия этого второго препарата Евдокия и скончалась.

Фима выдохнула.

– Тогда при чем тут Алечка и мой брат? Это врачи у себя в больнице что-то напутали.

– Они клянутся, что нет.

– А то они бы так взяли и признались в своей врачебной ошибке.

– Врачи тут ни при чем.

– А кто при чем?

– Я тебе и рассказываю. Нам повезло, в палате потерпевшей было установлено видеонаблюдение.

– Ничего себе у человека связи!

– Нет, наблюдение не специально ради нее установили, оно там и раньше имелось. Как раз на случай всяких таких штук. И с помощью записи с камер наблюдения мы выяснили, что к Евдокии около полуночи приходил медбрат, который что-то делал с капельницей. Лица не разобрать, но ростом и фигурой он один в один твой Сема.

– Это не он!

– И все же я вынужден его задержать. Его и эту его Алечку. И я благодарен тебе за оказанную в этом деле помощь.

Это было самое ужасное, что доводилось слышать Фиме за последнее время. А еще хуже было то, что это слышала тетка Альбина. И судя по круглым и вытаращенным от ужаса глазам, которыми она сверлила Фиму с Арсением, вскоре об этом повороте судьбы должна была узнать вся их родня.

Так и оказалось.

После задержания, проведенного Арсением, наслаждаться оперой у Фимы пропало всякое желание. Домой ей, как нетрудно догадаться, пришлось добираться на такси. И за это короткое время тетка Альбина успела совершить невероятное. Она проинформировала буквально все их семейство, что натворила Фима.

Сегодня внизу во дворе Фиму снова ждали Павлик с Пятницей. Но если песик сразу же кинулся приветствовать свою хозяйку, то братец не торопился к ней навстречу.

Сидел, смотрел, а потом изрек:

– Стукачка!

– Я тут ни при чем!

– Все так сначала говорят, а потом признаются и каются. Можешь начинать сразу каяться.

– Нет, честное слово! Я не виновата в том, что полиция заподозрила Алечку и Сему!

– А вот тетка Альбина всем иначе растрезвонила! Будто бы это ты их и сдала!

– Ерунда! Ей никто не поверит!

– Родители, конечно, не поверили, а вот насчет остальных я уже не так уверен. Например, тетушка Римма уже звонила, интересовалась, что такого плохого сделал тебе Сема, что ты его за решетку помогла упрятать.

– Ей-то откуда знать?

– Ей дядя Витя позвонил, он тоже был возмущен до крайности. Я не удивлен. Тетка Альбина всегда имела на него большое влияние.

– О господи! – воскликнула Фима в отчаянии. – Она что, действительно всем нашим уже разболтала?

– Если кто еще и не слышал, то к утру точно будет в курсе. Прогнозирую, завтра нас ждет крупное выпадение родственников.

Фима несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоить нервы.

– Ничего, ничего, – прошептала она. – В полиции разберутся! Они поймут, что Сема с Алечкой не виноваты, и отпустят их.

Павлика ее слова потешили.

– Ха-ха! – захохотал он. – Это зачем же полицейским надрываться и искать себе новых подозреваемых, если у них уже есть эти?

– Потому что в нашей полиции служат прекрасные сотрудники, для которых главное – это торжество справедливости. Арсений точно такой!

Эту же позицию Фима изложила перед своими родителями.

Увы, вместо восторга на лицах папы с мамой она увидела совсем другое, похожее на недоверие и даже отчаяние.

– Что? Вы не верите в Арсения?

Родители решили не провоцировать.

– Верим, – сказал папа. – Но твой Арсений тоже не всемогущ. А я слышал, что убийство получилось резонансным.

– Уже и в новостях дважды показали сюжет на эту тему. Убийство оперной дивы такой величины не каждый день случается.

– И какой-то генерал лично пообещал, что виновные в убийстве звезды нашей оперной сцены будут изобличены и наказаны.

– Арсений человек военный, он не может действовать сам по себе.

– На него надавят вышестоящие товарищи и заставят выдать желаемое за действительное.

– Или даже вовсе без него обойдутся.

– Ты понимаешь, чем это может обернуться для Семы?

– Они не станут искать настоящего виновника, просто побоятся так рисковать.

Родительский натиск произвел на Фиму впечатление. Она замолчала и глубоко задумалась, пытаясь понять, как собственными силами, не прибегая к помощи полиции, спасти попавшего в передрягу братца.

– Может, у Семы есть алиби? – сообразила она.

– Мы об этом уже думали. В том-то и дело, что нет у него никакого алиби. Тетка Альбина ему вчера звонила, хотела спросить, как прошли у него проводы Алечки до дома. Так Сема ей сказал, что уже крепко спит, утром с ней поговорит. А живет он, как ты знаешь, теперь один. Значит, никакого алиби у него нет.

Фима еще немножко подумала и выдала версию:

– Может, он и не дома был вовсе.

– Так она ему на домашний телефон звонила, – вмешался в разговор Павлик, чем возмутил Фиму.

– Кто из нас подросток? – воскликнула она. – Ты или я? Про функцию переадресации звонков никогда не слышал?

– Я-то слышал. А вот Сема? Как насчет него? Он ведь гораздо старше тебя. А значит, в таких вещах вообще не шарит. Он свою рабочую программу, которая ему для дела край как нужна, и то еле-еле осилил. У него до сих пор телефон кнопочный!

– У них дома есть консьерж! – осенило Фиму.

– И что?

– Консьерж должен помнить, когда прошлой ночью вернулся Сема! Я поеду к нему! Прямо сейчас!

– Одну я тебя никуда не отпущу! – воспротивился папа. – Уже поздно! Не хочу, чтобы моя дочь болталась одна по улицам ночного города.

– Тогда я позвоню Арсению. И попрошу, чтобы он поехал за этим алиби.

– Звони.

– Проси.

Родители быстро успокоились, что за Фимой найдется кому присмотреть, и ушли к себе. Как только они забыли про Фиму, девушка потихоньку проскользнула к входной двери, открыла замок, и только ее и видели! Не то чтобы она любила обманывать родителей. И сейчас она честно попыталась дозвониться до Арсения, но тот не брал трубку и не отвечал на сообщения.

А Фима просто не могла заставить себя успокоиться и просто ждать, когда что-то решится без ее участия. Если Сему отправят под суд, то семья будет считать виновной в этом Фиму. И все это благодаря тетке Альбине и ее длинному языку.

Допустить это Фима не могла. Береги честь смолоду, это она помнила твердо. Стоит один раз оступиться, и потом уже репутацию нипочем не отмоешь. Так и будет до скончания века ее имя ассоциироваться у родственников со стукачеством.

И с мыслью, что спасение утопающих – это в первую очередь дело рук самих утопающих, она выдвинулась в путь.

Глава 3

Дом Семы выглядел превосходно. Как ни спешила Фима, а все же постояла и немножко им полюбовалась. Она уже бывала у этих родственников в гостях и слегка завидовала Семе, который жил в настоящем дворце. Шикарные кованые ворота закрывали въезд во двор. Ровные дорожки, выложенные булыжником. Подземный паркинг для машин хозяев квартир этого дома. А внутри… Мраморный пол, потолок и стены. Всюду зеркала и серебро.

Не то чтобы Фима с родителями бедствовали, нет, их жилище тоже было комфортным и вполне уютным. Но с домом родственников тягаться они не могли. Не имели такой возможности. Дело в том, что некоторое время назад родителям Семы удалось продать две доставшиеся им в наследство квартиры, которые и сами по себе были неплохи. И на вырученные деньги они купили совсем уж шикарную квартиру в новом, выстроенном сравнительно недавно, но при этом находящимся в исторической части города.

Умело встроенный в дома дореволюционной постройки, он радовал своих обитателей всеми возможными современными радостями жизни, но при этом находился не за тридевять земель, чуть ли не в соседней области. Да еще и строители, проводя отделку, выложились на полную катушку, сделав из дома настоящий дворец.

Когда девушка подходила к дому, ее кто-то неожиданно подхватил под руку. Душа у нее ушла в пятки, в голову полезли дурацкие мысли об изнасилованиях и прочих неприятностях.

И тут знакомый голос произнес:

– Попалась, птичка!

– Арсений! – обрадовалась Фима. – Как ты меня нашел?

– Вообще-то у меня тоже была такая мысль.

– Какая?

– Проверить алиби нашего задержанного. Ты же сюда за этим явилась?

– Да, за этим. И ты тоже?

– Признаюсь, коллеги меня отговаривали. Мол, зачем, и так все ясно. Подозреваемый засветился в больнице. Мы уже отчитались, что есть зацепка. Теперь его надо колоть, а не за алиби ему бегать.

– Но ты не такой!

– Я такой.

– Но ты же здесь.

– Это потому что мне позвонил твой папа и сказал, что ты умотала из дома, на ночь глядя собираешься проверять алиби Семы лично и ищешь себе приключения на одно место. Не мог же я позволить тебе делать это одной. Приключения лучше искать вдвоем.

– Ну, раз уж ты все равно тут, тогда пошли.

И они пошли к консьержу, который оказался человеком вовсе не таким разговорчивым, как это принято думать. Он бы и слова не проронил, но служебное удостоверение Арсения заставило его заговорить.

– Служба есть служба, – заявил дедок, – я сам отставник, понимаю. Спрашивайте, что вам нужно.

– Жилец из квартиры двенадцать.

– Семен Пахомов. Вежливый, аккуратный, недавно расстался с женой. Жена у него личность развязная, уходила с большим шумом, обещала, что муж еще пожалеет, что выгнал ее.

– Выгнал? Разве не она сама от него ушла?

– Ну, сначала-то ОНА ему изменила, а потом уж ОН ее выпроводил. Так что это она их семейный очаг разорила.

– И давно это произошло?

– Две недели назад.

Совсем недавно! Выходит, официально развестись они еще не успели!

Видимо, Арсений тоже подумал об этом, потому что задумчиво произнес:

– Это многое меняет в нашем деле. А что насчет вчерашней ночи можете нам рассказать?

– Она тут была, – с готовностью кивнул консьерж. – Приходила, чтобы поскандалить. Сказала, что вещи хочет забрать. Официально они еще не разведены, она тут зарегистрирована в списке жильцов, формально я не мог ее не впустить. Разумеется, пытался сообщить мужу, звонил ему на сотовый, но он не ответил.

Конечно, звук на телефоне у Семы был выключен, потому что в театре так поступают все воспитанные люди.

– Семен вернулся домой где-то в половине двенадцатого. Я его проинформировал о появлении супруги, он поднялся к себе, и через пять-семь минут они спустились вниз.

– Оба?

– Да.

– И как они выглядели?

– Нормально. Скажем так, вслух между собой больше не ссорились.

– Семен только проводил свою жену и тут же пошел к себе наверх?

– Он не вернулся. Они ушли вместе.

– Как ушли? – встрепенулась Фима. – Куда ушли?

– Не могу этого знать. Но вернулся домой Семен лишь под утро. Было уже около пяти часов утра, когда он пришел. Выглядел он не лучшим образом, расстроенный, уставший. Я даже поинтересовался, что с ним случилось, а он в ответ огрызнулся, мол, не мое дело. Совсем на него не похоже. Обычно он всегда безукоризненно вежлив и хладнокровен. Наверное, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы он так себя повел.

Это был настоящий удар! Фима не знала, как ей реагировать на услышанное. Последняя надежда на то, что у Семы есть алиби, рассыпалась в прах. Но Арсений бодрости духа не терял.

– Значит, Семен ушел вместе со своей супругой?

– Бывшей супругой! – поправил его консьерж. – Нельзя прощать измену! Будь то измена мужу или измена Родине. Изменникам одна кара – забвение и смерть!

Что-то расхотелось Фиме жить в этом месте. И ее восхищение квартирой Семы тоже стремительно пошло на убыль. Иметь такого моралиста на входе, это же никакой личной жизни!

– А кто донес Семену о том, что жена ему изменяет? – спросила она у консьержа. – Не отвечайте, дайте-ка, я сама угадаю! Это сделали вы!

– Не донес, а проинформировал!

– И разрушили семью.

– Семью разрушила неверная супруга, разрушила ее своей изменой.

– Вы могли промолчать, и никто ничего бы не узнал.