Полная версия
Персональный ад
Достав из заначки несколько смятых и жалких на вид купюр, Шмыга отправился к любимому ларьку. Организм требовал свои привычные пол-литра лекарства.
Выйдя из подъезда, мужчина поежился. Шел проливной дождь. Шмыгнув очередной раз вечно заложенным носом, мужчина окунулся в хаос красок и звуков. Ливень и лужи под ногами раздражали. Редкие прохожие, встречающие на пути, вызывали неприязнь. А сигналящие автомобили просто бесили.
Шмыга не строил никаких особых планов на этот день, впрочем, как не делал это и на все остальные. Все, что заботило – это купить очередную бутылку…
***
Эдгарду хотелось курить. Несмотря на то, что он сам был врачом, и Минздрав предупреждал бессчетное количество раз, мужчина так и не смог побороть вредную привычку. Единственное, на что хватало силы воли, так это курить как можно реже.
«Черт!» – мысленно выругался отец семейства, вспомнив, что не купил сигареты.
Увидев возле дороги киоск, мужчина притормозил.
– Папка, ты куда? – спросили Карина.
– Сейчас сигареты возьму и поедем. Девочки, а вам купить что-нибудь?
– Мне сок! – тотчас отозвалась дочка.
– А мне минералку. Пить хочется, – попросила жена.
Мужчина поднял воротник куртки и вышел из машины…
***
Мерно двигались из стороны в сторону по стеклу дворники, сгоняя водяные разводы и позволяя на пару мгновений увидеть дорогу. Затем падали новые дождевые капли и все повторялось.
Михалыч внимательно следил за дорогой. Вообще-то, он любил дождь, но не тогда, когда сидел за рулем – ухудшалась видимость.
В салоне приглушенно звучало радио. Сидевший рядом экспедитор задремал.
Впереди слева показался припаркованный автомобиль; единственный транспорт, попавший в поле зрения водителя.
В дорожных лужах отражалось пасмурное небо…
***
Шмыга шел короткой дорогой через дворы, извергая такую отборную брань, что те немногие, встреченные им по пути люди, испугано шарахались от него в стороны, как от прокаженного. Мужчина крыл многоэтажным матом все и всех. Сумей он выразить свои мысли и чувства классическим русским языком, его ораторскому искусству позавидовал бы сам Цицерон и взял бы мастер-класс.
Но Шмыга об этом ничего не знал и продолжал материться.
Наконец, он замолчал. Все его внимание сконцентрировалось на пивном ларьке, что расположился на противоположной стороне дороги. Мужчина осмотрелся. В метрах восьмидесяти, может чуть ближе, находился подземный переход.
Абстинентный синдром не позволял Шмыге мыслить ясно и адекватно. А потому казалось непозволительной роскошью тратить бесценные минуты своего времени на то, чтобы вышагивать эти самые метры. Да и зачем? Ведь ларек находился прямо перед ним. Нужно просто перебраться на противоположную сторону.
Не глядя на дорогу, и ни на мгновение, не думая о последствиях, мужчина перелез через отбойник и устремился к заветной цели.
Визг тормозов он услышал потом…
***
Когда в пелене дождя Михалыч увидел, как пешеход выскочил на дорогу, времени остановить фургон не оставалось.
Водитель только и успел прокричать: «Ромка, держись!».
Одновременно вдавил педаль тормоза в пол и вывернул руль до упора влево, надеясь уйти от прямого столкновения.
И пусть тормоза сработали как надо, фургон по инерции продолжал движение, скользя по мокрому асфальту, как по льду…
***
Эдгард взял пачку сигарет. Затем подумал и решил захватить еще две. Мужчина уже расплачивался, протянув продавцу деньги, когда послышался специфический визг экстренно тормозящих колес.
Люди спешно выскочили наружу. На их глазах разыгрывалась трагедия.
Резко свернув, грузовой фургон, сохраняя приличную скорость, врезался в отбойник. Удар вышел вскользь. Форд Транзит отбросило на встречную полосу. Потеряв равновесие, он завалился на бок и продолжил движение. Его несло прямо на припаркованный автомобиль…
***
Эдгард беспомощно наблюдал, как грузовой фургон врезался в его машину. Страшной силы удар пришелся на заднюю часть корпуса, туда, где сидели его жена и дочь.
Оцепенение продлилось доли секунды, а затем мужчина со всех ног бросился к месту аварии, надеясь, что ничего страшного с его семьей не случилось…
***
Девочка смотрела в окно, ожидая возвращение отца. Ее мама сидела рядом, листая модный журнал.
Последнее, что заметила Карина – это надвигающееся темно-желтое пятно. Через мгновение раздался грохот удара, лязг и скрежет сминаемого металла. Машину резко качнуло. Еще был мамин крик, который неожиданно оборвался.
Карина и сама вскрикнула, когда сильнейшая боль отозвалась в ногах. Затем все резко стихло, и ее поглотила абсолютная тьма…
***
Карина очнулась под вечер. В комнате царили полумрак и тишина. В нос ударил специфический запах. В нем было что-то знакомое, но что именно растерянный ребенок никак не мог понять. Девочка захотела встать и осмотреться, но тело, оказавшееся вдруг неимоверно тяжелым, не послушалось. Даже голову повернуть не хватило сил. Растерянность сменилась тревогой. Тусклое освещение едва разгоняло темноту.
«Мамочка.... Где я? Что со мной?» – пронеслось в сознании Карины.
Ее последнее воспоминание: она сидит с мамой в машине, ждет отца, а потом сильный удар сзади и темнота…
И тут Карина поняла, откуда он ей знаком.
«Так пахнут лекарства!» – осенило ее; она в больнице из-за аварии, в которую они с мамой попали.
Карина попыталась позвать на помощь, однако слова застревали в горле. От беспомощности девочка тихонько заплакала. Две соленые капли скатились по щекам, оставив на коже блестящие дорожки.
Еще чуть-чуть и у ребенка началась бы истерика, но в последний момент в голове прозвучал строгий голос Елены Владимировны, тренера по гимнастики: «Чемпионы не сдаются!» – ее коронное выражение на все случаи жизни.
И девочка, шмыгнув носом, попыталась взять себя в руки и успокоиться.
«Чемпионы не сдаются», – словно мантру повторяла Карина любимую фразу тренера, и после долгих и упорных попыток пошевелиться, ей удалось чуть наклонить голову влево.
К тому времени глаза полностью освоились в темноте, и девочка смогла рассмотреть темный силуэт мужчины, спящего в кровати напротив.
«Мамочка…» – только и смогла подумать Карина.
Стало страшно. Вновь потекли слезы. И только присмотревшись повнимательнее, она узнала в незнакомце задремавшего отца.
«Вот я дура! Это же папка! – радостно прошептала девочка, не желая будить отца. – А я тут уже понапридумывала…».
Убедившись, что она не одна, Карина немного успокоилась. Ее папа специально находился рядом, чтобы она не волновалась. О пережитом буквально пару минут назад ужасе девочка больше не думала.
«Ничего, – решила для себя Карина, – вот папка проснется, и я ему обо всем обязательно расскажу. Вместе посмеемся. А потом он заберет меня домой к маме…».
Бодрствовала девочка недолго. Организм еще не полностью отошел от действия анестезии. К тому же пережитое короткое потрясение отняли остаток сил. Веки сделались тяжелыми и постоянно слипались. Желание спать становилось все сильнее, пока не сделалось непреодолимым. Зная, что отец рядом, она расслабилась. И сознание, пропустив несколько ударов сердца, отправилось в сказочную страну грез бога Морфея…
Карине снился восхитительный сон, в котором она, папа и мама отдыхали на песчаном пляже возле теплого и ласкового моря.
Когда она очнулась во второй раз, она смогла лучше рассмотреть больничную палату, в которую ее поместили.
Ничего интересного или особенного девочка не увидела. Белый потолок, бежевые стены. Серый шкафчик возле двери и того же цвета тумбочка возле кровати. Скукотище.
Закончив изучать пространство палаты, Карина посмотрела туда, где должны были быть ее ноги.
Попробовала пошевелить ими. Безрезультатно. Попробовала еще раз. Но ноги оставались неподвластными своей хозяйке. Отбросив одеяло в сторону, Карина увидела, что обе ноги от середины бедра находились в гипсе.
– Папа… – встревоженно позвала Карина.
Мужчина, до того лежавший неподвижно на соседней кровати, моментально открыл глаза. И тут же попытался вскочить на ноги. Но в спешке сделал это крайне неловко, отчего потерял равновесие и плюхнулся пятой точкой обратно на кровать. Девочка не смогла не улыбнуться, наблюдая за отцом.
– Доченька… Очнулась, красавица моя… Как ты, родная? – встревожился он, наконец, приняв сидящую позу.
– Теперь нормально, – ответила Карина. – Только слабость сильная. И спать снова хочется.
– Спать? – переспросил отец девочки. – Это нормально. Скоро пройдет. Ничего не болит?
Он пересел к ней на край кровати, попав в островок света утреннего солнца.
Только сейчас Карина смогла получше рассмотреть папу. Девочка вглядывалась в отца и не узнавала его. Всегда веселый и улыбающийся, он стал другим. Темные круги под покрасневшими глазами, печальный взгляд и грустное лицо делали его чужим, не похожим на себя прежнего. Отчего детское сердечко отозвалось недетской пронзающей болью…
– Папка, да не переживай так из-за меня. Со мной все будет хорошо. Честно-честно… – попыталась успокоить отца девочка. – Ой, папка, ты лучше скажи, когда мама придет? У нее все хорошо?
– Все хорошо, родная, – ответил Эдгард в раз осипшим голосом, будто чьи-то ладони сдавили ему горло и начали душить. – Пойду, скажу медсестре, что ты очнулась. Скоро вернусь…
И поспешно вышел из палаты. Закрыв за собой дверь дрожащей рукой, он прислонился к ней спиной. Закрыл глаза. Мысленно мужчина вернулся к месту и времени аварии…
Когда он добежал до покореженной машины, вокруг уже столпились люди. Кто-то подоспел чуть раньше и уже помогал выбраться из смятого фургона водителю и его пассажиру. Кто-то просто стоял и бездействовал, предпочитая не вмешиваться.
Растолкав ротозеев, Эдгард распахнул переднюю дверь со стороны пассажирского места и заглянул в салон автомобиля. Обе его красавицы лежали безвольными куклами, истекая кровью среди покореженного металла.
– Марина! Карина! – крикнул мужчина, но те никак не реагировали.
Первой осмотрел Карину, она оказалась ближе.
– Сейчас, сейчас, мои хорошие… Потерпите немного, я сейчас – приговаривал Эдгард, бросая тревожный взгляд то на жену, то на дочь.
Девочке повезло. Основной удар пришелся по тому месту, на котором сидела ее мать. Но голень и колено девочки зажало между сидениями, и они сильно пострадали. Серьезную травму получила стопа левой ноги.
– Кто-нибудь! Сюда! – выкрикнул Эдгард.
Только убедившись, что дочь можно перемещать, он и несколько подошедших на помощь мужчин извлекли тело девочки из покореженного автомобиля. Один из них отнес ребенка на заднее сидение своей машины.
Оказав неотложную помощь и зафиксировав сломанные участки костей импровизированными шинами, сделанными из подручных материалов, Эдгард вернулся к жене.
Проверил пульс – он едва прощупывался.
«Плохо… Это очень плохо…» – констатировал мужчина.
Но Марина еще дышала.
Эдгард обсудил с оставшимися двумя добровольными помощниками план спасения жены. Те должны будут совместными усилиями отогнуть покореженный металл, а он сам вытянет Марину.
Они так и поступили.
Держа на руках жену, Эдгард огляделся в поисках дочери. Найдя взглядом Карину, мужчина немного успокоился.
Теперь он мог сосредоточиться на Марине. Как и Карина, она получила несколько ушибов и переломов. Но вот рана на голове и перелом ребер – не вселяли оптимизма. Пробив кость черепа, из головы женщины торчал небольшой кусок металла, а осколок ребра пробил легкое.
«Эх, если я мог тебя сразу прооперировать…» – сокрушался Эдгард, понимая, что с каждой пролитой каплей крови жизнь покидает тело его любимой, а он не в силах что-либо сделать, только ждать.
– Потерпи, потерпи, родная, – нашептывал Марине ее муж, прижимая ее тело к себе. – Скорая вот-вот приедет… Тебя отвезут в больницу… И все будет хорошо… Ты только потерпи, не умирай… Слышишь? Не умирай…
– Дорогой… – прозвучал тихий голос.
Мужчина даже вздрогнул от неожиданности.
– Марина?! Тебе нельзя говорить…
Но женщина захотела что-то сказать и только сильная боль не дала это сделать. Наконец собрав последние силы, она произнесла:
– Позаботься… о… дочери… доро…
Договорить фразу она уже не смогла. Красивое лицо исказила гримаса боли и страха. Марина зашлась в кашле, выплевывая сгустки крови.
Эдгард пытался успокоить жену, но помочь ей ничем не мог.
Женщина выгнулась дугой, напряглась, из ее груди с хрипом вышел воздух. Секунда и ее тело обмякло…
Осознав гибель жены, Эдгард зарыдал. Прижав тело любимой к себе, он плакал, продолжая нашептывать ее имя и то, как сильно он ее любит. Просил вернуться, не оставлять его…
Холодные капли дождя падали на мужское лицо, скрывая его горькие слезы.
Прибывшим на место аварии медикам предстало печальное зрелище: мужчина в одночасье потерявший жену, но продолжающий сжимать ее бездыханное тело в своих объятиях…
Не сразу Эдгард позволил врачам забрать у него Марину. И только напоминание, что у него осталась дочь, которой тоже требуется внимание, вернуло ему рассудок.
В больницу он поехал с Кариной.
После операции из разговора с коллегой Эдгард узнал, что ходить девочка сможет. Однако дорога в большой спорт отныне и навсегда будет закрыта. Пострадавшее колено не выдержит подобных нагрузок. Одна серьезная травма, и девочка станет инвалидом.
Эдгард вздохнул. Как сообщить услышанное дочери, мужчина не знал. Карина постоянно расспрашивала о маме. А он все тянул и откладывал неприятный разговор, каждый раз находя для этого новую причину. В конце концов, отцу пришлось рассказать дочери горькую правду.
Слова дались мужчине тяжело, но выбора не оставалось.
– Доченька… – осипшим голосом произнес он, едва остался с дочерью один на один. – Понимаешь… Мама… С ней… Она…
И умолк. В глазах застыли слезы. Но невыносимо молча сидеть под пристальным взглядом ребенка. Наконец, собравшись с духом, мужчина сообщил дочери страшное известие и приготовился к возможной реакции Карины. Но девочка выслушала все спокойно, не проронив ни слова.
Они так и просидели молча несколько минут.
Эдгард испугался. Не за себя, за дочь. Пугало ее недетское спокойствие, с которым она выслушала новости.
«Господи! Да пусть она хотя бы заплачет или закричит!» – мысленно простонал раздавленный горем отец.
– Папа, выйди, пожалуйста… Я хочу побыть одна… – после долгого молчания произнесла девочка.
– Хорошо, родная, – согласился Эдгард. – Если что-то понадобится, я за дверью…
– Спасибо, папа, – тихо ответила Карина, пытаясь скрыть от отца истинные эмоции.
Эдгард вышел. Невыносимо хотелось курить.
– Карина, я отойду минут на пять, может десять, – сообщил он дочери, заглянув обратно в палату.
– Хорошо, папа…– голос девочки предательски дрогнул, но мужчина сделал вид, что ничего не заметил.
Он уже и сам догадался, что дочка хочет выплакаться, но без свидетелей, и вышел из палаты.
Мужчина не ошибся. Закрыв дверь, он еще постоял возле нее. Прислушался. Из палаты послышались сдавленные рыдания его дочери.
На улице мужчина зажал в зубах сигарету, но прикурить ее не получалось. Дрожащие от волнения и переживаний пальцы не слушались. Пришлось убрать бесполезную зажигалку обратно в карман и попросить огонька у курящего прохожего.
Сделав глубокую затяжку, Эдгард медленно выпустил облако дыма. Наблюдая за тем, как оно устремляется ввысь, мужчина думал о том, как пережить потерю и где взять силы, чтобы жить дальше.
«Возможно, так даже лучше… Пусть поплачет… Слезы помогают выплеснуть эмоции и не замкнуться на своем горе…Карина сильная девочка. Справится. А я позабочусь об остальном», – подытожил Эдгард, выпуская очередное сизое облако.
Жизнь по-новому
– Знаете, Михаил, каждый по-своему переживает потерю близкого ему человека, – произнес Валентин Яковлевич и откинулся на спинку кресла. – В момент трагедии думаешь, что все потеряно. Что жизнь остановилась. А твое существование лишено хоть какого-то смысла. И, поверьте мне, очень трудно не попасть в ловушку собственных эмоций. Зациклиться на них. И каждый божий день теребить душевную рану, не давая ей зажить. Отчего боль утраты будет каждый раз напоминать о себе и со временем ничуть не ослабевает…
– Валентин Яковлевич, что помогло вам? – спросил Михаил, воспользовавшись паузой собеседника.
– Должен признаться, на первых порах даже суицидальные мысли посещали меня… Помогла дочка… Она стала якорем, который удержал меня в этом мире… К тому же, время лечит. Обычно… Эдгарду, о котором я вам рассказываю, также помогла не сломаться его дочь… Только весьма странным образом… А в начале у него возникли некоторые весьма специфические трудности…
***
Первые сутки после аварии, в которой погибла жена и пострадала дочь, Эдгард провел в больнице. Только убедившись, что с Кариной все будет хорошо, он занялся подготовкой к похоронам Марины.
Ее погребение навсегда запечатлелось в памяти мужчины…
Он стоял возле вырытой ямы и смотрел, как деревянный гроб медленно опускают в сырую после недавнего дождя землю. Как закапывают единственную любовь всей его жизни. Эдгард с трудом сдерживал себя, нацепив маску показного спокойствия. Только руки все равно тряслись мелкой, едва заметной дрожью.
Собравшиеся проводить Марину в последний путь малознакомые люди сочувствовали мужчине. Жали ему руку, хлопали по плечу. Кто-то предлагал быть сильным и держаться, другие – не стесняться и поплакать. Якобы слезы помогут, смягчат горечь утраты. И никто не замечал, что Эдгард готов сорваться и закричать, чтобы его оставили в покое и не лезли со своими дурацкими советами. Потому, как уверял себя мужчина, горе не станет легче, а слезы не вернут Марину. Из царства мертвых не возвращаются…
И вовсе не плакать хотелось Эдгарду, а выть. Вопить во всю силу легких. До хрипоты, до надрыва голосовых связок. Броситься на могильный холм и голыми руками выкопать гроб обратно. Затем, срывая ногти и сдирая кожу с пальцев, выцарапать из-под деревянной преграды тело любимой женщины… Да только из цепких объятий Костлявой Марину этим не вернешь…
Эдгард не считал себя ни религиозным, ни особо верующим. Ровным счетом, как и не был атеистом. Он не часто задумывался о боге, но считал смерть его худшим творением, ибо она отнимает жизни и разлучает людей. А все эти суждения о вечной и счастливой загробной жизни для избранных воспринимались им как красивые сказки, не более.
Погребение закончилось. Люди уже давно разошлись. А Эдгард продолжал стоять возле могилы, устремив на нее неподвижный взгляд. Мысль о том, что прекрасное и совершенное тело его Марины начнет гнить и разлагаться, что его будут пожирать черви, выжигала напалмом сознание.
Терпеть и дальше душевные страдания стало невыносимо. И мужчина рухнул, как подкошенный, перед могилой на колени, пачкая дорогие брюки в липкой грязи.
Если бы он тогда не захотел прикупить сигарет, трагедии бы не случилось…
Стоило Эдгарду осознать этот факт, как самоконтроль рассыпался на мелкие осколки, как разбившееся каленое стекло. Барьер, что сдерживал эмоции и не выпускал их наружу, рухнул. И мужчина громко зарыдал, не стесняясь слез и не боясь быть увиденным и застигнутым врасплох. Только спазмы сдавили горло, и вместо воя вырывался стон. Пальцы в отчаянии месили землю с силой, до боли в суставах, сжимаясь в кулаки.
«Мариночка… Это… моя… вина-а-я… – причитал Эдгард, когда слез больше не осталось, и лишь судорожное подергивание плечами красноречиво говорило о том, что истерика еще продолжается. – Прости меня… Прости, милая… Умоляю… Прости-и-и!.. Как мне теперь жить без тебя?.. Как?».
У ворот городского кладбища он привычным движением на автомате достал из кармана сигареты. Его стеклянный взгляд прояснился, и в нем вспыхнуло пламя ненависти.
«Все из-за них!» – пронеслось вспышкой ярости в мозгу мужчины, и он судорожными движениями скомкал едва начатую пачку сигарет, а проходя мимо урны, выбросил ее.
Домой мужчина пришел поздно. Грязный, помятый. Постаревший лет на десять.
Организацию поминок по Марине он доверил другу и однокашнику Павлу Толокольникову. Он заведовал отделением терапии в той же больнице, где работал и Эдгард…
То, что само мероприятие прошло без него, мужчину не волновало. Что толку от них? Это для живых. А себя таковым он больше не ощущал. Его жизнь закончилась в тот миг, когда крышка гроба навсегда скрыла от него лицо жены.
Сбросив в прихожей на пол испачканную одежду, Эдгард прошел в гостиную. Сел на диван. Осмотрелся. Прислушался к внутренним ощущениям. Нет, родные стены не помогали. Наоборот, осиротевшая квартира, как и ее хозяин, скорбели вместе, ибо каждый предмет или утварь хранили память о погибшей хозяйке и невольно напоминали о ней....
Мысли одна отчаяннее другой лезли в голову. Душа выла от тоски. А сознание с трудом сохраняло ясность рассудка. Когда сил терпеть эти страдания больше не осталось, Эдгард усталой походкой подошел к бару. Открыл его и, не глядя, вытащил первую попавшуюся бутылку. Возвращаясь к дивану, мельком взглянул на «добычу». Оказалась водка.
Мужчина сел. Налил себе полный стакан и выпил залпом. Жидкость раскаленным железом обожгла горло. Дыхание сперло. Из глаз посыпались искры вперемешку со слезами. Откашлявшись и отдышавшись, мужчина налил еще. Вздохнул и в несколько больших глотков выпил все до дна. Стенки пустого желудка словно обожгло пламенем, но следом приятная волна тепла начала разливаться по телу. Опрокинув содержимое третьего стакана, Эдгард ощутил, как его сознание погружается в туман забвения. Очертания комнаты перед глазами потеряли четкость. После следующего, комната превратилась в одно цветное пятно и поплыла.
Алкоголь, принятый натощак, быстро ударил в голову, и с каждым глотком мысли замедлялись, а то и вовсе исчезали. Тело становилось все более вялым, аморфным. Именно этого состояния он и добивался. Хотелось обо всем забыть. Пусть на время, пусть до утра, но обязательно забыть, иначе он не выдержит и сойдет с ума…
«Не хватало еще вены вскрыть…» – пробормотал мужчина заплетающимся языком.
Не то, чтобы он этого боялся или не думал об этом. Как раз, наоборот, думал долго и много. Еще, выйдя с территории кладбища, он первым делом чуть не бросился под колеса проезжающего грузовика. Оставалось сделать последний шаг, и мучениям пришел бы конец, но в последний момент передумал. Вспомнил, что осталась дочь. И что в ней осталась жить частичка его погибшей Марины.
Допить в одиночку литр водки мужчина не смог. Не осилил. На дне бутылки еще плескалось ее содержимое, а мужчина уже отключился, скорчившись в позе эмбриона на том же самом диване…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.