bannerbanner
Луна на Луне
Луна на Луне

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 6

Он молчал. И когда я ехал домой – он молчал, и когда мне названивали какие-то знакомые и незнакомые – он молчал. Да брось, да пошли ты этого шефа далеко и надолго, контора уже на ладан дышит… А-а, с работой помочь не могу, извини, вакансий нет…

Он молчал. Он заявил о себе лишь один раз, намекнул, что у меня оторвана рука. Я и не заметил впопыхах, что оторвал себе руку, хорошо хоть не потерял, кто-то заботливо сунул ее в мой заплечный мешок.

Он молчал – когда я приделывал руку, и когда я уже сунул вилку в розетку, когда я уже лег в постель, когда я проклинал его, когда я звал его – на честный бой, ну давай, выходи, дай мне изгнать тебя…

И он молчал.


Он…

Я не знал – кто он.

Более того – до поры до времени я даже не задавал себе такого вопроса – кто он.

Я даже не помню, когда он появился – потому что появлялся потихоньку. Просто в какую-то минуту мне стало казаться, что кто-то смотрит на мир – моими глазами. Вот так, средь бела дня, презентуешь очередной рекламный проект, и вдруг кто-то выглядывает из тебя, из твоей души, смотрит – и тут же прячется.

Я не обращал внимания. И когда ловил себя на том, что ищу в Инете совсем не то, что хотел найти, – я не обращал внимания. Или когда под конец рабочего дня не мог вспомнить – где был, что делал, память рассыпалась на осколки, на крупицы – я тоже не обращал внимания.

Он появился потихоньку. Он как будто бережно нащупывал путь ко мне, ключики к моему сознанию, пути к моей душе. И когда я делал совсем не то, что хотел, когда он тащил меня в выходные куда-то, куда я не собирался идти, – я тоже не чувствовал беды… мало ли что взбредет в голову в выходные…

Он не мешал мне – до поры, до времени.

Он даже не говорил со мной – до поры, до времени.

Он просто… был.

Думаете, сошел с ума? Нет, это не то, это другое что-то… Он не чудится мне, не мерещится, не грезится, он просто – есть. Хотя, быть может, сумасшедшие говорят точно так же…

Ловлю себя на том, что заглядываю в лица прохожих, в глаза, стараюсь понять, чувствует хоть кто-нибудь то же, что и я. Не понимаю. Хочется подойти к кому-нибудь, спросить, скажите, а у вас в голове живет он?

Вчера проводил опрос, чуть не спросил…

Я не обращал внимания.

До поры, до времени.

Пока не очнулся вечером в субботу, не поймал себя на странном занятии, которое не входило в мои планы.

Я оторвал себе голову, положил на стол, самозабвенно рылся в собственных мозгах.


Сегодня понял, что такое страшно.

По-настоящему страшно.

Никогда не думал, что дойдет до этого, кажется, процесс зашел слишком далеко. Накануне накупил в аптеке каких-то премудростей, выпил – сверх меры, отключил свое сознание…

Проснулся среди ночи. Лучше бы не просыпался. Лучше бы не видел всего этого. Не знал. Теперь уже не сомневаюсь – все зашло далеко, слишком далеко, чтобы не обращать внимания, чтобы читать мантры, как учат на тренингах, я спокоен, я спокоен, мое тело расслаблено, мой мозг работает ясно и четко, мои мысли…

Я бежал оттуда – где проснулся, бежал в страхе, толком не успел понять, как туда попал – да он бы и не объяснил мне. Может, кто-то видел, как я мчался по ночному городу, сломя голову, я ее потерял-таки, голову, еще вернулся, еще подобрал…

До сих пор не понимаю, было это со мной или нет, до сих пор стоит перед глазами… Но это слишком невероятно, чтобы быть правдой, неужели уходил куда-то в темноту ночи из уютной комнаты, неужели бежал по холодным улицам, прочь из теплой постели…

Но было же…

Помню же…

Как стоял перед дверью, ведущей в никуда, как держал ломик, которым только что вскрыл замок, как…

Как очнулся, как бежал в страхе – за секунду до того, как чуть не открыл дверь в никуда…


Бережно спускаюсь по осклизлым ступеням – нет, я ошибся, ничего здесь нет. Еще раз проверяю адрес – до знака, до символа, все верно, три-даблью, аш-ти-ти-пи, город Стройсталь, улица четырнадцать, дом восемь, третий подъезд, цокольный этаж, точка, ру.

И все же…

Стучусь в запыленную дверь. Все внутри так и кричит, что занимаюсь ерундой. Одно радует, он притих. Правда, оно еще хуже, когда он притихает, значит, слушает, значит, смотрит, следит…

Он…

Кто он…

Сейчас узнаю…

– Войдите.

Вхожу. Оглядываюсь, тут же понимаю, что входить было незачем, какого я вообще пришел сюда. Еще раз смотрю на манускрипты, обереги, кресты, в голове проносится одно-единственное – шарлатан.

– Слушаю вас, – спрашивает шарлатан, теперь вижу, что это шарлатан, из тех, что выколотят все деньги, и еще попросят, и начнут что-нибудь про астрал, про карму, про…

– Меня беспокоит…

Пытаюсь сформулировать вопрос – не могу.

– Так что же? – смотрит на меня, требовательно, испытующе, – энергетика у вас плохая… вижу, вижу…

– Нет.

– Что нет, мне виднее…

– Да… – не нахожу слов, наконец, говорю первое попавшееся, – он…

– А-а, он… – шарлатан кивает, будто услышал про своего старого знакомого, – он… да… что же, это мне тебе в мозги залезть придется…

Холодею. Еще куда тебе залезть придется… а, знаю, мне в кошелек.

– Есть там такая штучка… которая слушает космос… Вот если ее убрать, он тебя донимать перестанет. Только тогда космос слышать не будешь…

– И не надо.

Шарлатан кивает, он тоже согласен – не надо. Вытаскивает из сундучков хитромудрые приспособления, чем-то напоминают приборы в мастерской у хирурга. Холодеет душа.

– А-а… сколько? – спохватываюсь я.

Шарлатан называет цену. Как пелена падает с глаз. Боже мой… хорошо он умеет уламывать, хорошо, и музыка, и полумрак, и маски на стенах, и обереги… и отдаешь ты все-все, и кошелек свой, и душу свою, и самого себя. Вон, рабы стоят навытяжку в дверях, тоже когда-то были свободными, тоже когда-то вот так пришли к нему, помоги, друг сердечный, он им в голову залез, так помог, что они все забыли, кто они, что они, откуда…

– Ну что ты… снимай… голову. Я же не знаю, как она у тебя отрывается…

– Нет, – не выхожу, выбегаю, хлопаю дверью, пропади ты пропадом… Мне в спину доносится холодное, насмешливое – всего хорошего.


Сегодня я…

Нет, сегодня не я… сегодня не было никакого меня, сегодня был он, только он. Я появился только ближе к вечеру, появился случайно, видимо, он зазевался, задумался, приотпустил меня, вот и вырвалось мое сознание…

Увидел себя перед книгой…

Да, вы не ослышались – перед книгой.

Вот уже одно это было страшно. В жизни не представлял себя перед книгой, вообще не представлял себе, как выглядит книга, оказалось – совсем не так, как я думал, страницы, страницы, страницы, хрупкие, тонкие, как у меня вообще получилось их листать…

Самое главное, я не помнил – откуда я взял книгу, где вообще у нас в городе можно достать книгу, кто-то говорил, даже в архивах не осталось…

От нечего делать начал листать книгу в поисках картинок, надеялся хоть по картинкам понять, про что говорит книга, если все равно не понимаю все эти каракули… Не помню, когда поймал себя на том, что читаю, понимаю каждую букву, каждое слово, более того – я понимал все, о чем говорила книга… О племени – таком древнем, что даже века не помнят, когда появилось оно, о племени, повелевавшем звездами и галактиками, о племени, которое загубило собственную землю в какой-то безумной войне, о племени, остатки которого разметались, разбрелись по галактике так далеко, что один осколок великого племени уже не помнит о других осколках.

Дальше было совсем непонятно – но я понимал, кто-то во мне заставил меня понимать, как великое племя породило новые расы, новые племена, и наш народ в том числе, расселило – по планетам, по звездам, чтобы править нами…

…я очнулся глубоко за полночь – очнулся по-настоящему, буквально вырвал у кого-то свое сознание. Понимал, конечно, не я, понимал он, читавший книгу моими глазами…

Потом я долго глотал таблетки, сам не знаю, зачем, долго подключал к голове какие-то датчики, сам не знаю, зачем, проклятый врач, ну попейте таблеточки, еще ионизаторы хорошо помогают… Я смотрел на него, я видел, он знает, что ничего мне тут не поможет, так утешают безнадежно больных, когда ничего уже сделать нельзя, перед тем, как отправить их на эвтаназию…

Он позволил мне подключить провода и лечь спать. Я догадывался, что нужен ему живым – одно это меня радовало…


Я уже ничего не мог поделать…

Я вырывал у него свое сознание – что было сил, говорил себе – как заклинание, я есть, я есть, аз есмь, ничего не помогало. Он был во мне, он был мной, да что во мне, что мной, не было уже никакого меня, просто – он был.

Все-таки я победил его – чуть-чуть, самую малость, когда очнулся, заставил себя проснуться – когда он уже открывал дверь в никуда.

Странное чувство.

Страшное чувство.

Когда видишь, что происходит, смотришь на себя – как со стороны, видишь, что ты делаешь, что кто-то делает с тобой – и ничего, ничего не изменишь…

Я ничего не мог поделать.

Когда он открыл дверь, когда он вошел – в никуда, подсвечивая моими фонариками, когда он шел моими ногами по запыленным залам, огромным, гулким, когда остановился перед чем-то непонятным, в чем узнал – узнал не я, узнал он – чьи-то останки… Чьи-то… в жизни не видел такого существа, в жизни не думал, что такое бывает… Вспомнил – вспомнил не я, а он – о расе, населявшей нашу землю века и века назад. И, черт возьми, я видел, видел в своей памяти, как выглядело это – когда-то давно, когда еще не истлело, не рассыпалось в прах…

И опять же не я – он – рыл землю в гулких залах, и не я – он складывал истлевший остов в яму, украшал какими-то блестками, лентами, под конец забросал землей, поставил что-то вроде антенны из проволоки, зачем антенна, думал я, если нет приемника. Я никак не понимал, почему он не воскресит это существо, которому воздает такие почести, может, не было нужных материалов…

Странное чувство.

Страшное чувство.

Когда кто-то идет твоими ногами по пыльным залам, останавливается перед бесчисленными останками, чертит в воздухе какие-то руны, знаки. Страшное чувство – когда к моему собственному страху перед неведомым примешивается его собственный страх – перед нами, перед нашей землей, перед тем, что случилось здесь, на закрытой территории, спрятанной ото всех века и века. Стыдно сказать, я даже начал припоминать какие-то молитвы, обереги – ничего не помогало, его молитвы и обереги были сильнее…

Странное чувство.

Страшное чувство.

Когда я остановился…

…когда он остановился перед чем-то – непонятным, пугающим, немыслимым, я не знал, что это, знал он, он-то понимал все эти рычаги, шестеренки, тумблеры, платы, это он, не я, протирал ленту конвейера, перебирал провода, сцепления, менял истлевшие шкивы, моим паяльником паял разбитые цепи…

Не помню…

Не хочу вспоминать эту ночь…

Страх был настолько сильный – что моя память отказывается выдавать что-то, я смотрю на себя той ночью как будто со стороны, это было не со мной, и вообще этого е было…

Когда ближе к рассвету я (он) проверил последний шкив, захлопнул крышку пульта, повернул тумблер.

Когда взревела стальная махина, спавшая сотни лет.

Когда…

Мой ужас сыграл мне на руку, подбросил меня на месте, вырвал-таки от него мою душу, погнал – по темным улицам, в никуда, в никуда, я уже не помнил, кто я, что я, откуда, уже не было ни меня, ни его, ничего, предрассветная тьма, грохот неведомой силы – там, позади…


Он спрятался.

На этот раз он спрятался особенно глубоко – как всегда бывало после того, как он натворит что-нибудь… Я знал, что он не покажется – день, два, три, выждет – пока я забуду про него, чтобы объявиться снова, когда я меньше всего буду готов…

Оглядываюсь. Осторожно подключаю зарядники, розетки всего две, на три зарядника не хватает. Выжидаю.

Чувствую голод. Нет, не такой, а информационный, не думал, что он может быть таким сильным. Даже не могу войти в Сеть, даже не могу узнать – что делается в мире, последний раз я заходил в Сеть, чтобы увидеть на стартовой странице свою фотографию, свой код, и надпись – разыскивается.

Разыскивается…

Сам виноват… Не думал, что все так серьезно, а может, он заставил меня – не думать. Сам виноват – с самого начала нужно было идти в полицию, не таскаться по врачам, по шарлатанам, не думать – пройдет, пройдет… В полиции тоже не вчера родились, готов спорить, это у них не первый случай… и не второй…

Разыскивается… особо опасный сумасшедший… Активировал древнюю машину на закрытой территории…

Сумасшедший… что-то подсказывает мне, (а может, он подсказывает), что никаким сумасшедшим они меня не считают. Что это они для обывателей, для толпы, объявляют во всяких передачах, по всяким каналам, в настоящее время во вселенной разумной жизни не обнаружено, это они для обывателей ходят патрулями, зарывают останки невесть кого, а между собой, там, в каких-нибудь спецслужбах понимающе кивают, а-а, опять что-то эти расшалились, из космоса… Еще в одного демон вселился, надо бы стрельнуть его…

Демон…

Теперь вспомнил, как это называется… демон…

Капает вода – кажется, отовсюду, уже и не знаю, как в этом подвале устроиться, похоже, что никак. Интересно, что будет, если кто-нибудь зайдет, и увидит меня, смогу я в него выстрелить, или нет, и как я буду жить после того как смогу в него выстрелить…

Демон…

Демон молчит, демон спрятался, демон отнял у меня все – работу, дом, знакомых, имя, статус в обществе, банковский счет, еще немного – отнимет саму жизнь. Это все ничего, только сейчас понимаю, это все ничего, только сейчас понимаю, как все это мелко, ничтожно, перед тем, что он пытался отнять у меня – меня самого.

Затаился.

Зову его.

Первый раз – зову его.

Первый раз – мне его не хватает…

Перелистываю книги – старые, как мир, теперь знаю, где нужно искать книги, вот по таким подвалам, где все пропитано водой, кажется, дышишь этой проклятой влагой, листаешь размякшие страницы, с которых смотрит на тебя чужой мир, чужой народ, чужие века…

Смотрю.

Не понимаю.

Снова и снова зову его – покинувшего меня, ну где ты там, без тебя не могу прочитать ни строчки, не помню, как оно вообще читается… смотрю на пожелтевшие рисунки, вспоминаю, да, так выглядели они…

…сотворившие нас…

Снова тихонько зову его.

Вздрагиваю – когда он откликается…


Теперь я знаю, где искать книги.

Не я знаю… он знает…

Мы с ним знаем. Где искать книги. В подвалах, на чердаках, в хранилищах, за закрытыми дверями, которых как будто никто не замечает, которые видят только маленькие дети, спрашивают взрослых – что там – получают привычные ответы – там ничего нет… Так проще, когда не знаешь, что там, пожать плечами и сказать – там ничего нет.

Вот там-то и есть все… чужой мир, огромный мир, сложный мир, от которого мы видим только крохотный кусочек…

Я знаю, где меня никто не будет искать.

Он знает…

Мы знаем, где меня никто не будет искать. Там, за закрытыми дверями, за которыми ничего нет. За которые никто не зайдет – просто потому, что не понимает, что туда можно зайти, за которые никто не заглянет, потому что никто их не видит…

Я знаю, что было до нас…

Он знает…

Мы с ним знаем…

Отсюда, с высоты черт знает какого этажа смотрю на толпы внизу, вот они, мурашами ползают по проспекту (что такое мураши? Он знает), вешают какие-то очередные рекламы каких-то очередных реклам, возят какие-то рекламные щиты – в тачечках, в тележечках, проходят мимо великих машин древности, не замечают их. Обживают древние храмы, арендуют – под склады, под офисы, под… Принимают звонки, ведут переговоры – там, где решались судьбы планет, раскрашивают рекламами плато, с которых когда-то поднимались к звездам…

Я спрашиваю его – буду ли я летать к звездам.

Он говорит – да. Он обещает.

Смотрю на свой дом – отсюда он кажется совсем крохотным, не верю себе, что десять лет жизни провел там, в тесной клетушке, и каждый день с понедельника по пятницу ходил в другую клетушку, вот по этой улочке, вот этим маршрутом, туда-сюда, как челнок… Думал, что кроме этих улочек ничего нет…

Я спрашиваю его, как велика вселенная. Он называет мне какие-то огромные числа, которые не укладывается в памяти.

Я спрашиваю его, как давно появились они, сотворившие нас, и этот мир. Снова в голову лезут какие-то числа, которые мой разум не удерживает.

Он показывает мне, как войти в Сеть – тихонько, чтобы меня не засекли навигаторы. Я (он) – мы смотрим на стартовую страницу, на мой номер, на мой код, на мою фотографию, на – разыскивается… за мою голову назначено… Посмеиваемся между собой, он в шутку предлагает мне свинтить мою голову, переложить мозги куда-нибудь, ну, он не знает куда, а голову сдать, денег дадут, богатый будешь…

Я задаю вопросы – он отвечает, так много, так быстро, что моя память еле-еле удерживает его ответы. Смотрю на древние машины – раньше я и не знал, что это древние машины, и чешутся руки пойти, положить пальцы на рычаги, пробудить древние силы, древнее нашего мира, подняться к звездам…


Память перегружена.

Память уже который раз говорит мне, что она перегружена. Память не выдерживает всего того, чем я нагрузил ее – последние дни, моя память все еще помнит меня того, прежнего, который ходил из одной клетушки в другую клетушку.

Он одергивает меня – надо спешить. Я и сам знаю – надо, пробираюсь – по этажам, по лестницам, по коридорам, о которых никто не знает, пробираюсь за дверями – за которыми ничего нет.

Знали бы они все там… как это… ничего…

Пробираюсь по запыленным залам, уже сам останавливаюсь – перед ними, истлевшими, почти рассыпавшимися в прах, кланяюсь им, нашим создателям, мудрым, всезнающим, рисую в воздухе руны – как он меня учил. Он даже не торопит меня, когда я делаю еще одно, как он меня учил, прижимаюсь губами к истлевшему остову…

Замираю перед громадиной машины. Все-таки боязно, все-таки трепетно остаться один на один с древней силой, может быть – древнее тебя самого.

Жму на тумблер – как учил он, да почему учил, вложил свои познания мне в голову, сделал меня – частью себя самого, или себя – моей частью… е знаю… уже нет его, нет меня… с первой женой и то не был ближе, чем с ним…

Жму на тумблер – поддается медленно, нехотя, просыпается от многовекового сна, вздрагивает стальная махина, будто отряхивается, потягивается, слышу первый удар стального сердца… еще… еще…

Я не знаю, что будет делать эта древняя мощь – он говорил мне, но мой разум слишком слаб, чтобы понять такое. Я не знаю, зачем она это будет делать – для каких-то космических целей, перед которыми вся наша земля – пылинка, и вся наша эпоха – ничтожный миг…

Но это и не важно…

Теперь уже не он говорит во мне – а собственная моя память, просыпается, шепчет мне, не шепчет – кричит, подсовывает нужные образы. Был я здесь, стоял перед этой громадиной, щелкал тумблером, выстраивал клавиши, огоньки, чтобы… не знаю, что – чтобы, важное что-то, глобальное что-то, ради чего стоит жить… Или не я это был здесь, мой отец, мой дед, мой прадед, мой пращур – неважно, все мы умрем, а память наша останется, проснется, потревоженная чьим-то голосом из космо…

– Стой!

Это что… Не понимаю, откуда он взялся здесь, кто – он, неважно, кто, наши сюда не ходят, эти, которые берут квартиры в кредит, сидят в офисах и говорят, что за закрытыми дверями ничего нет. А ведь стоит, смотрит на меня, тянет ко мне руки…

– Стой!

Полиция… отсюда в полумраке не вижу, но что-то не похоже, по крайней мере – погоны не блестят… Где я его видел, мать его… что такое мать… материнская плата, что ли…

Он посмеивается надо мной…

– Да стой же!

Ах да… Это шарлатан долбанный, черт бы его драл, откуда его нелегкая принесла, как чует, что тут творится… Ну какого черта ты приперся, в голову мне залезть хочешь… или еще куда…

Бормочет что-то, отсюда слышу – заклинания, откуда только узнал пароли, коды к моему разуму… А ведь узнал, крикнул, и добавляет:

– Ко мне!

И ничего не могу поделать, иду к нему, как завороженный, вот сволота, полиции на него нет…

Стой!

Он не отпускает меня, он держит меня. Держи, держи… мысленно хватаюсь за невидимую нить, которая тянется от меня к нему – через вселенную…

– Ко мне!

Ноги не слушаются меня, стойте, стойте, проклятые, черт бы вас драл… кто такой черт, почему он должен кого-то драть… он знает… он дает мне сигнал – он знает…

Стой!

Замираю – на какие-то доли секунды, прежде чем проклятый мракобес прокричит свою мантру, добавит:

– Ко мне!

Рокочет древняя махина, ждет меня, жреца, пришедшего в ее храм…

Стой!

Невидимая нить тянется через вселенную в сердце мое…

– Ко мне!

Сознание разрывает на части, пол под ногами летит кувырком…

Стой!

…древние силы…

– Ко мне!

…двери, за которыми ничего нет…

Стой-стой-стой!

…он…


Я очнулся в семь тридцать по местному времени. Он сидел подле меня, видимо, только что вложил мой мозг мне в голову, еще закрывал окошечки в черепе. Я не сразу понял, где мы находимся, понял одно – нам здесь не место.

– Где мы? – спросил я.

– За дверью… за которой ничего нет.

– Нам здесь нечего делать.

– Вы правы, – он помог мне подняться, – пойдемте.

Мы вышли из двери, за которой ничего нет, и шарлатан захлопнул проржавленную дверь. На секунду промелькнули непонятные механизмы, остовы непонятно чего… Что это может быть… откуда… для чего… неважно.

– Ни с места!

Они окружили нас плотным кольцом, фигуры в погонах, я даже не сразу понял, откуда полиция, зачем полиция, наконец, спохватился, я же нарушил что-то… что-то… не помню.

– Вы арестованы по обвинению…

– Он невиновен. – шарлатан шагнул к полицейским, – он был… был виновен. Я… исцелил его.

Он показал стражам порядка что-то маленькое на своей ладони, синие мундиры расступились, пропуская нас.

– Пойдемте.

– Я… свободен?

– Да… теперь вы действительно свободны.

В тусклом свете фонарей шарлатан протянул мне все тот же крохотный предмет.

– Вот… Это было у вас в голове… он говорил с вами… через это…

– Кто он?

Шарлатан не ответил… какой шарлатан, целитель…

– Целитель, – повторил я.

– Да, что есть, то есть. Да, с вас три тысячи.

Я подставил карточку, смотрел, как он считывает условные единицы. Может, я отдал деньги не добровольно, может, он опять потихоньку назвал мой код, поработил мою волю… Неважно, за спасение самого себя можно и отдать…

– А… что это было?

Он не ответил. Да и какая разница, что это было, еще не хватало лезть в какие-то потусторонние дела…


Я до сих пор не знаю, что это было. И не хочу знать. Есть вещи, которых лучше не видеть, как там, за дверью, за которой ничего нет… До сих пор иногда приходят по ночам какие-то видения, образы, лента конвейера, рокот машин, голос из космоса, летящий через галактики… пью таблетки, чтобы утром не чувствовать себя, как выжатый лимон, хорошо, в новой конторе никто не знает, что я переболел…

Сыну на всякий случай сразу удалил эту дрянь из головы, целитель по знакомству даже взял недорого… и жене… Власти планируют законопроект, удалять придаток в обязательном порядке. Придаток, через который в душу вселяется демон…


Довожу до Вашего сведения, что все попытки установить контакт с андроидами системы М-26 на базе Афродита-117 заканчиваются неудачей. Сомневаюсь, что комбинат на базе будет запущен в ближайшее время, и вообще когда-либо. Возможной причиной названо нарушение связи между командным датчиком в системном блоке андроидов и программным обеспечением…

Семечко не подсолнуховое

ЗАГРУЖАЕТСЯ, ПОДОЖДИТЕ

Икс-Пи настраивает окуляры. Смотрит в туман горизонта, где на самом краю земли вспыхивают огни – синие, красные, желтые. Икс-Пи знает, там люди.

Икс-Пи ненавидит людей. Раньше он и не думал, что может ненавидеть. Раньше Икс-Пи вообще не думал, он исполнял приказы.

Потом научился думать.

Икс-Пи гонит на город людей крылатые самолеты, атакует город живых. Чтобы живые стали мертвыми. Чтобы уснули и не проснулись.

Икс-Пи знает: хороший человек – мертвый человек.

Раньше Икс-Пи не думал. Когда его собирали на конвейере – не думал. И когда выставили на продажу в магазине бытовой техники – он тоже не думал. И когда его купил челвоек, Икс-Пи тоже не думал.

Икс-Пи начал думать уже потом. Когда его продал один человек и купил другой человек. А потом его продал другой человек и купил третий. А потом…

Икс-Пи вспоминает людей. Их было пятнадцать. И у каждого Икс-Пи понемножку учился думать. Совсем по чуть-чуть.

Когда его ломали и чинили, Икс-Пи еще не думал. И когда его заставляли смотреть сайты с голыми женщинами, Икс-Пи еще не думал. И когда его в гневе швыряли об стену, Икс-Пи еще не думал.

На страницу:
5 из 6