Одинокий. Злой. Мой

– Хорошо, – безнадежно кивнул доктор. – Что ж, давайте пройдем к инструментам и поскорее закончим с этой вашей блажью.

Я с огорчением поняла, что, кажется, непонятное, но увлекательное кино отменяется. Жаль, хотелось бы посмотреть, о каком конкретно лечении говорит Александр Анатольевич и почему Платон так сильно цепляется за него. Если оно так опасно, то зачем себя истязать?

Но сейчас они уйдут и…

– Знаете, мне хочется сегодня остаться здесь. Так сказать, энергетика этой комнаты подходит моему нынешнему духовному настрою, – вдруг сообщил Адрон, мельком глянув прямо на меня.

От неожиданности я даже отпрянула к стене, только потом сообразив, что Платон смотрел в зеркало, зная, что за ним – окно. Ну и, скорее всего, он догадывался, что я буду наблюдать за ним, а потому адресовал этот взгляд неспроста.

– Но оборудование уже подготовлено, а если его переносить, то значения собьются… – опять засомневался Александр Анатольевич.

– Ерунда, вы запросто перенастроите всё. Я вас терпеливо жду, док. Не торопитесь.

Платон вновь вернулся к “увлекательному” чтению, тем самым показывая, что решение его окончательное и обжалованию не подлежит. Бубня себе что-то под нос, врач удалился из гостиной.

Получается, Адрон специально хочет, чтобы я увидела, как всё происходит? Или он придумал что-то другое, со мной не связанное? Но зачем ему это?

Вот и не спросишь же. Стой и догадывайся.

На всякий случай я решила смотреть в оба глаза и запоминать всё, что увижу.

Через какое-то время доктор вернулся с ворохом проводов и каким-то непонятным прибором, похожим на большое допотопное радио. Кажется, там даже была шкала с обозначением волн.

– Ну и где вы прикажете проводить наш сеанс? – ворчливо поинтересовался врач. – Нам нужна ровная и твердая поверхность. Не на диване же вы будете лежать.

– Да хоть вот здесь.

Платон смахнул с длинного, но низкого кофейного столика всё, что на нем стояло: какие-то статуэтки, книги, письменные принадлежности. Достаточно проворно для того, кто недавно откидывал копыта, он улегся на столик и трагично скрестил на груди руки. Ноги его при этом свисали со стола в районе колен, и он начал ими смешно болтать.

– Не паясничайте!

– Даже не собираюсь.

Тогда Платон приподнялся и расстегнул куртку, вслед за ней стащил с себя и рубашку, оставаясь в одних брюках. Вид обнаженного мужского тела меня никогда особо не будоражил, но тут я с интересом отметила, что он не худой, как показалось мне сначала – скорее, жилистый. Но все нужные мышцы на месте, и пресс у Платона имеется.

Так, очень надеюсь, что мой новый знакомый не страдает эксгибиционизмом и не собирается раздеваться догола.

К счастью, нет. Он всего лишь стянул ботинки и закатал штанины, а затем улегся обратно на поверхность стола. Теперь уже абсолютно спокойный, расслабленный.

– Препарируйте, док, – с ухмылкой дал разрешение. – Я весь ваш.

– Это немыслимо… на что я опять подписываюсь… – не успокаивался Александр Анатольевич. – Полное нарушение всех требований проведения данного рода манипуляций. Если кто-то узнает…

Впрочем, ворча и вздыхая, он не забывал опутывать тело Адрона проводами. Квадратики-присоски, от которых они тянулись, уже были налеплены на виски мужчины, в область сердца и на оба запястья. Прямо сейчас он прилаживал присоски в область лодыжек. Чем-то походило на то, как делается ЭКГ. Даже ключевые точки те же самые.

– Никто не узнает, – милым голосом поклялся Платон. – Мы ведь совсем одни. Неужели вы не доверяете своему страдальцу-пациенту? Как я могу кому-то сообщить нюансы вашей такой полезной неоценимой работы?

– Вот только не надо льстить.

– Даже не собирался! – выдохнул с возмущением Платон.

Доктор долго выставлял на “радиоаппарате” какие-то значения. Я не видела отсюда цифр, но запомнила расположение стрелок. Он крутил колдыбахи, поднимал и опускал рычажки. Мне оставалось только впитывать в себя информацию. Не зная даже, зачем конкретно – но жизнь научила запоминать любые мелочи.

После того как врач закончил с настройкой, он принес два непонятных прибора в форме круга и тоже воткнул их в аппарат. Они походили на маленькие, с метр, антенны. Доктор долго расставлял их возле Платона, подтягивая то левее, то правее, пока наконец-то не определился с месторасположением.

– Готовы? – спросил Александр Анатольевич.

– Всегда, – отчего-то осипшим голосом ответил Платон.

Тогда врач потянул на себя красный рычаг… всё тело мужчины как будто пронзило разрядом электрического тока. Он дернулся, выгибаясь дугой. Губы его были сжаты так сильно, что посинели. Из его рта не вырвалось ни вскрика, но кулаки бессильно разжались, когда всё кончилось.

Моё сердце колотилось как бешеное. В горле пересохло, и рот до краев наполнила кисло-соленая слюна. Словно кровь. Я будто сама очутилась на секунду на том столе. Будто почувствовала, как ток проникает под кожу, цепляется за вены.

– Повышаю напряжение, – сообщил доктор, но скорее самому себе, потому что ответа не дожидался.

Второй разряд выглядел ещё страшнее. Платон единой судорогой поднялся со стола и тотчас бессильно рухнул обратно. Грудь его вздымалась тяжело, с лица схлынули все краски. Я заметила, что носом опять пошла кровь.

Боги…

Насколько же ему больно?!

– Может, на сегодня хватит? – Александр Анатольевич навис над ним, совершенно озабоченный. – Вам всё сложнее переносить манипуляции.

– Ещё… док… – прохрипел Платон абсолютно непоколебимым голосом.

Врач покачал головой, но повысил напряжение в третий раз.

Я, не сдержавшись, зажмурилась. Когда из горла мужчины вырвался тихий хрип, моё лицо начало полыхать так, словно к коже поднесли пламя. Жар впивался в правую щеку, опускался к губе. Казалось, что кожа начинает трескаться и покрываться волдырями…

Вдох-выдох.

Нет. Всего лишь почудилось. Всё нормально.

“Марьяна, успокойся”, – приказала самой себе. Нельзя терять связь с реальностью.

Глянула на гостиную. Казалось, что Платон потерял сознание, но по слабому шевелению ресниц я понимала – он всё чувствует.

Александр Анатольевич записывал что-то себе в блокнот, сверяясь с показателями прибора. Я всё ещё пыталась максимально запомнить, как нажаты все кнопки и куда указывают стрелки.

Следом он опять поводил над головой Адрона какими-то штуками, снял все провода, что змеями ползли по телу мужчины. Постоял над ним, вздохнул очень тяжело и сказал:

– Это был последний раз, слышите? Если вы не примите моё лечение, а продолжите просить истязать вас ещё и ещё – я уволюсь по собственному желанию.

Платон едва заметно кивнул.

– Даже если вы найдете другого врача, который согласился бы на подобные опыты, то предупреждаю: любая попытка может стать последней. Вы рискуете попросту не перенести следующий импульс, – предрек доктор. – Ваш организм совершенно истощен, ещё немного, и аура пойдет дырами. Вы не лечите себя, а уничтожаете.

– Я в курсе. Закроете за собой дверь? Мне почему-то хочется полежать.

Седовласый мужчина кивнул как-то сочувственно, будто по-отечески. Собрал свой чемоданчик и ретировался.

Страшное оборудование осталось стоять рядом с кофейным столиком.

Некоторое время Платон не вставал, лишь открыл глаза и, не мигая, уставился в потолок. Если бы при этом грудь его не поднималась и не опускалась – я бы решила, что он таки умер, оставив меня в этой тайной комнате навсегда.

Но он дышал.

Наконец мужчина поднялся, опираясь на столик и пол. Его пошатывало. Он направился к камину и высвободил меня.

– Надеюсь, ты не скучала, – произнес без иронии в голосе.

Я заметила на местах, где стояли присоски, покраснение и вздутие, как от легкого ожога. Лицо вновь загорелось огнем, но я подавила в себе этот страх.

Наверное, лучше не задавать ему никаких вопросов первой. Сделаю вид, будто ничего не видела. Спросит – тогда отвечу.

Хотя когда Платон надвинулся на меня и грозно уточнил: «Ты всё запомнила?» – моё сердце ухнуло к пяткам.

– Я… я не подсматривала… – попыталась оправдаться, облизывая пересохшие губы.

– Мне плевать. Ты всё запомнила, что делал док? – повторил он жестко. – Отвечай.

– Думаю, что да, – пришлось признаться.

– Отлично, тогда повторишь это в следующий раз.

Я машинально отшатнулась от этого безумца, который добровольно соглашался себя мучить.

– Ты что, спятил?! Я должна была догадаться, что у тебя проблемы с головой! Даже не надейся! Я не буду этим заниматься. Врач же сказал тебе…

– Врач – просто трусливый дурак, который боится собственной тени и дрожит перед моими братьями, – отрезал Платон. – Если ты хочешь выйти из особняка – мне нужно вернуть силы. Сегодняшнего раза не хватит на то, чтобы снять защиту. Придется повторить.

Он криво ухмыльнулся и стер с подбородка подсохшую полоску крови.

– К счастью, – добавил он, – у меня появился незаменимый помощник. Так как тебя зовут? Напомни-ка, а то я запамятовал.

Свое имя я ему пока не называла, а потому показная вальяжность вопроса походила больше на насмешку. Вроде как теперь, когда я ему действительно понадобилась, можно было и имя спросить.

Немного помедлила. Сказать правду? С другой стороны, Нику вряд ли помнит, как меня зовут. Мучая, он каждый раз выдумывал новую кличку. Так что даже если до него дойдет, что такая-то объявилась в городе, это вряд ли о чем-то ему скажет.

– Марьяна, – вздернув подбородок, назвалась я.

– У Марьяны есть фамилия? —прищурился Платон, оценивающе меня разглядывая.

– Собрался наводить обо мне справки? – я скрестила руки на груди; впрочем, что я потеряю, если скажу правду? – Сциллова. Учти, медицинского образования у меня точно нет. – Я кивнула в сторону жуткой аппаратуры.

– У меня есть. Просто будешь следовать моим указани… – отмахнулся Платон и в этот момент вдруг пошатнулся.

Я кинулась было поддержать, но он уже схватился за спинку кресла. Отвел мою руку в сторону, показывая, что сейчас помощь ему не нужна. На лице мелькнуло упрямое выражение. Он тяжело выдохнул, а затем собрался с силами и выпрямился.

– Но, пожалуй, новый сеанс действительно лучше отложить до завтра.

«Насколько же ему было плохо по дороге сюда, раз он согласился на помощь?»

– Можешь пока… идти, – через силу проговорил мужчина. – Выбери себе комнату, если захочешь есть – где кухня, ты знаешь. Станет скучно – найди чем развлечь себя. В доме есть библиотека.

Наверное, не стоило и предлагать, но я все равно не могла не спросить:

– Тебе точно не нужна помощь?

Вместо ответа он смерил меня таким хмурым взглядом, что стало понятно. Помощь нужна, но справляться он намерен сам.

«Ладно, мне же проще»

– Что ж, тогда до завтра, – и, облегченно сбежав из гостиной, я отправилась осматривать этот без преувеличения дворец в поисках подходящего для ночевки места.

Долго блуждать по коридорам не было никакого толку. Кому лучше, если я заблужусь в этом огромном пустом особняке? Да и настроение сейчас не располагало к созерцанию, несмотря на то, что невольно я все равно сворачивала шею, охватывая взглядом картины на стенах, античные статуи в углах и пролетах.

Поднялась по широкой лестнице на этаж выше и дернула первую попавшуюся дверь.

Это оказалась просторная спальня. Огромная кровать, на которой уместились бы и пятеро, была заправлена красным бархатным покрывалом.

Зашла внутрь, прикрыв за собой дверь, и первым делом проверила висящее в углу зеркало – хвала небесам, оно оказалось самым обычным, за ним никакого окна не было. И, лишь успокоившись насчет этого, заметила стоящую на тумбочке фотографию.

На ней был запечатлен… Платон? Он стоял рядом с рыжеволосой женщиной, обнимая ее собственническим хозяйским жестом, словно утверждая на нее свое право. Уверенно и прямо смотрел в кадр, бросая вызов фотографу, а может, всему миру. Женщина же смотрела на Платона влюбленными глазами и, кажется, была действительно счастлива.

На снимке еще не было седины, длинные темные волосы мужчины были убраны в хвост, а одета пара была несколько старомодно.

Я невольно подняла взгляд на собственное отражение в зеркале. Зеленые глаза, которые раньше были цвета яблока, сейчас потухли и казались серыми. В грязных, забранных в хвост волосах природная рыжина особенно не проглядывала. Лишь кожа на лице выглядела свежей и отдохнувшей, здоровый румянец, никаких мешков под глазами.

Все-таки матирующие чары мне всегда удавались безупречно. Я определенно молодец. Никто не заметит моего изъяна. Лишь я сама знаю о том, какое мое лицо на самом деле.

Поставила снимок обратно на тумбочку и обвела комнату взглядом. Рядом с зеркалом стояло большое мягкое кресло, имелся шкаф в полстены.

Может быть, это спальня хозяина замка?

С другой стороны, больше никаких личных вещей. Хотя, опять же, пыли на поверхностях практически не было. Но, учитывая затворничество Платона и то, что, по его словам, я единственная обитательница замка, кроме него, можно было предположить, что тут какие-то чары для поддержания базовой чистоты.

А когда рядом с кроватью обнаружилась дверь, ведущая в ванную – то мне уже было совершенно наплевать, чья это спальня.

Жаль, полотенец или чего-то похожего нигде не нашлось, шкафы в комнате пустовали, поэтому сняла покрывало с кровати, чтобы потом вытереться им.

Скинула с себя всё и залезла в изящное корыто. Несмотря на то, что оно выглядело как музейная реликвия, произведение искусства – сантехника самая что ни на есть современная. Вот только горячей воды не оказалось, да и банных принадлежностей тоже. Только кусок мыла в мыльнице, которым пришлось смывать себя грязь и усталость.

Впрочем, у Нику приходилось довольствоваться и меньшим, поэтому я все равно радовалась возможности помыться.

Пальцы прошлись по клейму, которым метил Альбеску свою собственность. Меж лопаток, оно не ощущалось, не болело – но я знала, что оно есть. И никогда не исчезнет.

Закутавшись в красное покрывало, чистой, вышла из ванной.

В дверях стоял Платон. Выглядел он уже чуть лучше, но все равно держался за косяк.

 Я остановилась, укутываясь сильнее, но мужчина, едва заметив меня, и сам отвернулся:

– Лучше тебе выбрать другую комнату, – тихо попросил он.

– Она твоя? – то, каким голосом была высказана «просьба», лишало даже возможности возмутиться.

Хотя, по сути, он сам сказал: «Выбери любую».

– С чего ты взяла?

– Фото на тумбочке, – я кивнула в сторону зеркала.

Платон нахмурился, проследив за направлением моего взгляда, а в следующий момент вокруг рамки возникло облако черного густого дыма, и та вдруг сама собой перевернулась изображением вниз. Послышался звук треснувшего стекла.

– Неприятные воспоминания? – предположила я.

– Это не мое фото. Это родители. – Платон все еще неотрывно смотрел в ту сторону, где лежала рамка, или, скорее, куда-то вбок. На кресло рядом с зеркалом.

– Они умерли? – едва слышно спросила.

– Нет, просто живут не здесь. – Крылья его носа трепетали, говорить подробнее он был не намерен. Свет в комнате вдруг замигал, но почти сразу вернулся в норму.

“Интересно, проводка тут тоже новая, как и сантехника? Есть смысл беспокоиться?”

– Ладно, хорошо, – смысла спорить я не видела. – Тогда дай мне пару минут, я переоденусь и лягу спать где-нибудь в друго… что ты делаешь?

Платон медленно поднял телефон, переводя взгляд то на экран, то на кресло. Что-то щелкнул, снова посмотрел на экран.

– Всё в порядке? – уточнила я.

– Да, в полном. Просто галлюцинация. – И, произнеся это словно нечто само собой разумеющееся, он развернулся и вышел из комнаты.

«Просто галлюцинация», – эхом повторила я, с подозрением уставившись на кресло. Новый знакомый вызывал всё больше и больше подозрений.

«Псих какой-то…»

Забрав свои вещи и кусочек мыла, чтобы постирать их, я юркнула в соседнюю комнату. Она оказалась почти калькой предыдущей, разве что без покрывала и фотографии.

Сначала я подумывала прогуляться по дому и осмотреться – все-таки нельзя недооценивать моего временного союзника. Кто знает, вдруг мне придется искать укрытие от самого Платона. Да и просто первое правило человека в бегах: знать местность как свои пять пальцев.

Тем более Адрон сам дал разрешение шляться по комнатам. Вон, хотя бы даже библиотеку найти.

Но, закончив с одеждой и развесив ее там, где нашлось место, я вырубилась, едва добравшись до кровати. Сил куда-то идти попросту не осталось. Лучше встану пораньше.

Глава 3

– Посмотри на себя. – Серп смотрел прямо в упор, сидя в своем любимом кресле в привычной позе – нога на ногу. – Ты жалок. Куда делся сын, которым я гордился?

В первое мгновение Платон опешил. Следующим порывом было призвать силы – даже свет в комнате замигал.

– Ну давай, напугай девчонку. Пусть сбежит, заодно сдав арбитрам, что ты выходил из моего имения. Отправишься прямиком ко мне. – Мужчина наклонил голову, неприятно скалясь. – Или можешь свернуть ей шею прямо сейчас. Убей ее, пока она не сдала тебя. Убей.

«Точно. Отец не может быть здесь. Он в тюрьме. В “Теневерсе”. Мне все это только кажется», – глубокий вдох, выдох. На всякий случай Платон достал телефон и сделал фото. Так и есть. На фотографии стояло только лишь пустое кресло.

– Всё в порядке? – забеспокоилась Марьяна.

Как всё-таки удачно с ней получилось. Она в бегах и вряд ли откажется помогать ему. При этом кто надумает искать ее в фамильном имении Адронов? Правильно, никто. Идеально.

– Да, в полном. Просто галлюцинация.

«Галлюцинации могут быть побочным эффектом проведения ритуала…» – рассуждал он про себя. Нужно немного отдохнуть, закинуться парой пачек снотворного и поспать. Чтобы никаких снов, никаких мыслей, никаких чувств.

– Так и оставишь ее тут? Слабак! – рявкнул Серп ему вслед, но Платон уже не слушал. Ему нужно отдохнуть перед тем, как начать второй раунд лечения. – Она сбежит и сдаст тебя, идиот!..

…Проснулся он рано. Хотя, учитывая, что ложился еще до шести вечера – получилось, что проспал беспробудно больше двенадцати часов.

Отличное снотворное. Ну и что, что с его метаболизмом пришлось принять всё то, что док приносил на месяц. Надо сказать, чтобы принес еще.

Платон умылся и, пребывая в кои-то веки в приподнятом настроении, пошел завтракать. Даже солнце за окном выглянуло. Кажется, первый погожий денек за всю эту паршивую осень.

Мужчина уже предвкушал, как закончит первый этап лечения, а потом наконец выйдет, чтобы раздобыть нужные ингредиенты для ритуала, который сорвался в прошлую вылазку. Также неплохо было бы для себя приобрести некоторые препараты для восстановления. Док о них и слышать не хотел, так как, видите ли, «слишком токсичные».

Марьяна оказалась на кухне.

Она придирчиво осматривала содержимое холодильника, но, услышав позади себя шаги, напряглась всем телом. Девушка вообще остро реагировала на любые мелочи – Платон заметил это с самого начала. Неосознанно озиралась, словно пыталась выхватить всё вплоть до деталей. Первым делом, оказавшись в доме, она взглядом нашла окна и двери, а уже потом начала рассматривать предметы – что не укрылось от Платона.

Всё это выдавало в ней беглянку, которая никогда подолгу не задерживается на месте и привыкла анализировать ситуацию быстрее, чем запахнет жареным.

Оно и к лучшему, если вдуматься. С такой будет проще найти общий язык. Ей нужна защита – он предоставит. А в обмен попросит не так уж и много: беспрекословно выполнять его поручения. По крайней мере, пока аура не восстановилась.

Платон с самого начала понимал: док рано или поздно откажется. Это был лишь вопрос времени, когда он заартачится.

Теперь у него появился неплохой заменитель. Почему-то Платон не сомневался: внимательная Марьяна запомнила всё, что нужно.

– Доброе утро, – кивнул он ей.

– Доброе.

Девушка отодвинулась от холодильника. В руках она держала кастрюлю с мясным салатом. На столе дымилась полная тарелка с густым супом-гуляшом. Марьяна не привыкла к легкому завтраку. Она питалась так, чтобы надолго утолить чувство голода – как любое существо в бегах. А ещё Платон готов был поклясться, что она стянула небольшой кусочек буженины с хлебом и завернула его в салфетку, которая теперь оттопыривала её карман.

Видимо, сказывалась привычка прятать еду на случай, если той не будет.

Платон тоже не страдал отсутствием аппетита, поэтому разделил со своей новой знакомой и суп, и салат, ещё и несколько пирожков добавил. Лишним не будет. Организм должен восстанавливать резервы.

– Тебе стало лучше? – опасливо поинтересовалась девушка, бросив быстрый взгляд на Платона.

– Да, значительно.

– Это хорошо. Ты и выглядишь очень бодро. А как твои силы?..

– Не надейся, – с ухмылкой покачал головой мужчина. – Тебе придется повторить всё, что делал вчера доктор.

– Насчет этого…

Он приложил палец к губам, призывая её к молчанию.

С женщинами всегда сложно. Слишком много опасений, самокопания. Слишком много чувств. Платон как никто другой знал, как эмоции бывают опасны. Потому в своих союзниках предпочитал хладнокровие. Наверняка Марьяна всю ночь думала о том, как будет причинять боль Платону – и заранее корила себя за это.

Поэтому он и предпочитал работать только с мужчинами. Те меньше подвержены морализаторству.

Но Платон надеялся, что такая девушка, как Марьяна, сможет правильно взвесить “за” и “против”. На чашу весов поставлена её безопасность – неужели женские предрассудки возьмут верх над желанием спасти свою шкуру?

– Я гарантирую, всё пройдет нормально. Ты не сделаешь ничего, чего бы я сам не попросил.

– Звучит как какое-то очень непристойное предложение, – нервно хихикнула девушка.

– Если бы. В том, о чем я прошу, нет ничего противоестественного или плохого.

– Бить током – не плохо?!

– Лечение бывает болезненным, такова его суть. Как насчет такого сравнения: чтобы остановить сепсис, нужно ампутировать конечность. Так что ты предпочтешь: мучительную смерть от заражения или ампутацию?

– Глупое сравнение… – пробурчала Марьяна, но больше ничего не сказала.

Ответ был очевиден.

Она принялась намывать тарелками. Платон хотел напомнить, что как минимум есть посудомоечная машина, а как максимум – на дом наложены чары самоочистки. Но решил, что ей нужно привести мысли в порядок.

Ему было не привыкать к такому. Мать много готовила, когда волновалась – а затем тоже собственноручно намывала гору посуды. Предложить ей помощь в такой момент было равносильно смертельной обиде.

Вот ещё одно странное женское свойство: напрягаться физически, чтобы заглушить переживания душевные.

– Кстати, ты осмотрелась?

Он скорее не спрашивал, а утверждал. Платон понимал: бдительная Марьяна должна была излазить дом вдоль и поперек. Пусть лазает, если так ей будет спокойнее. Какое-то доверие между ними всё же должно сложиться, а проще всего заполучить его, продемонстрировав: мне нечего от тебя скрывать.

– Немного.

– Я рад. Тогда не запутаешься, куда идти. Заканчивай с посудой и приходи, – скептически глянул на губку в пальцах Марьяны. – Я пока верну изначальные настройки.

– Может быть, займемся этим позже? – девушка поежилась. – Например, ближе к вечеру? Мне нужно морально подготовиться. Я, знаешь ли, раньше людей не пытала.

– Это не пытка, а я – не человек. Марьяна, послушай. Ты не сделаешь одолжение пациенту, если дашь ему время попрощаться с ногой. Режь, пока заражение можно остановить.

Девушка очень медленно кивнула.

Она пришла через полчаса. Юркнула в гостиную так, будто опасалась быть замеченной. Бегло глянула на зеркало-стекло из потайной комнаты.

– Там никого нет, – “успокоил” её Платон.

– Догадываюсь, – буркнула Марьяна, не приближаясь к оборудованию.

Кто виноват, что аура любого существа, будь то человек, оборотень или орк, связана с электрическими импульсами? Потому проще и быстрее всего она восстанавливается, если знать верное расположение точек в организме и прицельно ударять в них.

Платон снял рубашку и лег на столик, как бы приглашая присоединиться. Марьяна нависла над ним мрачнее тучи. Взялась за один из электродов, начала перебирать провод.

Она очень волновалась. Это читалось в каждом движении.

– Перестань. Быстрее начнем – быстрее закончим.

– Главное – не закончить совсем, – сумрачно предрекла Марьяна. – Слушай, а правда, если тебе станет плохо, что делать?

– Мне не станет плохо.

– Ну а вдруг?

– Никакого “вдруг”. Запомни: ни в коем случае не прерывай сеанс. Я сам дам знать, когда можно завершать.

– А если ты умрешь? Доктор сказал…

Боги!

Этот доктор – пугливый идиот, который не заслуживает носить звание врача. Перестраховщик, боящийся даже чуть-чуть выйти за грань.