Полная версия
Собрание малоформатной прозы. Том 9. Хоррор, мистика, фантастика, криминал, современная проза
Те, которые считают, что им ничего не снится, неосознанно действуют, сообразуясь с впечатлениями своих снов, вошедших в их подсознание, минуя отделы оперативной памяти и фильтры критического переосмысления информационных потоков.
Запомнившиеся сны воздействуют на людей точно так же, как и незапомнившиеся, но сверх того порождают вопросы о том, насколько точно сбылись пророчества, пришедшие из сновидений.
Ларик увидел себя во сне во дворике родительского дома. Он ещё маленький, но уже очень храбрый. Он никого не боится!.. кроме петуха Кузи. Кузя всё время дерётся с другими петухами в их курятнике и постоянно караулит Ларика, чтобы напасть на него. Раньше Ларик убегал от петуха-забияки, но сегодня он от Кузи не побежит. Сегодня Ларик полон силы и отваги.
«Пусть этот Кузя только сунется ко мне! Я таких тумаков ему надаю!» – Ларик воинственно осматривается вокруг и вдруг…
У дедушки есть поговорка: Помяни чёрта – он тут, как тут. Вот и Кузя такой: едва Ларик о нём подумал, как петух, вытянув вперёд на всю длину своей шеи голову с дурными, горящими злобой глазами, с хищно раскрытым клювом, вихрем несётся на Ларика, устрашающе хлопая крыльями. Не птица – я дьявол из преисподней!
Ларик застывает от ужаса и…
…Картина сна резко изменяется: это к нему в постель запрыгнул серый котёнок, приблудившийся к Ларику накануне. Под его усыпляющее урчание Ларик увидел себя теперешнего: ему уже восемнадцатый год, он давно перерос свои детские страхи, но не может преодолеть наваждения, навеянного другими, пленительно сладкими чувствами. Сегодня Ларик храбрый. Он преодолеет своё смущение перед обаянием красавицы соседки.
«Будет знать, как подсмеиваться надо мною, называть меня застенчивым телёночком! Сама она будет сегодня беспомощной трепещущей ланью в моих сильных руках! Пусть только выйдет на улицу!» – Ларик воинственно поглядывает на калитку в ограде Поленькиного подворья и вдруг…
…Калитка открывается, и на улицу весёлой пташкой выпархивает ОНА.
Ларик впадает в ступор. У него перехватывает дыхание, сбивается сердечный ритм. Тело становится ватным. Поленька что-то щебечет, наслаждаясь своей победой над Лариком.
Проснувшись, Ларик вспоминает слова рослого плечистого мужика с чёрной окладистой бородой и горящими, как угли глазами:
«Спать хочешь, мил человек? Так пойди и усни. И пусть приснится тебе та, ради которой ты готов и на смерть, и на муки. Только знай: без моей помощи тебе её любви не добиться».
Ларик открывает глаза и… видит перед собою склонившегося над ним того самого бородача. Он в испуге смаргивает глазами. На месте бородача появляется приблудыш – серенький котёнок.
В душу Ларика закрадывается страх: Кто же перед ним на самом деле? Маленький приблудыш котёнок, навеявший сладкие мечты, или распроклятый серый кот, не дававший Ларику спать, или ужасный чёрт с чёрной окладистой бородой и горящими, как угли глазами?
Глава 3. И всё сбылось и не сбылось…
Из ночи в ночь снится Ларику Поленька. Его душа с каждым днём всё сильнее разрывается от любви к этой удивительной девушке. Он хочет преодолеть свою робость перед её красотой, храбро начать завоёвывать Поленькину любовь, но понимает, что у него нет оружия для победы в этой борьбе. Вот опять Поленька прошла мимо Ларика, ослепив и обезоружив его своей неземной красотой. Где взять ему силы на то, чтобы смело подойти к этой девушке, приподнять пальцем её миленький подбородочек, пронзить её волшебные глазки своим кипящим взглядом и прильнуть к её сладким губам в опьяняющем поцелуе?
Из горько-сладкого забытья Ларика вывел жёсткий и насмешливый голос:
– Знай, мил человек: без моей помощи тебе её любви не добиться.
Ларик увидел перед собою рослого плечистого мужика с чёрной окладистой бородой и горящими, как угли глазами.
«Откуда он объявился? Будто из-под земли!»
– Да я дьяволу душу отдам, только бы добиться её любви!
Ночью приснилось Ларику, что едва он произнёс слова о том, что готов дьяволу душу отдать ради Поленькиной любви, как очутился в подземном царстве перед высоким серебряным троном. Над троном – слепящее серебряное сияние, из которого прозвучали слова, полные страшного смысла. Под впечатлением от этих страшных слов Ларик принял из рук плечистого мужика с чёрной окладистой бородой и горящими, как угли глазами, превратившегося в злобного чёрта, пергаментный свиток.
«Подпиши своей кровью Договор о залоге твоей души, и Полина сама станет страстно домогаться твоей любви», – услышал Ларик жёсткий и насмешливый голос котёнка-кота-мужика-чёрта со злыми глазами, горящими, как раскалённые угли.
«Приснится же такое!» – подумал Ларик, пробудившись от этого жуткого сна. – «А вдруг это был не сон?..»
Ларик глянул на средний палец своей левой руки. На подушечке верхней фаланги – ранка с запекшейся кровью. Из этой ранки он брал во сне (или не во сне?!) кровь для подписания жуткого богопротивного договора. Получилось, будто бы он добровольно его подписал, а, в действительности, он действовал под влиянием непреодолимого страха перед сидевшим на серебряном троне.
Не ухом, а сердцем услышал Ларик, как открылась и закрылась за кем-то вошедшим в его дом входная дверь. Лёгким вихрем прошелестели чьи-то торопливые шаги. Перед его постелью просительно, раболепно распласталась в своей небесной красоте его возлюбленная.
*Быстро промчались дни упоительной страсти. Медленно потянулись месяцы тягостно- бурной привязанности несчастной Поленьки к потускневшей Лариковой душе. Всё ближе подбирался страх расплаты за подневольную Поленькину любовь. Мучительной стала её любовь и для неё самой, и для Ларика: поврозь – невмоготу, а вместе – тошно.
Жёстко и насмешливо поглядывают на постаревшего Лариона круглые зелёные глаза уже не маленького котёнка, а заматеревшего с годами бессмертного чёрта-кота, горящие в темное время суток, будто раскалённые угольки.
Таинственное «это»
Али не знаете этого? Вот поживёте да состаритесь, так узнаете и не то ещё…
В. В. Верещагин «Рассказ старого охотника»Старый лес полон тайн и чудес. Всякий, кто входит в него, начинает и мыслить, и чувствовать не по собственному обыкновению, а только так, как это угодно лесу. Иному лес открывает путь к своим заповедным местам, туда, где живёт волшебство, а других покружит, поморочит, да и выведет вон, ничего им не открыв и не доверив. А тот, кто совсем лесу окажется не по нраву, сгинет там невесть как: может хищникам в пасть, а может в вечное и горькое рабство повелителям леса.
Али не знаете этого?
Глава 1. Первый сон Клима
Сон был вещим. Он был не о том, что будет, а о том, что было когда-то в старые былинные времена. Вещность этого сна включала в себя малую разгадку и огромную загадку. Снилось Климу, что идёт он по бездорожью к старому дремучему лесу. Бездорожье охвачено тусклой зеленью степного разнотравья с мелкими и блеклыми цветками. Изредка проносятся мимо стрекозы, тяжело, будто нехотя, перелетает от соцветия к соцветию шмель, звонким стрекотом перекликаются кузнечики. Воздух пахнет полынью.
Во встречном направлении недалеко, но и не близко от Клима проходит слепой гусляр, держась за блеклого, как степные цветки, мальчика-поводыря. Оба исхудавшие, понурые. Их путь труден и печален.
Клим подходит к лесу, испрашивает у духов-хранителей лесных тайн позволения войти в их владения. Дождавшись знака одобрения, Клим пересекает незримую заповедную грань, за которой живёт по своим непонятным для чужаков обычаям и правилам лесной мир. Здесь всё иное. Войдя сюда, Клим и сам становится другим, будто бесплотный обруч обхватил его голову и изменил его сознание, затуманив в нём то, что неприемлемо для пребывания в мире этого леса.
– Зачем пожаловал, Калистрат? – спрашивает у Клима лесной дух, воплотившийся в старого ворона.
Взгляд у ворона строг и грозен. Клим (а в этом сне – Калистрат) держит ответ по всем правилам этикета, установленного в этом лесу. Он обращается к ворону, называя его батюшкой
Варфоломеем. Это подтверждает, что он здесь свой и знает духов леса по именам.
– Иди и помни своё место, Калистрат. Не забывай: Калистрату – Калистратово, а Климу – Климово.
Проснувшись, Клим попытался понять значение этого сна. Он попал в детский дом, не имея никаких сведений ни о том, откуда он родом, ни о том, кем были его предки. По ощущениям этого сна, одним из его дальних предков был некий Калистрат – свой человек в волшебном мире какого-то неведомого леса, имевший там что-то очень важное своё, Калистратово. И в том заповедном лесу есть нечто очень важное теперь для дальнего потомка Калистрата, для Клима, что-то особое, Климово, оберегаемое для него строгими духами леса.
Глава 2. Второй сон Клима
Следующей ночью Клим увидел новый вещий сон. Ему приснилось, что он сошёл с поезда на станции под названием, которое показалось ему очень значимым для всей его последующей судьбы. Ноги сами вывели Клима на дорогу, пролегающую вдоль дремучего леса, сами свели его с неё в степное разнотравье. Эта местность была уже знакома Климу по его предыдущему сну, будто бы ничего не изменилось в ней с давних былинных времён: всё та же тусклая зелень её трав с мелкими и блеклыми цветами, всё такие же насекомые, всё тот же терпкий запах полыни. Не было только старого слепого гусляра с проводником. Минули, ушли в небытие гуслярские времена.
Клим подходит к лесу и ему ясно вспоминается ритуал, проводившийся его давним предком по имени Калистрат, по испрашиванию у духов-хранителей лесных тайн позволения войти в их владения. Клим с точностью до мельчайших деталей воспроизводит этот древний ритуал и получает знак одобрения. За невидимой гранью, отделяющей мир леса от всего остального мира, Клим внутренне преображается.
С чем это можно сравнить?
Вероятно с тем, как преобразился бы человек, если бы, целиком погрузившись в море, он вдруг в то же мгновение стал амфибией. Но к этому следовало бы добавить ещё и то, что в том море открывался бы мир волшебства. Именно лесное волшебство мягким бесплотным обручем обхватило голову Клима и изменило его сознание, затуманив в нём всё, что неприемлемо для пребывания в мире этого леса.
И было встреча Клима с лесным духом по прозванию батюшка Варфоломей, явившимся в облике старого ворона. И было объявление этим духом строжайшего запрета на посещение в этом мире тех мест, которые не предназначены для Клима.
Дойдя до места, открытого для его посещения,.. Клим проснулся.
Проснувшись, Клим понял, что он не обретёт покоя, пока не побывает в заветном месте, оберегаемом для него духами-хранителями лесных тайн.
Перед уходом в этот манящий и неизведанный путь Клим рассказал мне как своему единственному другу о своих вещих снах и о его бесповоротном решении изведать свою судьбу через приобщение к лесным тайнам.
Больше мы с Климом не виделись.
Я искал его, но так и не нашёл.
Думаю, что он остался там, куда влекла его сама судьба, обольщая вещными снами.
Если всё так и произошло, то мне хочется верить, что Клим счастлив в волшебном мире заповедного леса.
Теперь верю
Чужая планета была пустынна, а я был на ней одинок и гол. В руке у меня был меч
из какого-то диковинного сплава. Я не понимал, каким образом я оказался в этом неизвестном мне месте в таком виде и с таким оружием. Мои недоумения стали множиться под натиском всё новых несуразностей. Они начались с того, что на горизонте, в мареве горячего воздуха, появилась узкая тёмная полоса. Она заколыхалась и двинулась на меня. Её стремительное перемещение напоминало сход с вершины горы вулканической лавы, но никаких других признаков такого подобия в этой «лаве» не виделось.
Вскоре в потоке «лавы» стали просматриваться её чёрно-рыжие ингредиенты.
«Муравьи? Какого чёрта им нужно?!!»
Муравьи приближались, разрастаясь в размерах.
«Да они огромные, как собаки! Я что для них – единственная еда на этой пустынной планете?!»
– Ты обязан их уничтожить! Иначе они доберутся до дворца нашей королевы! – прозвучал у меня в голове суровый командирский голос.
– Да пропади она пропадом, эта ваша чёртова королева вместе с её чёртовым дворцом! Я не собираюсь погибать на вашей проклятой планете под челюстями этих проклятых тварей! – закричал я в ответ.
– У тебя нет выбора. Если ты не будешь сражаться, то погибнешь наверняка, а если примешь бой, то получишь шанс остаться в живых, – услышал я тот же голос.
«Один против этого полчища?!»
В этот же миг по обе стороны от меня встали шеренги бойцов, таких же голых, как я, и вооружённых такими же, как у меня мечами.
Битва была яростной и долгой. Когда она закончилась, я свалился на землю от чудовищной усталости и… проснулся в своей постели.
Усталость во мне была немыслимой. Моё тело кровоточило от множества ран, нанесённых мощными челюстями ужасных гигантских тварей. Из моей онемевшей руки выпал меч, изготовленный из какого-то диковинного сплава.
Мысли путались.
Вчерашним вечером я лёг в свою постель и уснул.
Утром я проснулся в своей постели.
Во сне я очутился на чужой пустынной планете и вёл там бой с полчищами гигантских муравьёв.
Это был сон!
…Но то, что я проснулся в своей постели разбитым непомерной усталостью, со множеством кровоточащих ран, нанесённых гигантскими муравьями, держа в руке меч, изготовленный по какой-то неземной технологии из какого-то диковинного сплава, должно иметь логическое объяснение! Однако, весь этот «сон – не сон» выходит за пределы земной логики. А это значит, что, оказавшись непонятным для меня образом на какой-то чужой планете, я попал под действие её инопланетных физических законов и её же инопланетной логики.
Настало время, когда раны мои полностью залечились. Остались лишь шрамы, бугрящиеся наростами келоидной ткани. Я вновь наполнился силой, радуясь, что сумел выйти живым из боя на неведомой мне планете.
Радость была недолгой.
Уснув в своей постели, я вновь оказался на той же чужой пустынной планете и мне снова пришлось вести бой, чтобы обрести шанс на спасение от гибели в утробах осатаневших и дурных на всю голову муравьёв размером с самых крупных земных собак.
Я вновь остался живым.
А что будет в следующий раз?
В поисках разгадки этих своих выпадений из обычного сна в непонятную и кошмарную необычность я вспомнил прочитанное мною когда-то о проживающих в двух параллельных вселенных папуасах племени оолуги. В Стране Дня они живут обычной жизнью, а в Стране Теней им приходится вести сражения с ужасными чудовищами из тьмы, в том числе, с гигантскими муравьями. Раньше эта информация была оставлена мною без анализа за отсутствием индикаторных средств а анналах личного опыта. Теперь я вновь обратился к той информации, черпая её изо всех открытых источников. Прежде я этой информации не верил: слишком она ирреальна.
Теперь верю.
Сакральная сила слова
Если долго повторять какое-нибудь одно слово и вдумываться в него, то оно вдруг потеряет смысл…
А. И. Куприн «Поединок»Слова обретают силу магических заклинаний, когда они встраиваются в матрицу, известную лишь тому, кто принял её на хранение от своего предшественника и передаст перед смертью её новому избраннику. А заклинания теряют свою силу, если они перестают быть тайной. Заклинание, известное двоим, теряет половину своей силы, известное миллионам – сохраняет лишь одну миллионную часть силы. Цивилизации, не сумевшие сохранить тайну сакральных знаний, лишаются их защиты и разрушаются под воздействием внешних и внутренних сил, управляемых богом хаоса.
Что осталось от многих некогда могущественных цивилизаций?
Сохранились ли материальные носители их великих сакральных знаний?
Поиском этих знаний занимаются секретные службы многих государств.
В этих поисках с ними соперничают некоторые энтузиасты.
Естественно, что пути их неизбежно пересекаются.
* * *Он был одним из многих враждующих между собою соискателей тайн древних цивилизаций, но остался единственным. На пути к этим тайнам в него стреляли, его пытались сразить мечами, пронзить кинжалами, столкнуть в пропасть. Он ужасался от грозных знамений, предвещающих смерть, от мрачности фиолетово-чернильных ночей, от звенящей тишины раскалённого полуденного воздуха, от острого кислородного голодания и от стонов надрывающегося сердца. Во сне и наяву его преследовали злобные чудовища и голоса, призывающие вернуться назад, отказаться от опасного поиска.
Но он продолжал идти.
* * *Был ли это сон, или это было порождением той местности, в которую завёл одинокого искателя тайных знаний его путь?
Он будто бы очутился в зоне ирреального мира.
Он не чувствовал своего тела, в нём вдруг не стало ни собственных мыслей, ни воли. Он превратился в облако трепетного выжидания приговора своему существу.
Он не удивился, когда перед ним возник очень грозный монстр. Человек ожидал своего падения в бездну невероятного ужаса, и его ожидание оправдалось с появлением этого монстра.
Монстр заговорил, и слова его влетали в голову несчастного путника, как в пустую железную бочку: гулко, раскатисто и пугающе. Он не успевал улавливать их смысла, пока звук их перекатывался в его онемевшем от страха сознании. Его память восстанавливала обрывки тех слов, перепуганный разум пытался вникнуть в их грозный смысл, но удавалось это очень плохо, почти никак. Много позже в памяти несчастного сложился такой диалог между ним и тем ужасным монстром:
– Зачем ты явился сюда, глупый и незваный чужеземец?
– Я пришёл сюда в поисках древней мудрости.
– Врёшь, паскудник! Ты пришёл сюда в поисках инструментария, дающего тебе господство над другими людьми. Эта гадкая цель овладевала людьми во все времена. Проходят века и тысячелетия, а люди не становятся разумнее. Они выпестывают в себе всё тот же пещерный эгоизм, всё ту же тягу к господству над себе подобными. И ты такой же. Я дам тебе то, за чем ты явился. Но это тебе не поможет. …Хотя и не вразумит.
* * *…Много позже человек жадными руками разворачивает добытый в трудном походе свиток с тайными знаниями давно исчезнувшей с лица Земли цивилизации. Письмена на нём выцвели. Они почти неразличимы, но некая волшебная сила наполняет их короткими вспышками сиреневого мерцания. В этих вспышках улавливаются отдельные сакральные слова. Человек, стараясь удержать их в своей памяти, повторяет их вновь и вновь, лихорадочно вдумывается в них, но вдруг теряет их смысл…
Чудеса древней «лженауки»
Удивительные открытия совершаются теми, кто создаёт диковинные сплавы из двух глубоко изученных ими наук.
А из трёх?
А из многих?
А изо всех без исключения наук?
Последнее кажется невозможным, но выдающиеся алхимики древности совершали свои открытия, опираясь на знания всех вместе взятых наук, а глубина их научных и технологических знаний намного превосходила достижения современной научной и технологической мысли. Для сохранения тех научных и технологических знаний в тайне они зашифровывали свои записи самым простым и самым надёжным способом: они нарочно вносили в них совершенно очевидную глупость. Каждый непосвящённый, вчитываясь в те записи, прежде всего, пытался уяснить себе: не глупость ли вся эта писанина? А, отыскав в них ту самую «совершенно очевидную глупость», тут же объявлял таковой и всю рукопись в целом.
С подачи таких «исследователей», алхимия – бесценный сплав всех глубочайших знаний и источник удивительнейших открытий – была объявлена лженаукой.
*Оцифровка книжного фонда велась одновременно в двух направлениях: штатный персонал производил её, оцифровывая новые поступления, а специалисты, привлечённые к этой работе по трудовым соглашениям, – оцифровывали старые накопления, погружаясь в их залежи по хронологической ретроспективе.
«Залежи» казались необозримыми, но настал день, когда они, практически полностью, прошли через оцифровку. Оставалась лишь малая кучка хлама из чудом сохранившихся свитков. Директор подписал акт приёмки-сдачи выполненных работ.
– А что делать с этим? – кивнул в сторону «хлама» Марик.
– Этот алхимический бред можешь забрать себе. По документам он у нас не проходит. Говорят, что гениальность и безумие – это две стороны одной медали. Здесь как раз вторая сторона какого-то сбрендившего гения. Ты, Марик, немного чокнутый, поэтому тебе такое чтиво может показаться увлекательным. Только смотри не чокнись окончательно.
Марик и сам не знает, зачем он взял домой этот «хлам». Потому ли, что втянулся в оцифровку и не мог резко это прервать, или…
…Или потому, что так повелела ему Судьба.
*Алхимик, изготовивший свитки «хлама» был русскоязычным, но прочтение текста затруднялось и древностью его языковых форм, и буквенным набором, отличающимся от нашего современного алфавита, и иной орфографией многих слов, и размытостью линий. К тому же текст изобиловал символизмами, заменяющими основные понятия.
Как, например, можно соотнести такие ингредиенты, как «дуновение моря», «журчание ручья», «запах дыма», «сыпучесть песка», «вкус полена»? Можно ли заменить их такими словами, как «воздух», «вода», «огонь», «земля» и «дерево», обозначающими пять основных стихий, управляющих всеми процессами во Вселенной? Поэтому оцифровку этой рукописи Марик сопровождал своими отступлениями от «подстрочника» с предположительными вариантами перевода с языка символизмов на обычный.
А что делать с «тремя китами, на которых опирается земная твердь» и прочими подобными псевдонаучностями? Они вводятся в текст, как насмешка над теми, кто пытается вникнуть в его засекреченный смысл, не имея мудрого наставника из числа Посвящённых в тайны алхимических знаний.
Оцифровка Мариком «хлама» была прервана срочным вызовом к тяжело заболевшему деду. Дед для Марика – единственный и горячо любимый родственник. Он и гордость Марика, и досада. Односельчане деда очень уважают: «Акимыч – это ясный ум и золотые руки».
Руки у деда, действительно, золотые: с любой работой управятся, а в столярном деле – особенно. Сколько домов в селе его узорчатой резьбой по дереву украшено! И ум у деда на редкость ясный и проницательный: с первого взгляда самую суть в любом незнакомце угадывает, любую новую мысль с полуслова мог оценить на правдивость и основательность.
Тогда откуда же в нём проявлялась иногда упрямая крестьянская «дремучесть» в некоторых очевидных, казалось бы, вопросах?
– Дед, ну ты же умный человек, как ты можешь упорствовать в том, что наукой давно опровергнуто?! – досадовал Марик.
– А, может быть, – это хитрость у меня такая перед людьми? – усмехался дед.
«Что за надобность так хитрить?» – не понимал тогда Марик.
Тогда он это не понимал.
*Как ни спешил Марик к деду, а живым его не застал.
Управился с похоронами и с поминками, погоревал на его могилке, да так и вернулся домой с недовыплаканными слезами, с отяжелевшим от горя сердцем.
Марик попытался отвлечься от горьких переживаний оцифровкой «хлама», состоящего из странного переплетения гениальности с «совершенно очевидной глупостью». За этим занятием он и уснул прямо за рабочим столом, склонив голову на предплечья.
И приснился Марику сон с его досадой на деда:
– Дед, ну ты же умный человек, как ты можешь упорствовать в том, что наукой давно опровергнуто?! – возмущался Марик.
– А, может быть, – это хитрость у меня такая перед людьми? – усмехался дед.
«Что за надобность так хитрить?» – не понимал Марик.
Очнулся Марик от сна, а дедовы эти слова из головы у него не выходят.
Посмотрел Марик на древний «хлам», и вдруг наложились те дедовы слова на то, что составляло «совершенно очевидную глупость» в рукописи неизвестного гения.
Сумасшедшего гения?
Или гения, применившего «дедову хитрость перед людьми»?
«А что получится, если выбросить из рукописи ту самую „совершенно очевидную глупость“?»
*Тайны древней алхимии, открывающиеся после очищения текста от завесы «совершенно очевидной глупости», призванной отвращать от попыток овладения секретными знаниями их непрошеных соискателей, потрясали воображение.
Но можно ли поверить в реальность того, что переворачивает все представления о человеческих возможностях настолько, чтобы посвятить всю свою жизнь изучению этих знаний?
Алхимия не даётся тем, кто хочет пропорхать лёгким мотыльком по её заповедным оранжереям, отпробовать сладкий нектар с её волшебных цветов и вернуться в беззаботную жизнь, полную весёлого бездумья. Она открывается только тем, кто готов безвозвратно уйти в освоение её бездонных глубин, превратиться в особый биологический вид, сохраняющий только внешние признаки человека.
