Заклинатели Бер-Сухта

С Хагеном по лестнице идти было не страшно, он крепко и надежно держал меня под руку. Я даже немного глаза прикрывала в начале, смотрела только под ноги, но потом успокоилась.

Мы бродили по улицам просто так, без всякой цели, разговаривали. Мне казалось – обязательно нужно что-то говорить, молчание пугало меня, тяготило. Казалось, что глупо и неправильно бродить молча. И я старалась, как могла, рассказывала про дом, про Салотто, про корабли… про разное. Все, что приходило в голову. Хаген, в основном, слушал. Он молчал, и молчание ничуть не смущало его, а потом и я успокоилась. Можно просто ходить и молчать. Мы бродили, разглядывали людей, дома, вывески, каменное морское чудовище на главной площади. Чудовище было огромно. Хаген долго хмуро глядел на него.

– Оно словно живое…

Хаген протянул руку, чуть погладил.

Мне тоже сначала показалось, что чудовище настоящее, просто застывшее на минуту. Чудовище взрывало мостовую страшными щупальцами, ломая брусчатку, поднимаясь на длинных ногах едва ли не выше ратуши. Между ног, прямо под брюхом, ходили люди. Сбоку сиротливо прилепилось объявление о продаже дома.

Потом как-то незаметно мы вышли к рынку. Здесь, в отличие от Салотто, рынок казался маленьким, даже скромным – всего несколько рядов с местными товарами. Здесь жили просто, и как-то иначе.

Купили продукты на вечер и завтрашнее утро. Было немного непривычно делать это самой, у нас всегда была кухарка. Но я научусь тоже.

Еще я купила бусы…

– Что это у тебя? – Джара смотрела с легкой усмешкой, когда вечером я показала ей.

– Бусы, – сказала я.

Мне вдруг начало казаться, что я снова, как в детстве, сделала какую-то глупость или даже что-то неприличное.

– Игрушка из морских камешков?

– Нет… это кораллы…

Мне так сказали! Тетка в лавке так расхваливала свой товар… Я перемерила почти все, глядя в зеркало, а Хаген говорил, что мне очень идет… И тут…

Джара снисходительно усмехнулась.

– Это Лягушка, купил тебе такие?

– Кто?

– Хаген. Он ужасно квакает… Это он? Я смотрю, он даже побрился? Для тебя старался?

– Что? Причем тут я?

– Так это он подарил?

– Нет… я сама… – и смутилась окончательно.

Лан, до этого сидевший в стороне, подошел, долго рассматривал, потом покачал головой.

– Таких камешков много на берегу, – сказал он. – Мне казалось, что такая девушка, как ты, Соле, должна разбираться.

Щеки словно огнем обожгло – обидно и стыдно одновременно. Особенно слышать вдруг от него. Такая, как я? Что он может обо мне знать? Я выросла без матери, из женщин в доме – только старая усатая экономка. Серьги и ожерелья я видела только на других, отец никогда не покупал мне, всегда говорил, что мне еще рано, что девочкам не нужно, я же не собираюсь замуж прямо сейчас. А потом я увидела мамино на той…

Я закрыла глаза.

Что я могу об этом знать.

– Соле… – Лан протянул было руку, но я отшатнулась.

Выскочила на улицу. Никто не стал догонять.

* * *

– Вечером в "Морского дракона?" – предложила Джара.

Она стояла у плиты, варила нам на завтрак овсяную кашу на молоке. На продукты мы начали скидываться все вместе, вчетвером – я, Джара, Ина и Лан. Моя доля была чуть больше, но я освобождалась от готовки, потому, что ничего не умела. Готовили, в основном, Джара и Ина, мы с Ланом мыли посуду, я тарелки, а он кастрюли и сковородки, а еще Лан таскал с рынка самые тяжелые сумки. А вот Хаген чаще держался особняком. Я пыталась как-то вовлечь его, но и сам он не слишком стремился в нашу компанию, да и Джара с Иной смотрели чуть пренебрежительно, даже не знаю, как так вышло. Хаген всегда был не таким… чуть не от мира сего. Слишком не от мира. Молчаливый, замкнутый. Я всегда думала, что это я такая дикая и странная, но вот, он оказался еще больше.

Иногда удивлялась, как вышло, что меня приняли, ведь дома почти не было друзей.

Иногда казалось – это все Лан, это держится на нем. Только зачем ему? Ну, я-то ему зачем?

Джара говорила, что в «Морского дракона» они уже ходили пару раз, там отлично, весело, танцы и дешевое пиво.

– Не сегодня, Джар, – улыбнулся Лан. – У меня закончились деньги,

– Что? – удивилась она. – Куда ты их дел?

– Да вот, совсем забыл, – Лан неожиданно подмигнул мне, похлопал себя по карманам. – Соле, у меня для тебя маленький подарок, еле нашел.

На его ладони лежала очень изящная серебряная подвеска в виде цветка, с крупной жемчужиной. Я замерла.

– Что это? – спросила очень глупо.

Лан заулыбался шире.

– Это тебе. Мы недавно так раскритиковали твои бусы, ты так расстроилась, что я решил все исправить. Это настоящий жемчуг и хорошая работа.

В это невозможно было поверить. Почему?

Лан взял за цепочку, попытался застегнуть на моей шее. Я вздрогнула, попятилась.

– Нет, Лан, я не могу. Ты что…

– Не говори глупостей, – Лан уверенно поймал меня за талию, притянул к себе. – И стой спокойно. Я даже слышать ничего не хочу.

Я знала – Лан сын сенатора Такакту Латаре, «золотой мальчик»… Я понимала, такие жесты, скорее всего, ничего не значат для него, он привык так поступать. Но я так же знала, что он разругался с отцом, бросил Литьяте, после второго, кажется, курса и теперь пытается жить самостоятельно. У него есть только то, что может заработать он сам.

Цветок приятной тяжестью повис на шее. Я осторожно дотронулась пальцами.

– Нравится? – спросил Лан, на его лице играла блаженная улыбка.

– Да, – сказала я.

– И ты спустил на эту дурь все, что у тебя было? – Джара покачала головой.

– Угу. Мне даже скидку сделали, глядя, как я собираю мелочь по карманам.

Лан был очень доволен собой.

Но Джара этой радости не разделяла.

– У тебя нет денег, ты все потратил. У тебя нет стипендии. Скоро начнутся занятия, и ты не сможешь работать. Что ты собираешься делать, Лан?

После Литьяте его не хотели брать сюда, не дали стипендии, и Лан платит за свое обучение сам.

– Что-нибудь придумаю, – он беспечно пожал плечами.

– Надеешься, папочка пришлет тебе денег?

– Нет.

– Надеешься, что я буду просто так кормить тебя?

– Джар, не будь такой занудой. Ты мне не жена, чтобы пилить.

Джара поджала губы.

– Хорошо, – с вызовом сказала она. – А слабо подарить мне такую же, но из золота? Я не люблю дешевые побрякушки.

* * *

Я не видела Лана несколько дней, почти до самого начала занятий, он не появлялся, не приходил спать. Да, я волновалась. И отчего-то чувствовала себя виноватой, хотя уж я-то точно ничего не сделала. И не нужно мне никаких украшений, если все выходит вот так. Я не просила. Зачем? Я даже готова была отдать свой цветок Джаре…

Лан разберется сам, он большой мальчик, на три года старше меня, между прочим. Мне будет ровно столько, когда я закончу Бер-Сухт, когда начну жить самостоятельно. Тогда уже никто не будет бегать за мной и переживать. И все же…

Это из-за меня.

С Джарой мы почти не разговаривали. Не ссорились, она не говорила мне ничего плохого, но каждый раз рядом с ней я чувствовала напряжение, она так смотрела на меня… Джара всегда была занята, что-то шила, вышивала, украшая бисером, а я только слонялась без дела. Старалась поменьше времени сидеть рядом с ней. Единственное развлечение – мы с Иной раскладывали пасьянсы. Но Ина больше времени проводила с Кером и Регаром, парнями с нашего курса, близнецами из небольшой эторской деревушки, ей было интереснее со своими. Ина вообще была очень практичной, спокойной и основательной девушкой.

Без Лана нашей дружбы не выходило, мы слишком разные.

Хагена я тоже почти не видела, он уходил рано утром, пропадал где-то весь день и возвращался только ночью, когда все спали. Мне казалось, он тоже чувствовал себя неловко, совсем как я. Иногда мне хотелось подойти, поговорить, я прекрасно знала, что такое – быть одной. Я и сейчас была одна. Но я боялась, что если начну как-то особенно дружить с Хагеном, меня тоже начнут избегать. Я думала даже, что если бы я не пошла с ним тогда гулять в город, все было бы нормально, ничего бы не случилось. И мне было немного стыдно за эти мысли.

Казалось, скоро вернется Лан и все изменится, мы снова будем всем вместе… все вместе.

Но нужно выбрать, на какой я стороне.

Лан появился неожиданно, поздно вечером. Мы с Иной уже легли спать, Джара еще сидела…

Он вошел. В первое мгновение я не узнала его, хотя, казалось бы, Лан совсем не изменился. Но что-то было в его лице – совсем чужое, взрослое. Я замерла, испугалась.

Не говоря ни слова, он подошел к Джаре, положил ей на колени маленькую блестящую вещичку. Глянул в глаза. И вышел. Все так же, без слов.

Золотой цветок с черной жемчужиной.

Я видела, как Джара закусила губу, долго неподвижно смотрела на украшение. Потом вдруг швырнула ее в сторону, вскочила на ноги и выскочила за дверь, вслед за Ланом, наверно.

Этой ночью она больше не возвращалась.

Увидела Джару только утром… их вдвоем с Ланом, на кухне.

Лан жарил яичницу на двоих.

* * *

Над старой набережной плыли рыбы.

Когда-то уровень моря был ниже, а теперь набережная, старые доки и даже некоторые дома, оказались затоплены водой. Мостовая покрылась илом и галькой, заросла ракушками, уличные фонари покосились, стайки рыбок шныряли сквозь проемы окон.

Город поднялся выше, отгородившись от моря массивным каменным валом.

– Давай руку.

Лан помог мне забраться на смотровую площадку, ступеньки здесь очень крутые.

За валом открывалось море.

Джара уже давно поднялась и стояла у парапета, ветер трепал рыжие волосы. Она была так ослепительно прекрасна, что даже у меня захватывало дух. Словно морская нимфа – высокая, стройная, необыкновенно изящная, каждое движение похоже на танец…

– Так красиво… – сказала она, чуть откинувшись назад, чуть улыбаясь. Ее глаза сияли, ярко-зеленые, как и у всех хисирцев. Мне казалось, на море ей плевать, она глядела только на Лана.

А Лан все еще держал меня за руку.

– Очень, – сказал он. – Соле, смотри, там киты!

Я тоже видела их – вдали, на глубине, степенно появлялись и исчезали снова серые глянцевые спины, треугольные хвосты, высокие фонтаны водяного пара. Я замерла, затаив дыхание.

Лан обнял меня за талию.

У него очень сильные руки, но ладони такие мягкие… я вдруг подумала – как странно, ведь рассказывал, что больше года он ходил на китобойце матросом, сам заработал себе на обучение, и сейчас подрабатывал грузчиком в порту. У матроса всегда много работы, руки загрубеют в любом случае, и пусть сейчас уже никто не ставит паруса, но и без того…

Он, словно услышав мысли, подмигнул, взъерошил мои волосы.

– Девочки, давайте выпьем вина?

Мы ведь отправились за картошкой, но купили немного вяленого мяса и здоровенную бутыль дешевого домашнего вина из черноплодки. Ина убьет нас, она не пошла, осталась дома… сама виновата.

Стаканов не было, мы пили прямо из горла, сидели на самом краю вала, свесив ноги. Волны плескались внизу, разбиваясь о камни, летели соленые брызги.

Вино было ужасное, кислое, вяжущее, но такое крепкое, что сразу кружило голову. И мне было хорошо…

Нет, мне было ужасно плохо и ужасно хорошо одновременно, меня всегда разрывает на части в такие минуты.

Я ненавидела Бер-Сухт, меня достал этот холод, сырость, бытовая неустроенность, где даже летом приходилось спасть в кофте и шерстяных носках, у меня все руки потрескались от стирки в холодной воде. Я понимала, зачем тут Джара – ее таланта хватает, чтобы получить стипендию здесь, но слишком мало для Литьяте, у Джары нет денег, и пойти учиться – единственный шанс. Я понимала, зачем здесь Ина – ее талант невелик, за нее платит семья, но Литьяте им не потянуть. Да и уроженцы Этора традиционно предпочитают Бер-Сухт. Я знала, что для Хагена этот вопрос вообще не стоит, с ним все сложно… Знала, что Лан почти два года отучился в Литьяте на деньги отца, но теперь пытается добиться всего сам. Быть сам по себе. Для него это вопрос принципа.

Для меня…

Пожалуй, единственное, что могло примирить меня с Бер-Сухтом – это люди. Друзья. Лан… Да, особенно он.

У меня никогда не было настоящих друзей, я росла дикой и необщительной. Нет, я пыталась, но не выходило ничего. Надо мной смеялись, меня не принимали. Из-за оспы очень долго была уродиной, да и сейчас не блистала красотой – маленькая, тощая, угловатая, больше похожая на мальчишку, волосы торчат в разные стороны.

Но здесь меня приняли сразу и легко. Может быть потому, что здесь все были такие же ненормальные, а то и еще хуже. А может… Мне все казалось – это из-за Лана. Он всегда был рядом со мной. В наших отношениях не было никакой романтики, даже намеков, но он всегда был рядом. Как друг, как брат. Я очень долго не могла поверить, мне казалось, такие парни даже смотреть не станут в мою сторону. Вообще никакие не станут. А Лан… Алатау Латаре. Он был принцем из сказки. Он был высок и атлетически сложен, и очень красив – у него были мягкие волосы цвета спелой пшеницы, правда очень коротко остриженные, у него были небесно-голубые глаза и длинные черные ресницы. Но, вместе с тем, он не выглядел смазливым мальчишкой, наоборот – очень строго и мужественно.

Когда я смотрела на него, у меня замирало сердце.

Как так вышло?

Лан улыбался мне.

Джара злилась. Мне казалось, она тоже не может понять, почему Лан со мной, а не с ней. Она ведь лучше, она больше это заслуживала…

Вот и сейчас.

Пошел дождь, сначала мелкий, потом все сильнее и сильнее, а мы все еще сидели на камнях. Мы были слегка пьяные, и, может, поэтому казалось, что дождь – это не страшно. У Джары в сумочке оказался зонт, она всегда была запасливая. У Лана – брезентовая куртка с капюшоном. А у меня – ничего. Я только подняла воротник, но это не спасало. Струи дождя текли у меня по лицу, волосы намокли, превратившись в противные сосульки. Я хотела попроситься под зонт к Джаре, но она не предлагала сама, а я слегка стеснялась.

И тогда Лан просто взял и снял свою куртку, накинул мне на плечи, натянул капюшон на голову.

– Ну, вот, – весело сказал он. – Так лучше. Тебе очень идет, ты такая смешная.

– А ты? Лан, ты что! Нет, я так не могу!

Я попыталась было снять, но он не позволил. Остался в одной рубашке под холодным дождем.

– Не волнуйся, я знаю другие способы согреться. Я ведь чему-то учился два года.

– Ты не можешь использовать магию за пределами училища, – строго сказала Джара. – Иди лучше под зонт.

Лан отмахнулся.

– Ничего, немного воды мне не повредит. Настоящий заклинатель не должен бояться такой мелочи.

Я видела, как Джару это задело. То ли от того, что он действительно умел куда больше, то ли от того, что готов был промокнуть ради меня.

– Да? Не повредит? А слабо искупаться, Лан?

На секунду он задумался. Всего на секунду.

– Да легко!

Стащил рубашку и сапоги, штаны, разделся догола, совершено не стесняясь нас. Сложил одежду кучкой, отдал Джаре.

– Вот, подержи, смотри, чтобы не намокло.

Джара тоже ничуть не смущалась, взяла одежду, глядя прямо на него, словно разглядывать голых парней было для нее обычным делом. А я чуть отвернулась…

– Лан, не надо! – тихо пискнула.

– Да брось, Соле. Хочешь, пойдем купаться вместе. Не замерзнешь, обещаю.

Я отчаянно замотала головой.

Лан пожал плечами и прыгнул в воду. Так просто, с места, не разбирая даже, какая там может быть глубина.

– Вот придурок, – холодно сказала Джара.

Лан исчез под водой и долго не появлялся. Так долго, что я не на шутку заволновалась. Я стояла на краю, напряженно вглядываясь в волны. И ничего… Чуть не расплакалась.

– Лан! – отчаянно крикнула я.

– Соле!

Он вынырнул так далеко, что я едва могла различить его среди мелькающей белой пены. Помахал мне рукой. И нырнул снова.

Я видела, как он доплыл до покосившегося флюгера, торчащего из воды, как, схватившись за него, встал на крышу. Саму крышу я не видела под водой, но он стоял, ему было, наверно, по колено. Потом он прыгнул с крыши и поплыл назад.

Когда он вылез, я поняла, что почти не дышала все это время, так, что темнело в глазах.

Лан тряхнул головой, словно пес, стер ладонью воду с лица. У него были тонкие белые шрамы на груди, словно кожу резали острым ножом. У него и на спине были шрамы, но другие, словно вцепилась огромная кошка, располосовала когтями.

У него были совсем синие от холода губы.

– Ты ненормальный, – фыркнула Джара. – Быстро одевайся, и домой, греться.

Я видела, как, подойдя за одеждой, Лан наклонился к Джаре и быстро поцеловал ее.

Глава 3

Салотто в огне. Мой родной город. Огонь падает с небес словно горящая гора, словно возмездие богов. Удар. И гигантская воронка на месте Девичьей гавани. Огонь поднимается столбом, падает снова и растекается стремительными волнами. Волны огня заливают все – от здания сената на Вейской площади и золотого дворца Элау, до последней хибары на окраине. Над развалинами поднимается пепел. Облако пепла. Мне кажется, я слышу крики.

Но живых больше нет.

И вслед за огнем приходит море.

Сон. Или что-то большее?

Так будет? Я хочу знать правду.

Этот сон снился мне несколько раз. Началось еще весной. И здесь тоже. Все повторялось раз за разом, пугая…

Я не знала, что думать.

Иногда мне казалось – я здесь именно из-за этого. Они что-то знают обо мне. Что-то должно случиться. Иногда казалось – отец отправил меня в Бер-Сухт желая защитить, чтобы это огонь не настиг меня, он волновался… но никак не мог это разумно объяснить, он всегда был слишком прагматичным для этого. Сны есть сны.

Сны пугали.

Но реальность иногда пугала больше.

Перед началом занятий с нами говорил штатный псионик. Я слышала о нем, но все равно не была готова увидеть это.

Кожаный Человек.

У него были ослепительно зеленые глаза. Большие, круглые, лишенные век, утопающие в провалах под грубой бурой кожей. Кожа прошита мелкими ровными стежками, туго натянута, обхватывая надбровные дуги. Большая часть лица закрыта повязками – чтобы не пугать. У него не было век, не было ушей, губ, почти не было носа. У него не было кожи. Ее содрали. И все же, Олиш Ил-Танка оставался жив, благодаря магии. Собственную кожу заменили точно скроенные шкуры.

В учебном корпусе Бер-Сухта, в кабинете ректора. Он смотрел на меня…

– Вы когда-нибудь сознательно использовали магию?

– Нет, – тихо сказала я.

Было страшно, до тошноты. Я знала – он видит меня насквозь, всю, словно я голая, словно в моей душе не осталось ни одного укромного уголка. И мне нечем закрыться. Каждое событие моей жизни он доставал из глубин памяти, спокойно разворачивал, разглядывал со всех сторон. Он был деликатен. Профессионально деликатен, не позволяя ничего лишнего.

– А несознательно? Соле, скажите, были ли непроизвольные выбросы?

– Нет, – я мотнула головой.

– Почему вы пришли к нам? – спросил он.

Голос у него был на удивление обычный.

– Отец отправил меня сюда.

– Хорошо. А его мотивы вы знаете?

– Нет.

У меня не слишком близкие отношения с отцом. Он всегда был сдержан и строг, а после смерти матери, с каждым годом, становилось только хуже. Последнее время мне казалось, что я живу в одном доме с посторонним человеком.

– Вы знаете, что у вашей матери тоже были способности, но она отказалась от обучения?

– Да, знаю.

– Вы знаете, от чего она умерла?

– Да. Хисирская оспа.

Кожаный Человек вздохнул.

– В наше время не многие выбирают Бер-Сухт. Ваш отец мог бы оплатить обучение в Литьяте, вас ждало бы прекрасное будущее. Почему он не сделал этого, вы знаете?

– Нет.

Я не понимала, чего он хочет. Он же все знает и без меня. Лучше меня. Зачем тогда мучить? Было так плохо, что сводило живот, трясло и немели пальцы.

Зеленые глаза глядели не мигая.

– Соле, вы уже совершеннолетняя и можете сами принять решение. Вы можете отказаться от обучения. Для самостоятельного получения гранта и стипендии в Литьяте вам, к сожалению, не хватает способностей, но вы можете просто отказаться.

Я поджала губы.

Нет, не могу. Если я откажусь – отец не пустит меня домой. Мне некуда идти.

* * *

Мастер Ил-Танка говорил со всеми нами, каждым по отдельности. После такого разговора Ина пришла бледная и притихшая, сразу пошла на кухню, налила стакан самогона.

– Ну и чудище, – сказала она. – У меня до сих пор в голове звенит…

– А что он спрашивал?

Ина хмуро посмотрела на меня, с каким-то недоверием… но подозрений ее я явно не оправдала.

– Он спрашивал, умею ли я колдовать. Какие заклинания выучила.

– И что ты сказала?

– А что я могла сказать? – огрызнулась она почти истерично, нервы на пределе. – Он же и так все знает. Он псионик. Он видит насквозь. Он может заставить говорить все, что угодно… Все! – Ина зябко поежилась, налила себе еще пол стаканчика. – Хочешь? – предложила она.

Я подумала, и кивнула.

Ина шмыгнула носом.

– Я ему все и рассказала, – ее голос дрожал. – Надеюсь, он не сдаст меня в Литьяте.

– Не сдаст, – сказала Джара. – У него с Литьяте свои счеты.

– Свои счеты?

– Они же содрали с него кожу, это обычная казнь за предательство. Он жив благодаря мастеру Патеру, и не может покидать Бер-Сухт. Но договора с Литьяте у Олиша больше нет, присяга аннулирована.

Меня поразило, что Джара назвала его просто по имени.

– Откуда ты знаешь?

Джара пожала плечами.

– Он сам рассказал. Я только не знаю, что он натворил, про это он говорить не хочет. Но, думаю, не слишком серьезное, раз его отпустили. Хотя… – Джара задумалась, – три года назад, когда это случилось, Патеру имел больше влияния…

– Он сам рассказал тебе? – Ина смотрела на нее во все глаза, с ужасом. – Ты с ним говорила?

– Вы тоже говорили с ним.

– Да я чуть не померла! – Ина вздрогнула, громко икнула.

Джара сморщилась.

– И что? Он псионик, это его работа. Лан, между прочим, тоже псионик, только он не закончил обучение, а Олиш закончил. От Лана вы же не шарахаетесь? Он, конечно, не выставляет напоказ свои способности, но ему это и не нужно… ну, и, конечно, Лан – красавчик… Между прочим, Олиш не так уж сильно старше нас, ему всего двадцать семь лет.

Мы с Иной переглянулись, долго молчали.

– Ого, – сказала Ина, наконец. – Ну, ты даешь…

* * *

Вода. Кап… кап-кап… Капли собирались под потолком, набухали, округлялись, потом вытягивались во всю длину и, наконец, срывались, летели вниз, разбиваясь вдребезги о прозрачный лиосский мрамор. Кап. Кап-кап. Кап. Одна за другой. Лужи и плесень. И погнившие балки. Оставалось только молиться, чтобы крыша не рухнула нам на головы.

Наш первый день занятий.

Было холодно. Просто ужасно, сырость и сквозняки. Меня почти непрерывно знобило, постоянно текли сопли, и от всего этого трещала голова. Я здесь чуть меньше месяца, но уже была уверена, что до зимы не доживу. Помру от этих соплей. Сейчас только сентябрь. У нас в Салотто даже зимой бывает лучше. Суше, по крайней мере.

Джара едва ли не с головой куталась в колючую шаль из козьей шерсти, пыталась записывать, но пальцы дрожали, буквы прыгали по листу. Лан сидел в теплой брезентовой куртке на меху, он не писал, просто слушал, откинувшись на спинку скамьи, хмурясь, сложив на груди руки. Ина тоже слушала, подперев кулачком щеку, ей, вроде бы, и не холодно было, но она из местных, привыкла.

Нас всего десять человек в аудитории, рассчитанной на две тысячи. Большая белая лекционная, ее строили, чтобы вместить три потока разом и всех желающих заодно, и, говорят, случалось, что сидели в проходах, не хватало места. Сейчас… Время ушло.

Нас десять на первом курсе. Семь человек на втором и аж двенадцать – на третьем. Пока еще относительно тепло, мы будем заниматься здесь, где светлее и меньше плесени, а вот зимой перейдем в лаборантскую, ее проще протопить.

– Вы должны запомнить одну вещь, – мастер Патеру строго обводил нас взглядом, одного за другим. – Только одну. Магия – это усилие воли. Запомните. Не волшебные слова, не амулеты, не танцы с бубном у костра. Усилие воли. Если этого усилия недостает – вся ваша магия превратится в пшик, если усилия достаточно – ничего больше не нужно.

Он стоял, держась за кафедру, слово вот-вот упадет. Маленький, сгорбленный, сморщенный, словно сушеная слива, на лице темные пигментные пятна. Грязно-серая рубашка висела на плечах, словно на вешалке, меховая жилетка засалена и затерта, местами расползалась от времени. Но голос у мастера глубокий и чистый. И такие же глубокие голубые глаза. Ему больше ста лет, он видел лучшие времена.