Homunculus

«Верь в лучшее!» – ответил ему взгляд призрака.

Город просыпался неохотно. Жители еще не знали, что принесет им день. Они сонно выходили на улицы, опуская глаза, что бы не встретить взгляды соседей. Они чувствовали себя виноватыми за то, что потревожили логово колдунов, живших целую вечность рядом. Живших с ними в мире. С площади доносились приглушенные крики и гул голосов.

Возбужденно говоря, люди теснились на площади, образуя полукруг около какого-то предмета. Вскоре появились инквизиторы, и толпа умолкла. Все с негодованием и робостью смотрели на них. Люди ждали, что скажут эти святые люди, служившие Богу. Они расступались, пропуская их вперед. В центре человеческого круга лежал труп мужчины. Он весь съежился в судороге смерти и смотрел на суровое небо глазами полными ужаса. Он

лежал в луже крови. Цвет его тела был белее первого снега. Зияющая дыра на шее посинела. На лице, руках, одежде человека подрагивали при порывах ветра капельки воды, от утреннего тумана. Картина была не выносима. Жители города стояли молча, сдерживая дрожь. На месте этого бедняги мог оказаться каждый.

Инквизиторы бросали короткие взгляды на толпу.

– Это странная смерть, – сказал один. – Простому человеку не под силу так истязать себе подобного. Нужно подождать с выводами, что бы правильно принять решение.

По толпе пробежал рокот недовольства.

– Мы удалимся с братьями и подумаем, – сказал второй. – А вы должны ждать.

Ревностные служители церкви удалились. Жители долго смотрели им в след, пока их черные сутаны не скрылись за домами. Люди не могли ждать и жить в страхе, но инквизиторы, представляющие власть в городе, не хотели делать ошибок. Тихо перешептываясь, они расходились, что бы начать свой рабочий день. Тело убитого было убрано с площади. Но убийства на этом не остановились. Каждый человек с содроганием думал, что он может быть будет следующей жертвой.

Еще не успели временщики закопать убитого этой ночью, смерть которого поразила весь городок, как призрак старого колдуна явился в домик на окраине. Растолкав спящего старика, он сообщил о чем гудит город. Когда колдун понял в чем дело, призрак продолжал:

– Сын мой, эта машина смерти действует успешно. Гомункул чудесное орудие мести, но нельзя останавливаться на достигнутом. Этот город, словно кость в горле, всегда препятствовал моим начинаниям. Я горю желанием отомстить! Ты доказал мне, что можешь быть достойным сыном своего отца, так угоди мне и в этот раз. Открой старую Книгу и найди рецепт, что бы досадить каждому…

Все было проще, чем казалось. Колдун решил напустить на город

бедствие, сродни чуме, от которого не было бы спасения. Полистав ветхую рукопись, он радостно вскрикнул, и его глаза загорелись фанатичным огнем. Словно помешанный, он носился по дому, срывая со стен травы. Старик истолок в порошок скорпионов, и всыпав его в сосуд, налил отвар настоенный на травах. Злая ухмылка играла на губах призрака, когда он выставлял полученную смесь на солнце. Весь день до вечера содержимое колбы томилось под лучами палящего солнца, а когда под вечер вновь заморосил дождь, призрак внес его в дом. Каково же было удивление колдуна, когда при свете свечей, он увидел в стеклянном сосуде мириады блестящих пузырьков. В сердцевине каждого виднелся маленький скорпион. Когда же пламя огня прогрело сосуд, пузырьки стали лопаться, и бесчисленные твари закопошились внутри.

– В ваших жалах много яда. Я развею вас по ветру, и вы принесете горе… Я мщу, мщу за все причиненные мне страдания, – закричал старик, прижимая Черную Книгу к груди. – Мщу, во имя тебя, Люцифер!

* * *

Ночь воцарилась внезапно, над проклятым городом. Ветер принес облака, которые плотной завесой закрыли заходящее солнце. Из черных туч хлынул дождь. Он был коротким, но обильным. Ледяные потоки вздули дороги, и в грязи блестели смутные звезды. Это мрачное начало ночи, было страшнее из-за того чувства страха, которое закралось в души жителей города. Ночь несла с собой неопределенность и пугающую темноту, в которой ходило что-то ужасное, несущее смерть.

В ночное время город был пустынен из-за боязни перед неведомым, тем что таилось в непроглядной ночи у порога.

Молодая девушка открыла дверь дома, в котором она навещала больную тетку. Ее глаза уперлись в темноту. Отклонив приглашение остаться на ночь, она шагнула на ступеньки, что бы подтвердить решение «идти домой». Сзади закрылась дверь. Силуэт девушки в освещенном проеме двери, исчез в темноте улицы. Она с минуту постояла, привыкая к мраку, окутавшему ее. Окошки в домах светились, указывая ей дорогу. За ее спиной лязгнул замок, точно злые челюсти. Девушка вздрогнула и постаралась успокоиться, подумав об уюте ее дома и веселом пламени очага. Она поежилась, и спорхнув со ступенек, быстро пошла по улице. Ее цокающие шаги отдавались эхом в темноте. Прислушиваясь к тишине улицы, она шла бодрее и страхи совершенно покинули ее, белокурую головку. Дождя не было и с каждым мгновением небо прояснялось. Ее путь проходил к завершению, и в конце аллеи она увидела свой дом, светящийся тремя окошками в сад. Девушка облегченно вздохнула, радуясь, что добралась без приключений. Лишь темный переулок отделял ее от освещенной звездами аллеи.

Она шагнула в зияющую пропасть темноты, и ее шаги утонули в подстилке грязи. Сделав шаг, девушка почувствовала, что за ней кто-то наблюдает, тяжелым не человеческим взглядом. Она подняла глаза и в нерешительности застыла, глядя перед собой. В темном проеме переулка стоял кто-то еще.

Его широкая грудь загораживала проход, а голова почти доставала до свода арки. Нервная дрожь пробежала по телу девушки. Эта темная гора, отделявшая ее от дома, сделала шаг ей на встречу, и вышла в просвет. Ужас, охвативший девушку, не имел границ. Ей в лицо уперся жадный взгляд, голодных глаз. Чудовище из кошмарного сна двигалось к ней. С его заостренного подбородка капала пена. Девушка закричала, в ужасе сжав на груди руки, и отступила.

Гомункул почувствовал страх, который она испытывала. Он сочился из каждой ее клетки, наполняя его разум зверя предчувствием обеда. Он рванулся к ней. Собрав все силы, девушка бросилась обратно, по той самой улице, которая была минуту назад такой спокойной. Глухие шаги шлепали по грязи позади нее. Ее заплаканные глаза искали укрытие, но не находили его. От быстрого бега ее грудь ходила ходуном. Она задыхалась и готова была упасть без сил, когда тяжелые шаги сзади нее стали отставать и вскоре

затихли совсем. Девушка оглянулась, по позади никого не было.

На улице воцарилась тишина. Но внутренний голос подсказывал ей, что монстр не оставит своей добычи. Ноги подкашивались, но инстинкт самосохранения гнал ее дальше. Свернув в переулок, она пыталась найти другую дорогу, ведущую к дому. Но вдруг, из темной подворотни сверкнули алые уголья глаз. Девушка вскрикнула, и в следующую минуту, гомункул был рядом с ней. Зловонное дыхание зверя обдало ее лицо. Его когтистые лапы потянулись к нежному горлу. Девушка отпрыгнула, и точно испуганный, потерявший надежду зверек, побежала по улице, прочь от чудовища.

Охота продолжалась. Оторвавшись от преследователя, она подбегала к дверям и колотила в них руками, часто дыша. Но они были заперты. Свет в домах гас, лишая бедняжку помощи. Никто не открыл несчастной двери, боясь оказаться на ее месте.

Девушка устала. Расстояние между преследователем и жертвой быстро сокращалось. Пробежав еще немного, она споткнулась и упала. Грязь смягчила ее падение, но когда она встала, громко рыдая, то услышала сопение за своей спиной. Сильные лапы гомункула схватили ее, и одним рывком он развернул девушку к себе. Сквозь туманную завесу слез, она увидела алые губы, с острыми клыками. Комок подкатил к горлу, и она сильно закричала, но не единого звука не слетело с пересохших губ. Жертва хищника не могла пошевелиться – лапы гомункула держали ее в тисках.

Приблизив к ней уродливую морду, зверь втянул ноздрями воздух, вдыхая девственный аромат жертвы. Из раскрытой пасти показался раздвоенный язык, и коснулся лица, оставляя дорожку слизи на щеке. Гомункул смаковал ее неповторимый вкус. Он забавлялся, предвкушая.

Но игры были кончены. Когтями он разорвал платье девушки. Луна осветила белую грудь, вздымающуюся от частого дыхания. Его толстые губы коснулись шеи, где подрагивала несущая жизнь жилочка. В свете луны блеснуло два клыка. Смертоносное оружие гомункула, точно молния,

вонзилось в горло, кричащей девушки. Вопль ужаса сменился предсмертным стоном. Боль на мгновение заглушила волнение. Но в следующий момент, кровь фонтаном вырвалась из горла и обагрила грудь девушки.

На мгновение житель ада ослабил дьявольские объятия, и улучив момент, несчастная жертва вырвалась из лап зверя. Она сделала рывок, но силы оставили ее. Она упала в грязь возле ног монстра. Смотря расширенными от ужаса глазами на гомункула, она ползла по мостовой, цепляясь за камни и грязной ладонью сжимая рану на горле. Алый след от крови тянулся за ней. Зверь стоял на том же месте, наблюдая, как его жертва уползает в темноту, борясь за жизнь. Он не пытался ее догнать, разжигая аппетит.

Девушка, как рыба глотала воздух, пытаясь закричать. Но ее горло было перегрызано страшными клыками. Слезы, кровь, грязь – все смешалось, но она не чувствовала боли, утопая в страхе.

Гомункул сделал шаг, еще и еще один. Они были огромными, и он без труда настиг жертву. Ее голова кружилась. Жизнь покидала распростертое на земле тело, над которым в экстазе дьявольского смеха, выл гомункул. Он нагнулся, выбросив вперед руку и схватил добычу, поднимая ее над головой.

Казалось, он наслаждается ужасом и мольбой, которые читались в ее глазах. Пронзительно взглянув на нее, зверь вновь припал к ране на шее. Гомункул пил жадно, урча и вздрагивая. Холодная улица хранила покой.

На камни мостовой вползал туман, забираясь в самые потаенные уголки. Когда эта белая вата покрыла щиколотки чудовища, гомункул оторвался от шеи девушки. Он еще раз взглянул на ее мертвенно бледное лицо, в остекленевшие, но еще живые глаза. Кровь капала с его подбородка. Чудовище отшвырнуло тело и заревело, когда оно глухо стукнулось о мостовую. Повернувшись, гомункул пошел прочь, тяжело ступая.

А туман все поднимался с реки, скрывая под своим одеялом, бьющееся в предсмертной агонии тело молодой девушки.

На горизонте зарождалось утро нового дня. Размахивая крыльями,

прокричали петухи, разгоняя ночные силы зла. Залаяли собаки, заскрипели ставни и калитки – город просыпался от страшной ночи.

Проснувшись, молодая женщина долго лежала в постели, прислушиваясь к шороху, доносившемуся ото всюду. Какое-то шевеление, постоянная возня присутствовали в воздухе комнаты. Она повернулась к мужу. Он тоже не спал, стараясь понять причину шороха. Полумрак, царящий в спальне, не мог разрешить его сомнения. Посмотрев на женщину, и скрыв легкое раздражение, он начал обуваться. Ему не хотелось покидать теплую постель, где в полусне нежилась его жена.

Утренний холод обнял сонное тело, и он поежился, идя к окну. Под ногами что-то хрустело, точно весь пол в спальне был выстелен яичной скорлупой. Добравшись до окна, мужчина открыл ставни и остолбенел, взглянув на комнату. Всюду, точно безбрежное море, шевелились скорпионы. Их членистоногие тельца были везде, карабкаясь друг на друга. Они потрясали клешнями и перебирали лапками, неся в себе жало смерти. Усеянный ими пол, казался живым.

Мужчина стоял молча, пораженный увиденным. Женщина завизжала, и, повернувшись к жене, муж увидел, что к ней по подушке ползет ужасное насекомое. Она смотрела на него и чувство омерзения читалось на ее лице. Она подняла руку, что бы скинуть это маленькое чудовище. Мужчина хотел крикнуть, предупредить ее, но было уже поздно.

Женщина скинула тварь, подобравшуюся к ней, и вскрикнула, сжав ладонь от боли.

Смертоносный яд насекомого действовал мгновенно. Лицо женщины побелело, глаза подернулись туманной завесой, голова упала на подушки. Ее бесцветные губы что-то шептали, когда, подхватив ее на руки, мужчина уходил прочь, давя ужасных насекомых.

Прикрыв дверь спальни, он застыл – скорпионы наводнили весь дом. Из открытого окна доносились крики и стоны боли соседей, которых постигла та же участь. Мужчина посмотрел на жену. Еле заметный последний вздох сорвался с ее бледных губ. Карие глаза женщины застыли, смотря неподвижно в потолок. Он не мог ничего исправить, и в безысходности прижал холодеющее тело к своей груди. Ценой невероятных усилий он подавил стон.

* * *

Старый колдун не спал. Он, как паук, плел паутину смерти. Его старческие глаза покраснели от бессонницы, дыхание участилось, а голова беспомощно тряслась. Этот дряхлый старик, ненавидящий весь свет и людей, готов был пожертвовать жизнью, что бы возродить приемного сына. И эта нежная, отеческая любовь, доходила до самоотречения.

Она всегда поражала жителей городка, которые не могли понять, как у колдуна могли рождаться эти человеческие чувства в холодном недосягаемом сердце.

Старик думал, что ослеп, смотря не отрываясь в одну точку, куда теперь перенесся весь мир. Он не спускал глаз с сосуда, наполненного черноземом. В предрассветный час по земле пробежали искорки. Они походили на жилочки красного огня, при порывах ветра, исчезающие на пепле сгоревшей бумаги. Старик подумал, что ему это кажется. Он зажмурился, и, встряхнув головой, пристально посмотрел на сосуд. В земле что-то происходило. Скрытая от людских глаз, косточка прорастала.

Умиротворенный колдун следил за этим, стараясь не пропускать деталей. В доме царил покой. Сюда не доходили крики и причитания людей, которые затопили улицы. Горе толпы не могло сравниться с радостью колдуна, наблюдавшего за рождением своего единственного сына.

Сначала из земли показалось голубое свечение, напоминающее росток. Это свечение искрилось и раздвигало землю, выбираясь на поверхность из своей темницы. Словно маленький дубок, создание силилось вытянуться во весь свой рост. Оно было расплывчато и еле уловимо, но оно было. Эта

прозрачная дымка была душой умершего юноши, защищенная искрящейся аурой. Создание менялось на глазах и, вдруг застыло, приобретя человеческую фигурку.

Это было точно наваждение, и старик сидел в тишине дома и боялся дышать, не желая спугнуть великую тайну воскрешения. Он с любовью смотрел на фигурку, которая с каждым мгновением все больше походила на его сына. Глаза старика наполнились слезами. Этот хрупкий силуэт, колеблемый дыханием и светом, походил на ангела.

– Мальчик мой! – Прошептал старик. Он не мог отказаться от искушения дотронуться до своего сокровища. Но существо сжалось от его прикосновения.

Колдун не знал сколько он провел времени, любуясь своим сыном. Шум и крики, доносившиеся с улицы, привлекли его внимание. Он тряхнул седой головой и пошел к окну, завешенному шторами.

На улице в свете дня он увидел весь город, собравшийся у его дома. Люди стояли понурые. На их лицах читался гнев и страх. Они боялись подойти к дому, боялись войти в него, но не хотели уходить не отомщенные. Горящие факелы чадили.

Увидев их старик все понял. Казалось, выхода не было. Но прошаркав к столу, где стояли склянки, старик схватил колбу с зарождавшейся жизнью, и хромая отодвинул деревянный настил. В полу, черное, как преисподняя, темнело подземелье.

Спустившись в него, колдун оставил драгоценный сосуд и зажег свечу. Лишь только он закрыл вход в подземелье, как сухой стук оповестил о начале погрома. Камни крушили стекла, которые разбивались с оглушительным звоном. Люди изливали свое горе на зловещем доме. Кто-то кинул факел, который глухо ударился о крышу. Солома вспыхнула, и языки пламени забились на ветру. Огонь пожирал, как голодный зверь, все на своем пути. Он бесновался, заглядывая внутрь дома, пока не зашел в него полноправным господином. Люди долго смотрели, как взрываются сухие смеси и трещат дверные косяки, как вспыхивают травы и колятся сосуды с колдовскими зельями. Они ждали крик ужаса и отчаяния, боли и негодования. Люди жаждали криков старика, но их не было.

Старый дом не долго сопротивлялся огню. Перекрытия и крыша рухнули вниз, прикрывая тайный лаз и поднимая тучи искр. Жители стали расходиться по домам, в которых их ждали боль и страдания. А развалины дома тлели, и отсветы пожарища долго плясали в ночи.

Оглядев подземное убежище, колдун усмехнулся. Здесь было все, что могло пригодиться чародею. Тусклый свет свечи бросал тени на пучки трав и засохших гадов. Здесь была еда и питье. Сначала могильный холод объял старика, но пламя пожара прогрело подземелье.

«Глупцы! – Подумал старик, – я знал, что рано или поздно вы сделаете это. Вы думаете, что одержали победу? Нет, вы ошибаетесь. Ничто не убьет меня». – Он попытался улыбнуться, но не смог.

Колдун был слишком зол.

Проходили дни, а город не покидали страхи. Он был проклят и никто не мог разрушить проклятия. Каждую ночь жители слышали вой неизвестного зверя, хозяйничавшего на темных улицах. Крики обреченных жертв холодили кровь. А с первыми лучами солнца люди собирались у трупов, кожа которых была землистого цвета, а глаза полные страха.

Прошла неделя, и жители стали покидать город скорби. Повозки увозили прочь людей, которые, бросив дома и лавки, спасали сувою жалкую жизнь.

Ветер проносился по пустынным улицам, поднимая пыль и завивая ее в воронки. Никто из людей не верил инквизиторам, просивших остаться. Жители маленького городка не верили Богу, которому молились и просили избавить от сил зла.

Колдун праздновал победу. Выбираясь из-под обломков ночами, он вдыхал ночной воздух и воздавал хвалу его единственному божеству. Мир изменился. Добро и зло поменялись ролями, заставляя страдать людей.

Но радость старика была не долгой. Он стал замечать злобный взгляд гомункула, когда давал ему приказания. Чудовище перестало слушаться его. Уголья алых глаз источали зло, а убогий кровожадный мозг горел желанием покончить со своим создателем. Он не желал больше подчиняться.

И вот однажды, когда полная луна глядела на проклятый город, старик позвал гомункула, что бы дать задание.

Колдун видел, как растет его сын. Он был всего лишь тенью, лишь немой фигуркой, но нужно было подождать всего несколько дней и тогда…тогда увлажнить кровью летучей мыши – вампира землю, где лежала кость, и его мечты свершатся.

За спиной колдуна скрипнул песок. Он оглянулся. За ним со свирепой мордой стоял гомункул. Его глаза извергали ненависть, а зубы лязгали. Страх, нервной дрожью, пробежал по спине старика.

«Главное показать этой твари, что я не боюсь его!» – Подумал колдун, и сглотнув слюну, сказал:

– Ты пойдешь в пещеры за городом и принесешь мне до восхода солнца летучую мышь. – Он старался не смотреть в глаза чудовища, – Ступай!

Его голос был резок, но гомункул не повиновался. Он помялся на месте. Его не далекий ум разрывался между выполнением и неподчинением.

– Чего ты ждешь? – Спросил старик.

– Это нужно для него? – Рявкнул гомункул, указывая волосатой лапой на сосуд, где виднелась человеческая фигурка.

– Да, – ответил старик, – когда мой сын вновь обретет облик человека, ты будешь подчиняться ему. Ты обязан… – но колдун не договорил.

Животное испепеляющее посмотрело на него. Горло старика сжалось судорогой страха. Он понял, что не должен говорить так с этой тварью. Но было уже поздно. Из груди чудовища вырвался приглушенный рык, и он двинулся вперед. Колдун попятился, загородив собой сосуд со своим детищем. Глаза гомункула горели; в горле клокотала ненависть. С каждой минутой чудовище приближалось.

– Остановись! Я приказываю тебе, мерзкая тварь! Ты не посмеешь, я создал тебя. – Но слова колдуна потонули в яростном реве зверя.

Житель ада метнулся вперед. В одно мгновение он оказался рядом с человеком. Огромной лапой монстр оттолкнул старика от стола и в недоумении посмотрел на колбу.

Отлетев к стене, колдун ударился головой. Его седые волосы медленно окрашивались в алый цвет крови. Не в силах удержаться на ватных ногах, старик осел на земляной пол подземелья. Его старческие глаза плохо видели в свете свечей. Все расплывалось. Он чувствовал, что слепнет, и не мог препятствовать неминуемой слепоте. Но сердце старика видело лучше, чем глаза.

Гомункул взял сосуд, и рассмотрев его, поднял над головой.

– Нет! – закричал из последних сил старик.

Но звон разбившегося стекла был ему ответом. Фигурка исчезла, и жизнь угасла навсегда. Ужасный смех нелюдя потряс стены подземелья, отдаваясь эхом. Гомункул обернулся, и тяжело ступая, пошел к колдуну.

Колдун не мог пошевелиться. Он еле слышно дышал, вслушиваясь в звуки подземелья.

– Ну что, человек!? Что теперь ты скажешь? Ты не что перед моей силой. Силой, которую даровал мне ад! – Чудовище вновь расхохоталось.

Монстр склонился над стариком, поднял его одной рукой, щелкнув зубами.

– Я буду могущественен… Черная Книга поможет мне. И тебе, ничтожный старик я разрешу увидеть свою власть. Но прежде, ты должен знать, как я ненавижу тебя…

И встряхнув старика, гомункул разжал волосатую ладонь. Острые, как бритва, когти блеснули в воздухе и вонзились в тело человека. Колдун застонал, но не сказал ни слова. Продолжая рычать, адское существо с беспредельной ненавистью вспороло ему живот. Старик дернулся. Гомункул с жадностью внимал страданиям своего создателя.

– Мучайся, – взревел он, – ощути и ты те мучения, которыми ты вознаградил этот город.

Зарычав, зверь поднял старика и повесил на крюк. Он еще что-то говорил, но слова походили на вой. От нестерпимой боли, которую источало тело старика, превратившееся в одну рану, колдун бился в судорогах. Он приложил руку к животу, и его ладонь окрасилась в алый цвет. Старик посмотрел на пальцы, но ничего не увидел. Кромешная темнота смежила его старческие веки. Он был слеп.

Старик не увидел, как гомункул нашел Черную Книгу. Упав на колени, монстр с трепетом перебирал страницы запретных скрижалей. Он не мог понять их смысл. Чудовище то рычало, то выло, круша все в ярости.

Старик думал, что сойдет с ума от нестерпимой боли и воя животного. Он чувствовал, как потоки крови льются по его ногам, пропитывая одежду, и шлепаются на пол, заливая все вокруг. И вот когда старик ощутил, что ему осталось совсем немного, он собрал силы и крикнул. Его слабый голос отразился в темноте подземелья:

– Люцифер! – слепые глаза смотрели в небо, – Единственный мой бог и наставник, покарай мерзкую тварь, отвергшую своего создателя…

Его рука вытянулась вперед.

– И забери меня…

Голос оборвался. Рука беспомощно повисла. Но точно внемля его словам, темные небеса разверглись. Гром и молнии осветили город, сойдясь воедино над развалинами дома колдуна. Подземелье вспыхнуло от небесного огня. Оно превратилось в горящее море, пожирая все на своем пути. Огонь очищал от зла это место.

Сквозь языки пламени метался призрак. Испуг был написан на его прозрачном лице. Он предчувствовал конец. Он знал, что если сгорят ветхие кости скелета – он исчезнет в преисподней. Его останки лежали в объятом пламенем гробу. Привидение бесновалось, глядя, как огонь лизал крышку старого гроба. Еще мгновение и, он проник внутрь. Призрак не мог помешать этому. Он был бессилен. Его тень то появлялась, то исчезала, когда огонь безжалостно, точно остервеневший зверь, глотал трухлявые кости. Вдруг призрак вскрикнул и исчез, словно растворился в вечности. А его голос еще витал в подземелье наполненном дымом.

Огонь рвал рукописи, с каждым всполохом подбираясь к висевшему на крюке колдуну. Языки пламени пробежали по одежде, пожирая ее. Мертвое тело еще минуту корчилось в потоках пламени, точно глина в руках скульптора. А потом шумно рухнуло в море огня. Сожрав человека, огонь зашумел, раздуваемый ветром.

Чуть-чуть помедлив, точно раздумывая, пламя бросилось на гомункула. Алая обжигающая волна объяла черное тело твари. Чудовище боролось. Оно выло и стонало, и этот рев был ужасен. Точно гигантский факел, гомункул носился по подземелью. То падая, то поднимаясь, он снова пускался в вихрь безумной борьбы, быстро слабея.

Пламя угасало, и подземелье колдуна вновь утопало во мраке. Оно озарялось всполохами огня, которым было покрыто чудовище. Его рык переходил в гортанное бормотание. Без сил гомункул упал на колени и из мерзкой глотки вырвался предсмертный вопль. Он был настолько ужасен, что кровь застывала в жилах. На мгновение он покрыл все звуки природы, переполняя тяжелый, спертый воздух подземелья. Гомункул походил на огромную, яркую звезду, летящую из царства вселенной, и бесследно сгоревшую в слоях атмосферы. Он уступал силе огня, обсыпаясь в пепел. В нем гасла великая не земная сила, призванная назад адом.

Шипя и подрагивая, огонь потух. Кроме черного пепелища, ничто не выдавало разыгравшейся трагедии. Ветерок проник в подземелье. Он закрутил вихрем пепел. В этот момент земля разверглась, засасывая кучку черных углей, когда-то бывших телом чудовища, носившего названия – гомункул.