Полная версия
Юлия Кудрявцева
Магия Фан. Нежность
Следуй за белым котом
Будем гладить всех мурчащих,
Тёплых, сонных настоящих,
Запуская руки в меховые животы.
Переменчивы все вещи
В странном мире человечьем –
Постоянны мягкие, мурчащие коты.
Ольга Пулатова
«Следуй за белым котом», – первое, что вспоминает Ирина, придя в сознание. Она осматривается, шевеля преимущественно глазами, ведь голова раскалывается, руки дрожат, а всё, что она помнит о вчерашнем дне – одна фраза.
Света практически нет. Кажется, источников света вообще никаких нет, но Ирина неведомым образом видит очертания стен, каких-то непонятных предметов, заполонивших половину пространства, ещё чего-то… Помещение напоминает подвал.
Она медленно поднимается, придерживаясь за холодную, чуть влажную стену и невесело думает о том, что в тридцать пять жизнь только начинается и не может вот так тут и закончиться. Не зря же Ирина на спор подстригла свои длинные волосы, так что теперь те до лопаток, и покрасила их в фиолетовый. Неужели ей не суждено прогуляться с такой обновлённой причёской по шумным улицам родного мегаполиса?
И неужели три часа в салоне были вчера?
Какой-то обрывок воспоминания скользит, старается пробиться сквозь вакуум вчерашнего дня, достучаться до её спящего сознания, но безуспешно. Что-то мешает вспоминать, из раза в раз подкидывая одни и те же слова.
«Следуй за белым котом», – звучит в голове. Лишь эта навязчивая фраза и задерживается в мыслях. Но где тот кот, за которым надо следовать?
Откуда-то из соседней комнаты слышится мяуканье. Ирина хмурится и смотрит по сторонам. В полумраке взгляд выхватывает то одну, то другую деталь, но ни во что целостное они не складываются – будто бы кто-то не дает увидеть всё целиком, считая интерьер этой комнаты чем-то не сильно важным.
– Эй! – зовет она, поборов неуверенность.
Кот отвечает более громким мяуканьем, так что теперь Ирина уверена, что ей не послышалось. Но где выход?
Стены, стены, сплошные стены вокруг. Ни окон, ни дверей. Ещё взгляд цепляется за кучу разного хлама. Кажется, что это то ли кладовка, то ли склад, то ли вовсе локальная свалка.
– Котик, как мне выйти? – с затаенной надеждой обращается Ирина к коту.
В ответ – очередное мяуканье, но теперь она может определить, откуда оно. Водя руками перед собой, она начинает медленно идти вперёд. Подошвы кроссовок глухо стучат по камню, а под ногами ничего лишнего не попадается, к счастью.
Вот руки упираются в стену, а спустя мгновение Ирина понимает, что та намного теплее и чуть мягче, чем раньше. И сырости не чувствуется. Деревянная дверь? Женщина толкает её, и та с пронзительным скрипом открывается.
Свет с другой стороны на мгновение ослепляет. Ирина щурится и прикрывает глаза ладонями. Мяуканье раздается вновь.
– Иду я, иду!
Спустя минуту она уже бежит в ту сторону, где слышала кота в последний раз. Нового мяуканья нет, но она и так находит животное.
Белый короткошерстный кот сидит, окружив хвостом абсолютно чистые лапы. Он смотрит на Ирину карими – прямо как у неё самой – глазами. От удивления Ирина моргает и вот, те становятся голубыми. «Показалось, наверное», – думает она и вспоминает о том, что надо следовать за белым котом. За этим, наверное.
– И куда ты меня поведёшь? – спрашивает она, понимая, что ситуация становится всё сюрреалистичнее.
Кот дёргает правым ухом, Ирина усмехается и продолжает на него смотреть. Пусть в коридоре и светло, но глухой камень будто бы бесконечного коридора не добавляет спокойствия.
Кот дёргает ухом, а после срывается с места и несётся вперёд, сломя голову.
– Эй, белый! – Ирина едва успевает сообразить, что случилось. Теперь бы не отстать.
Она бежит следом. Бежит настолько быстро, как не могла никогда в жизни да и, в принципе, не умела. И кроссовок у неё никогда не было, а сейчас – есть. Так что же вчера случилось?
Пока ноги совершают механические, удивительно быстрые и уверенные движения, а глаза следят за белоснежной тенью впереди, голова разгружается. Там появляется место на размышления.
Что было вчера, Ирина не помнит, как тут оказалась – тоже. Неужели её чем-то накачали на праздновании? Да нет, не должны были, друзья у неё достаточно адекватные, чтобы не шутить так. Тогда что?
Наконец, кот останавливается перед ещё одной дверью. Он скребётся в неё и тычется лбом. Помедлив, Ирина открывает эту дверь.
Помещение за ней оказывается неожиданно светлым и уютным. По полу разбросаны большие подушки, на стенах висят бархатные шторы, и везде – кошки. Чёрные, белые и рыжие, черепаховые, пятнистые и полосатые. Каких там только нет!
Широко улыбаясь, женщина шагает в комнату и закрывает за собой дверь, из-за которой в уютное помещение проникает холод. Глаза её светятся восторгом, а губы растягиваются в широченной улыбке так, что даже больно становится.
Кошки мяукают, мурчат, подходят тереться о ноги. Ирина наклоняется, а после и ложится в ворох подушек. Она гладит кошек, чешет шею и за ушами, уворачивается от когтей и заливисто смеётся. Кажется, она нашла свой рай.
Времени проходит много, женщина всё наслаждается и наслаждается обществом пушистых, а те отвечают взаимностью.
«И почему у меня дома нет ни одной кошки?» – приходит в голову неожиданная мысль. И действительно, у неё кошек нет – ни одной, в чём Ирина уверена.
Следующая мысль оказывается не менее неожиданной: «Потому что у меня аллергия с рождения». Она вспоминает, как со слезами просила у родителей котёнка, как гладила всех кошек подряд, а потом страдала от отёков и зуда, как слезились глаза от обиды и из-за аллергии.
«Но ведь сейчас всё хорошо. Я выздоровела?» – ответом на эту мысль становится образ врача, который говорит о том, что её аллергия неизлечима даже с достижениями современной медицины.
Дальше думать не хочется, так что Ирина концентрируется на кошках. Тискает их с довольной улыбкой, пока прямо там, на подушке, не засыпает.
* * *
– Симуляция завершена, – сообщает механический голос.
– Как всё прошло, Ирина Викторовна?
– Прекрасно, спасибо вам большое! Сбылась моя мечта. – Ирина и сейчас светится от счастья, полулежа на анатомическом кресле в специальном костюме и шлеме. Она не спешит вставать, стремясь как можно дольше сохранить ощущения от симуляции.
– Извините, что пришлось так с тем подвалом…
– Я понимаю. – Улыбаясь, Ирина садится. – Иначе бы я не смогла забыть об аллергии.
После всех стандартных процедур и тестирований она выходит на улицу, подставляя лицо яркому августовскому солнцу.
– Теперь всё будет хорошо, – шепчет Ирина.
Кошки дарят ей то, чего у уволившейся сотрудницы банка давно не было – спокойствие. И силы. Теперь они у Ирины есть, теперь она может двигаться дальше, не прокручивая без конца последние слова Саши перед тем, как он ушёл из её жизни навсегда. Теперь вместо них в голове одни только мурчащие кошки – добрые, ласковые, бесконечно нежные и мягкие.
Машина из прошлого века
Только бы не разминуться, не заблудиться
В круговороте смертей и рождений.
И в назначенный час вспомнить друг друга
По первому прикосновению.
Елена Войнаровская
Мир будто бы замирает, когда Вирана видит его. Светловолосый мужчина широко улыбается, объясняя что-то своему… брату? сыну? По возрасту она не может этого понять.
«Хоть бы брат», – думает Вирана, всё-таки решаясь подойти к незнакомцу. Она делает первый шаг, потом ещё один, но третий не успевает – прямо в то место, где только что стоял её идеальный мужчина, врезается машина. Откуда она берётся, Вирана не понимает.
И так каждый раз.
Она просыпается в холодном поту, руки дрожат, на глазах слёзы, а чёрные волосы напоминают воронье гнездо.
– Кто ты? – шепчет Вирана, ловя отголоски сна.
Она хочет найти того мужчину и спасти, но даже не понимает, что за место ей снится. Да и сбивающая человека машина выглядит как-то чересчур необычно и старомодно – будто из прошлого века. Одежда тоже странная – Вира не представляет, где бы такую могли носить. Может быть, того мужчины, как и самого места, вовсе нет.
* * *
Вот уже полгода сон преследует её, утомляя до невозможности. Вирана безумно хочет прекратить всё это, понимая, что собственное здоровье ей дороже кого-то неизвестного, непонятно где находящегося. Но как это прекратить? Она не понимает, ведь ни лекарства, ни психологи не помогают. Сон приходит из раза в раз, нисколько не меняясь.
Вирана думает об этом сновидении и мужчине постоянно. Вот и сейчас, возвращаясь с работы домой, она не может выбросить из головы сон. Лицо мужчины кажется до невозможности родным, а каждую черту она успевает безошибочно запомнить ещё с первой ночной встречи.
Ноги будто бы сами приносят Виру к странной вывеске: «Коллекционер. Обменяю ваши воспоминания на спокойную жизнь». Вирана лишь хмыкает, собираясь развернуться и пойти дальше, но что-то её останавливает. Будто бы интуиция, в которую Вира никогда не верила, подсказывает, что здесь ей могут помочь решить проблему.
Дверь открывается как-то сама собой и вот Вирана уже стоит на пороге, слушая звон старомодного колокольчика.
– Уже иду, – доносится дребезжащий голос откуда-то из недр помещения, размеры которого гостья не в силах оценить. – Добрый вечер, Вирана.
– Добрый… – начинает говорить Вира, но тут понимает одну вещь: – Что? Откуда вы знаете моё имя?
– Я много чего знаю. – Пожилой мужчина с белоснежными волосами, стянутыми в хвост, и смуглой, как и у самой Вираны, кожей, широко улыбается.
Обычно её такие улыбки отталкивают, кажутся чем-то ненатуральным и наигранным, но не сейчас. Вира вежливо и даже искренне улыбается в ответ.
– Здравствуйте. А вот я вашего имени не знаю.
– Можете называть меня Коллекционер.
– И всё? – удивлённо уточняет Вира.
– Да. Такова моя судьба, – отвечает он спокойно, даже равнодушно.
– Вы говорите каким-то загадками.
Коллекционер смеётся и взмахивает рукой в приглашающем жесте. Вот и весь его ответ.
– Хотите чая? Или, может, кофе?
– Чай. Если можно, зелёный, – несколько напряжённо отвечает Вира, но пока ещё не спешит сбегать из лавки.
– Да, конечно, проходите, присаживайтесь.
И Вирана, несмотря на то, что видит этого человека в первый раз, проходит и с комфортом располагается в уютном мягком кресле у тихо потрескивающего камина. Мысли напоминают стаю растерянных чаек.
* * *
– Зачем вы здесь? – спрашивает её Коллекционер, разместившийся в кресле напротив, нарушая десятиминутное молчание.
– Не знаю, – тихо отвечает Вирана, медленно крутя в руках чашку ароматного чая.
И действительно не знает. Она ведь на самом деле не хочет забывать этот навязчивый сон, пусть он и выматывает до невозможности. Тот мужчина по-прежнему кажется родным – его даже ненавидеть за тотальный недосып не получается. Тогда что?
Собеседник Виру на торопит, даёт время собраться с мыслями и разобраться, чего же она на самом деле хочет.
– Я хочу увидеться с одним человеком. Он мне снится вот уже полгода, но я совершенно не представляю, где его можно найти. Кажется, он даже не здесь или вовсе не сейчас…
И Вирана пересказывает Коллекционеру весь свой сон от первого мгновенья до последнего, когда, кажется, ничего уже нельзя изменить. На салфетке она карандашом, как умеет, рисует место из сна. Она не видит, но Коллекционер задумчиво потирает подбородок и что-то бормочет одними губами.
– Я могу вам помочь, – наконец, говорит он медленно: то ли с неохотой, то ли тщательно подбирая слова.
– Спасибо больш…
– Не так быстро. – Коллекционер старается быть серьёзным, но видно, как улыбаются его глаза. – Согласны ли вы навсегда переехать в тот город из сна?
– А я буду с ним? – Вирана делает акцент на этом «с ним», хотя и так понятно, кого она имеет в виду.
– Да, будете.
– Согласна. Да, согласна! – Она не сомневается ни секунды, ведь что есть у неё здесь? Нелюбимая, пусть и прибыльная работа, друзья, которые появляются лишь тогда, когда им что-то надо, родители, которым Вира благодарна лишь за необычное имя… Да, терять ей, в общем-то, нечего и некого. Без неё мир не рухнет.
– Хорошо. Тогда расскажите мне о своей прежней жизни.
И Вирана начинает рассказывать. О детстве, как её во дворе дразнили то виверной, то вараном, но, при этом брали во все игры. Как в школе она представлялась Вероникой и просила учителей не рассказывать правду об её имени. Как на выпускном одноклассник, который ей нравился, поцеловал Вирану и даже сказал, что любит, а потом она узнала, что это было просто на спор. Она рассказала и о поступлении на журналиста, и о том, как все на работе считали её имя красивым псевдонимом, и то, как за спиной осуждали за такое высокомерие.
Вспомнила Вира и неудачное замужество с громким разводом через полгода, ведь муж был актёром в кино. Пусть до главных ролей он тогда ещё не дослужился, известность уже получил. Она даже в другой город переехала, чтобы ничего об этом не слышать и не знать.
А потом Вирану на долгих два года поглотили скучные однообразные будни. Они тянулись и тянулись, пока не появился этот пугающий, но до невозможности таинственный и манящий сон.
В процессе рассказа ей становится неважно, что человек, сидящий напротив, совершенно посторонний и незнакомый, а видит Вирана его впервые. Сейчас он кажется ей кем-то родным: не то добрым дедушкой, который приехал в гости из другого города, не то заботливым наставником, способным дать совет. Ему Вирана может рассказать всё.
Так, за историей о своей жизни она и засыпает, едва не выронив чашку из рук.
* * *
Утром Вирана чувствует себя необычайно бодро и весело. Будто бы ближайшие три дня она только и делала, что отдыхала и высыпалась.
– Доброго утра, Вирана.
– Доброго, Коллекционер. Прости, я у тебя тут задремала.
– Да ничего страшного. – Он широко улыбается и протягивает Вире огромную – раза в два больше обычного – калли альты. Ещё и с… ручкой? Она никогда не видела таких, хотя объехала уже, кажется, весь Меринор.
Виране кажется, что что-то не так, но она никак не может понять, что именно. Вроде бы, всё как обычно. А та проблема, с которой она пришла к Коллекционеру, уже решилась – иначе и быть не может. Жаль, конечно, что она не помнит, что именно изменилось в жизни.
– Хорошо, благодарю. Который уже час? – калли она берёт и осторожно держит между ладонями, боясь случайно уронить.
– Почти полдень.
– Ох, я опоздала! – она вскакивает, едва не расплескав альту.
– Куда?
– На… Не помню. Наверное, какая-то встреча была, но ничего, договорюсь потом. Спасибо, что приютили, Коллекционер. Удивительно холодный для Текозина вечер выдался. Еще и дождь такой сильный…
– Рад помочь, Вирана. Безмерно рад. – Он улыбается чему-то своему, но Вира не хочет об этом задумываться, ведь понимает, что всё равно ничего нового не вспомнит. То, что она оставила Коллекционеру – теперь навсегда в прошлом.
– Тогда я пойду. До свидания! – Нетронутую калли она оставляет на столе.
– Это уж вряд ли… – бормочет Коллекционер.
Но Вирана его уже не слышит – она торопливо выходит на улицу под палящее солнце, от которого тут же укрывается под зонтом, оставленном в прихожей вечером, и осматривается.
И тут Вира видит его…
Мужчина со светлыми вьющимися волосами что-то объясняет маленькому мальчику. Оба широко улыбаются, даже смеются.
И тут – цизала. Несётся прямо на них всеми четырьмя колёсами. Того и гляди – задавит! Вирана взмахивает рукой, как будто что-то подбрасывает, и несколько камней из брусчатки следом за этим движением выходят из земли, образуя лестницу. Колёса, прокатываясь по ступеням, замедляют ход, пока не останавливаются в нескольких сантиметрах от людей. Столкновения не происходит.
Вирана широко улыбается и бежит к спасённым. Она совершенно не помнит, где видела этого мужчину, но каждая черта его лица выглядит для неё хорошо знакомой, даже родной.
– С тобой всё хорошо? – взволнованно кричит Вира.
– Да, благодарю за спасение. – Он широко улыбается и легонько сжимает её пальцы.
– Да скажешь уж прямо, – смущённо отвечает Вирана.
– Скажу. Мы раньше не встречались?
– Нет, вроде. Я только недавно сюда переехала.
– О, тогда ты не окажешься от экскурсии?
– А…
– А Эрвин пойдёт домой, здесь недалеко. А то сгрузил братец на меня своего сына и радуется.
Вирана широко улыбается. Она безмерно счастлива, хоть и сама не понимает, от чего.
– И всё-таки мне кажется, мы встречались раньше, – прерывает поток её бессвязных мыслей знакомый незнакомец. – Я – Мирдон.
– Вирана.
– Приятно познакомиться, Вирана. – Он кланяется и на этот раз целует её пальцы.
– Мне тоже, Мирдон.
– Удивительно, что ты не местная.
– Почему?
– Имя, манеры, одежда… Прямо коренная жительница столицы.
– Ну скажешь уж…
– Скажу. Скажу, что нам пора на экскурсию.
Вирана кивает, и они отправляются в путь – знакомить её со столичной жизнью.
* * *
Коллекционер, наблюдая эту сцену из окна, радостно улыбается. Однако историю Вираны он уже откладывает на одну из своих многочисленных полок. Мысли Коллекционера уносятся вперёд, к тем, кому он ещё сможет помощь сделать свою жизнь счастливее.
Вывеска с надписью «Коллекционер. Обменяю ваши воспоминания на спокойную жизнь», а вместе с ней и дверь, становятся заметнее, будто бы даже ярче, чем всё остальное пространство.
И на крыльцо уже садится парень с потерянным лицом и до невозможности несчастным взглядом.
Верить
Тебе больно идти, тебе трудно дышать,
У тебя вместо сердца открытая рана.
Но ты всё-таки делаешь ещё один шаг
Сквозь полынь и терновник – к небесам долгожданным.
Елена Войнаровская
Пальцы коченеют и не слушаются, но она плетёт свой венок из чертополоха, осоки и крапивы. Стебли торчат во все стороны, цветы – увядшие и потрёпанные из-за засухи – не желают выглядеть хоть сколько-то красивыми, но Аделина продолжает: она помнит, что нельзя останавливаться, пока работа не готова. Иначе обряд не сработает и все усилия опять будут напрасны.
Она пыталась уже много раз, но всякий раз её отвлекали. Теперь не должны, ведь ночью, по старинным легендам, опасно выходить из дома, – так можно вовсе не вернуться домой, застрять где-то в мистическом и опасном мире. Она не верит в подобное, но иногда так и замирает, настороженно прислушиваясь к окружению, к шелесту высохших трав и далёкому шуму моря.
Ещё и ветер такой пронизывающий, холодный, пробирающий до самых костей. Кажется, что пальцев Аделина уже вовсе не чувствует, но каким-то чудом продолжает шевелить ими, вплетая всё больше трав в венок. Впрочем, растрёпанные грязно-жёлтые волосы она давно уже не поправляет. В тех чего только ни запуталось за несколько часов, но – нельзя останавливаться. Она повторяет это как мантру и искренне верит в то, что всё получится, пусть никто, кроме неё, и не верит в древний обряд из ветхой книги.
Пусть они не верят, но Аделина – будет. Настолько искренне, насколько сумеет, ведь иначе просто не выдержит. Её глаза, в отличие от тусклых волос, горят ярко-голубым огнём веры, и этот свет ничто не в силах затушить.
– Чертополох, крапива, осока. Чертополох, крапива, осока, – бормочет Аделина. Иных слов она сейчас не помнит. Они не важны.
Венок становится всё длиннее. Остаётся совсем чуть-чуть и можно будет надеть его на голову. Аделина делает шаг, морщится от впивающихся в голые стопы острых трав и камней, наклоняется, подхватывает новый стебель. Крапива уже даже не жжётся, а красных рук в свете луны вовсе не видно.
Наконец, Аделина улыбается – из последних сил. Венок готов. В этот раз у неё получилось.
Не помешал Эд, как в прошлый раз, мать не позвала обедать, как в бесконечно далёкую первую попытку провести ритуал. Тогда её руки ещё не были исколоты до красноты, как не было и россыпи царапин по всему телу. В каком-то смысле те времена были счастливыми, ведь тогда Аделина ещё не взвалила на себя эту тяжкую ношу и обязанность.
Она встряхивает головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Волосы путаются ещё сильнее, но это уже не имеет никакого значения.
«Что теперь?» – думает Аделина. В памяти всплывают картинки из старинного гримуара. Пусть саму книгу сжёг отец, как только увидел, того, что в ней было, она никогда не забудет. Только не тогда, когда так много жизней зависит от успешности обряда. Пусть её даже потом ненавидят за использование запретной магии, Аделина не откажется от идеи.
Нельзя больше ждать и ошибаться. От успеха ритуала зависит выживание деревни, ведь столичные маги воды не желают ехать в такую глушь.
Аделина закрывает глаза и вдыхает холодный ночной воздух, наполненный прелыми запахами увядших трав и слишком солёного пересыхающего моря. Она вспоминает всё прочитанное, вспоминает яркие иллюстрации и подробные объяснения.
Колючий венок готов, он достаточно напитался болью и кровью той, что его плела, – Аделина это чувствует, будто бы сам венок говорит с ней. Он одновременно обжигающе горячий и холодный, согревающий в зимний день и спасающий от невыносимой жары. Он наполнен энергией до краёв. Даже руки дрожат из-за этого, а может, и из-за усталости.
Аделина начинает нараспев произносить древнее заклинание. Пусть и понимает она лишь часть, но помнит каждое слово, будто бы это не она произносит слова, а слова произносятся её губами и языком, складываясь в предложения. Будто бы они сами хотят воплотиться в жизнь и показать, какие они всемогущие и спасающие. Аделина улыбается, подумав о таком, но не сбивается, крепче сжимая в руках колючее спасение.
Вот, первая часть заклинания завершена. Аделина, не открывая глаз, надевает венок на голову. Он кажется удивительно тяжёлым – намного тяжелее, чем был в руках. Но она не отвлекается от заклинания.
С каждым словом венок становится всё тяжелее. Он колется и будто бы впивается в голову всем, чем может. На глазах выступают слезы, но Аделина не останавливается.
Ветер усиливается. Он треплет подол длинного тонкого платья, совершенно не предназначенного для ночных прогулок, поднимает его, от чего царапины на ногах становятся хорошо различимы в свете луны. Их вид наверняка шокировал бы всех знакомых Аделины, привыкших думать о ней как о воспитанной спокойной девушке, не ввязывающейся ни в какие авантюры, драки и прочие сомнительные мероприятия. Но сейчас она была не такой, сейчас она была намного более настоящей, чем когда-либо. Свободной и способной на всё.
Аделина чувствует, что в воздухе что-то меняется, он становится более влажным и свежим, но открывать глаза, пока обряд не завершён, нельзя. Никак нельзя. Как бы ни хотелось.
Она продолжает петь свою первую, а может, и последнюю песнь спасения на незнакомом языке. Слова ложатся удивительно легко и ровно, будто бы она уже тысячу раз это делала. Песнь звучит звонко, а ветер разносит её, кажется, по всему континенту. Он тоже хочет помочь? Аделине хочется верить, что да, что хоть ветер за неё, что верит в неё и в успешность обряда. Пусть хоть он будет союзником одинокой в своём желании хрупкой девушки.
Тишина приходит неожиданно. С последним слогом заклинания все звуки обрываются. Даже шум друга-ветра куда-то исчезает.
Потом приходит боль: в руках, ногах, во всём теле. Колкости венка не сравниться с этой всепоглощающей болью.
Аделина всхлипывает и, подвывая, падает на колени. Получилось ли? Ей всем сердцем хочется верить, что да.
После приходит дождь. Он обрушивается с неба стеной, приминает пожухлую траву, мгновенно пропитывает и волосы, и хлопковое ночное платье. Но Аделине важно не это.
– Получилось, – шепчет она плохо слушающимися, потрескавшимися губами. – Получилось.
Только сейчас Аделина открывает глаза. За пеленой дождя с трудом можно рассмотреть далёкие огни деревни, а луны нет – она скрыта тёмными тучами.
Хочется плакать и смеяться, пуститься в пляс и свернуться калачиком под тёплым одеялом, но Аделина продолжает сидеть на месте. Она поднимает лицо к небу, постоянно моргает из-за капель дождя, но продолжает смотреть вверх. У неё на самом деле получилось. Её мольбы услышали, древняя магия сработала.
Аделина счастливо смеётся, понимая, что жизнь никогда не будет прежней. Её уж точно, ведь то заклинание в книге было не единственным. Аделина обязательно докажет этому миру, что не надо бояться магии из старинного гримуара и запрещать её.
