Амулет. Книга 1

Я позвонил старику и предупредил о своем приходе.

– Наконец‑то! – отозвался он. – Вам следовало бы поторопиться. Думаю, вам это важнее, чем мне.

Перед уходом я на всякий случай включил автоответчик. Постоял, отчего-то не сразу решившись выйти из квартиры. Что-то меня удерживало, словно я забыл нечто очень важное.

«Надо бы взять с собой отцовский подарочек, – неожиданно для себя решил я. – Что ни говори, а вчера (неужели это было только вчера?) он спас мне жизнь. Случайно или не случайно – это уже другой вопрос. Но спас! Места он много не займет, положу в карман, да и дело с концом».

Как ни странно, но едва осколок оказался у меня в кармане, я почувствовал себя увереннее, и решительно вышел за порог.

Ехать предстояло недалеко, с Петроградской стороны – на Васильевский остров или говоря попросту, по-студенчески – на Ваську. Но, как это часто у нас бывает, недалеко – вовсе не означает недолго. Тем более, что как я уже отмечал, у меня всегда были совершенно особые, далеко не лучшие отношения с общественным транспортом.

Я даже не могу сказать, сколько времени мне пришлось проторчать на остановке. Трамваи, как всегда, предпочитали ехать в сторону, противоположную той, которая была нужна мне.

По городу давно ходят упорные слухи о том, что трамваи якобы вовсе собираются убрать с городских улиц. Дескать, старые вагоны изношены, ремонт подвижного состава требует больших средств, да еще и рельсы практически повсеместно находятся в аварийном состоянии, так что дешевле для города – раз и навсегда избавиться от трамваев, увеличив количество автобусов и маршрутных такси. Не знаю… Может быть, с точки зрения управления городским хозяйством это и верно, но мне кажется, что без трамваев город лишится части своего неповторимого очарования.

Увы, люди часто считают, что, уничтожив старое, они обретают нечто новое – рациональность формы или строгую функциональную красоту, например. А вот моя мама рассказывала мне, как в шестидесятые годы, на которые пришелся пик переездов советских граждан из коммунальных квартир в «комфортабельные хрущевки», она буквально спасала с помоек старинную мебель, которую новоселы меняли на модные, но безликие изделия из ДСП и пластмассы. Новое не должно перечеркивать старое. Потеря одного не может компенсироваться приобретением другого. Теряя, мы лишь теряем, и только, и ничего больше. Это мое, так сказать, сугубо личное убеждение.

Вот так и старый добрый трамвай. Может быть, он уже не отвечает ритмам современной жизни, может, устарел, но как, скажите, представить без него Питер? Словно фантастический красный лайнер, не спеша, с чувством собственного достоинства бороздит он волны беспокойного городского моря, подбирая на островках‑остановках своих пассажиров.

…Неторопливо, обгоняя разве что пешеходов, трясся мой трамвай по рельсам, помнившим, наверное, еще блокаду Ленинграда. Усевшись на свободное место у окна, я принялся бездумно разглядывать дома, витрины, прохожих. Я всегда нахожу некое неповторимое удовольствие в таких вот путешествиях, когда не нужно никуда торопиться, не нужно нервничать и, сломя голову мчаться, боясь опоздать, на важную встречу, а можно спокойно, с чувством, всмотреться, наконец, в лицо старого города из окна такого же старого, но очень уютного трамвая.

Внезапно мой взгляд, до этого беспристрастно скользивший по фигурам прохожих, задержался на одном молодом человеке, а если быть точным, на его походке. Он шел так, словно был небрежно составлен, склеен из отдельных, не сопоставимых друг с другом, частей. Особенно удивило меня то, как придерживал он волосы. Словно дама, которая боится, что у нее улетит шляпка.

«Может, он лысый, и придерживает таким образом парик?» – предположил я и, повинуясь безотчетному порыву любопытства, прильнул к стеклу, чтобы получше разглядеть чудаковатого парня. Он повернулся и неожиданно взглянул прямо на меня. Я дернулся в своем кресле так, будто меня ударило током: парень был практически моей копией!

Трамвай не прекращал свое движение, и странный прохожий давно скрылся из вида, но неприятное чувство, охватившее меня при взгляде на его лицо, не проходило.

Я пытался найти логическое объяснение этому поразившему меня почти буквальному сходству: в конце концов, на свете есть очень много похожих друг на друга людей, практически двойников, не состоящих при этом в кровном родстве. Ну, а уж такое нелепое предположение, что у кого-то из моих родителей мог быть внебрачный сын, который и возник только что перед моим взором, и вовсе вызвало у меня непроизвольную улыбку.

Но что же тогда так тревожило меня, не позволяя забыть лица незнакомца?

Мимика! Ее просто не было. То есть, встретившись взглядом с этим парнем, я увидел одно зафиксированное выражение, будто на фотографии или маске. И маска эта была похожа одновременно и на меня, и на моего деда, чей фотоснимок я так недавно рассматривал…

Мысли о странном незнакомце, так поразившем мое воображение, не оставляли меня вплоть до того момента, когда трамвай, наконец, добрался до нужной мне остановки. Я вышел из вагона, пересек Средний проспект, и долго еще стоял, озираясь. Почему-то мне чудилось, что тот странный парень вполне может оказаться где-то поблизости, и я оглядывался, выискивая среди снующих вокруг меня прохожих его нелепую, но отчего-то так напугавшую меня фигуру. Наконец, я взял себя в руки, вынул из бумажника записку с продиктованным мне адресом и, сверившись с нумерацией домов, отправился вдоль Седьмой линии по направлению к Большому проспекту. День был на редкость солнечным и ясным, и мои страхи и опасения постепенно развеялись в его лучах. Остановившись перед домом с нужным мне номером, я вошел под арку и оказался в старом питерском дворе. Да… Как говорится, блеск и нищета… Вылизанные фасады центральных проспектов города, вымощенные плиткой тротуары улиц, сияющие витрины бутиков и ресторанов – все это кажется сном, миражом, как только попадаешь в такой вот двор. Здесь ничего не изменилось: все те же ямы и колдобины, растрескавшийся, провалившийся асфальт, помойка, вокруг которой тонким слоем по всему двору раскидан мусор, грязные, десятилетиями не мытые стены, и, конечно, непередаваемое амбре, состоящее из запаха аммиака, пищевых отходов и прочей дряни… После солнечной улицы и нарядной пешеходной зоны входить в темный, вонючий подъезд совершенно не хотелось. Но, к сожалению, такова печальная реальность Петербурга – наши подъезды омерзительны почти повсеместно, особенно в таких вот старых домах. Невская сырость, кошачьи радости, грязные ведра, крысы, ставшие полновластными хозяевами помоек и подвалов, – все это издает сногсшибательный зловонный запах, спрессованный годами, накрепко въевшийся в стены домов.

Подъезд, в который я вошел, конечно, не был исключением из этого прискорбного правила. Сломанный, как обычно, лифт, полустоптанные, заплеванные ступени. Преодолев несколько пролетов лестницы, я оказался перед большой коричневой дверью. Помимо привычной кнопки звонка, к ней была приспособлена ручка от колокольчика, свисавшая на древнем засаленном шнурке. Пока я решал, каким средством связи с обитателем квартиры мне следует воспользоваться, легкий сквозняк донес до меня запах лекарств – верный спутник старческого жилья. Оказалось, что дверь в квартиру слегка приоткрыта.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.