Фанаты. Сберегая счастье

Сашка обрывает собственные мысли, ругая себя за цинизм. А рассуждала бы ты так спокойно, если бы речь шла о твоём сокровище? Тьфу! Да она бы никогда в жизни не позволила такое с её сокровищем сотворить. Она бы загрызла любого, кто попытался бы. Не дай бог, конечно. Самыми страшными болезнями Сашке всегда казались те, которые забирают не только физические возможности, но и саму личность.

– Давайте разольём по бокалам кто там что хочет и поднимем их за здоровье именинника! – бодро орёт в микрофон ведущий.

– Сашенька, попробуй компотик, пожалуйста, – спокойно говорит Всеволод Алексеевич, наклонившись к её уху. – Мне его стоит пить или просто воды налить?

Сашка отпивает из бокала, который он ей протянул.

– Это не компот, это морс, кисленький. Пейте на здоровье. И мне заодно налейте. А что, тут официантов нет, что ли?

– Меньше, чем хотелось бы, – с удивлением отмечает Туманов.

– А что вы по морсу-то пошли? Вам водку можно, вы же помните?

В разумных пределах, конечно, но водку ему действительно можно. Вина и ликёры нельзя, коньяк с осторожностью, а водка как раз не особо для него опасна. И Сашке кажется, что здесь, на банкете в честь старого друга, можно расслабиться. Дома-то ему банально не с кем выпить, не с Сашкой же.

– Не стоит, – Всеволод Алексеевич с таким сомнением смотрит на расставленные по столу бутылки, будто видел, как их наливали за гаражом. – И вообще, пусть еду принесут сначала. Закусывать же нечем.

Он прав. На столе три скромные тарелки: с соленьями, с мясной нарезкой и с овощами. Бедненько для банкета. Сашка в принципе есть не планировала, ей кусок в горло не полезет под всеобщими взглядами и объективами. Но так ли хорош этот ресторан, как о нём писали классики?

Второй тост говорит Туманов. Опять задвигает про дружбу, про первый костюм, в котором он в Сопот поехал, про заслуги Покровского, сформировавшего первые представления о вкусе у советских людей. Сашке сдаётся, что простые советские люди о костюмах Покровского даже не слышали. Но это детали. Главное, что сокровище вдохновлённо размахивает рукой с бокалом морса, толкает речь и выглядит вполне довольным жизнью. Именинник всё так же улыбается, и если в глаза ему не смотреть, тоже выглядит довольным. Только ни хрена не соображает, чем именно. И когда Всеволод Алексеевич подносит свой бокал к его, намереваясь чокнуться, Покровский явно теряется. Не понимает, что нужно делать. Или не может поднять бокал. Он у него на столе стоит, а Яков Моисеевич за него держится.

– Давай, Яша, за твоё здоровье!

Всеволод Алексеевич легонько звякает своим бокалом о стоящий, не переставая улыбаться. Вот же артист. Хорошая мина при любой игре. Сашка только головой качает.

На тосте Туманова официальная часть и заканчивается. Дальше начинают разносить горячее, включают музыку, и гости расползаются по залу. Перед Сашкой ставят тарелку с каким-то мясом, обильно политым соусом. Всеволод Алексеевич подозрительно смотрит на свою порцию, не спеша пробовать, очевидно, ждёт Сашкиного вердикта. Странно, что никакого выбора не предложили. Всё же праздник, а не поминки, где гости жрут то, что заказали хозяева. Сашка поспешно берётся за вилку и нож, чтобы попробовать. Сомнения у неё только по поводу соуса, но даже если он сладкий, не оставлять же сокровище голодным. Ну скорректируют инсулин, если что. И тут раздаётся:

– Всеволод Алексеевич, можно с вами сфотографироваться?

Барышня какая-то, в спортивном костюме. На вид моложе Сашки. Вот на кой чёрт ей селфи с Тумановым, интересно? Но Всеволод Алексеевич покорно встаёт, ибо нельзя же перед стоящей женщиной сидеть, выходит из-за стола, чтобы сфотографироваться. Барышня делает пару кадров и пристраивается для фото к Покровскому. Тот, понятно, остаётся сидеть, но барышню ничего не смущает. Едва Всеволод Алексеевич возвращается за стол, возникает другая барышня. А за ней ещё одна.

Сашка с удивлением наблюдает, как к Туманову и имениннику выстраивается очередь. Она никогда прежде не бывала на звёздных банкетах, но всё же логика подсказывала, что они выглядят как-то иначе. Местное же празднование плавно перетекает в фотосессию с поклонниками. Хотя какие это поклонники-то? Туманов для них просто декорация, такая же, как колонна «Яра». Ещё одна часть интерьера для хорошей фотки.

Всеволоду Алексеевичу явно не дадут сегодня поесть. Но он мило улыбается, фотографируется, и Сашка решает, что всё идёт по плану. План, на её взгляд, полное говно, но мало ли, как у них в шоу-бизнесе принято. Она решает воспользоваться ситуацией и сходить в комнату для девочек. Во-первых, дико начала болеть голова, а пить таблетки на глазах у журналистов не хочется. Уж лучше из-под крана запить, но без свидетелей. Во-вторых, умыться холодной водой не помешает. И больше она с ним не пойдёт ни на какой банкет, даже если президент в Кремль позовёт. Пусть один шастает, он вон прекрасно себя чувствует в этом дурдоме.

Сашка выскальзывает из-за стола, обходит колонну. Табличку с направлением она давно уже приметила. В туалете проводит минут пятнадцать, много больше, чем требуется. Тут, по крайней мере, тихо, и никого постороннего. Заодно дожидается, пока таблетка начнёт хоть немного действовать. Но когда Сашка наконец выходит, то видит перед собой сразу четверых людей. В узком коридорчике они стоят так, что Сашке никак мимо них не пройти. Двое с телефонами, один с камерой, и одна с зелёненьким микрофоном, можно даже не уточнять, какого телеканала.

– Александра, пару слов о сегодняшнем мероприятии, пожалуйста!

– Без комментариев, – выдавливает ошарашенная Сашка.

– Скажите, а вы уже выбрали имя для первенца?

– Что?!

– Вы же беременны от Туманова? В Москву вернулись, чтобы рожать? Когда ждать пополнения в звёздном семействе?

– Пошли к чёрту!

– То есть вы не отрицаете факт беременности? Скажите, а вас не смущает разница в возрасте?

– Меня смущает разница в интеллекте. С вами! Дайте пройти!

Она практически толкает парня с камерой, чтобы освободить себе дорогу. Но он выше на две головы и не спешит уступать.

– Скажите, что вы будете делать, когда Туманова не станет? Он уже составил завещание?

– Слышь ты, тварь! – взрывается Сашка. – Ты сейчас свой микрофон будешь вытаскивать из ж…

– Сашенька, вот ты где! Я тебя везде ищу! – раздаётся голос Туманова. – Что у вас тут происходит?

У него слишком спокойное выражение лица. Настолько спокойное, что абсолютно неестественное.

– Ну-ка расступитесь, молодые люди. Интервью на сегодня закончены. Саша, пойдём. Я уже вызвал машину, она нас ждёт.

Сашка ничего не понимает, но с радостью хватается за предложенный локоть. Они уходят? Всё закончилось? Так быстро? Или ещё что-то произошло, пока она была в туалете?

– Всеволод Алексеевич, один вопрос! Александра так и не раскрыла нам секрет, когда ждать прибавления. Может быть, прокомментируете вы?

– Окститесь, юное создание, – хмыкает Туманов. – От святого духа если. Я давно сплю только с грелкой и плюшевым мишкой. Всего доброго.

И уводит Сашку под руку из ресторана. Такси их действительно уже ждёт, и он галантно открывает ей дверь. Сашка же совершенно не галантно плюхается в машину и дверцу за собой захлопывает раньше, чем Туманов успевает отреагировать. А когда он, всё так же спокойно, садится с другой стороны, Сашка уже ревёт в три ручья.

– На Арбат, – командует Туманов. – Саша? Сашенька, ты чего? Господи… Саша!

– Да чтоб я ещё раз… В ваш грёбанный зоопарк… Твари. Они меня окружили и не давали пройти. Про детей спрашивали. Якобы я беременна. Про завещание ваше…

– Ну и что? – Всеволод Алексеевич невозмутимо ищет по карманам платок, а найдя, протягивает Сашке. – Они журналисты. Они могут спросить, как прошла моя последняя встреча с зелёными человечками и почему мне не нравятся презервативы с вишнёвой отдушкой.

– Что? Почему вишнёвой?

– Ну вот и им интересно, почему вишнёвой, – усмехается Туманов. – Саша, они провокаторы. Они спрашивают всякую чушь намеренно, чтобы вывести тебя на эмоции. Что им, похоже, сегодня и удалось. Я виноват, конечно, нельзя было отпускать тебя одну. Но я даже не заметил, как ты ушла.

– Не надо было вообще туда ходить. Я не понимаю, Всеволод Алексеевич! Это же не удовольствие, это каторга какая-то. Сидишь как обезьянка дрессированная. С одной стороны блогеры, с другой журналисты…

Сашке не удаётся договорить, её душат слёзы. Так что Всеволоду Алексеевичу приходится её обнять и прижать к себе, несмотря на стеснённые условия машины.

– Александра Николаевна, прекращай уже реветь. Ну ты как маленькая, честное слово. Удовольствие, согласен, сомнительное. Публика странная, да и не ожидал я, что журналистов нагонят. Но самое главное, для чего я туда шёл, я сделал – увидел и поздравил Яшу. Отдал дань уважения, так сказать. Может быть, мы больше не увидимся никогда. Так лучше я с ним попрощаюсь на дне рождения, чем на кладбище.

– Да тьфу на вас!

– Саш, я про него, не про себя.

– Всё равно! Господи… Да что вы за люди такие, в шоу-бизнесе вашем сраном…

– Обычные люди. Взрослые. Просто ты никак не повзрослеешь.

До дома доезжают быстро, холл Сашка пересекает чуть ли не бегом, дожидается Всеволода Алексеевича, никуда не спешащего, уже у лифта. Вот же тоже, кругом чужие глаза. Охранники, девочки на ресепшн. А она зарёванная. Нравится Туманову так, что ли, всю жизнь на виду? Даже пореветь нельзя.

Зайдя в квартиру, сразу идёт в ванную, но к её удивлению, за ней тут же входит Туманов.

– Что? Вам в туалет?

– Нет, – он закрывает крышку унитаза и усаживается сверху.

Сашка смотрит на него во все глаза. Что ещё за фокусы? Крышку, кстати, так и сломать можно, тушка-то под сто килограммов.

– Умывайся или что ты там собиралась делать? Я посижу, посмотрю.

– Зачем?!

– Затем, что, если тебя оставить тут одну, ты будешь ещё полчаса реветь над краном. Воду переводить, опять же. Потом счета за коммуналку бешеные. Да шучу я! Про коммуналку, по крайней мере. Саша, правда, прекращай. Ничего страшного не случилось. Никто не умер. Даже драки не было, а жаль. Я невовремя пришёл, а то ты им бы врезала… Представляю заголовки завтра!

– Не смешно! Я больше не пойду с вами ни на одно мероприятие! Я теперь понимаю, почему Зарина дома сидела! Зоопарк!

– Этот зоопарк долгое время был моей профессией. И снова напоминаю тебе, что ты влюбилась не в мясника на рынке. Так что и профессия тебе, очевидно, нравилась. Всё, закрывай кран, вытирайся и пойдём искать, чем меня кормить. Я, между прочим, так и не поужинал. Сахар сейчас ка-а-ак рухнет!

И делает «страшные» глаза. Сашка невольно усмехается. Он прав, сама выбрала артиста. А не мясника с базара.

После ужина они устраиваются в кровати, Сашка с телефоном, Всеволод Алексеевич с планшетом. Ещё и телевизор фоном трещит. Сашка гуглит всё ту же вечеринку, пытаясь понять, чем закончился вечер. И чем больше гуглит, тем меньше ей нравится найденное. Но делиться информацией с сокровищем она не спешит. Пока он сам вдруг не охает.

– Ах вот оно что… А я-то думаю… Ты представляешь, Сашенька, эти мерзавцы, Яшины родственники, билеты продавали. Все люди за круглыми столами не были гостями, они были зрителями. Которые покупали билеты на вечеринку. А мы с тобой, ну и Яша, понятно, были в роли развлечения для публики. Вот откуда очередь фотографироваться как в мавзолей. И вот почему угощение скромное и водка палёная. Они на всём экономили, чтобы выручки побольше осталось.

Сашка мрачно кивает. Она тоже успела прочитать ту же статью, оперативно написанную кем-то из журналистов прямо с места событий.

– Ни стыда, ни совести у ваших друзей. Я же говорю, зоопарк, а вы там в роли обезьянки.

– Саш, там из моих друзей только Яша. А он вряд ли уже на что-то влияет.

– Вот. Ещё и над ним поглумились. Твари.

Всеволод Алексеевич тяжело вздыхает.

– Твари, Сашенька. Но я сделал всё, что мог, всё, что от меня требовалось. Остаётся только молиться. За здоровье Яши и за себя. Чтобы не оказаться на его месте. Безвольной куклой на потеху публике.

– Смею надеяться, вам с окружением больше повезло, – ворчит Сашка, откидывая телефон в сторону, после чего забирает у него планшет. – Всё, закончили чтения на сегодня.

– И чем займёмся? – хмыкает Всеволод Алексеевич. – Воплощением смелых мечтаний журналистов?

– Чего?

– Ну я про «скорое пополнение в звёздном семействе»!

– Да тьфу на вас!

– А что такого? Дело было вечером, делать было нечего. К тому же я вишнёвые презервативы не люблю, а других не завалялось!

Сашка ржёт, уткнувшись ему в плечо. И он смеётся. А о бедном Якове Моисеевиче лучше просто не думать. Хотя бы сегодня.

Ненужная мудрость

К стоматологу Сашка записалась сама. Абсолютно спокойно записалась, как только заметила, что внезапно прорезавшийся зуб мудрости раздражает десну. И саму Сашку тоже раздражает. Изучила ситуацию в зеркале ванной комнаты, пожала плечами и полезла в телефон, искать ближайшую стоматологию. Дел-то! Всеволоду Алексеевичу даже говорить ничего заранее не стала. Не из скрытности, секретов от него у неё не было по-прежнему. Просто не сочла повод значимым для обсуждения.

В назначенный день с утра и сообщила, за завтраком.

– К стоматологу сегодня пойду. Побудете один часик-полтора? Или со мной пойдёте, прогуляетесь?

Всеволод Алексеевич аж ложку откладывает, которой остатки творога из баночки выковыривал. Смотрит на Сашку странно-странно.

– Куда ты пойдёшь? Зачем? А почему мне не сказала? А в Москве ты сказать не могла, там есть хорошие клиники, у меня полно знакомых.

Сашка вопросительно поднимает брови.

– Всеволод Алексеевич, всего лишь зуб мудрости. От них надо избавляться сразу, пока разваливаться не начали. Это не протезирование, не импланты, ничего особенного. Дел на полчаса. Так пойдёте со мной?

– Нет уж, избавь меня от таких впечатлений. Погуляем лучше вечером, в каких-нибудь более приятных декорациях.

Нет так нет, Сашке даже проще. Быстренько собирается, убеждается, что термокружка у Всеволода Алексеевича полная, сахар в норме, очки под рукой, настроение удовлетворительное. С утра вроде веселее был, а теперь как-то подзавис. Но с ним бывает.

– Не скучайте, я быстро. Что-нибудь по дороге купить? Малины хотите? Я видела, уже продавать начали. Ага, я куплю.

Поцеловала в седую макушку и усвистела.

В кабинет врача Сашка входит без излишнего трепета. Мокрые ладошки и гул бормашины остались в далёком детстве, а переминающаяся от волнения девушка в приёмной, ждущая, видимо, второго доктора, вызывает недоумение. Сейчас новые технологии, новые методы обезболивания. Были бы деньги.

Коллега в белом халате приветлив и дружелюбен. Сашку не знает, хоть посёлок у них и маленький, но слишком уж в разных сферах они работают. Задаёт традиционные вопросы про переносимость анестезии, объясняет, что будет делать. Сашка машинально кивает, думая совсем о другом. Всеволод Алексеевич жаловался, что новые иголки для глюкометра слишком больно колют. Надо зайти на обратном пути в аптеку и купить ему другие. Колют они все, разумеется, одинаково, просто чувствительность у сокровища обострилась или покапризничать захотелось. Но надо найти другую упаковку, с другим дизайном.

В этот момент врач вкалывает обезболивающее, и Сашка недобрым словом вспоминает его родственников до пятого колена. Однако, в детстве молочные зубы рвать было не так больно, как анестезию терпеть. Может, лучше бы и вовсе без неё? И денег бы сэкономила Всеволоду Алексеевичу. Его же деньги. Теперь все деньги, на которые они живут, его. Мысли утекают в новом направлении, финансовом. Сейчас они со Всеволодом Алексеевичем уже не выясняют, кто кому больше должен, но Сашке по-прежнему не нравится ситуация, когда приходится тратить его деньги на себя, как сегодня. Несколько раз она порывалась найти себе источник дохода. Какие-нибудь разовые платные консультации на худой конец. Но ничего не получалось – он заболевал аккурат в тот день, когда у Сашки была назначена встреча. Как специально. Впрочем, его физическое состояние так тесно связано с эмоциональным, что ничего удивительного. И Сашка отменяла все консультации, переговоры и саму идею найти подработку.

– Не больно?

Сашка мычит что-то похожее на «нет».

– Сейчас может немножко тянуть.

Да рожай ты уже быстрее, господи. Сашка некстати вспоминает, что вчера вытащила размораживаться куриный фарш. Надо на вечер котлеток паровых сделать, Всеволод Алексеевич их любит. Обед у неё с вечера приготовлен. Про малину не забыть, обещала же уже.

Сашка приоткрывает глаза. Закрывала не от страха, просто неприятно физиономию чужого мужика так близко наблюдать. Ладно бы мужика не чужого, да… Интересно, получился бы из Всеволода Алексеевича стоматолог? Нет, вряд ли. Из него в принципе бы врач не получился, он вида крови не переносит и чужие эмоции на себя принимает, не дай бог такого врача. А кем бы он мог быть, кроме как артистом? Педагогом? Наверняка, терпения ему не занимать, что-то объяснять, делиться опытом он любит и умеет. Все профессии, связанные с точными науками, мимо, он стопроцентный гуманитарий. А его рассказам про работу на заводе пусть верят зрители Первого канала.

Да что ж так долго-то… Сашка ничего не чувствует, кроме давления на челюсть. Тянем-потянем, вытянуть не можем. Не кормили тебя в детстве, что ли, доктор? Шёл бы в терапевты. Зачем тебя в ортодонты понесло?

– Всё, теперь будем шить.

У Сашки изгибается бровь. Шить? Всё так плохо? Нет, ей-то всё равно, она ничего не чувствует. Ладно, не забыть в аптеке ещё обезболивающее купить. Завтра может быть неприятно, если со швами. А дома у них только парацетамол и более серьёзные лекарства Туманова, ей такие пока не надо.

Из кресла Сашка вылезает с чувством облегчения. Пора заняться более полезными делами. Доктор объясняет, что ей сегодня можно, а чего нельзя, Сашка слушает вполуха. Сама медик, понимает, что жрать, пока не пройдёт анестезия и не вернётся чувствительность, не стоит. Кивает, благодарит, слегка шепелявя, и идёт в приёмную расплачиваться. Счёт, надо сказать, не радует. Ещё меньше радует мысль, что Всеволоду Алексеевичу придёт смс-ка с уведомлением.

Сашка быстренько забегает в аптеку, тыкает пальцем в нужные лекарства и коробочку с иглами. Разговаривать совсем не хочется, но аптекарша понимающе кивает – рядом со стоматологией работает, привыкла. Бабушка, торгующая малиной, тоже на месте, Сашка покупает лукошко и, подумав, ещё одно. Всеволод Алексеевич не может есть в одиночку, и ему плевать, что Сашка не большой любитель ягод. Ему надо разделить удовольствие с кем-нибудь. Ну всё, можно домой, кормить сокровище обедом и готовить котлетки на ужин. А вечером на прогулку с ним пойти, можно к морю спуститься, давно не были.

Всеволод Алексеевич встречает её у калитки. Сашка замечает его ещё издали и прибавляет шаг. Что-то случилось? А почему не позвонил? Уже полдень, на улице жарко, и он не под навесом, в тени, а на самом солнце стоит.

– Вы чего, Всеволод Алексеевич?

Получается не очень внятно, но смысл он понял.

– Ничего, – забирает у неё пакеты. – Тебя ждал. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально я себя чувствую, – Сашка пожимает плечами. – Что вы распереживались? Всего лишь стоматолог. Даже не гинеколог.

– У гинеколога так же больно? – настораживается он.

– Господи, нет… Там неприятно! Фу, ну и темы для обсуждения. Пойдёмте обедать.

– Ты бледная.

– Я всегда бледная. Зато вы сгорите на таком солнце. Пошли домой!

– А тебе можно кушать?

– Нельзя, я вас покормлю. Потом сама поем.

– Нет, я тебя подожду.

Да что с ним такое сегодня? И почему он так странно на неё смотрит? Вспоминает свои стоматологические приключения, что ли? Негативный опыт?

– Всеволод Алексеевич, ну мне вам лекцию читать о правильном питании при диабете, колебаниях сахара и инсулина и тому подобном? Серьёзно? Сколько можно-то? И вообще, я не хочу есть.

Сашка усаживает его за стол, быстро разогревает куриный суп, приготовленный, как он любит: варить, пока косточки не начнут разваливаться, потом косточки вынуть, мясо мелко покрошить. Сашка для него варит без картошки и вермишели, добавляет маленькую горсточку риса, морковь и много зелени. И перца побольше. Он любит острое, любит яркие вкусы. А Сашка любит, когда он ест с аппетитом и просит добавки.

– Второе будете? Кабачки тушила, с мясом. А малинку?

– Не буду. Потом, с тобой вместе. Чаю сделай, пожалуйста.

Чай Сашка вместе с ним пьёт, только добавляет себе молока, чтобы не горячий был. Пить после стоматолога хочется нещадно.

– Не болит? – спрашивает Всеволод Алексеевич сочувственно.

– Нет. Заморожено ещё всё, только анестезия проходить начинает. Перемещается, зараза, от десны куда-то к подбородку, противно. Всеволод Алексеевич? Господи, а вы-то чего побледнели? Всё, закрыли тему! Возьмите конфетку. А может, вам кусочек творожной запеканки? Ещё оставалась.

После обеда Сашка отправляет его полежать, сама крутится на кухне: перемывает посуду, возится с котлетами, а пока они готовятся, ещё успевает отдраить раковину, чтобы даром время не терять. И только выключив газ, понимает, что анестезия прошла. И лучше бы не проходила. Сашка насухо вытирает столешницу, перекладывает котлеты в контейнер, и лишь потом идёт в ванную комнату. Внимательно изучает челюсть. Ну, приятного мало. Даже в зеркале заметны наложенные швы, ниточка торчит. Ниточку мог бы и обрезать, коновал. Что ж так мерзко-то?

Идёт в прихожую за своим рюкзаком, достаёт пачку обезболивающего и коробочку с новыми иглами. Сначала относит иглы в спальню Туманова.

– Я взяла другие, как вы хотели, Всеволод Алексеевич.

– Да? Замечательно. Давай не будем их пробовать прямо сейчас?

Он не спит, просто вылёживается после обеда. Очки надел, планшет на пузо примостил, какое-то политическое ток-шоу смотрит.

– Не будем. Просто ставлю вас в известность. Можно с вами полежать?

– Что за странные вопросы?

Он охотно двигается, Сашка пристраивается на любимое плечо. Как раз больной щекой. Вот так, замечательно. Вспоминает, что вообще-то шла на кухню, обезболивающее развести. Оно в пакетиках, растворимое. Такое лучше и быстрее действует. Но вставать уже лень, пригрелась. Всеволод Алексеевич такой уютный, тёплый, приятно пахнущий. В отличие от стоматолога, от которого пахло больницей. Надо же, раньше ей этот запах нравился. Вероятно, всё дело в ассоциативном ряде. Раньше больница ассоциировалась с любимой работой, а теперь только с болезнями Туманова.

– Сашенька?

– М-м-м? – она неохотно поднимает голову.

– Тебе никакое лекарство выпить не надо?

Ишь ты, какой догадливый. Чувствует, что ли?

– Надо. Как вы догадались?

– Ты ёрзаешь. И глазки печальные.

– Что? Нормальные у меня «глазки». Глупости какие. Устала просто. Не люблю стоматологов и чужие прикосновения.

– Кто их любит, – усмехается Всеволод Алексеевич.

Сашке становится совестно. Разнылась тут, при нём. Подумаешь, потерпела полчаса чужое присутствие. А он каждый день терпит замеры сахара и дозатор инсулина. А уколы от астмы она ему сколько раз за месяц делает, и в больницы он сколько раз попадал. Совсем уж.

– Саша, иди выпей обезболивающее. Принести тебе? Где взять?

– Ещё не хватало! Я сама!

Сашка подрывается с кровати, хотя вставать совершенно не хотелось. Но он же правда принесёт. Идёт на кухню, наливает воды из-под крана, пока он не видит. Для него она воду всегда кипятит, ещё через фильтр пропускает. Или сразу покупает фильтрованную, но это не так удобно. Ему нельзя поднимать тяжёлые баклажки, а когда она поднимает, он ругается. Сашка разводит порошок, быстро выпивает и усмехается. В детстве, когда надо было выпить какую-нибудь лечебную гадость, она пила залпом, как будто водку, и мысленно всегда произносила «за здоровье Всеволода Алексеевича». Хотя её сироп от кашля или жаропонижающее никак не были связаны с его здоровьем, а сам он ещё ни на что не жаловался, был вполне бодр и весел. Надо будет ему как-нибудь рассказать об этом странном детском ритуале. Или нет, лучше не надо.

Сашка возвращается в кровать, снова устраивается на его плече.

– Выпила?

– Да. Сейчас полежу полчасика и будем собираться на прогулку.

– Не будем. Мне перехотелось.

Всеволод Алексеевич невозмутимо тыкает пальцем в планшет, ищет следующий выпуск ток-шоу. Ютуб упорно подсовывает ему не то, включает рекламу. Туманов недовольно пыхтит. Сашка, не поднимая головы, тыкает в нужную картинку. Полумамонт. Очки ему перестали подходить, что ли? Надо к офтальмологу сходить, зрение проверить.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Так почему перехотелось?

– Перехотелось и всё. Там жарко, отдыхающие толпятся. Давай дома побудем.

– Вы из-за меня что ли? Я нормально себя чувствую.