Полная версия
А создание, тем времени, неспешно изучило черты лица дитя и, также успокоившись, расслабилось. Белая шерсть на макушке легла на место, разгладилась.
– Пора, друг, пора, – неожиданно проговорил зверь басом, повернулся и зашагал к выходу.
– Куда?! Куда пора, ие-кыла? – закричал ему вслед Максим, подскочил на постели и потянулся к офицеру с мордой обычного белого медведя. Тот, словно не услышал вопроса, хлопнул створками дверей и исчез в пустоте.
Душа Макса треснула, больно заныла. Химера, которую он впервые увидел несколько минут назад, стала вдруг такой родной. Ее сила и мощь, неизмеримая стать придала храбрости мальчику, заставила расслабиться даже сейчас, в обстановке незнакомой, абсолютно чуждой.
Почему ие-кыла? Что это? – вспомнил он свои же оброненные вопросы и с тоской посмотрел на закрытую дверь. Ответить ему смог бы только один человек. Тот, которого не стало семь лет назад. Колдун, шаман и дедушка Макса, – старый Асай знал все о мире духов. И белого медведя он тоже мог знать.
Парень чуял, что без помощи деда и белого медведя жизни в реальности ему не будет. Гиены, белые паразиты – это лишь начало, и дело не в наркотиках, дело в нем. Что-то проснулось внутри Макса. То чего боялась Лина и чем гордился старый Оциола.
Куда ты, ие-кыла! Вернись, – услышал Макс свой же голос издалека, открыл глаза, наполненные слезами и понял, что лежит на постели в полной темноте.
За окном мерцали звезды, лаяли местные псы во дворе, а в ногах, где в фантазиях сидели восковые фигуры родителей, свернувшись калачиком, спала мама. Ее посапывание навевало дрему, отчего через минуту подросток уснул.
Эта ночь была последней, когда семья принадлежала друг другу. Исаев уехал и в квартиру вернулся семейный уют, которым окружили себя двое одиноких, потерянных человека. Кроме того, эта ночь стала самой теплой для них и самой короткой.
Проснувшись с утра, Максим накинул свое одеяло на мамины плечи, доел торт именинника и, собрав в рюкзак самое необходимое, вышел из квартиры. Неслышно прикрыв за собой дверь, он начал спускаться.
Поверх футболки он накинул ветровку и натянул капюшон так, чтобы прохожие не заметили синяков под глазами. В полупустом рюкзаке гремели телефон, карандаши и альбом с набросками, в кармане побрякивали ключи и складной нож.
Центральный парк, куда держал путь подросток, оказался пуст. В шесть утра мало, кому пришло в голову выйти на прогулку, только у площадки для выгула собак бродили сонные хозяева с такими же невеселыми питомцами.
Зеленые поляны сменились хвойными зарослями. Сквозь жесткие иглы сосен проглянули яркие вкрапления цветочных клумб.
Макс спустился к пруду.
Когда дорога легла через палисадник, Оциола присел у пушистых астр, вдохнул их сладкий запах и улыбнулся. Как жаль, что наступила осень и совсем скоро зелень превратится в омертвевший мусор, который соберут в тачки и вывезут из города.
– Но за осенью и зимой наступит весна, – с надеждой подсказал внутренний голос.
– Наступит, но не для меня, – ответило внутреннему ребенку эхо поколений.
Максим встал и обошел небольшой яйцевидный пруд.
У пожелтевшего клена он снова присел, вытащил нож и стал копать. Когда острие уткнулось в корень, мальчишка отбросил металлического помощника и принялся грести из углубления влажную землю. Под корнем блеснула коробка. Вытянув ее на изумрудный ковер травы, юный путешественник снял крышку и приподнял белый сверток, прятавшийся на дне. Когда-то, лет шесть назад, они с мамой пришли сюда, чтобы спрятать от мира кусочек уродства, которое досталось мальчику при рождении, теперь же настал день принять себя полностью.
Дернув за угол, Макс развернул ткань и поднял с нее маленькую косточку. Шестой палец с левой ноги, бережно удаленный хирургами у новорожденного Максима почти одиннадцать лет назад.
Как только лучи солнца коснулись кусочка кости, поднялся ветер, и парковые фонари резко вспыхнули. Макс зажмурился, прекрасно понимая, что очнуться в Краснодаре ему уже не суждено.
От непривычной мысли глаза невольно распахнулись. Но…Что бы ни нашептывали ему голоса, Максим-младший все так же стоял перед золотистым кленом и пялился на знакомые ветки.
Неожиданно он зарычал, схватил камень с промёрзшей земли и запулил в дерево.
– Лажа! Ты все врала! – заорал он гневно и пригрозил дереву кулаком.
Клен, как и ожидалось, не ответил, да и отвечать маленькому каму не имело смысла. Как только тот отвел взгляд от ствола и осмотрел местность, сразу понял, что деревья никогда не врут.
3. Четыре апостола
Кам есть аватар Бога, им созданный и вдохновленный.
Через него Всевышний ведет беседу, дабы вселить в нас,
послушников и греховников,
веру в себя и в провидение.
Бойтесь бунтовать и молите о покаянии.
Милена Амбросия, кухарка и верноподданная
кесаря Филиппа XIV короля Умбрии.
«История Умбрии», том 5.
Бакша (камшун) уродился от диавола самого.
Бесноватый отрок темного племени.
Сила его, гадами скверными преумноженная,
разрубила сердце чистое и посеяла великое горе на земле.
Как погиб лучезарный Ло, так нет среди нас покоя и радости.
Не сотвори оного, было бы иначе.
За деяние прокляли предки бакшу,
и ходит с тех пор сын бесстыжего с душами многими.
И отражается в них, аки в зеркале, все зло мира.
Писание монаха древнего царства Коюн Васа Тишайшего.
Эй, шаманы, маги, экстрасенсы и подобные вам,
испытайте себя!
На мне испытайте!
Не вините, если невинного погубите.
Покажите, на что способны!
Пантелей Камриди, писатель и греческий философ XXI века,
отрывок поста о лженауках и паранормальном.
Клен шуршал под порывами ветра пожелтевшей листвой, приветствуя новобранца из Срединного мира, где когда-то жил Асай. Ветви дерева, толстые, кривые, словно пальцы старика, чернели на фоне золотой кроны.
Внизу, у корней, был спуск. Между двух каменных глыб, влажных, с обсыпавшимися краями шла узкая тропа и терялась в тумане. Что было там, в молочной дымке, Макс не видел. Но был уверен, что находится в горной местности и довольно высоко: порывистый ветер, подгоняемый свободой ландшафта, леденил открытую кожу и заставлял периодически съеживаться.
Парень чертыхнулся, засунул руки в карманы ветровки и крепче сжал сверток с косточкой. Убраться из родного Краснодара у него получилось быстро и безболезненно, только куда перенеслась бренное тело и душа теперь, он не представлял. Фантомы прошлой жизни, к сожалению, инструкций не дали.
Это удручало.
Из дымки вылетела птаха и, весело защебетав, села на ветку. За подругой подтянулась еще парочка и также уселась неподалеку в густой листве. Теперь малыши запищали куда громче и дружней.
Своим гомоном они призвали новых товарищей. Те не заставили себя долго ждать и через секунду вынырнули из серой пелены, порхая и кружась вереницей белых галочек, крохотных звезд. Сотня веселых, юрких малышей сначала разлетелась по клену, словно снежный поток, затем, успокоившись, присела на верхушку деревянного старца.
Макс улыбнулся и вгляделся в крылатых гостей.
На воробьев, знакомых ему из земной жизни, птицы не походили. Маленькие головки с крошечными клювиками плавно переходили в неширокие грудки и компактное, удлиненное тельце. Раздвоенный хвост торчал стрелой.
– Ласточки, – наконец, опознал Макс птиц в белом оперении.
Правда, раньше он видел только черноголовых представителей семейства, но белые мало от них отличались, только расцветкой: тот же клюв, бусинки глаз и веселый, бойкий нрав.
– Хай, – поздоровался мальчик по-свойски и решил не терять времени на крылатых, а как можно скорее спуститься по тропинке.
Внизу, в тумане его ждал новый мир, поэтому сидеть и разглядывать только маленький кусочек новичку не хотелось. Чем быстрее вселенная примет гостя, тем будет легче найти помощь и освободиться от назойливых привидений.
Парень сделал несколько шагов к тропе. Приготовился прыгнуть через валун, лежащий между ним и дорожкой, но резко остановился. Кто-то или что-то не дало ему двинуться с места.
Посмотрел назад и скривился.
Сетчатый карман рюкзака зацепился за нижнюю ветку клена, ловко переплетясь нитками с крючковатыми выступами на коре.
Психануть и сломать кленовую ветку, вот чего больше всего возжелал Макс в эту секунду. Преграды, вечные преграды… Даже здесь не давали покоя.
«Почему нет? Кто помешает?» – решил он и незамедлительно исполнил свое намерение. Раздался хруст, кусок дерева полетел под ноги. На промерзшую землю посыпались остроконечные листья.
От резкого рывка не устоял и сам виновник беспорядка. Он грохнулся назад, больно ударившись спиной и левым боком об острые пирамиды в каменистой почве. Раздался звук, похожий на треск ломающейся ветки, и Макс вскрикнул. Внутри, в самом центре раненой руки, начала расползаться неприятная, ноющая боль. Она усиливалась, перетекала по клеткам, неповоротливо соединяясь с потоком крови. Запульсировала.
В обычной жизни, когда случались падения и ушибы, парнишка почти не плакал и не жаловался. Да, было больно, но еще больнее было демонстрировать слабость. Особенно перед одноклассниками. Жалкими, тупыми и наивными детьми, которые ничего не понимали во взрослой жизни. В том, как может быть одиноко, тоскливо с пачкой денег в кармане и крутым мобильным в руке.
Здесь же, далеко от родных мест, он позволил себе расслабиться и расплакался, как самый заурядный ребенок его возраста. Все равно никто не услышит. Тогда зачем скрывать эмоции?
Из густого тумана на тропе показалась высокая, широкоплечая фигура и без труда зашагала вверх по склону к плачущему Максиму.
Гость, казалось, не замечал скользких камней и мха под ногами, ловко маневрируя между опасных мест. На плечах его была накидка из звериной шкуры и лямки из витой бечевки, которые держали самодельный рюкзак. Подтанцовывая движениям ног, вещевая сумка грозно бренчала спрятанной сталью. На поясе тоже висел стальной предмет: огромный тесак с деревянной, плохо обтесанной ручкой.
Не успел Макс опомниться, как оказался на руках мужчины.
Хотел закричать, но не смог. Рот словно клеем намазали.
– Успокойся, я не убивать пришел, – на ломанном русском проговорил спаситель и повернул к парню лицо.
Подросток поднял взгляд и его затрясло. Губы внезапно побелели. Вместо человеческих черт он увидел плоскую, овальную маску бледно-желтого цвета с двумя узкими прорезями на месте глаз. Полированное безличье играло бликами, кривым отражением тумана и валунов. Жуткий образ дополняли седые пакли волос, неряшливо сплетенные в мелкие косички над ушами.
Упершись руками в широкую грудь спасителя, Макс начал толкаться. Ужас, недоверие, боль превратили юнца в зверька. Испуганную мышь в амбаре со сварой котов.
– Не бойся, – повторил седовласый, поправил неугомонную поклажу и начал спускаться.
Силы и решимость стремительно покидали Макса, но он сражался до конца. Может, попытки и привели бы его к чему-то дельному, если бы он перед очередным взбрыком не повернул голову и не увидел, что дымка на пути рассеялась.
Оциола и незнакомец находились теперь на относительно плоской части предгорья. А сзади в паре километров от них начинался резкий подъем, который плавно перетекал в высокую пирамидальную гору. На вершине этой пирамиды блистали ровные полосы снежного налета.
Впереди, под тропинкой, открывалось еще одно чудо: каменные лепестки из горных цепочек и долин. Обнаженные породы их пиков так же, как и центральная гора, были покрыты снежными пластами, а чаши низменностей зеленели травой и редкими деревцами.
– Нам туда, – указал спаситель на одну из долин.
Макс, совершенно забывший о побеге, взглянул, куда указал седой, и охнул. В самой широкой долине было с десяток построек. Совсем крошечные отсюда, они походили на жилища муравьев.
«Городом это не назовешь, на деревню потянет» – подумал парень и сильнее схватился за мех накидки.
– Стойбище, – уточнил мужчина в маске и замолчал.
Его молчание длилось довольно долго; они провели в тишине часа три, не меньше.
У мальчишки оказалось немало времени, чтобы поразмышлять над своим путешествием и о том месте, куда он нарочно или нет, но прибыл. Природа, растения были земными. Да, не теми, что видел он на родине, но очень похожими на картинки в учебниках географии. И практически клонированным с видео о Сибири, которым пичкали школьников перед выпускным экзаменом в четвертом классе.
По дороге попадались ржавые от холода кусты смородины и шиповника, пурпурные барбарисы. В расщелинах на скудной почве расползались мхи всевозможных форм и размеров.
Белых ласточек не было видно. Наверное, они остались выше и сюда спускаться не стремились. Вспомнив о них, паренек вдруг понял, что птахи исчезли еще раньше. Они будто растворились в воздухе, как только появился незнакомец. Быть может, тоже нереальные, как видения дома, на родине? Как знать.
Мужчина в маске перепрыгнул ручеек, присел и приказал Максу напиться. К вечеру они прибудут к людям, а до того момента парень должен набраться терпения и сил.
Новичок кивнул.
Ему подали самодельную деревянную кружку, выуженную из мешковины рюкзака. В замасленной посудине плескалась чистая, ледяная вода. Раненный с жадностью заглотил живительную влагу и отер лицо рукавом ветровки.
Сладость водицы ручья удивила. Еще больше поразило, с какой бережностью седоволосый перевязал тряпицей из вещь-мешка сломанную руку и туго примотал конечность к торсу. Опытные руки сделали дело так быстро, что Макс не успел испугаться, только пискнул пару раз в самом конце. Да и то напоказ. Приятно же, когда о тебе заботятся и жалеют.
– Пора, – бросил спаситель, как только с делами было покончено, и снова поднял Маска на руки.
В этот раз нести мальчишку оказалось тяжелее. Это почувствовали оба. Мужчина то и дело вздыхал, останавливался, но маску не снимал. Будто не чувствовал, что лицо прикрывает неудобная пластина.
Незнакомец, прочитав мысли новенького, уточнил:
– У тебя тоже будет такая, если захочешь. Она из кости священного животного.
– Какого? – спросил Макс неожиданно.
– Своего – не назову. Запрещено. А ты о своем узнаешь позже.
С наступлением сумерек путник и поклажа добрались до деревни.
Спаситель едва переставлял ноги и часто дышал. Если бы не стражники у защитных столбов, он упал бы и размозжил себе или парнишке череп. Но, хвала небесам, жители подоспели и вовремя поддержали их.
Мальчик мирно спал, когда шершавая рука похлопала его по щеке, и кто-то тихо позвал:
– Ма-а-а-кс.
Сквозь сон подросток оттолкнул говорившего.
Когда невыносимо ноет рука и тело в синяках, разговаривать не хочется. Даже с главой камов и великим шаманом белого рода.
– Ма-а-а-кс, – снова послышалось в голове мальчишки, и неожиданно в его сон, где царили тишина и покой, ворвался белый олень с маленьким торнадо из снега, застрявшим между огромных, царственных рогов.
–А-а-а! – закричал Макс и подпрыгнул с меховой подстилки, в которую был завернут, словно в пеленку.
Темноволосый мальчик на соседней лежанке недовольно поморщился. Тени от складок под закрытыми глазами стали четче и длиннее. Щеки надулись. Он сидел в позе лотоса и пытался медитировать, пока новичок не вскрикнул и спугнул настрой. Приоткрыв один глаз, парнишка спокойно спросил:
– Чего орать-то? Первый раз руку ломаешь?
Макс кивнул.
– Понятно. Не боись. Здесь тебя мигом вылечат. Им больные ученики не нужны, – уже добродушней заверил юный йог и открыл второй глаз.
На вид новому знакомому было не больше двенадцати. Упитанный до состояния шара, он производил впечатление добряка и славного парнишки. Над такими детьми очень часто издеваются старшие и одноклассники понаглее. Макс сразу понял, с кем имеет дело. Буквально вчера он сам третировал пухляка Сафронова и рисовал маркером на его парте. Сегодня Петька пришел в теле азиатского парня и улыбнулся добродушной улыбкой, еще не зная, какое чудовище лежит рядом.
Ссориться с пухляком не имело смысла, особенно со сломанной рукой, поэтому Оциола приветливо кивнул. Смуглая кожа и кеды в иероглифах выдавали в подростке напротив чужестранца. В Краснодаре Максим не видел таких. Заинтересовавшись моднявым прикидом, парень выпалил:
– Зачетные кроссы.
И, действительно, белая обувь с толстой подошвой смотрелась дорого и необычно. Особенно в том жилье, где разместили ребят.
– Спасибо. Асаши, – гордо выпятив грудь, похвалился хозяин знаменитым брендом. Макс промолчал.
– Ты откуда? – наконец, спросил краснодарский гимназист.
– Токио, район Сибуя. А ты?
– Краснодар, Бакинская.
Толстяк озадаченно сдвинул брови и, очевидно, задумался. Не найдя в стриженной под ежик голове ни намека на воспоминания о Краснодаре, он всплеснул руками:
– Это – Испания, правда?
– Почти.
Макс не стал ничего объяснять. Краснодар, и Краснодар. Какая разница? Здесь, в ином мире, страны и города ничего не значат. Ведь они как-то общаются, хотя японский и русский совсем не похожи.
– Россия, – услышал краснодарец мужской голос за спиной японца.
На него выглянуло светлокожее существо с абсолютно белыми локонами до плеч и светло-голубыми, словно лед, глазами. Из ярких пятен на снежноликом были пропитавшаяся кровью плечевая повязка и алая рубаха до колен.
– Меня Николасом зовут, а этого…, – альбинос кивнул на смуглого, – этого – Акаем. Он – японец, я – индиец, а ты, если правильно понял, русский?
Максим облегченно выдохнул. Несмотря на странную внешность, новый, третий в этом мире знакомый появился кстати. С ним-то он точно найдет общий язык.
Парни решили познакомиться, рассказали о себе. Поведали, кто сколько мог и как хотел. Трудно быть одному в чужом мире, но и тайны души раскрывать не легче.
Оказалось, что Ник живет в Америке вместе с папой. Мама умерла, когда ему было меньше трех, поэтому он ее почти не помнит.
Шин Удхани увез маленького Николаса с родины в надежде забыть жену и построить бизнес на торговле элитным индийским чаем. Хватка и недюжинный ум брахмана произвели должный эффект. Бизнес развивался, поднимая семью по социальной лестнице туда, где они привыкли находиться в далекой Индии.
Акай Сада – парень из многодетной семьи зажиточных торговцев морепродуктами. Жил с родителями и тремя братьями в традиционном особняке, доставшемся от бабушки по материнской линии, и учился в сибуйской школе для мальчиков. К двенадцати годам он в совершенстве знал японскую поэзию, древнегреческий и какой бренд планшетов самый крутой сегодня. Какой – самый прочный.
– Откуда такие подробности? – деловито поинтересовался Николас, даже не взглянув на нового товарища. По брезгливой мине индийца Макс понял, что тот едва сдерживается, дабы не навалять толстяку.
– Поэзию я люблю, древнегреческий знаю, потому что учитель – маньяк заставлял нас читать книги Платона и Гомера на мертвом языке. А планшеты – главная забава в нашей школе для таких, как вы.
Подростки недоуменно переглянулись. Акай, пыхтя, поднялся со своей лежанки и совершенно обыденным тоном закончил:
– Они проверяют прочность своих учебных гаджетов об голову и задницу таких, как я. У кого планшет прочнее, тот получает обеденные талоны остальных спорщиков.
Николас захохотал и тут же скорчился от боли. Видимо, рана дала о себе знать. Макс промолчал, потупившись. Очередь рассказывать свою историю дошла до него. В отличие от предыдущих ораторов ему было нечем поделиться. По крайней мере, так считал парень. Поэтому он кратко сообщил, что учится в гимназии, мама – медсестра. Звезд с неба не хватает, но неплохой баскетболист.
– А папа? – перебил Акай.
– Нет у меня папы. Летчик-испытатель. Погиб при важном государственном задании.
Акай покраснел, насколько могла краснеть его смуглая кожа, и извинился. Он предложил выйти из лачуги, где лежала троица, и посмотреть, куда же они попали.
– Вы тоже не знаете, где мы? – уточнил Макс. Он последним оказался среди ребят и думал, что те хоть что-то разведали об этом месте, но надежды не оправдались. Ни один из них не имел представления о новой Вселенной.
Последним воспоминанием с Земли у индийца стала отцовская открытая вечеринка с бассейном, в который он на спор нырнул. Японец Сада вспомнил только то, как сел у могилы погибшей сестры. Закрыл глаза в молитве.
Мальчики выглянули из-под занавеси, плотно закрывавшей вход в помещение. Свободно вдохнули морозный воздух и огляделись. Рядом не было ни души.
Хижина, где они лежали на деревянных циновках, покрытых мехами, стояла в центре поселения. И не хижина это была, а юрта, без углов, полусферической формы, с конусом в центре крыши. Жилье казалось огромным, заполненным незнакомыми рисунками на плотной холщевой ткани, служившей ей стенами и потолком.
Вокруг, по периметру расположились такие же шалаши разных размеров и цветов. Лишь на центральной площадке, где вместо земли кто-то рассыпал речную гальку, одиноко стояло строение из неровных обломков камня. Куски породы сложили гениальные руки, и хаос превратился в высокую мозаичную башню. По основанию его расползлись мхи, кое-где пестрели таежные цветы. Макс вспомнил, как смотрел на этот «маяк», стоя у клена, и удивился расстоянию, которое преодолел его спаситель с ним на руках.
Теплая благодарность родилась в душе и сдвинутые к переносице брови разошлись. Мальчик расслабился.
– Смотрите люди, – тихо сказал Акай и указал на юрту метрах в ста от них.
И, действительно, из обиталища, как две капли воды похожего на юрту за спиной, выходила толпа мужчин.
Время было предрассветное, и разглядеть выходивших ребята не могли. Однако одна деталь бросалась в глаза даже сейчас: необычный наряд. Все как один были в мехах, головных уборах и масках.
Кто-то натянул шляпу с полями, из которых торчали козлиные рожки, у кого-то на тугих косах была повязана бандана с пушистыми шарами, наподобие звериных ушей. Часть, не заморачиваясь, натянули шапки-ушанки.
Мужчины перешептывались, что-то горячо обсуждая, и неторопливо расходились по юртам.
Последним из совещательной юрты появился горбатый старик и медленно захромал в сторону мальчиков. Как по мановению волшебной палочки, к нему присоединились четыре крупных человека в черных повязках зорро и с ножами на поясе.
Николас чертыхнулся.
– Валим? – спросил Макс.
Альбинос кивнул и ринулся на полусогнутых за соседнюю юрту. Оциола последовал за ним.
– Ребят, вы куда? – как ни в чем не бывало спросил Акай и непонимающе развел руки.
– Твою ж… – зашипел Максим и выскочил за Акаем. Парень, конечно, туповат, но оставлять его воинам опасно. Он по наивности расскажет, куда побежали остальные, и, значит, у них не хватит времени изучить странных жителей со стороны, распознать в них будущих врагов или друзей.
Вопросы роились в уме мухами и нетерпеливо ждали ответов: кто эти люди, чем занимаются, и почему среди населения нет ни одного ребенка и женщины?
Даже в деревнях африканцев, почитающих традиции предков, живут семьями и разводят скот. Тут же на пологой равнине, кроме юрт и мужчин, никого нет.
– Бежим, – бросил Макс, приблизившись к японцу, и схватил того за майку. Потянул.
– Ребятишки, куда собрались-то? – спокойно обратился старец к неудачливым беглецам.
В скрипучем тембре не было ни тени раздражения. Мягкий, но настойчивый он успокаивал и вселял уверенность. Хозяин голоса казался сильным и справедливым, неимоверно мудрым по меркам краснодарского гимназиста.
Вибрации добра почуяли все ребята, поэтому Николас вышел из-за укрытия и присоединился к товарищам, а Акай поклонился в приветствии, как это делают на его родине.
– Пойдемте в юрту, друзья. Чего мерзнуть? – сказал согнутый под тяжестью лет старик и показал ладонью на жилище, где подростки провели вместе последние сутки.
Когда компания оказалась внутри, четверка из свиты пожилого мужчины отстала и оставила их наедине с предводителем. Прикрыв вход в помещение мешковиной, грозные мужи встали в ряд и преградили путь любому неудачливому посетителю.
Старик сел. Седые волосы его, сплетенные от висков в косицы, даже не качнулись. Они были настолько длинными, что почти доставали до пояса. Кое-где, среди локонов, виднелись бусины и еще какие-то замысловатые украшения, которыми обвешиваются индейцы и другие коренные жители земли.
В прорезях костяной маски сверкнули агатами два хитрых глаза.
– Акай-сан, мистер Удхани, Максим, вы на Ольхоне. Это местечко далече от Земли и как бы я ни желал перенести вас обратно, ничего не получится. Старик слаб и все, что старик может – подлечить и научить. Время раннее, ложитесь спать. Попозжее побалакаем.
