Лоскутная фантастика под любое настроение

Дарья Странник

Лоскутная фантастика под любое настроение

Маленькое предисловие от автора

Наши настроения непостоянны. Нам бывает смешно, грустно и страшно. Порой мы счастливы, а иногда у нас опускаются руки. Мы мечтаем и фантазируем, разочаровываемся и надеемся. Такова жизнь, таков этот сборник.

Наверное, не найдётся читателя, которому понравятся все рассказы этой подборки. Но надеюсь, что каждый читатель обнаружит здесь что-то для себя.

Этот сборник состоит из трёх частей. В первой собраны фантастические и реалистичные юмористические рассказы. Вторая часть главным образом состоит из социальной фантастики, но не только. В третьей части мужественных читателей ожидают рассказы ужасов.

Улыбайтесь, мечтайте, пугайтесь – по настроению.

Улыбайтесь

Неяша

Когда заходят разговоры о детях, я стараюсь быстро сменить тему. Просто от слов, что мои дети, сожравшие свою мать, панически боятся встречи со мной, потому что это чревато потерей хвоста, незнающие впадают в шок, а знающие, гады бессердечные, ржут долго и обидно.

Я был молод, неопытен и проходил практику в одном из рядовых интергалактических институтов ботаники, являлся, по сути, мальчиком на побегушках. Частенько меня посылали на другие планеты, чтобы отвезти или забрать образцы флоры, так что попутешествовать привелось хоть и без роскоши, но вдоволь. Вот во время одного из таких заданий я и познакомился с Неяшей.

Планета, куда закинула меня судьба, называлась Глюциус Максимус, в переводе с латыни не что иное, как задница. Но не в смысле каких-то опасностей, просто вид одного из полушарий навевал соответствующие ассоциации.

Небольшой посёлок, состоящий из двух дюжин невысоких домиков, впрочем, тоже.

Встретил меня такой же зелёный практикант, каковым являлся в ту пору я сам.

– Семена триветки найдёшь в полутора днях ходьбы, – и махнул рукой в нужном направлении.

– Ходьбы? – приуныл я. – Может, дадут вездеход?

– Не-а. Во-первых, сегодня четверг.

– Да, – растерянно подтвердил я.

– Ну и на чём начальству в пятницу на охоту ехать?

– Аргумент, – согласился я невесело.

– И во-вторых, там, куда тебе надо, местами и вездеход не пройдёт. Так что… – практикант замаршировал на месте.

– Проводника-то дадут?

– Это да. Из местных. Не удивляйся, они странные… И не трогай за хвост!

– Яшка! – рявкнул кто-то невидимый из открытого окна ближайшего домика.

– Бегу! – отозвался практикант и поспешил в сторону зова.

– Эй, погоди! В каком смысле «странные»? И что там с хвостом?

Ответом мне стало что-то неразборчивое, из чего я расслышал только три обнадёживающих слова:

– …не парься… справишься…

Я оглянулся в поисках кого-нибудь, кто скажет, что мне делать дальше, и чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда обнаружил за спиной нечто смуглое и длинноволосое.

– Ты Неяша, – заявило создание, рассматривая меня своими огромными зелёными глазами. Продолговатые зрачки и остроконечные мохнатые уши напомнили мне земную рысь, но крохотный ротик хищным не казался. Ростом создание было чуть ниже меня, руки походили на человеческие, хотя, присмотревшись, я обнаружил на них всего по четыре пальца. Свитер-безрукавка, свободные штаны из серой валяной шерсти и пыльные мокасины выглядели уютно и тепло, очень подходяще – климат на Глюциус Максимусе хоть и не самый холодный, но противно-сырой.

– Я Женя, – поправил я аборигена.

– Ты не отреагировал на имя Яша, значит, ты Неяша. Это логично, – с серьёзным видом объяснило мне создание.

– Эм… Ну да. Я – не Яша, но у меня есть своё имя…

– Несущественно, – заметил абориген. – Одного имени вполне достаточно.

– Тогда и ты Неяша! – заявил я.

– Хорошо. Поскольку в поход мы идём вдвоём, путаницы не возникнет. Удобно и логично, – легко согласился абориген. Вот тогда-то я и начал понимать предупреждение практиканта о странностях местных.

– А если серьёзно, как тебя зовут?

– Теперь на некоторое время – Неяша.

Я решил сменить тему.

– А ты здорово говоришь на нашем языке.

– Ты тоже, – равнодушно ответил абориген и повернулся ко мне спиной, так что стал виден его пушистый хвост.

«Не трогать!» – напомнил я сам себе слова практиканта. И тут же стало жутко интересно: а что произойдёт, если к нему прикоснуться? Но спрашивать, а тем более распускать руки показалось бестактным.

– Покажу, где заночуем, завтра выходим в поход, – объяснил Неяша не оборачиваясь.

Остановившись перед одним из домиков, абориген повернулся ко мне лицом и неожиданно дружелюбно сказал:

– А ты хороший: сзади не нападаешь, шею не перекусываешь.

Такого комплимента я ещё не получал и растерялся. Моё молчание было истолковано иначе.

– Обиделся из-за проверки? Но мне нужно было знать, мы три дня вместе в пути будем.

– Не обиделся, – поспешил заверить я, а мысленно добавил: «…но оторопел». – А если бы я не прошёл проверку?

– Должен был, в тебе метр семьдесят три, – спокойно объяснил Неяша.

– Какая связь?

Во взгляде аборигена мелькнула жалость.

– Пахда, с логикой у твоего вида проблемы, но это не твоя вина, – и зашёл в домик.

Хмыкнув, я последовал за проводником. Похоже, мне предстоят три весёлых денька.

На следующее утро мы двинулись в путь. Я тащил огромный рюкзак, Неяша – небольшую наплечную сумку из шерсти.

– Это всё? – удивлённо спросил я.

– Нет, это сумка, – ответил проводник не менее удивлённо.

Я решил не уточнять и сделал мысленную пометку по возможности не задавать вопросов, кроме самых необходимых, – во имя сохранения здорового рассудка.

До леса было рукой подать, и уже через полчаса мы шагали по узкой тропинке между стволов большей частью неизвестных мне деревьев. Я постоянно останавливался, чтобы сфотографировать образцы местной флоры, но Неяша относился к этому с терпением.

Завидев на ветке странное существо, я обратился к проводнику:

– Кто это?

Вообще-то больше меня интересовало, опасно ли это нечто, но не хотелось показаться трусом.

– Нужа. Лиловая, значит – самка. Они не опасные.

– А самцы?

– Плюются ядом.

– А какого цвета они?

– Лилового.

Выражение моего лица, очевидно, говорило само за себя, потому что Неяша спохватился и объяснил:

– Пахда, забыл: на вашем языке эти цвета обозначают одним словом, потому что выглядят для ваших глаз одинаково.

– Хорошо, что у меня есть ты, – пробормотал я без иронии. – А что означает «пахда»? Я ещё вчера хотел спросить.

– Разве так не говорят, когда о чём-то вспоминают или внезапно что-то понимают?

– Ах да?

– Оно. Только я не могу начинать восклицание с гласной.

И снова я не нашёл слов для ответа, но Неяша понял.

– Мы разные, – сказал он и зашагал дальше.

Пушистый хвост закачался передо мной в такт шагов проводника. Я вспомнил, как тягал в детстве за хвост нашего Мурзика, и настолько отвлёкся, что не заметил приближения опасности.

Что-то метнулось из чащи в моём направлении, но ещё быстрее обернулся Неяша, одним прыжком перехватил похожее на змею животное и откусил ему голову.

Тело напавшего ещё билось в конвульсиях, а проводник уже с аппетитом прожевал и проглотил откушенное. Я, борясь с тошнотой, присел на землю и пробормотал слова благодарности.

– Совершенно не за что, – заверил Неяша, – эти длинные с полосками – самые вкусные. Особенно голова. Если хочешь, я отрыгну часть?

Я поспешил вежливо отказаться, утверждая, что не голоден, и сомневаясь, смогу ли вообще когда-либо проглотить кусок чего-нибудь.

Остаток дня прошёл без приключений, что ужасно радовало. Но когда мы остановились на ночлег, Неяша огорошил меня запретом разводить костёр.

– Хищников приманим. Прибежит такой, я тебя защищать брошусь, а хищник от испуга в костёр прыгнет. Горящие ветки полетят во все стороны, загорится лес. Погибнешь в огне и не доберёшься до триветки, чтобы принести своим семена.

– Э-эм… Ты видишь будущее? – осторожно поинтересовался я.

– Нет. Зачем? – недоумённо отозвался проводник. – Наш народ привык учиться на ошибках прошлого.

– Ладно, – сдался я. – Что ты предлагаешь? Холодно ведь. И в темноте хищникам даже проще подобраться. Или здешние твари не чувствуют запахи?

– Чувствуют, только – не обижайся – пахнешь ты невкусно. А ещё у меня есть это, – Неяша достал из своей сумки небольшой глиняный сосуд и открыл пробку. – Для тебя этот запах неощутим, а местных зверей он отпугнёт. А холода не бойся, я тёплый. Лягу рядом и согрею.

Я попытался вежливо отказаться от подобной услуги, но Неяша только отмахнулся.

– Не волнуйся, я к человеческому запаху немного привык, переживу.

После лёгкого ужина – Неяша мою еду есть отказался – я достал из рюкзака спальный мешок и расстелил его на земле. Только забрался туда и, ворочаясь, застегнул молнию, как почувствовал прильнувшего ко мне со спины Неяшу. Ощущение весьма неловкое, но, решив, что никому не расскажу про это маленькое происшествие, успокоился и уснул.

Во сне, наверное, как обычно, много ворочался. Когда проснулся, то обнаружил, что обнимаю Неяшу, кончик его уха щекотал мой нос. Проводник не соврал – он действительно был очень тёплым, а ещё мягким. И приятно пах орехами.

– А у тебя мелодичный ритм сердцебиения, – заявил Неяша. – Но зачем ты рычишь, когда спишь?

– Рычу? А, храплю. Есть такое, – ответил я, выбираясь из спального мешка.

– Сразу понял, что ты хороший, – умозаключил Неяша и юркнул в чащу.

Я только хмыкнул, поражаясь логике аборигена.

Вернулся проводник с набитым ртом, что-то энергично жуя. Я не стал уточнять, опасаясь, что не смогу доесть собственный завтрак.

После небольшого марша мы вышли на край крутого обрыва. Где-то внизу плескался ручей, узкий подвесной мостик вёл на другую сторону.

– Не бойся, я лёгкий, – сказал Неяша, заметив мою неуверенность.

– Думаешь, мост выдержит меня?

– Проверим, – беззаботно отозвался проводник и ступил на покачивающийся мостик.

Я сосредоточился на кончике хвоста Неяши, чтобы не смотреть вниз, и какую-то вечность спустя мы благополучно дошли до твёрдой земли. Колени ещё предательски подрагивали, когда проводник бросился ко мне и крепко обнял.

– У тебя точно великолепная наследственность, – торжественно объявил он. И, не дав опомниться, добавил: – Если хочешь, можешь оторвать мне хвост.

Словно смутившись, он, к моему большому облегчению, разжал объятия и зашагал дальше.

– Э-эм. Спасибо. И нет, спасибо. Не хочу ничего отрывать… Но хвост у тебя очень красивый! – неуверенно выдавил я вслед.

Проводник не обернулся и не ответил. Вот только не хватало обидеть чудака.

До рощи триветок мы добрались быстро и в полной тишине. Доставая ёмкость для семян, я спросил Неяшу, не хочет ли он помочь.

– Эти семена лёгкие и гладкие, – отрицательно мотнул головой проводник.

– Понятно, – вежливо соврал я и принялся за сбор в одиночку. Много времени это не заняло, но Неяша непрерывно пристально наблюдал за мной. Знать бы, что у него на уме.

– Можем возвращаться, – объявил я.

Неяша молча развернулся и повёл меня назад. Точно, обиделся. Ну и ладно, полдела сделано.

Путь назад лежал, конечно, снова через подвесной мостик, и именно здесь что-то пошло не так. Мой проводник уверенно ступил на покачивающуюся конструкцию и сделал несколько шагов. Потом бегло обернулся, проверяя, следую ли я, и опять перед моим лицом оказался пушистый запретный хвост.

Неожиданно Неяша потерял равновесие и закачался, нелепо размахивая руками и чуть не переваливаясь за невысокие плетёные перила. Я действовал совершенно инстинктивно: вцепился одной рукой покрепче в плетёнку поручней, а другой схватил проводника за то, что первым под руку подвернулось. Неяша тут же успокоился и продолжил переход как ни в чём не бывало, оставляя меня позади… с оторванным хвостом в руке.

Окрикнуть проводника я решился, только когда почувствовал под ногами твёрдую землю.

– Эй, Неяша! Извини. Я не специально.

Проводник обернулся. Выглядел он весьма довольным.

– Я же сказал – можешь оторвать. Но ты слишком нерешительный, поэтому я помог.

– Так ты это нарочно? На мосту? – догадался я.

Неяша улыбнулся и пошёл дальше. Я не сразу сумел пошевелиться, настолько сосредоточился на попытке постигнуть наконец-то логику аборигена. Но понял только, что ничего, кроме головной боли, не достигну, и бросился вдогонку.

– Неяша! А с хвостом-то что делать?

– Сохрани на память, – отозвался проводник.

Бормоча проклятия, я затолкал пушистый хвост в карман рюкзака. Тот ещё сувенир. Очень захотелось покончить поскорее с этой миссией и вернуться к людям.

На ночлег мы устроились так же, как и в первый раз. Только ночью меня что-то разбудило, но, не обнаружив вокруг ничего опасного, я почесал голову и снова уснул.

Следующий день пролетел почти незаметно. Как всегда, знакомый теперь путь показался короче, чем в первый раз. На границе леса, откуда уже был виден посёлок, Неяша остановился.

– Мы попрощаемся здесь, мне нужно остаться в лесу, чтобы родить потомков.

– О, – только и смог выдавить я.

Надо же, Неяша не мужчина, а женщина… или самка? Да ещё и беременная.

– Я не знал, что ты… женского пола.

– Мы ни то ни другое… или оба, если тебе так проще. Пока нам не оторвут хвост. Теперь во мне зреют твои детёныши.

– Э-э-э… – Во мне начала расти паника. – Но я же ничего…

– Ты оторвал мне хвост. И дал кусочек себя.

– Я ничего не давал!

– Ты очень нерешительный. Я вырвал пучок твоих волос ночью. Этого достаточно. Ты издалека, это очень хорошо для генпула. У нас будет красивое и здоровое потомство.

Кажется, я забыл дышать, а Неяша продолжала спокойно:

– Теперь улетай и никогда не возвращайся.

– Почему? – вырвалось у меня, хотя больше всего я хотел незамедлительно сделать именно это.

– Наши дети растут быстро, уже через несколько дней они сожрут меня.

– Ты умрёшь?

Час от часу не легче.

– Конечно. А отцам не полагается видеть своих детей. Напугаешь их до смерти. Лишишь потомства.

– Но я готов нести ответственность… – пролепетал я, не совсем понимая за что.

– Нет. Иначе ты отгрызёшь им хвост.

– Как тебе?

– Отгрызенный – не оторванный! – отрезала Неяша.

– Но я не собираюсь…

– Отцовство меняет характер, – перебила Неяша тоном, не допускающим возражения. Потом порывисто обняла меня и скрылась в лесу.

В посёлке явно ожидали чего-то подобного, потому что встретили меня смешками и подмигиваниями. Успокаивали, что я не первый попался, но всё в порядке – просто аборигены чудаки ещё те.

Просьбу Неяши я выполнил: улетел и не возвращался. Но иногда думал о том, что на далёком Глюциусе Максимусе живут мои хвостатые детёныши. Странное чувство, как и всё, связанное с Неяшей. Верно, мы разные.

А хвост её я действительно сохранил, сам не знаю почему. Может, потому, что мне жалко чудаковатую, сожранную нашим потомством инопланетянку.

Кстати, из рассказов знакомых семейных я сделал вывод, что человеческие детки тоже далеко не ангелы и сводят родителей в гроб куда более медленными и изощрёнными средствами, по сравнению с которыми пожирание – гуманизм чистой воды. И да, слушая про то, как очередной отпрыск разбил отцовский планер или как некая девица четырнадцати лет сделала родителей бабушкой и дедушкой гибрида-мутанта, думаю, что таким не то что хвост, а голову отгрыз бы…

В общем, когда заходит разговор о детях, я стараюсь быстро сменить тему.

Видеть незримое

Профессор межгалактического института культуры и искусств дочитал последний реферат и устало прикрыл три из пяти глаз.

Был у него один эксцентричный друг, коллекционировавший методы пыток всех времён и рас. Мрачное хобби. Однако можно подкинуть в его собрание проверку домашних заданий студентов первого курса: нагромождение неуклюжих предложений без следов логики и структуры, зачастую, увы, полностью лишённое смысла. Однако, жаловаться бессмысленно, приходится работать с тем, что есть. Печально, но факт, его предмет считался скучным и ненужным, молодёжь рвалась в информатику, технику, на худой конец, в юриспруденцию. Даже транспортные и военные профессии обладали большим престижем. Изучением прекрасного занимались в основном те, кто больше никуда не попал и редкие энтузиасты.

Компьютер издал мелодичный сигнал, напоминая о начале лекции, оторвав профессора от печальных размышлений. Со вздохом, достойным истинного мученика, он пробежал глазами список студентов. Дюжина из двухсот была онлайн, остальные в лучшем случае ознакомятся с содержанием по записи. Привычная картина, значит снова вместо оживлённой дискуссии и заинтересованных вопросов будет его монолог. «Старею, вот и брюзжу…» мотнул профессор головой и начал:

– Приветствую вас. Для начала прокомментирую ваши домашние работы. Создалось впечатление, что практически никто не понял сути задания. Следовало проанализировать и интерпретировать картину. Настоятельно рекомендую вам повторно ознакомиться с семнадцатой лекцией, в которой я подробно описал ключевые пункты разбора, применяемых в таких случаях. И никогда, запомните, никогда не может одно предложение быть рефератом! Цитирую: «Точь-в-точь вид из моего окна!» Берк, узнаёте свой перл? Ожидаю от вас в течении недели полноценный анализ.

В окне обсуждений высветилось анонимное сообщение: «Краткость – сестра таланта: D»

– Узнаю ваше мужество, Донис, но опасаюсь, что в случае мистера Берка краткость это единственный ребёнок. Меня однако не покидает надежда, что мы дождёмся пополнения до завершения вашего обучения. Продолжим… Мистер Нортон, – как хорошо, что под чешуёй не видно краски, залившей лицо профессора, – ваше сочинение является безвкусной похабщиной, дискриминирующей самок неодохордуса. Первое и последнее предупреждение, подобного я в своём курсе не потерплю…

Дальнейшие комментарии посыпались, конкурируя в своей однообразности с самими рефератами:

– Скучно… Абсолютное отсутствие воображения… Примитивное изложение… Ординарно… Чистой воды плагиат, – заключил профессор, чувствуя себя желчным стариком. Последняя работа, намеренно отложенная им под конец.

– Одинокий в своей оригинальности доклад отдалённо приближается к тому, что я ожидал прочитать. С вашего позволения, Римон, небольшой отрывок для примера: «… Интерпретация: на картине видна часть расширенного зрачка смертельно раненного панцеродила, в котором отражается тёмный силуэт беспощадного охотника. Его одежды цвета вороньего крыла забрызганы чёрной кровью. Охотник стоит высоко на краю обрыва и бесстрастно взирает сверху на падающее в бездну агатовое тело зверя. Ночь обволакивает всё…», – профессор сделал выразительную паузу и строго посмотрел в камеру. – В тексте много недоработок, не хватает обоснований интерпретации и полностью отсутствует привязка к эпохе и месту создания картины, но, – лектор выразительно поднял когтистый палец, – виден полёт фантазии и эмоции. Я не устану повторять: учитесь прислушиваться к своему внутреннему голосу и высвободите свой разум из узд стереотипов и шаблонов!

После небольшой паузы он продолжил:

– Тема сегодняшней лекции: двухдименсиональное искусство Туманности Андромеды эпохи возрождения…

Окно чата заполнилось ленивой перепиской:

«Братья по несчастью, о какой картине вообще была речь?» – спрашивал один студент, не сдавший реферат.

«Мазня некого… – евича из галактики Млечного Пути.» – напечатал ответ аноним.

«Римон-заучка!» – за этим лозунгом без подписи последовали пара безымянных плюсиков и лайков.

«Чёрный мешок *цензура*!» – и следом разочарованное и столь же анонимное:

«Это же не ругательство! Что с нашей свободой слова?!»

В общем, тоскливо отметил лектор, и тут обычные банальности.

Римон отключил приборы. Он был не в состоянии сконцентрироваться на новом материале, в его голове всё ещё приятным эхом звучала похвала учителя. Снова более или менее успешно справился. Наверное, он был единственным на их курсе, кто действительно любил искусство и не мыслил о другой карьере. Какая горькая ирония. Именно ему было сложней многих других, несмотря на помощь многочисленных гаджетов. Скорее бы оставить позади тему двухдименсионной живописи. Анализ подобных экспонатов был подобен азартной игре, где больше зависит от удачи, чем от знаний и умений. Программа голосового сопровождения кое-как справлялась с описанием, но не в состоянии была передать настроение и ауру картин. При изучении теории и практических заданиях по трёхдименсионному искусству хитрить и гадать не придётся, спасибо 3D-принтеру.

Стать знаменитым скульптором было его заветной и тайной мечтой. Студент любовно погладил розовым щупальцем контуры абстрактной статуэтки из венерианской глины, работу над которой закончил вчера. Все, кому доводилось видеть его творения, утверждали, что у него есть талант. Только бы знать наверняка, что этого достаточно… Но нельзя игнорировать опасения, что его способности и усердие, как и постоянный недобор студентов на факультете искусств не спасут его от исключения, если выясниться, что многообещающий студент Римон, осьминог из малоизвестной галактики, слеп с самого рождения.

Клуб свеклуш

Ключи от аэроскутера найдены, целостность защитного костюма дважды проверена, чмок в щёку, хлопок двери и снова одна.

– Не вешай нос, Оля, – говорит муж всегда, – ты знала, на что мы идём. Если тебе скучно, позови подруг, сходи погуляй, посмотри голограф, мне некогда тебя развлекать, ты знаешь, как важно то, что мы делаем. Займись в конце концов чем-нибудь полезным.

Обиженный женский разум синхронно делает подстрочный перевод:

– Мне наплевать на твои чувства, просто заткнись и не ной. Функционируй, для этого ты тут.

Агитационная реклама обещала освежающие впечатления, интересные задачи, приключения и в конце концов славу и признание первопроходцев, но забыла уточнить, что всё это прибережено для мужчин. Женщинам нельзя покидать зелёную зону, стерильную, адаптированную, безопасную и неимоверно скучную. В приветственной речи было подчёркнуто, как важно представителям сильного пола, работающим в жёлтой и красной зонах, иногда с риском для жизни, возвращаться в чистые уютные дома, вкусно и здорово питаться, отдыхать в кругу семьи. Центральное значение, естественно, имело рождение детей. Однако пафосные титулы вроде «богини уюта» и «матери будущего» не смогли на деле оживить будни домохозяек. Мужья праздновали сами себя как героев, едва ли замечая вклад женских рук в общее дело. О признании и равноправии не было и речи. О понимании и того меньше. Вода для мытья посуды бирюзовая – вот тебе экзотика, перебои с подачей электричества – вот тебе и приключение. А ещё это идиотское, чисто мужское, представление о том, что достаточно поместить несколько особей женского пола в закрытую систему, как они сразу подружатся! Ольга не знала, что с ней не так, но факт был налицо: большинство женщин её раздражали. Особенно их тенденция кучковаться, подобно стадным животным. Клуб матерей состоял из двух беременных, участвующих в негласном забеге на титул «Первой Матери Колонии» и полдюжины обуянных навязчивым желанием иметь детей, судорожно ловящим дни овуляции представительниц слабого пола. Кружок домоводства, в котором можно было узнать «115 блюд из яичного порошка» был ещё скучнее. Существовали ещё хор и даже небольшой церковный приход. Но, неважно как они назывались, основной темой везде были заслуги их благоверных, проблемы миссии, повышения.

Супруг Ольги был лингвистом и работал в красной зоне, в джунглях полных неизученных, а значит потенциально опасных, существ и растений. Что касалось важности его задания, то тут он не преувеличивал: его команда пыталась наладить контакт с коренными жителями планеты, изучить их язык, культуру, заключить договор о мирном сосуществовании. Но все попытки до сих пор терпели крах. Аборигены большей частью прятались, иногда удавалось встретить небольшие группы охотников, которые вели себя угрюмо и настороженно, не угрожая, но и не показывая желания кооперировать. Они тоже были мужчинами со своими заморочками. Ольга глубоко вздохнула, лишь бы обошлось без кровопролития.

К обеду она управилась со всеми домашними делами и вышла в сад, её детище и гордость. Комбинация плодородной почвы, мягкого климата и внимательного ухода творила чудеса. Здесь хорошо прижились земные огурцы, помидоры, лук, салат, кусты малины и смородины и дюжина молодых деревец: яблони, вишни, абрикосы, груши. Но особенно интересны были ей местные растения, признанные безопасными и потому не вырубленными. У них всех были сложные учёные наименования, но Ольге доставляло удовольствие давать им новые имена, например, куст с крупными сочными фруктами, по форме напоминающих груши, а по цвету – свеклу, женщина в порыве вдохновения назвала свеклушей. Плоды этого растения были съедобны, но безвкусны и Оля пыталась, пока безуспешно, скрестить свеклушу с клубникой. А вот продолговатые плоды колбасного дерева были безнадёжно горькими… Движение в ветвях последнего привлекло её внимание, а миг спустя она забыла от волнения дышать. Прячась между листьями, на толстой ветке сидела аборигенка, пол её легко угадывался по длинным прямым волосам цвета яичного желтка, у мужчин они были красного цвета. На этом, увы, знания жены лингвиста о туземцах заканчивались. Взгляды женщин встретились и некоторое время они в полной тишине изучали друг друга, любопытство однозначно перевешивало страх. Повинуясь порыву показать дружелюбие и гостеприимство, Ольга очень медленно, чтобы не испугать гостью, сорвала малинину и протянула ягоду на раскрытой ладони в сторону незнакомки. После небольшой паузы аборигенка легко и бесшумно спрыгнула на землю, нерешительно подошла ближе и, быстрым движением трехпалой руки схватив угощение, тут же отскочила назад, ожидая подвоха. Ольга улыбнулась, позабавленная мыслью, что её считают опасной, сорвала ещё одну ягоду и нарочито медленно, демонстрируя, положила её в рот, тихо замычав от удовольствия, как делают, кормя маленьких детей. Гостья повторила процедуру, предварительно с подозрением обнюхав плод, поморщилась от непривычного вкуса и послушно повторила: