Природа боится пустоты

В рассуждениях о прошлом Фукидид отвергает всякие сверхъестественные силы, вмешательство богов, мифологические сюжеты и предсказания оракулов. Иной раз мы даже встречаем ироничные замечания по поводу объяснений такого рода. Зато для восстановления картины минувших веков используется анализ различных сохранившихся в обществе традиций и пережитков, которые уже давно утратили всякий смысл, но, несомненно, когда-то являлись нужными и полезными.

Таким образом, можно заключить, что в своей работе Фукидид старался пользоваться уже истинно научным подходом, но, разумеется, в той мере, в какой сам его понимал. Когда дело касалось фактов, имеется тщательный критический анализ, но вот относительно причин Пелопонесской войны Фукидид не считал правильным сообщать свою точку зрения, а лишь приводил аргументы каждой из противоборствующих сторон. То есть, в отличие от книги Геродота, читателю теперь предлагалось самостоятельно делать выводы уже не об истинности тех или иных событий, но – об их настоящих причинах.

Впрочем, нельзя сказать, будто бы автор не пытается подготовить мнения читателя, подавая информацию надлежащим образом. Это делается посредством речей различных политических деятелей, в уста которых вкладываются доводы относительно каждой точки зрения. Фукидид сразу предупреждает, что не имел возможности записать все сказанное дословно, поэтому приводит некую обобщенную позицию того либо иного человека сообразно обстоятельствам повествования. В таких речах, построенных по всем правилам ораторского искусства, чаще всего и формулируются выводы о ходе событий. Конечно, у Фукидида еще нет представления об общих принципах исторического развития, поэтому единственным тезисом тут выступает убеждение, что культура и цивилизация лишь временно затеняют звериную сущность человека, но рано или поздно она обязательно проявит себя: каждый будет стремиться завладеть, чем сможет, обижая и угнетая слабых. Более того – национальный темперамент различных народов представлялся Фукидиду важным фактором исторического процесса. С другой стороны, опираясь на одни лишь факты той эпохи, пожалуй, нельзя было сделать каких-то иных выводов.

Полагалось, что одни лишь великие выдающиеся люди способны обуздать и до некоторого времени сдерживать звериные чувства человеческих масс. В такие периоды происходит недолгое развитие и процветание государств, но истинная природа толпы обязательно прорывается наружу, чему особенно помогают различные потрясения и неурядицы. Тогда вновь начинает проявлять себя «право сильного», а к власти приходят люди неспособные вести массу за собой, но стремящиеся лишь угождать ее стремлениям. Общество зазнается в своем стремлении захватить побольше, после чего следует тяжкая расплата. Кто или что осуществляет данное возмездие – автор не говорит, ведь об этом невозможно судить эмпирически, а своей особой заслугой Фукидид считал именно объективный и беспристрастный характер изложения.

Хотя из данного принципа беспристрастности Фукидид делает одно важное исключение: вожди радикальной демократии всегда удостаиваются от него многих бранных эпитетов (даже если рядом приводятся факты, доказывающие их порядочность и добродетельность), ведь эти люди, по мнению богача Фукидида, воплощают все низменные человеческие черты.

Очевидно, что потомок фракийских царей Фукидид разделял многие сословные предрассудки и полагал, что человек низкого происхождения уже тем самым по определению является подлым и безнравственным, а человек знатный и живущий в довольстве – от природы благороден. Также, почти наверняка, Фукидид, как и большинство греческих аристократов, желал объединения Эллады под главенством Спарты, а потому не симпатизировал Афинскому морскому союзу. Однако, избрав для себя путь уже настоящего историка, он старался не допускать того, чтобы его пристрастия и антипатии приводили к искажению фактов. Зато правильно составленные речи, звучащие из уст нужных людей, позволяли подвести читателя к тому, чтобы он самостоятельно сделал необходимые выводы. Конечно, такой ловкий художественный прием идет вразрез с научной добросовестностью, но неправомерно было бы требовать от Фукидида большего, чем он в принципе мог дать читателю.

Как бы то ни было, но именно за стремление точно установить факты Фукидида заслуженно считают основателем исторической науки в ее сегодняшнем понимании. Хотя, разумеется, в методологическом смысле с тех пор многое изменилось.

Последствия появления исторического мышления

Весь золотой век Афин уместился между реформами Клисфена (приблизительно 500 год до нашей эры) и окончанием Пелопонесской войны (404 год до нашей эры). За этот краткий период в греческом мире произошли тектонические изменения: замкнутое основанное на обычаях и устной культуре земледельческое общество стремительно адаптировалось к новым социально-экономическим условиям. В результате на несколько десятилетий возникла уникальная рабовладельческая демократия, включенная в бурную международную торговлю. Грамотность там стала обязательной почти для всех, ведь без нее невозможно было удачно вести дела и добиться успеха в жизни. Образованных афинян сразу же перестали устраивать любые объяснения, основанные на древних мифах или апелляциям к божественным сверхъестественным силам. Греки захотели получать надежную и точную информацию, способную принести практическую пользу в их быстро меняющейся жизни.

Заслуга Геродота заключалась в том, что он интуитивно почувствовал эту возникшую в обществе потребность, а заслуга Фукидида – в том, что он сформировал ее как науку. Но если перед Геродотом в первую очередь стояла задача развлечь слушателей, то Фукидид работал уже с оглядкой на индивидуального читателя, а потому писал не сочинение для словесного состязания, но – труд на века. Устная культура, конечно же, никуда не делась, но теперь рядом с ней возникла и стала развиваться новая письменная традиция, ставящая перед собой осознанную установку на объяснение за счет выявления цепи причин и следствий. Исторические события отныне перестают происходить просто из-за каприза богов или ради неизбежного исполнения старинных прорицаний. Пусть общие силы и законы развития человеческих обществ еще не были поняты, но всему теперь пытались давать вполне ясные и естественные объяснения.

У Геродота и Фукидида нашлось немало последователей – сначала среди греков, а затем эстафету подхватили и римские авторы. Увы, после падения Империи ситуация поменялась в худшую сторону: средневековые хронисты просто фиксировали отдельные события, объясняя их божьим промыслом. Повторное появление исторической науки произошли лишь в Новое время. Мы, однако же, не станем забегать вперед, но зафиксируем следующий важный тезис, необходимый для понимания всего дальнейшего повествования.

Возникновение письменной документальной истории было вызвано социально-экономическими изменениями в греческом мире, которые сопровождались разложением мифологического мировоззрения. В сознании людей все сильнее укреплялась мысль о том, что предсказания оракулов, религия и древний эпос вовсе не являются надежными инструментами познания мира, и куда лучше с этой ролью справляются рациональный анализ и дискуссия. Человечество оказалось на пороге рождения философии.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ФИЛОСОФИЯ ЕСТЬ БОРЬБА

Общие рассуждения

Поскольку предыдущая глава была посвящена истории, то и само изложение там строилось из расчета дать картину развития древнегреческого общества. Такой подробный экскурс в прошлое преследовал сразу две цели: во-первых, показать, сколь это возможно, неизбежность общественных перемен, обусловленных как внутренними, таки внешними причинами, а, во-вторых, сформировать задел для будущего повествования. Жизнь в Элладе изменилась, и это грекам потребовалось сформировать систему понятий, дабы описывать новый, возникающий буквально на глазах, мир. Традиционные и проверенные веками религиозно-мифологические объяснения не работали в новых условиях. Кроме того, возникла необходимость решать многие задачи, не стоявшие ранее, – как социальные, так технические и бытовые. Все это требовало от эллинов немалых интеллектуальных усилий, ведь подобные проблемы еще нигде и никогда не появлялись. Не существовало мудрецов, способных дать полезный совет или поделиться актуальным примером. Не было глиняных табличек или папирусов, в которых древние мыслители поясняли бы, как правильно жить в сложившихся условиях. Поэтому греки попросту оказались вынуждены искать ответы самостоятельно. А коль скоро такие ответы – неважно, правильные, либо же ошибочные – появлялись, то требовалось их записать, чтобы сохранить для потомков различные варианты решений, а заодно и обстоятельства их нахождения.

В этой главе мы, опираясь на изложенный выше исторический материал, выделим проблемы и противоречия раннего греческого общества, а затем посмотрим, как откликалась на них эллинская мысль. Это позволит нам сформировать общую интеллектуальную картину эпохи, чтобы в последующих главах разобрать уже отдельные вопросы, связанные с научными достижениями древности. Сами же эти достижения, как мы в итоге увидим, являлись в основном просто продолжением осмысления общественного устройства.

Причины появления философского мировоззрения

Архаичная античная культура имела в своей основе гомеровский эпос, однако с развитием международных отношений боги теряли статус защитников отдельных общин или городов, становясь покровителями возникающих социальных групп или ремесел. Поскольку именно благосклонностью богов объяснялись любые достижения либо неудачи, в том числе и в общественных делах, то соблюдение культа считалось обязанностью каждого гражданина. Храмы превосходят своей роскошью и убранством все прочие городские постройки. При этом особого жреческого сословия в Элладе не существовало, а служителей храма считали государственными чиновниками, которых выбирали обычно из знатных семей, издревле ведущих свои роды от различных богов. В особые дни устраивались торжественные религиозные процессии с представлениями и угощением. Организация таких празднеств полагалась общественной обязанностью (литургией) и возлагалась поочередно на того или иного аристократа, причем богачи зачастую не жалели средств, дабы снискать расположения народа. Именно на религиозных праздниках обычно устраивались театрализованные представления, для которых античные драматурги писали свои знаменитые пьесы, вплетая в религиозные сюжеты все больше социальной проблематики, отражающей интересы того человека, который заплатил за постановку спектакля.

Надо заметить, что пока греческие общины были малы и не связаны между собой, аристократы без труда возводили каждый свой род к какому-либо божеству. Однако уже к VI веку до нашей эры отношения между полисами развились настолько, что общее число известных всей Элладе знатных семей оказалось чересчур велико, и каждому богу требовалось теперь приписать бессчетное число любовниц. Подобное распутство олимпийцев, да и их поведение вообще – обман, драки, кражи и убийства – постепенно начинали казаться грекам все более безнравственными. Аристократия, понимая пользу религии в деле подчинения народна, начала производить письменную фиксацию мифов, устраняя при этом различные нестыковки и устаревшие взгляды. Сформированный таким образом текст получал силу почти равную сводам законов, но все-таки (вместе с законами) не мог поспеть за изменениями в обществе.

Политическая жизнь Греции строилась на устаревших представлениях, возникших в те времена, когда античный полис являлся самодостаточным образованием, полностью обеспечивающим собственные потребности. Фактически же к V веку до нашей эры экономическое развитие потребовало установления сложных контактов между государствами. Конечно, положение крестьян разнилось в зависимости от региона, однако гомеровский эпос формировался замкнутым аграрным обществом, тогда как теперь земледелие отошло в Греции на второй план, а основой хозяйства стало ремесло. Производилось множество товаров для продажи: керамика, ткани, вино, предметы роскоши, инструменты и оружие. Даже сельское хозяйство приняло во многом товарный характер. Афинские крестьяне практически перестали жить продуктами своего труда: они продавали на рынке уголь, оливковое масло, уксус или овощи, а взамен покупали еду и инструменты. Из-за моря массово ввозился хлеб и сушеная рыба, а кроме этого – целые армии рабов для труда в мастерских и на рудниках.

Поскольку чаще всего раб получал лишь скудное пропитание, то мелкие ремесленники и крестьяне (вынужденные кормить и себя, и семью), не выдерживали конкуренции и массово разорялись. В сельском хозяйстве о рабах заботились, ведь они являлись ценной собственностью, а вот из свободных наемных работников аристократы выжимали все соки, ибо их участь никак не волновала хозяина. В мастерских, напротив, рабам доставались самые тяжелые занятия, и эксплуатация была нещадной. На рудниках или мельницах (где требовалось вращать огромные жернова) труд и вовсе был столь бесчеловечен, что рабов поставляли туда сразу с расчетом на скорую смерть от истощения. Сносно жили только те рабы, которые владели навыками или умениями, позволяющими зарабатывать хорошие деньги для хозяина. Понятно, что большинство свободного населения Эллады не могло в таких условиях найти себе работу с достойной оплатой, ведь нанимателю проще было купить раба и заставить его трудиться буквально за еду.

В результате обогащение отдельных рабовладельцев сопровождалось появлением массы безработных граждан, пополняющих ряды городской бедноты. Парадоксально, но экономический расцвет Греции совпал с существенным понижением уровня жизни заметной части населения. Тем не менее, демократические власти считали своим долгом обеспечить пропитанием и развлечениями всех своих граждан, ведь именно из них набирался контингент для военной, морской и гражданской службы. Одновременно с этим у эллинов формировался взгляд на любой физический труд как на занятие недостойное свободного человека. В самом деле, теперь грек соглашался идти в наемные рабочие разве что от полной безысходности, ведь еда и развлечения предоставлялись ему бесплатно.

Заметим, что в тех эллинских городах, где демократические институты так и не сложились, у власти обычно находились крупные землевладельцы-аристократы, а основное население влачило полурабское существование и мечтало лишь о том, чтобы поднять восстание.

Так или иначе, но влияние старой земельной аристократии постепенно падало, население в целом нищало, зато отдельные удачливые дельцы, сумевшие сделать состояние на торговле и производстве товаров, сказочно богатели. Эти люди изначально не имели никаких прав, но постепенно начали борьбу за положение в обществе. При этом они стремились переложить выполнение государственных повинностей (проведение религиозных праздников, постройку триер и т.д.) на все общество. Жилища состоятельных граждан начали затмевать своей роскошью общественные постройки, что вызвало заметное недовольство: в прежние времена знатные люди предпочитали относительную скромность. Классовая борьба ожесточилась – в городах попеременно брали верх то олигархические, то демократические группировки. Богачи пытались удержать свое имущество и ввести строгие законы против власти народа, бедняки стремились силой поделить имущество богатых в свою пользу. Государственные интересы все больше отходили на второй план, а к власти приходил тот, кто сумел пообещать больше выгод той или иной стороне.

Дабы исполнить данные народу обещания, приходилось завозить еще больше рабов, что лишь сильнее уменьшало доходы свободных крестьян и ремесленников, увеличивая тем самым число безработных. Противоречия в обществе нарастали, и решать их за счет внутренних резервов и реформ вскоре стало просто невозможно. Поэтому – если только Эллада не отражала внешнее вторжение, – греки постоянно враждовали между собой, захватывали плодородные земли и выгодные торговые пути либо развязывали гражданские войны.

Потерявшие заработок либо изгнанные по политическим мотивам граждане собирались в отряды и нанимались на службу к любому, кто был готов им заплатить. На свой страх и риск они вмешивались в дела других государств или просто грабили округу. Вскоре наемники стали основной военной силой даже в крупных полисах, поскольку привыкшее к дармовому хлебу население больше не желало сражаться за свои города, предпочитая поднимать внутренние волнения.

Разумеется, сложившаяся политическая ситуация многими понималась как ненормальная, а потому начали возникать всевозможные утопические проекты, предлагающие спасительные рецепты переустройства греческого общества. В зажиточной среде, что неудивительно, оказалась популярна идея сильной централизованной власти, которая усмирит недовольных бедняков. Простой народ, напротив, поддерживал предложения по устранению самих причин классовой борьбы, например, всерьез высказывались идеи о покупке каждому гражданину нескольких рабов за счет казны. Мнения самих рабов, конечно же, никто не спрашивал.

Встречались и вполне разумные доводы в пользу того, что война (даже победоносная) практически всегда оказывается убыточной, поэтому всякие конфликты следует прекратить, а на сэкономленные деньги можно обеспечить достойное содержание всем нуждающимся. Такого рода суждения встречали, кстати, немалое одобрение, что говорит о высокой сознательности греческого общества.

Появлялись также и предложения объединить всю Элладу в единую монархию, где разумный правитель за счет выгод от господства над большой территорией смог бы обеспечить народ всем необходимым и добиться тем самым повиновения и почитания. Подобное решение казалось привлекательным и простому люду (получавшему вдоволь хлеба), и аристократам (получавшему гарантию прав на землю), и торгово-ремесленному классу (получавшему единое экономическое пространство).

Довольно долго все эти проекты оставались только лишь фантазиями, поэтому международная торговля развивалась сама по себе и все чаще требовала общения с иностранцами, которые во множестве поселялись в греческих городах и даже получали некоторые политические права. Одновременно с этим по всему Средиземноморью возникали поселения и колонии эллинов, оседавших небольшими группами среди людей с непонятными обычаями и языком. Всех, чьи слова казались чуждыми греческому уху, эллины называли варварами (теми, кто бубнит непонятное «бар-бар»). Впрочем, само разделение людей на эллинов и варваров носило лишь культурный, но никак не расовый характер: смешанные браки являлись обычным делом.

Изначально греки вообще не ощущали какой-либо собственной исключительности: египетскую и вавилонскую культуру они справедливо считали выше своей, а фракийскую или фригийскую – ниже. В любом случае, почти сразу стало очевидно, что другие народы неплохо живут, почитая иных богов и совершая другие обряды. Оказалось, что многим людям кажется нелепым и бессмысленным то, что другие считают важным и даже священным.

Естественно у греков возникло желание привлечь на свою сторону и чужих богов, ведь дополнительное покровительство должно увеличить шансы на успех в жизни, тем более – в далеких краях. Олимпийская религия постепенно обогатилась новыми представлениями из негреческих верований. С востока пришел орфизм, а также культы Деметры и Диониса, сопровождавшиеся сложными и таинственными обрядами. Конечно, изменения нравились далеко не всем. Аристократы и крестьяне в массе своей цеплялись за прошлое, мечтая о гибели нового непривычного им мира, либо о счастливой загробной жизни в царстве правды. Такие мистические фантазии помогали земледельцам примириться со стремительным разрушением аграрной общины.

Однако набирающие силу греческие торговцы и ремесленники не были склонны к мечтам, предпочитая реальные действия. Этим людям приходилось вести тяжелую борьбу со старой земельной аристократией, не желающей делиться властью с внезапно разбогатевшими выскочками. А поскольку положение знатных родов во многом опиралось на религию, то потребовалось развенчать ее положение. Последнее дело казалось тем более верным, поскольку новые классы добились успеха собственным трудом без покровительства сильных этого мира (зачастую – в борьбе с ними), а посему считали, что и в природе все происходит без вмешательства свыше. При критическом рассмотрении традиционная религия оказывалась просто собранием суеверий и нелепостей, поэтому из развитых восточных культур греки стали брать не только культы, но также и то, что приносило прямую практическую пользу и помогало строить картину мира без богов.

Философия торгово-ремесленного класса. Милетская школа

Первыми из греков такой путь избрали жители Милета – самого большого и процветающего ионийского города Малой Азии, разбогатевшего в VII и VI веках до нашей эры за счет выгодной торговли с Лидией и Египтом. Экономическое развитие повлекло серьезные политические изменения: старая земельная аристократия оказалась вынуждена уступить власть купцам, а те – популярному у демоса тирану. Богатые и бедные непрерывно конфликтовали, убивая и сжигая своих противников.

Именно в бушующем Милете жил человек, ставший родоначальником всей европейской науки. Это был торговец, военный инженер и дипломат по имени Фалес. О нем сохранилось немного достоверной информации, и, похоже, что по происхождению он был даже не греком, а финикийцем. Свои купеческие поездки Фалес совмещал с обучением, и потому сумел ознакомиться с математическими, геометрическими и астрономическими достижениями египтян и вавилонян. Полученные знания он использовал для собственной практической пользы: удачно вкладывал деньги, заранее определял урожайные годы, проектировал плотины и каналы, а также, пользуясь авторитетом мудреца, пытался заключать выгодные для Милета политические союзы.

Мистическая картина мира абсолютно не устраивала Фалеса, поскольку никак не соответствовала его образу жизни. Излагая свои взгляды, он заключал, что ничто не возникает из ничего, и все в природе есть лишь видоизменение единственного первоэлемента – воды, из которой образовались остальные предметы и живые существа. Конечно, воду в данном случае следует разуметь не тем самым веществом, которое мы пьем, но скорее некой абстрактной жидкой субстанцией, из которой в частности состоит и обыкновенная вода тоже. Далее, в противоположность мистикам, Фалес отрицал любые нематериальные сущности, а душу полагал движущим материальным началом (субстратом), присущим всякому телу или предмету.

Разумеется, мы должны признать гипотезы Фалеса чересчур смелыми и грубыми, каковыми они, несомненно, и являлись, но важно то, что они позволяли описывать мир в терминах уже не религии, но натурфилософии, давая стимул для раздумий и наблюдения за природой. Притягательность новых идей оказалась достаточно велика, и у Фалеса появились последователи, решившие сформировать для греческой мысли не мифологическую, а научно-практическую (как они ее тогда понимали) систему взглядов.

Ученик Фалеса по имени Анаксимандр стремился рассуждать обо всем полностью материалистически. Так, вселенная, по его мнению, не была сотворена богами, но развилась, сама из бесконечного и вечно движущегося первоначала под названием «апейрон» (от греческого слова «ἄπειρον» – беспредельное), который в результате вихревого вращения разделился на известные нам стихии: воду, огонь, землю и воздух. Непрерывное противодействие этих различных между собой субстанций вызывает нарушение равновесия и, как следствие, появление различных вещей, которые со временем неизбежно распадутся обратно. Тут мы впервые встречаем идею, из которой в будущем возникнет диалектическое понятие борьбы противоположностей, имеющих единое начало. Также именно Анаксимандр впервые ввел понятие закона природы, который, правда, трактовался еще юридически – как нечто, что восстанавливает справедливость и порядок, но не в обществе, а в физическом мире.

Жизнь, по мнению Анаксимандра, также возникла в силу естественных причин из нагретых воды и земли, причем люди, как и все прочие животные постепенно развились из рыб. То, что человек не мог появиться на свет сразу готовым, доказывалось тем фактом, что люди неспособны самостоятельно выжить в течение долгого периода младенчества, а значит – когда-то этой стадии просто не было.

По сути, все оригинальные идеи Анаксимандра являются вполне рациональными и даже в некотором смысле научными, однако, остаются чисто умозрительными, и потому дают много поводов для возражений.

Анаксимен сделал еще один шаг в развитии стихийного материализма и объединил идеи Фалеса и Анаксимандра, определив на роль беспредельного апейрона стихию с наименьшим числом качеств – воздух. В самом деле, воздух объемлет собой весь мир, а также является источником жизни и дыхания, то есть душой. Разреженный (нагретый) воздух порождает огонь, а сгущенный (охлажденный) дает сперва воду, а затем землю. Таким образом, между всеми веществами постулировались исключительно количественные различия.