Ядерный вальс. Полдень. Акты 1 и 2

–– Необходимо ускорить темпы поставки войск в регион. Мы не имеем права рисковать даже километром нашей земли там. – министр выдохнул тяжело, даже как-то натужно.

–– Товарищ Министр Обороны, мы можем сделать ставку на системы залпового огня. Они находятся там еще с девяностых годов, на складах. По большему счету это еще советские «Грады», но они осечек не дают. По примерным оценкам, там находится больше трехсот пятидесяти этих законсервированных комплексов.

–– Принимается. – кивнул тот и сжал указку руками. – Подготовьте приказ на расконсервирование. За постановку комплексов пусть отвечает лично Громов.

–– Есть. – ответил тот, появившись в дверях. – Разрешите войти?

–– Виктор Валерьевич, я подарю вам часы. – без улыбки на лице пошутил министр. – Проходите, присаживайтесь. – перевел взгляд на одного из адмиралов. – Как дела на Каспии? Закончили постановку новых ракетных систем?

–– Ожидаем закончить через месяц. Мы переоснастили уже половину, еще половина готовится встать на верфи для модернизации. Начали ее слишком поздно – в прошлом году успели бы, но сейчас это займет больше времени. Сколько у нас есть, товарищ Министр Обороны?

–– Этот вопрос сейчас не ко мне…

Он взглядом указал на Ульяну. Именно ей доверили проверить полученную документацию и снимки со спутника. Однако она, как и многие, кто видел все эти листы в талмуде, практически ничего оттуда не почерпнули. Факты были крайне противоречивые, и содержали множество лишней и ложной информации. Но, говорить что-то было надо. Вирхова, потерев нос, отложила от себя блокнот с записями и щелкнула ручкой.

–– Боюсь, у меня нет ответа на этот вопрос. – помотала она вяло головой. – Я проанализировала все данные, которые приходят с мест, но ничего путного так и не вышло. Получается, что Афганистан играет очень хитро. Он не выгружает войска с платформ, и мешает их возле границ, как карты на столе. То подводит, то отводит войска от фронта. Мы не можем получить объективную информацию, поскольку все, что к нам приходит мгновенно становится неактуальным. Нам, по большому счету, точно неизвестно ничего. Ни направление главного удара, ни что за техника будет на нем, ни сколько ее. Нам неизвестна даже численность войск, но уверяю, это становится уже слишком серьезно, чтобы игнорировать это.

–– Думаю, Ульяна Евгеньевна, вам надо отдохнуть. – вставил и свои пять копеек Громов, повернувшись к ней. – Численность Афганской армии практически в три раза меньше нашей по официальной статистике. Что могут триста тысяч человек против миллиона? Куда большая опасность исходит от НАТО.

–– Их уже пятьсот девяносто тысяч. – перебила его она, ткнув пальцем в стол. – Темпы их мобилизации начинают поражать, в отличие от нашей. Простите, товарищ Министр Обороны, но наша официальная статистика строится на убеждениях пятилетней давности, а спутники, на которые мы делаем снимки, построены еще при Брежневе. Я была пионеркой, когда они стартовали с Байконура! А в подлинность перехваченных снимков с Запада мы можем только верить. К тому же концентрированный удар на узком участке фронта с большой долей вероятности прорвет любую оборону. Если мы хотим выстоять в этом конфликте, необходимо усилить армию на Кавказе, подтянуть все ресурсы, какие у нас есть, занять все железные дороги составами с танками и бронемашинами, все шоссе и все воздушные линии. Мы должны готовиться к войне, а не играть в демократию! Нам нужна усиленная мобилизация, и обязательно – до войны.

–– Что вы думаете про направление главного удара, Ульяна Евгеньевна?

Вирхова задумалась. Она вспомнила карту вероятных передвижений противника, и неожиданно даже для себя заключила:

–– Он будет не на Кавказе. Прорыв через горные перевалы слишком тяжелая задача даже для афганской армии, которая создавалась в горах. К тому же, будет сильное сопротивление со стороны нашей группировки. Они не пойдут в лобовую.

–– Все документы говорят об обратном. – заявил один из генералов. – Вся их военная машина разворачивается именно на Кавказе. И мы смеем предположить, что они все-таки готовы к ведению войны в условиях гор. Кавказ, по сравнению с Гиндукушем, где Гардезский блок проводил учения последние пару лет, просто кочка. Ваше мнение вероятно ошибочно.

–– Они не будут прорываться в капкан, товарищ генерал-полковник. – настаивала на своем Вирхова. – Ни вы, ни я не стали бы. Они сами постараются устроить нам капкан. И обойдут, вероятно, со стороны моря – на Дербент.

–– У них там почти нет войск.

–– Как и у нас. Но у них войска на поездах. А у нас по ангарам. – парировала та. – И поверьте моему опыту, мы не успеем отреагировать на удар, если не перебросить на Каспий дополнительный контингент из Центральной России. Но в сложившихся условиях, это практически нереально. На прошлой неделе я была под Волгоградом – там пятнадцать составов с бронетехникой стоят в очереди на разгрузку.

–– Логистическая катастрофа или поражение… – выдохнул министр. – Что ж… В нашу копилку, судя по всему, добавится еще одна крупная проблема, помимо Каспия. Я передам слово.

–– Ну, насчет спутников, вы не совсем правы. – внезапно раздался бас позади. Со стула поднялась сухая фигура в синем пиджаке со значком Роскосмоса на лацкане. – Последний спутник-шпион был запущен в январе девяносто второго, так что он уже российский, а не советский.

Фигура показалась странной. А точнее ее присутствие здесь. В кабинете высшего уровня обжился какой-то «космонавт», контора которого больше позорила остатки космической программы, чем их пыталась их развить. Новых военных спутников не было. Потерянная из-за реформ программа оказалась слишком дорогой и недоступной для нищей России тогда.

–– Сорок два часа назад была потеряна связь с нашей дальне орбитальной станцией «Пульсар-6», запущенной с Байконура в восемьдесят шестом. После развала СССР оперативный центр, который следил за орбитой «Пульсара» был заморожен на территории Грузии, вот тут. – он ткнул на карту гор, где только те и были. – Россия получила доступ к передатчику в центре, чтобы следить за перемещениями станции, поскольку Тбилиси не имел средств к организации контроля над объектом. Сбой в программе вынудил аппарат сойти с орбиты и пойти по траектории сближения с Землей. Центр Управления Полетами смог просчитать вероятную траекторию входа спутника в атмосферу. Он упадет на Берлин через пятьдесят два часа…

В кабинете затихли даже часы. И без того напряженная обстановка между ФРГ и Россией может стать еще хуже после того, как советский спутник вонзится в берлинскую землю. По помещению пополз шепот – это был голос настоящего страха. Даже министр утер лоб, тяжело выдохнув.

–– Что у него на борту? – спросила Ульяна. – Если СССР вывел его на дальнюю орбиту, значит он что-то спрятал в нем.

– Это «она» – станция. – поправил ее «пиджачок».

–– Плевать какого оно пола. – нервно перебил его министр. – Через два дня в Берлине международный нефтяной саммит, там будут лидеры крупнейших нефтяных корпораций и правительств разных стран. Его падение туда послужит эскалацией к, итак, натянутым отношениям. Если американцы узнают, что это была наша станция, мира нам точно не видать, а вот второй фронт станет явью. Они вступятся за западных немцев, добьют восточных, и примутся за нас. Можно сбить его?

–– Теоретически, с помощью другого спутника. – пожал плечами космонавт. – Но, проблема в том, что, если она разовьет достаточную скорость, это будет скорее толчком, нежели ударом. Станция войдет в атмосферу со скоростью в три раза превышающую скорость любой ракеты. С ней не справится система противовоздушной обороны. Мы не знаем, как повлиять на нее, когда она начнет сближение. Так же мы не знаем, что именно у нее на борту, мы не можем получить доступа к архивам оперативного центра в Грузии, потому что тот шесть лет как завален из-за селя, и там работал только передатчик. Все важные документы по грузу «Пульсара-6» скрыты или уничтожены. Про нее очень не вовремя вспомнили…

–– Необходимо не дать получить груз американцам или немцам. – тряхнул пальцем министр. Садясь на свое место, скрипнул стулом. – Нам нужно снарядить оперативную группу.

–– Товарищ Министр Обороны, это не представляется возможным сейчас. – сказала Вирхова, повернувшись к нему, сложив руки в замок. – Ввоз вооружённых агентов одновременно слишком опасен, по отдельности – слишком долог. Там больше нет агентурной сети, и придётся искать команду внутри страны, и только на это уйдет около дня. Сюда можно прибавить поиск легенды, если мы не хотим потерпеть фиаско, поиск линии снабжения вооружением внутри страны. Такие операции не проводятся по щелчку пальца.

–– Что предложите, Ульяна Евгеньевна? – спросил он.

–– Всего одного человека и добро на привлечение немецких агентов. – ответила она односоставно и быстро, оттянув из кулака указательный палец. – Мы сразу же получаем и легенду, и вооружение, лишаемся проблем с переброской, экономим десяток часов.

–– Отклонено. – помотал головой министр. – Я ожидал услышать дельный ответ.

Потух свет. Не было даже тусклого лунного света из окон. «Что за черт?» – пронеслось от кого-то в темноте. Вирхова встала, попыталась оглядеться во мраке. С неистовой силой ее потащило к окошку. Что-то больно толкнуло тело в грудь и лицо. Кожу обожгло адское дыхание разорвавшейся бомбы, что разнесла в щепки дубовый стол. Сфокусировавшись об бетонные стены, ударная волна вышибла двери и окна, вытолкнула женское тело в образовавшееся пространство, больно ударила позвоночником об подоконник. Вихрь из щепок оцарапал смуглое южное лицо Ульяны. Те прошли по касательной, когда она была уже вне помещения. Короткий полет вдоль заднего фасада Министерства прервали строительные леса, которые гулко ухнули. Вниз посыпалась пыль и всяческий мусор.

Пережившая подобное, Вирхова попыталась встать, но молнией схватило спину – сильный ушиб, но без перелома. Она смогла выдала лишь истошный выдох. Обессилевшее тело оказалось распластано на досках всего двумя этажами ниже полыхающего окошка. Мышцы не слушались. Все для нее было как в тумане. В глазах ее двоилось, а внутри, словно приготовленные в крутую, ударенные органы. Однако ей повезло – взрыв не размазал ее черепную коробку по стенам, как у остальных, а вытолкнул в окошко, сработав как катапульта.

Часть 2

Лифт остановился на последнем этаже. Сработал сигнал. По узкому коридорчику пронеслось колкое: «Дзинь». Днем, когда пахнущая свежей краской из-за недавнего ремонта, лестничная площадка заполняется народом, соседями и знакомыми, этот звук оказывается почти не слышим за голосами. Но теперь, когда на дворе был второй час ночи, он был редким и звучал как набатный колокол, а не как что-то приятное и обычное.

Створки раскрылись. Темную площадку наполнил желтый свет, загораживаемый фигурой в распахнутой кожаной куртке. Начало мая – не слишком тепло, но уже и не холодно. Мягкой поступью мужчина двинулся по коридору, затем открыв скрипучую дверь в блок квартир. Хоть и был поздний час, но ничего не изменилось в жизни домика: где-то ругались, а над сваленными в кучу вещами, старыми кухонными гарнитурами и двумя велосипедами витал запах пригоревших котлет. Все как обычно, типовая российская застройка. Шуршал электрощит, еле теплилась старая лампочка на единственном проводе, что свисал с потолка вместе с кусками штукатурки. Мимо всего этого медленно проплывала сгорбившаяся и явно уставшая мужская фигура. От мигнувшего света лампочки прищурились уже закрывающиеся от недосыпа карие глаза. На еще молодой коже была короткая не аккуратная щетина, на которую постоянно указывали на работе, но все понимали ее причину. Черные волосы взъерошены из-за частого упора лба в руки. Мужчина был как побитый боем корабль – не самый строг на вид, но еще в строю.

–– Дима, нельзя было позвонить? – внезапно раскрылась дверь в конце коридора. За ней была девушка в майке, сильно похожая на мужчину внешне. Сестра. – Она ведь снова ждала тебя, и снова не спала. Ты можешь хоть немного думать не только о себе, но и о нас?

–– Прости, Слав, телефон сел, не смог позвонить. – на шведскую тумбу в квартире сбрякали ключи. Рядом лег разряженный телефон, а за спиной закрылась новомодная сейф-дверь, что отделяла семейный обитель с парой комнат от пропахшего котлетами коридора.

–– Я поставлю чайник. – ответила девушка, поправляя лямки майки на плечах, уйдя на кухню.

Стянув с плеча перекинутую через тело сумку, Дима снял с себя коричневую кожаную куртку. Небрежно бросил ту на спинку стула. В тумбе со скрипом открылся верхний ящик. В руках быстро показался пистолет. Его затвор плавно отошел назад, высвободив неиспользованный патрон прямо на мужскую ладонь. Дима вынул магазин и все это, вместе с кобурой отправил в ящик. Туда же легли и «корочки», вместе с правами и паспортом. Скоро на плите засвистел чайник – чаепитие закончилось совсем недавно. Мужчина глянул на себя в зеркало, но ничего нового так и не увидел. Достал из сумки пачку шоколадного печенья и пошел на кухню.

–– Купил печенья? Мило. – скептически отнеслась к его подарку Бронислава.

– Это ее любимые. Думал, что успею к полуночному чаю. – произнес тот, осторожно присаживаясь на стул. Кинул в кипяток два пакетика и положил столовую ложку сахара в начавшую буреть жидкость. – На работе завал, сама понимаешь. Обстановка не самая простая, вот и пришлось снова оставаться. Хорошо хоть пробок нет.

–– Дима, ты обещал Авроре посмотреть с ней фильм. Она ждала этого две недели. Ты можешь не давать пустых обещаний, если не способен их выполнить? – причитала та его, но не злобно, скорее понимающе. Она даже не стала возвышаться и села на стул рядом. – Послушай, нельзя взваливать все, что связано с твоей, в первую очередь, дочерью на ее тетю. Не то, чтобы я жалуюсь, но ведь… – Слава тяжело выдохнула. – … ведь ты ее отец, не расстраивай дочку. Ей нужен родитель.

–– Послушай, ты же знаешь, что я почти всегда на работе. – устало ответил мужчина, потянув из кружки горячий чай. – Она сама себя не сделает. Это государственная безопасность, а значит и ее безопасность то же. Я делаю все, чтобы защитить ее. Она последнее, что у меня осталось, после смерти Оленьки.

–– Дим, но ведь я говорю не о работе… – взяла она его за руку, чуть погладив. – Я понимаю, что ты хочешь, но ведь и жить одной тетей ребенку нельзя. Ей уже почти пятнадцать, а ты присутствовал в ее жизни как отец от силы… лет шесть. Да ты полгода дома не появлялся после трагедии, решил отстраниться от нее, чтобы не ранить, а сделал еще хуже. Честно, Среда, ты ужасный отец… но все еще можно исправить.

–– Хватит. – ответил тот, выдохнув. – Каждый раз…

Его взгляд зацепился за фотографию, которая была на столе. Счастливое семейство, где на рельефных от мышц руках висят радостные девушки, одна жена – красавица, а другая – маленькая дочка, что тогда еще только-только пошла в первый класс. Все застыло на черно-белом снимке. Воспоминания тех дней все еще теплились в, казалось, ороговевшей душе Димы, но тот уже не придавал этому значения. Он все еще грустил, иногда даже открыто скорбел, что ничего не смог сделать. Произошедшее признали несчастным случаем, все как всегда – «взрыв газа» и многоквартирный дом сложился аккуратно, как по учебнику. Никаких комментариев от власти, ни извинений. Ни правых, ни виноватых тогда не было. Новость лишь мелькнула короткой строчкой в новостях, да и забылась через пару дней, а на руках мужчины оказалась страшная утрата любимого человека, и оставшийся от него осколочек – заплаканная дочурка, что вцепилась в отца тогда, как никогда прежде. Дима не верил, что это была случайность, и тогда уровень преступности резко пополз вниз. Раздосадованный работник госбезопасности искал ту тварь, что организовала это, но не нашел…

–– Ты опять поздно. – прозвучал раздосадованный голос позади Димы.

–– Малыш, я купил тебе печенья. – натянуто улыбнулся он, поворачиваясь.

Чуть ближе метра от него стояла босоногая девочка… Хотя, уже девушка. Все же она пошла в мать и оказалась красивой уже даже в столь юные годы. Словно водопад с гор, с ее головы до плеч струились ярко рыжие волосы – ну точно копия мамы. Аккуратный носик был в веснушках, а на надутых щеках была пара подростковых прыщиков, которые та бесконечно ковыряла, хотя Бронислава ей запрещала. Скрестив руки на груди, она расстроено смотрела на отца, который покраснел, увидев дочь обиженной. Отношения у них, итак, были натянуты, но в последнее время напряжение било все рекорды.

–– Тетя Бронислава говорила мне, что тебе стоит доверять. – осторожно взяла та печенье из упаковки, погрызя его уголок. – Но ты снова опоздал, и мне пришлось смотреть без тебя.

–– Аврора, не называй меня Брониславой, я чувствую себя твоей бабушкой. – ответила ей она. – И вообще, а ну быстро спать! У тебя завтра учеба.

–– Классуха заболела, мне завтра ко второй. – бросила та, догрызая половинку печенья.

–– Я звонила ей сегодня, специально. – хитро улыбнулась ей Слава. – Она прекрасно себя чувствовала и приглашала меня завтра на разговор. У тебя уже третья двойка за эту неделю. Ты вообще домашние задания делаешь? Дима, не будь истуканом, твоя дочь не учится. Скажи ей что-нибудь!

–– У меня тоже были двойки. – пожал плечами он, чуть усмехнувшись. – В восточногерманской школе, в который я учился сперва. Программа была на немецком языке, и первое время давалось очень трудно. Однако, я ведь выучился. И немецкий, как родной знаю. А вот твоя тетя – нет.

–– Да, Господи, восьмидесятые давно прошли, Дима. – наклонила голову Бронислава. – и ГДР уже давным-давно нет. Послушай, Авроре нужна хорошая взбучка от отца, не спускай все на самотек!

–– А кто знает, может скоро таки снова будет? – усмехнулся он. – Новости ходят разные, и самые бредовые уже не кажутся таковыми, когда узнаешь несколько фактов из-за рубежа. Вот как мы поступим… – подмигнул он дочери. – Пусть Аврора идет спать, и я сейчас допью чай и тоже лягу. А завтра схожу вместо тебя на собрание и сам все услышу от ее классной руководительницы? У меня все равно выходной.

–– Круто… – протянула Аврора, доедая наконец печенье. – Сгоняем в кино тогда? На «Шпионский мост»?

– Это та бредовая кинолента про шестидесятые? – сморщился Среда. – Господи, кто-то реально это смотрит? Хочешь я достану пару записок деда Димы на этот счет? Он, можно сказать, живой свидетель и практически участник тех событий.

–– Я хочу посмотреть кино с тобой. – снова обиделась она. – Мне плевать на его историческую ценность. И нюхать пыль из дедушкиных записок тоже не хочу. Он сам-то разбирал свой почерк?

–– Так он таки еврей.

–– Иди спать, хорошо? А завтра все решим. – практически вытолкала ее с кухни Бронислава, наконец встав со своего стула. Затем она села обратно, поглядев брату точно в глаза. – Господи… Среда, ты что совсем? Дочь хотела в кино с тобой, а ты опять включаешь черте-пойми-кого? Проведи время с Авророй и все! Большего от тебя не требуется. Для этого и существуют отцы. Прокати ее по городу, не знаю, купи ей мороженное или наушники, потому что старые сломались. Нас на отца было двое, но он справлялся и с нами, и с работой в КГБ, хотя стабильно мотался и в Анголу, и в Афганистан. А у тебя всего одна дочь! Единственная дочь! Потому, Дима, хватит делать вид, что ее нет. Да и я хотела наконец немного освободиться. Мне двадцать восемь лет, а у меня ни котенка, ни ребенка…

–– Могла бы начать с этого. – спокойно ответил мужчина тогда, убирая кружку в мойку. – Я все понимаю, Слав. Я попробую сделать все, что будет в моих силах. И да, у нас была еще и мама.

–– Надеюсь, что ты сдержишь обещание на этот раз. – она встала рядом с ним на мгновение, поглядела в глаза. Выдохнула и вышла с кухни, зашлепав босыми ногами в спальню. – Я постелила тебе на диване. Спокойной ночи.

…Сон не заставил себя долго ждать. Измотанное от усталости и нервов тело быстро погрузилось в царствие Морфея, но вот сновидений, как всегда, не было. Лишь черный экран и парализующая слабость. Это было похоже больше не на полноценный отдых, а на перерыв, когда мозг все равно продолжал пахать, будто проклятый. Но больше все же было у Димы ощущение погружения в песок, когда пошевелиться больше не можешь, а сознание еще работает. За окном была абсолютно привычная какофония из звуков и дуновений майского ветра, из едва уловимого плесканья воды Москвы-реки и гула машин. Вой сирен пожарных машин не был чем-то непривычным, но он все начинал нарастать, вызывая беспокойство. Он ассоциировался только с одним – с тем днем, когда в жизни Димы пропало все и разом. Этот звук вызывал дискомфорт больше, чем что-либо еще, не давал спать. Он становился все объемнее, все больше и все ближе.

Наконец Дима встал, чтобы посмотреть, что же все-таки случилось. На улицах был какой-то ажиотаж. Столпотворение людей, целая гирлянда из мигалок разного цвета, и множество полицейских и военных. Квартира была получена отцом в советское время, а затем быстро приватизирована, пока всяческие криминальные «элементы» не спохватились о жилье. И получилось так, что располагалась она совсем близко от здания Министерства Обороны, чтобы Среде-старшему было не так далеко идти и до него, и до работы. От огромного белого здания, что виднелось в окне, кверху шел черный дым. Тут по спине Димы пробежала капля холодного пота – это сигнал к активным действиям. Министерство горело, а значит отдохнуть этой ночью не получится.

–– Эх, вот говно… – через зубы прошипел Среда, надевая на ноги штаны. Глянул на часы: без пяти минут три часа ночи.

–– Что произошло? – заспанным голосом спросила Слава, выйдя из комнаты в халате. – Ты куда?

–– Разбираться с этим. Оборонка горит. – выдал тот, заправляя за пояс Макаров. Рассовал по карманам документы, накинул на плечи кожаную куртку. – Скоро будет сбор.

–– Наверняка ничего серьезного. Только вернись утром, хорошо? – зевнув, попросила она, уходя обратно спать. – Удачи на работе.

За ним закрылась входная дверь. Нажатая кнопка лифта сразу же погасла, потому что лифт после его подъема так и остался наверху. Кабинка с громыханием закрыла створки и начала спускаться вниз, скрежеща тросами и катушками. Наконец, по ногам прошелся слабый толчок и показался холл первого этажа. Пулей выскочив на холодный дворовой асфальт, Среда отыскал подаренный им сестре «Ягуар», что был один на двоих. Пиликнув на сигнал с ключа, благородный британский автомобиль, чистокровный спорткар, завелся. Зажглись в ночи фары.

Только Дима подумал о том, чтобы отпустить сцепление, как машинально сработал приобретенный за годы службы рефлекс. Боковым зрением заметив приближающуюся фигуру, он выдернул пистолет из кобуры на поясе и аккуратно положил тот на подлокотник. На стекло легла окровавленная рука, размазав красную жижу. Человеку требовалась помощь, но он и сам проявлял инициативу: открыл дверь, до этого пару раз неудачно попытавшись схватиться за ручку.

–– Ульяна?! Какого черта?! – узнал он, когда та села на пассажирское кресло, свернувшись от боли. Тяжело выдохнув, повернулась бледным лицом прямо на мужчину, отчего ему стало не по себе.

–– Спокойно, только спокойно. – будто для себя сказала она, стараясь не потерять сознание от боли. Держась за деревянный обломок в животе, другой рукой открыла бардачок в машине, измазав белый пластик в крови.

–– Твою-то мать, Ульяна. – отложил пистолет он, протянув руку до заднего сидения и достав автомобильную аптечку. – Что-то нужно срочно перевязать? Я отвезу тебя в больницу.

–– Нет, нельзя! – встрепенулась Вирхова, мгновенно выдирая аптечку из мужских рук, раскрывая ее. – Я… я практически… ай, блять… в порядке. В порядке… Послушай, послушай, Дима, мне сейчас нельзя появляться нигде, где меня могут опознать.

Она сложила жгут втрое и сунула в зубы, раскрывая свой замызганный кровью китель. Из ее живота торчал запеченный взрывом кусок дубового стола, что был как обломанная стрела, чей наконечник был скрыт за спекшейся кровью на разбухшей ране. Взявшись за обломок обеими своими руками, Ульяна медленно потащила его из себя с тошнотворным звуком и оскалом таким, что казалось, у нее вот-вот из-за давления век лопнут глаза внутри черепа. На мгновение она остановилась, выдохнув полной грудью через нос несколько раз.

–– Изоляция хорошая? – спросила она быстро.

–– Достаточная. – ответил тот сухо, подготавливая все, чтобы зажать рану.

Ульяна снова зажмурилась так, что по огромному ожоговому шраму расползлись складки. От рывка из горла вырвался истошный крик, что в округе с ужаса взлетели все голуби. Не помог даже жгут во рту и английская шумоизоляция. Деревяшка была витиеватой, с множеством сколов и граней. Выкинув щепу на коврик пассажирского сиденья, Ульяна, откинула голову на подголовник, и отобрала у Димы бинты. Закашлявшись, выдохнула, раскрыв рот. Зажала рану и согнулась, сплюнув на коврик.

–– Ты как? – спросил слегка ошарашенный Среда. – Выглядишь не самым радужным образом.