Леди ведьма

– А что это был за джентльмен, на вокзале, этот мистер Барклей? – осторожно спросила Полли, мысли об этом молодом человеке не покидали её до сих пор.

Дядя слегка нахмурился, но все же сказал:

– Чарльз Барклей, богач. Молод, но уже влиятелен. Хотя редко бывает в высшем свете, но обладает весомостью и значительными друзьями. Я познакомился с ним в клубе, пытаясь завести новые знакомства, найти новые ходы к богатству. Я разговорился с ним, хотя мне он показался мрачноватым и немного отталкивающим. Так вот, он-то и рекомендовал мне настоятельно этот банк как удачное высокодоходное вложение, – дядя вздохнул и замолчал, а потом продолжил с грустной улыбкой: – Так вот, уже пол года, как я не могу платить даже за дом и за уголь, поэтому мне пришлось взять одного постояльца. Не беспокойся, это очень глубокоуважаемый джентльмен, весьма тихий и редко бывающий дома. И к тому же, он нам как бы родственник. Знаешь сумасшедшую Барбару Бригстоун, твоему отцу и мне она двоюродная сестра? Так вот наш постоялец – младший брат её второго мужа МакКина. Кстати, ты с родителями даже ездила к МакКинам на какой-то праздник в их ирландскую глушь. Помнишь?

Полли отрицательно покачала головой. Ей стало грустно, она не попала в безоблачное детство, как ожидала – действительность была намного суровей.

– Да, кстати, – сказал дядя с неловкостью, – он делит стол со мной. Но ты можешь все поменять, ведь это твой дом, я же здесь как бы гость… хотя… но ведь … – дядя замялся, вид у него стал ужасно печальным.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась Полли, – это даже хорошо, что вам составляли компанию за обедом. Тяжело находиться одному в таком большом доме.

– Вот и хорошо, – просиял дядя, – тогда спускайся через час, как раз подадут обед. Да, кстати, я не знал в какой из трех спален ты захочешь остановиться, и сказал, чтобы прибрали все, но для одной служанки это оказалось не по силам, она только мышей оттуда выгнала, – хихикнул дядя. – Так что выберешь комнату, и в ней мигом уберутся, пока мы будем обедать.

Как узнала потом Полли, до её приезда у дяди работали только дворецкий и кухарка. И лишь пару дней назад дядя взял в дом еще и молодую служанку – Терезу, бледнолицую, худощавую девушку лет двадцати.

Полли поднялась на второй этаж. По правую сторону от лестницы, где находились три спальни, никто не жил, так как дядя жил слева от лестницы, как и МакКин, занимая эркер, только на втором этаже.

Самая маленькая из спален была детской, где давным-давно жила Полли. В этой маленькой комнате по-прежнему стояла детская кроватка, сундук с игрушками и полка с книгами и мелочью, которую уже было не разглядеть под толстым слоем пыли. Наверное, из-за усталости, Полли не стала предаваться детским воспоминаниям и заглянула в соседнюю спальню, бывшую комнату родителей. Но как и в детской, Полли не стала здесь останавливаться, а лишь прошлась туда и обратно. А вот зайдя в комнату принадлежавшую её бабушке – Эбигейл Пикрофт – Полли не почувствовала ни грусти, ни каких бы то ни было эмоций и тут же сказала служанке, всюду следовавшей за ней, что займет бабушкину комнату. Тем более кроме спальни и ванной комнаты в ней был хотя и небольшой, но будуар. Как и везде, в нем было пыльно, но, как и обещал дядя, Тереза успела выгнать оттуда и мышей и пауков.

Полли окинула взглядом этот небольшой кабинет. Возле письменного стола висел портрет женщины. Полли узнала в ней свою бабушку. Ярко выделяющееся на черном фоне бледное, худое лицо в обрамление ярко рыжих волос, выбивающихся из прически. Она слегка улыбалась и будто вопрошающе глядела на Полли.

А еще в углу комнаты Полли увидела красивый большой сундук. Привыкшая, что в Индии сундуки занимали почетные места в комнате, а не ютились по углам, она приказала служанке перетащить его в спальню и поставить у кровати.

Приняв ванну и переодевшись, Полли, видя, что до обеда есть еще немного времени, решила написать письмо Сьюзен, своей старой подруге.

Пока Тереза убиралась в спальне, Полли села за будуарный столик. Но вместо принадлежностей для письма в столике она обнаружила круглый хрустальный шар и странные карты с картинками то в виде костлявой смерти, то с повешенным человеком. Кажется, вспомнила Полли, это были гадальные карты Таро. Удивившись странным наклонностям бабушки, Полли убрала обратно в ящик стола карты и хотела тоже сделать и с шаром, но, когда она взяла его в руки, случилось нечто странное. Держа в руках шар, она увидела, что белесая дымка тумана внутри него растворилась и четко, будто это уменьшенная копия действительности, предстала перед глазами Полли серая, похожая на складское помещение, комнатка. И вдруг посреди неё взвился вихрь, и из него вышла старуха. Она подошла к двери, открыла её, словно прислушиваясь к шуму. Полли поднесла шар ближе к глазам, чтобы разглядеть её, но тут же все видение исчезло. Но Полли, несмотря на мимолетность увиденного, готова была поклясться, что это та самая старуха, которую она видела в поезде, и даже в той же самой одежде с окровавленным подолом.

Служанка принесла бумагу и чернила, и Полли поскорей убрала в стол шар, будто пряча от служанки свое сумасшествие. Убедив себя, что это лишь соединение разыгравшегося воображения и встревоженных нервов, Полли принялась писать письмо.

Когда она была в Индии, они с подругой поначалу часто писали друг другу, но потом утруждали себя лишь тремя – четырьмя письмами в год. Так что Полли спешила сообщить Сьюзен, что она уже в Лондоне. Чтобы поскорее встретиться и вдоволь наболтаться.

Пройдя в столовую, Полли увидела постояльца. Это был задумчивый молодой человек лет тридцати с трубкой в зубах. Увидев Полли, он встал с кресла и убрал еще не зажженную трубку в верхний карман домашнего бархатного пиджака.

– Позвольте представиться, Рик МакКин, – он поклонился.

Полли кивнула. Рассматривая этого человека, она с ужасом подумала, что теперь из-за бедности она вынуждена терпеть в своем доме чужого пришлеца.

– Хотя смею признаться, – продолжил МакКин, – мы с вами давным-давно представлены друг другу. Вы приезжали на столетний юбилей моей бабушки, в наше родовое имение в Ирландии. Где, украв фейерверк, подожгли сарай.

Полли возмущенно вскинула брови и хотела было защититься от такой наглой лжи, но вдруг ужас от огня и дыма, охватывающий все пространство вокруг, в секунду заполнил её мозг.

– Мне было тогда пять лет, и я сама чуть не погибла.

– Что вы, я не хотел вас обвинять, просто желал, чтобы разговор перешел сразу на дружественный тон, но кажется, вспоминать этот случай было ошибкой, – МакКин вздохнул.

Наступило молчание, но спустя минуту МакКин прервал его более официальным вопросом:

– Мистер Бригстоун говорил, что вы должны приехать на днях. Я хотел купить в честь вашего приезда цветы. Неужели я перепутал даты?

– Должно быть. Но не беспокойтесь, хорошо, что нет цветов, я от них ужасно устала в Индии.

– Значит, вы приехали сегодняшним поездом, – поднял одну бровь он. – Надеюсь, вас не коснулось ночное происшествие?

– Что? – в комнату вошел дядя. – Что произошло с поездом?!

– Скорее с одним из его пассажиров. Был убит венгерский граф, – сказал МакКин.

– О боже Полли, и ты была там? – дядя был в ужасе.

– Да нет, я ничего не слышала, это случилось в соседнем вагоне.

– В соседнем… – дядя шлепнулся на стул.

– Не беспокойтесь, мистер Бригстоун. Преступник пойман. Мисс Полли цела, – МакКин, словно проверяя этот факт, внимательно посмотрел на Полли.

– Пойду принесу бренди, – вздохнул дядя, – эта пустая настойка меня не успокоит.

Как только дядя вышел, МакКин сказал тихо:

– А откуда у вас такой ушиб на руке?

Полли глянула на руку. Она и не заметила ниже локтя легкого синяка. Видимо ударилась, когда летела вместе с незнакомцем через дверной проем. Полли не желала признаваться, что она встретила человека в маске и не выдала его полиции и потому, с подозрением глядя на постояльца, в свою очередь спросила:

– А разве уже писали о происшествии?

– О, Полли, – в комнату вернулся дядя с бутылкой в руке, – я же забыл тебе сказать, что мистер МакКин – детектив!

– Так вы здесь и посетителей принимаете? – сурово спросила Полли, не обращая внимания, с какой радостью дядя сообщил о профессии постояльца.

– Не больше чем любой праздный джентльмен, – отрезал МакКин.

– Значит, вы не особенно удачливы в своей профессии? – язвительно спросила Полли.

Рик открыл было рот, словно силясь ответить что-нибудь колкое, но, видимо, ему в голову ничего не пришло и тут, к счастью для него, дядя позвал всех садиться за стол.

На обед подали невозможно пересоленый суп. Дядя, возмущаясь, позвал кухарку. Кухарка, пожилая женщина с веснушчатым лицом, хмуро проговорила:

– Когда я сварила суп, он был абсолютно съедобен. Так что во всем виноваты ОНИ!

– Миссис Харрис, вы опять за свое, – вздохнул дядя. – Опять эти выдумки о чертенятах или злых духах.

– Нечисто здесь, – прошептала кухарка, зыркая по сторонам. – Но не беспокойтесь, я попрошу у отца Грюгеля святой воды и такое больше не повторится.

Дядя проигнорировал заботливое высказывание о святой воде и отослал кухарку на кухню, заявив ей, что все же надо быть повнимательней.

– Она отличная кухарка и экономно умеет вести дом, – оправдывая ее, сказал дядя. – Но её излишняя набожность с недюжим воображением придумала ИХ, и теперь все несчастные случаи она списывает на нечисть.

Вместо супа приступили ко второму. Дядя стал вспоминать прежние дни, когда он часто гостил в этом доме у брата и здесь, за столом, собиралось много гостей: офицеров, друзей Альберта и веселых подруг Оливии.

– А на том месте, – и дядя указал на пустующий торец стола у окна, – сидела мать Оливии – миссис Эбигейл Пикрофт. Довольно мрачная старуха.

– Я её почти не помню, – удивилась Полли. – Ни отец, ни мать не говорили о ней, единственное, что меня с ней связывает, так это оставшийся у меня медальон, с миниатюрным портретом еще молодой бабушки внутри, – Полли задумалась, и МакКин кинул на неё изучающий взгляд.

– Да, Оливия с матерью как раз перед отъездом в Индию не на шутку поссорились, хотя, если честно, они всегда не очень ладили друг с другом, – дядя без аппетита воевал с пудингом на своей тарелке, и наконец, поморщившись над очередным кусочком, проглотил его словно микстуру.

«Это точно, – подумала Полли, – так не ладили, что я о бабушке ничего не знаю, кроме имени».

– Неужели доктора вас обязали есть творожный пудинг? – с легкой улыбкой спросил дядю МакКин.

– Я сам, – вскинул брови дядя, – знаю, какую пользу несет это творожно-желейное вещество. Один мой знакомый рассказывал, что его хороший знакомый, попав под экипаж, сломал руку, ногу и кажется пару пальцев. Так вот, его организм востребовал по какому-то странному желанию пудинг во всех его вариантах. И, к удивлению докторов, уже через пару месяцев этот знакомый моего знакомого бегал, словно ему было двадцать, а не семьдесят лет.

Полли хотела спросить дядю о бабушке, но при чужом человеке разговаривать о семейных проблемах и странностях не хотелось. И поэтому Полли продолжила молча пить чай.

После обеда МакКин взял принесенные только что служанкой газеты и скрылся в своем эркере, лишь холодно раскланявшись с Полли и пожелав дяде удачного дня. А дядя не отпускал Полли еще часа два, все расспрашивая её о их жизни в Индии, но больше говорил сам, опять возвращаясь воспоминаниями в годы своей и брата молодости.

Лишь только дядя Генри перешел к опереточной диве, которой был увлечен в молодости, вошел дворецкий и доложил, что пришел некий Джон Хобсон, сомнительного вида человек, и поэтому он его даже за порог не пустил.

Дядя сморщился, будто у него заболел зуб.

– Меня нет дома. Скажи, что я уехал и буду неизвестно когда, не в этом месяце точно.

Дворецкий кивнул и вышел.

– Боже-боже, эти кредиторы меня доведут до нервного срыва, – дядя встал и осторожно шагнул к окну. – А этот самый зубастый из них.

Полли тоже подошла к окну, но ближе, чем мог из-за страха позволить себе дядя. А потому увидела на дорожке пожилого мужчину в потрепанном сюртуке и пыльных брюках. Его котелок давно вышел из моды, нос был крючковат и казалось, мужчина словно что-то вынюхивал, оглядывая дом.

– Он же не думает, – всполошился дядя, – из-за этого ничтожного кредита прибрать наш дом?

– Ну, даже если и так, – сказала Полли, – у него это не выйдет, дом ведь записан на мое имя.

Дядя как-то странно крякнул и отступил, пробормотав что-то.

– Постойте, – нахмурилась Полли, – разве это не так?

– Нет, нет, с этим все в порядке, – дядя отступал к двери. – Прости, у меня от всего этого ужасно разболелась голова, поговорим потом, – и он выскочил за дверь.

– Еще не хватало лишиться дома! – Полли нахмурилась и опять глянула в окно. Ростовщик, ссутулясь, неспешной походкой направлялся к калитке. Теперь и Полли испытывала к нему недобрые чувства.

В доме была удивительная тишина, не то что в семье полковника Грепфрейта, где Полли жила последние два года. Там, благодаря трем сестрам и их взбалмошной мамаше, вечно было такое чувство, что дамочки собираются на бал или готовятся к длительному путешествию.

Полли поднялась к себе в спальню. Открыла шкаф, куда служанка только что поместила её одежду и с грустью отметила, что платья выглядят изрядно поизносившимися. Но об обновках и мечтать не стоило, Полли понимала, что теперь, видимо, ей придется работать! И она могла бы быть белошвейкой, или давать уроки музыки, или на худой конец преподавать хинди. Но вышивка королевской гладью её утомляла, а давать уроки музыки или хинди было бы просто ужасно, так как терпения в Полли не было. Поэтому, несмотря на скверное денежное положение, даже думать об этом было невыносимо. И она решила ненадолго отложить этот вопрос. Нужно же отдохнуть после поездки.

Тем более мысли её были заняты совсем другим. Встреча с дядей и возвращение в родной дом отвлекли её, но ненадолго, от недавних событий в поезде. И вот теперь, оставшись одна, в тишине, она опять стала думать о странном исчезновении миссис Мэри Смит. Навряд ли полиция даже знает о нем. Возвращаясь воспоминаниями в ночной плимутский поезд, Полли поняла: одной ей в этом не разобраться. О полиции пока можно было и не думать, но не зря же под боком живет этот Рик МакКин. «Надо будет завтра с утра поговорить с ним. Посмотрим, – решила она, – что это за детектив такой».

Глава 3

Утром Полли спустилась и увидела в гостиной дядю и МакКина. МакКин распаковывал почтовую коробку, а дядя с нескрываемой радостью приплясывал на месте. Рядом, держа в руках поднос, стояла кухарка.

– Вроде бы до рождественских подарков далеко, – сказала Полли, видя, как МакКин принялся вытаскивать из большой коробки один сверток за другим.

– Это посылка от брата Рика, – сказал дядя. Он развернул один сверток и там оказалась превосходная баранья нога холодного копчения. Дядя с наслаждением вдохнул её аромат и положил на поднос кухарке. Дальше последовала кровяная колбаса и несколько банок с джемом и томатным соусом. – Отличнейший, должно быть, он человек! Такая щедрость. И как всегда, он посылает это не только для вас одного. Приятно иметь такого чуткого младшего брата.

МакКин достал со дна коробки толстенный конверт и, хмуро глядя на него, вздохнул.

Дядя, еще раз похвалив брата МакКина, сообщил, что ему пора в клуб, и ушел. А кухарка с груженым подносом отправилась на кухню.

– Почему же вы так мрачны, ваш брат просто чудо, – сказала Полли МакКину, – а вы будто злитесь на него.

– Во-первых, все эти овощи и копчености не из Ирландии, – Рик постучал пальцем по конверту, – а из Беркшира. Думаю, там у брата сидит его старый должник, так что все эти дары от неизвестного сельского труженика, а не от Годриуса. Видите, на конверте стоит один штемпель, а на коробке другой. То есть Годриус переслал конверт с рукописью в Беркшир с просьбой добавить к нему овощей и уже все это переслать ко мне. Годриус даже не подумал, что я это замечу. Хотя у нас в Ирландии имение, но хозяйство брат запустил, как и всю свою жизнь и себя заодно. Вместо всего этого он пишет романчики, которые спросом не пользуются. Кстати за все эти годы он сумел пристроить всего одну книгу, да и то в небольшой социальный журнал «Ту-дэй» напечатавший его бесплатно. Но пишет братец беспрерывно и к тому же заставляет меня содействовать ему, – он стукнул по конверту. – Для этого то он и посылает дары чужой фермы, точнее заставляет посылать их своего друга, чтобы я ему указал на ошибки и неточности в его вымышленных детективных расследованиях. Но его логика ужасна, убийцы настолько смешны, что прежде чем придушить кого-нибудь, философствуют до умопомрачения, мучая этим читателя. И, вместо того, чтобы сострадать жертвам, я смеюсь или злюсь, – МакКин вконец был расстроен.

– Вы просто боитесь сказать ему правду, ведь так? Поэтому вам тяжело.

– Да, вот именно, он мог бы заняться чем-нибудь более полезным и к тому же тем, что у него лучше получается.

– Может, вы позволите? – Полли взяла тяжеленный конверт. – Я бы хотела почитать.

МакКин с радостью кивнул.

– Вы бы избавили меня от тяжкого труда, тем более у меня и без этого полно дел, – и он ушел в свою комнату.

Полли спросила у служанки, не было ли и ей письма, та ответила отрицательно. Полли была разочарована, она-то думала, что подруга будет рада, что Полли в Лондоне и тотчас же ей напишет, но, видимо, даже крепкая старая дружба стирается из-за долгой разлуки и большого расстояния.

Но не успела Полли допить свой утренний чай, как в дверь позвонили и звонкий голос ворвался вместе с её владелицей в столовую. Белокурая, изящная, богато одетая дама предстала перед Полли.

– Сьюзен! – ахнула Полли, в удивлении глядя на свою подругу детства.

– Полли! – дама кинулась её обнимать, в восторге щебеча про экзотический загар и все такое же милое личико. Сьюзен отодвинула Полли, чтобы заметить, что у подруги бесподобная фигура, потом опять обняла, потом отодвинула окончательно и заявила, что как только муж уехал в министерство, она тут же, накинув шляпку, помчалась к Полли.

Последний раз Полли и Сьюзен виделись в шестилетнем возрасте, с тех пор лишь переписывались, но письма всегда их были так теплы и сердечны, что встретившись сейчас, они не испытывали никаких стеснений, будто расстались полгода назад, когда Полли получила от подруги последнее письмо. Сьюзен была такая же, как и в письмах, живая, неугомонная, казалось, она занимает собой все пространство. А Полли – простая, но язвительная натура, и в личном общении предстала перед подругой без всякой лжи и чуждого ей жеманства. Поэтому они встретились просто и продолжили будто прерванный разговор.

– Значит, ты замужем за министерским работником, – резюмировала многословие подруги Полли.

Она предложила выпить чаю и Сьюзен с удовольствием согласилась, ответив, что позавтракать-то она как раз и не успела, так как вместо того, чтобы идти завтракать, она принимала шляпницу и выбирала шляпки. Сьюзен сняла с головы огромную круглую шляпу, с которой небрежно спадали по краям перышки и кружевные ленточки.

– Шляпка и правда превосходна, – сказала с улыбкой Полли, – и стоит всех завтраков.

Вкушая рассыпчатый кекс с изюмом и цукатами, Сьюзен продолжала рассказывать о себе:

– Я вышла замуж только что, всего два месяца назад, за герцога Гарри Брукса. Ему тридцать восемь лет и работает он в кабинете министров.

– Я помню, ты упоминала в последнем письме о нем, и притом не очень лестно, – с удивлением припомнила Полли.

– Да, я помню, что сказала о нем, что он ужасно богатый, скучный и все время молчит, – с легкой неловкостью сказала Сьюзен. – Но оказалось, что он просто серьезный, и у нас разные темы для разговора. Зато, – она сделала паузу, – он часто дает балы, и все ради меня. Поэтому теперь каждый вечер или я кого-нибудь принимаю, или сама куда-нибудь выезжаю!

– Без него? – удивилась Полли.

– Ну, он так занят, – вздохнула Сьюзен, она посмотрела в тарелку, с которой уже исчез порядочный кусок кекса, – и потом его сестра с мужем все время составляют мне компанию. Но это все так скучно и прозаично, лучше расскажи что-нибудь об этой таинственной и волшебной Индии. В письмах ты почти о ней ничего не упоминала. Хотя наверняка ты там встречала махараджей, факиров, заклинателей змей. Сплошные развлечения!

– Вот уж где было скучно, – в свою очередь вздохнула Полли, – четыре месяца дождей и все время одни и те же лица. Местное светское общество в основном жены офицеров, которые, в свою очередь, говорят лишь о войне или так же маются от безделья, играя в карты или избавляясь от очередной тропической лихорадки. Но кажется, я об этом уже упоминала в письмах.

– Нет, в письмах ты никогда не затрагиваешь грустные темы. Но если в Индии было так плохо, тогда почему ты сразу не приехала после того, как похоронили отца? – Сьюзен с неподдельным сочувствием глядела на неё.

– Как ты знаешь, мне пришлось еще два года провести в доме четы Грепфрейтов. Все дело было в… – Полли замялась. Ужасно говорить о деньгах, но еще ужасней говорить об этом с богатой подругой.

– В деньгах! – хлопнула по столу Сьюзен, – но почему ты не обмолвилась об этом мне в письме?

– Дядя все-таки прислал мне деньги на билет.

Сьюзен всерьез задумалась, даже складки залегли между бровями. В итоге спустя пару минут Сьюзен встрепенулась:

– Постой, ты же мне писала про Уолтера Фицроя, этого красавчика капитана. Кажется, дело шло к помолвке.

Полли догадалась, о чем думала Сьюзен, и почему спросила про Уолтера, скорей всего мысли Сьюзен стали вертеться вокруг удачного замужества.

– Кажется, поэтому я поспешила приехать в Лондон, – ответила Полли. – Я просто сбежала от ответа.

– Но значит, предложение было сделано? – с легким восторгом прошептала Сьюзен.

На это Полли могла лишь кивнуть. Видимо, восприняв молчание подруги за нежелание развивать тему, Сьюзен сказала:

– Вообще-то я собиралась тебя лично пригласить на завтрашний вечер, который мы с Гарри устраиваем. И со всей учтивостью приглашаю. И чтобы ты не скучала, я познакомлю тебя с умными и обаятельными лондонцами!

– Я понимаю, чего ты хочешь, – сказала Полли, – но прошу, не надо заниматься мной.

– Да, с меня плохая интриганка, – вздохнула Сьюзен, – ладно, признаюсь, я подумала, что тебе необходимо удачное замужество.

Подруга сияла от своей блестящей идеи, но Полли её таковой не находила.

– Вот уж нет, – она сложила руки на груди, показывая этим свою решимость, – уж лучше я пойду работать, чем выйду замуж без любви!

– Чувства – это всего лишь воображение, а воображения в тебе всегда было предостаточно, – хитро улыбнулась Сьюзен. – Но не буду тебе мешать, готовься к балу, – и она, подмигнув, одела свою шляпку, – тем более мне надо еще зайти в цветочную лавку, это недалеко отсюда.

Уходя, Сьюзен глянула в зеркало:

– Ах, я опять так неприлично розовощека!

– Тебе это очень идет.

– Анна, сестра моего Генри, говорит, что это оттого, что я очень подвижна. Мне и вправду надо сбавить свой темп, что-то я слишком невоспитанно всюду поспеваю, будто коммивояжер какой-то.

Сьюзен, попрощавшись, вышла из столовой. А когда уже экипаж отъехал, Полли заметила на диване маленькую, вышитую бисером, сумочку Сьюзен. Все-таки ей бы немного сбавить темп, улыбнулась Полли, или хотя бы не быть такой рассеянной.

Размышляя о бале, куда ей действительно очень хотелось пойти, Полли пересмотрела все свои наряды, их было немного, всего дюжина, и все обыденно простые платья. Может Сьюзен и надо было за несколько дней готовиться к балу, перебирая весь свой гардероб и размышляя, какое она в этот раз может одеть платье, но у Полли выбора не было. Она нашла только одно достойное платье, и то – вышедшее из моды в прошлом году.

Устало сев на прикроватный сундук, Полли опять задумалась о деньгах. Первый и последний раз, когда она о них так сокрушалась, это два года назад в Индии, после смерти отца. Когда горе её немного поутихло, полковник Грепфрейт, пригласив её в свой кабинет, сообщил, что к сожалению, её отец ничего ей не оставил. Слава богу, это касалось и долгов. Ведь отец последние годы картежничал и кутил. Он промотал даже жалкое, в тысячу фунтов, состояние Полли. Но пока она жила в семье Грепфрейтов, о деньгах она не думала, так как полковник Грепфрейт даже мелкие расходы брал на себя, (чем, кстати, она никогда не злоупотребляла). Вот и теперь, чтобы перестать о них думать, она заняла свой мозг странным происшествием в поезде. И вспомнила, что сегодня хотела поговорить с МакКином.

Захватив брошку графа, Полли спустилась на первый этаж. И в холле столкнулась с детективом.

Он ходил туда сюда, из своего кабинета в холл, шаркающими шагами. Волосы на голове его были всклокочены, а взгляд был мутный, то ли от усталости, то ли от спиртного. В распахнутую дверь кабинета Полли увидела захламленный стол и разбросанные по полу газеты.