Полная версия
Итальянская партия
Мой взгляд, мой разум блуждали без цели.
Кампо-деи-Фьори представлялась мне непрерывно кипящим котлом. Впрочем, звуковой строй существенно изменился по сравнению с утром. Умолкли горластые зазывалы. Почти все прилавки теперь были укрыты чехлами. Зато тут и там виднелись шумные кружки молодых людей, которые стояли на месте или перемещались. Их общий вокальный фон перемежался смехом и криками, иногда сопровождаемыми резкими жестами, стремительными поворотами, беспорядочными прыжками, игривыми поцелуями. Взрослые пары замедляли шаг и с улыбкой обходили их. Молодые люди с готовностью восторгались чем угодно, например, двое парней восхищенно смотрели, как девушка с грязными босыми ногами, выбиваясь из сил, жонглирует тремя булавами.
Крышкой котла Кампо-деи-Фьори служил ровный квадрат голубого неба, по-прежнему светлого, несмотря на то что солнце уже скрылось за декорацией западных фасадов.
Генри Даргер тоже мог бы здесь пройти, присесть за мой столик. Это было бы замечательно.
Он молча рассмотрел бы меня, потом расслабился и разговорился, рассказал бы об “Истории моей жизни”, автобиографическом произведении в пять тысяч страниц. Поведал бы по порядку обо всех побегах из детского интерната для слабоумных. Наверное, с трудом удержался бы, чтобы не начать мастурбировать у всех на виду, как с ним это неоднократно случалось. Он наверняка разложил бы прямо на площади, на мостовой, свои монументальные наивные картины, объяснил причины придуманной им войны между королевством Аббиения и жестокими гланделинианцами, которой посвящены пятнадцать тысяч страниц его великого творения.
Я отхлебнул чуточку холодного кампари и улыбнулся, представив себе эту забавную и абсурдную ситуацию. И переполох, который могло бы вызвать внезапное появление такого типа, как Генри Даргер, в чистеньком замкнутом пространстве Кампо-деи-Фьори.
Что и говорить, такое вряд ли могло бы произойти, тем более что Даргер покинул этот мир много лет назад.
Нет, единственное, что было реальным, – это лекция о нем и его творчестве для Музея ар-брют в Лозанне, которую я согласился провести. Очередная идея Амандины. “Пойми, Гаспар. Это твое. Лучше тебя это никто не сделает”.
Придется попотеть.
VСолнце вело себя точно так же, как накануне, оно разбросало первые лучи по крышам домов, обрамляющих площадь, и неожиданно повсюду разлилось мягкое тепло.
Я только что закончил скучную партию со стариком, не произнесшим ни единого слова. Обдумывая ходы, он непрестанно шевелил нижней челюстью, она словно жила самостоятельной жизнью и безостановочно двигалась, раз за разом описывая дугу, как будто старик что-то жевал пустым ртом. Собравшихся вокруг нас немногочисленных зрителей утомила его медлительность. Наконец он с трудом поднялся и покинул террасу “Вирджилио”, едва заметно кивнув в мою сторону.
Я расставил фигуры по местам, ожидая нового противника. Торговец фруктами, судя по всему, проникся ко мне симпатией. Он с восхитительной регулярностью сдержанно шутил в мой адрес.
– Приятно, наверное, когда игра заканчивается? – произнес он. – Нейроны – они такие, дорогой синьор, за ними нужен уход. Впрочем, не надо меня слушать. Рассуждаю о том, в чем ничего не смыслю.
В ответ я понимающе улыбнулся ему.
Я сидел, поставив локти на стол, подперев кулаками подбородок, и мои слегка притупившиеся чувства поначалу восприняли ее как неясный силуэт, расширенный складками просторной юбки или платья из шершавой светлой ткани. Ее большая сумка с длинной ручкой висела на спинке металлического стула напротив меня.
– Вы играете?
Я резко выпрямился.
– Ой, извините, кажется, я вас напугала.
– Нет, ничего, – промямлил я.
У нее был странный акцент, наверное, восточноевропейский. Ее распущенные волосы закрывали левую часть лица. Она изящным движением поднесла руку к виску, отвела волосы со лба и, обхватив пальцами густые пряди, закинула их назад, на затылок.
– Но вы, может быть, предпочли бы и дальше смотреть сны, – продолжала она на почти безупречном французском.
Я постарался скрыть удивление.
– Нет-нет. Можем сыграть.
Она села, немного подтянула вверх широкие рукава своей рубашки с рисунком из стилизованных бабочек и длинных древесных стволов.
– Ну, смотреть сны – это сильно сказано, – сказал я.
Она бросила на меня чуть насмешливый взгляд, аккуратно расставляя фигуры по центру клеток.
– Какие выбираете – белые или черные? – спросил я.
– Мне все равно. У меня под рукой черные, пусть так и будет. Вас это устраивает?
Я кивнул.
– Пять минут на ход?
– Договорились, – произнес я, выставляя часы и удивляясь ее самоуверенности.
И поставил пешку на d4. Она не задумываясь подвинула свою на b5. Это был странный ход, и если бы не ее ловкость в обращении с фигурами, я счел бы, что передо мной начинающая.
– Архаика, да?
– Скорее редкость, – пробормотал я. – Польский гамбит. Почти забытый.
– Да, – согласилась она. – Теперь он никому не интересен. После матча Петросян – Спасский в шестьдесят седьмом.
– В шестьдесят шестом, – поправил я.
На двадцатом ходу она обложила меня со всех сторон. Вдобавок ко всему, я существенно перебрал время. Она оставила центр, чтобы сосредоточиться на том, что я оценивал как матовую атаку. Я несколько раз поднимал глаза и поглядывал на нее. Она не отрываясь смотрела на доску.
Я сделал последнюю попытку, которую она после минутного размышления пресекла, пожертвовав слона на g7. Еще три-четыре хода – и ее победа стала неоспоримой. Я остановил часы и протянул ей руку в знак капитуляции. Ее раскрытая ладонь едва коснулась моей.
– Вы слишком рано сделали рокировку, – заметила она. – В этой позиции лучше было создать неопределенность относительно последующих перемещений вашего короля. Реванш?
Я чуть заметно кивнул.
Она уже заново расставила свои фигуры по местам.
– Вы все еще увлечены сновидениями? – пошутила она.
Я улыбнулся и ответил:
– Сейчас еще больше, чем раньше.
– И что же вам снится?
– Моряк во время шторма, – сообщил я, немного помолчав.
Она принялась сама расставлять мои фигуры. Встретив ее взгляд, я заметил в нем искорку любопытства.
– Ну вот, океан снова успокоился, – заявила она, когда все фигуры встали на место.
– Хорошо бы надолго, – вздохнул я.
Вторая партия была более ровной. Мы стояли друг против друга, выйдя на ладейный эндшпиль, с равным временем. Несмотря на ее лишнюю пешку, мне удалось преодолеть ее сопротивление, и после недолгого колебания она скрепя сердце согласилась на предложенную мной ничью. Отвернулась от меня и впала в задумчивость, глядя в пустоту и наверняка оценивая некоторые позиции, где она сделала неверный выбор, лишивший ее победы.
– Слона лучше было на b6, а не на c5, – нерешительно пробормотал я, пытаясь проникнуть в ее мысли.
Она медленно кивнула и прошептала:
– Вполне возможно.
Мы обнаружили, что вокруг нас собралась небольшая толпа, привлеченная радостными возгласами торговца фруктами:
– Ого! Дамы и господа, у нас, кажется, объявился потрясающий игрок, подходите, подходите, зуб даю, будет кровавая бойня!
Она уставилась мне прямо в глаза, ее взгляд сверкал и пронизывал насквозь, словно гамма-лучи, проникая сквозь ткани и не зная преград. Ее разум по-прежнему был занят партией и бесчисленными вариантами ходов.
Зрители хранили молчание. Мне казалось, они смотрят только на нее и ожидают ее решающего слова.
Вместо этого она взглянула на часы и вскочила на ноги:
– Ой, я не заметила, как прошло время. Извините, мне пора.
Она положила ладонь мне на руку, это длилось две или три бесконечно долгих секунды.
– Не беспокойтесь, – сказал я и задержался взглядом на ее тонкой кисти с длинными пальцами и изящными ногтями.
Она убрала руку, и это движение было похоже на легкую ласку, а может, мне просто так показалось.
Она проворно подхватила длинную ручку сумки и повесила ее на плечо.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Бульвар Агутт-Самба находится в Гренобле, площадь Виттельсбахов в Мюнхене, улица Месье-ле-Пренс в Париже. (Здесь и далее – прим. перев.)