Рулетка. Стимпанк-роман

Люди разбрелись по вагонам, которые были узкими крытыми повозками без окон, без сидений. Внутри лишь тусклый фонарь. Поезд дрогнул и медленно покатился. Гул снаружи нарастал, пока не превратился в невыносимый грохот. Поезд заносило на поворотах, и те, кто не смог схватиться за стенку вагона, за плечо соседа или за иную опору, валились на грязный пол. Джон и Анна среди прочих также побывали на полу и были совершенно выпачканы. Сквозь шум было слышно, как заплакала маленькая девочка.

– Мама! Я хочу домой! – проревела она, перекрикивая поезд.

– Потерпи, моя милая! Всего две станции осталось! – прокричала мать, крепче прижимая бедное дитя к себе.

Уже на поверхности, подавляя приступы тошноты, Джон и Анна поклялись друг другу никогда, ни при каких обстоятельствах больше не ездить в метрополитене. Поддерживая друг друга, они добрели до забора, чёрным зубчатым квадратом огораживающего какое-то здание. Джон измождённо привалился к стальным прутьям забора. Анна уткнулась лбом в плечо супруга. Прохожие смотрели на пару со смесью удивления и презрения, особенно дамы, которые не понимали поведение этой «вызывающей женщины», посмевшей показать свою слабость в обществе.

– Эй! Чего встали! Здесь вам не отель «Гринвич»! Пошли отсюда! – рявкнул дородный полисмен, угрожающе помахивая деревянной дубинкой. Супруги быстро ретировались.

Нужный дом находился где-то по ту сторону оживлённой дороги, которую нужно было перейти. Но это был центр Лондона. Толпы людей, лошадей с экипажами, паромобилями смешивались, как кофе и сливки, в единое шевелящееся нечто, угрожавшее поглотить каждого неопытного приезжего.

В тщетном поиске перехода через дорогу к заветной квартире наступило время обеда. Уиндеры зашли потешить желудок в закусочную «Домик Бергера». От вывески и здания, построенного по подобию немецких домов, уже тянуло съестным духом. Дешевый ресторанчик-закусочная, и хозяин, он же официант, он же повар – породистый немец – стоял за стойкой и равнодушно почитывал газету. Опрятные столики, безупречная чистота и отсутствие завсегдатаев-пьяниц, которые вереницей тянутся туда, где пахнет выпивкой. Слишком аккуратно – и это смущало – но желудку было все равно.

Джон для придания себе важности долго рассматривал меню, стараясь с достойной медлительностью перелистывать страницы, и заказал в итоге две порции какого-то дешёвого супа. Утреннее пиршество сказалось на финансовом состоянии пары.

Ждать долго не пришлось. Казалось, хозяин предусмотрел заранее все заказы посетителей и просто выносил их с кухни. Или же все блюда из меню были заранее приготовлены. Периодически бросая взгляды на хозяина за стойкой, Джон принялся за еду. В молчании супруги поглотили содержимое тарелок. Когда последняя ложка отправилась в рот Анны, Джон оглянулся. Немца Бергера не было в зале. Решительным движением Джон встал, подал руку Анне и твёрдым шагом направился к выходу.

– Любезнейший, надеюсь, вы будете помнить о плате за обед во время краткой прогулки с вашей очаровательной спутницей? Впрочем, чтобы не портить день запоминанием вашего долга, предлагаю вам расплатиться прямо сейчас, – гнусавым голосом, растягивая гласные, произнёс немец, выскочив из кухни.

Джон был унижен. Его замысел не удался, и с чувством провинившегося ребёнка он направился к немцу, обшаривая попутно карманы пальто.

– Сэр, уже по вашим неуверенным движениям я понимаю, что у вас не хватает денег! – произнёс немец и окинул взглядом Анну с ног до головы.

– Странные выводы вы делаете, господин Бергер!

– Вы полагаете, что просто обмануть человека, который два десятка лет содержит ресторан? Вы слишком суетливо рыщете по карманам… – ответил хозяин, продолжая рассматривать супругу Джона.

– Вот и нет. 20 шиллингов, говорите? Сейчас я заплачу… пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать…

Лицо Бергера расплылось в довольной улыбке. Полные щёки и складки за подбородком налились розоватой краской, что свидетельствовало об огромном удовольствии, которое испытывал хозяин.

– Не хватит! Не хватит! Я зову полицию, – нараспев проговорил Бергер.

Джон тяжело вздохнул, снял котелок с головы и отодрал подкладку. Через миг в его руке блеснула монета.

– Двадцать!

Лицо немца помрачнело.

– Черт подери! Хватило! Ох, и ловкач! Ловкач! Всего хорошего! Заходите еще!

Анна с укоризной посматривала на своего супруга, но ни слова не произнесла. Глубоко в душе она была согласна с таким поступком в условиях сильной экономии средств.

Ресторан оказался позади. Очередной поток людей подхватил супружескую чету и понёс в сторону дороги. Обоим повезло: они не разминулись в толпе и как раз оказались на нужной стороне улицы.

Непростым занятием оказался поиск нужного дома среди опрятных, ничем друг от друга не отличающихся двухэтажных домов с чистыми крыльцами и небольшим газовыми фонариками над дверью, на стекле которых были нарисованы номера домов. Улицы Лондона не отличались прямотой. Каждая извивалась в силу старания поколений архитекторов, присматривающих для своего проекта более-менее подходящее место, не заботясь об облике улицы и города в целом.

После долгих розысков нужной цифры супруги стояли на крыльце и с неуверенностью поглядывали на темно-зеленую дверь с медной массивной ручкой. Вся энергия, с которой они стремились сюда, в единый момент исчезла, словно облако пара.

– Что ты стоишь? Хочешь тут умереть от холода?! Стучи! – нетерпеливо бросила Анна.

Джон приметил это изменение в её поведении. Она никогда не проявляла нетерпения и к тому же никогда не говорила подобным тоном.

Робкий стук прокатился эхом внутри, создавая впечатление необитаемости жилья. Спустя несколько минут ничего не произошло. Джон, сложив руки на груди, ждал, поглядывая по сторонам. Он был спокоен и уверен, что пожилая женщина не сразу, но откроет им дверь. Вдруг Анна подскочила к двери и заколотила кулаками. Она была в бешенстве, было очевидно. Джон лишь удивлялся, не смея мешать супруге колотить дверь.

– Ага!!! Новые жильцы! – раздался возглас за дверью. – Минуточку, сейчас отворю! – послышались шаркающие шаги. Замок захрустел, и дверь распахнулась.

При первом взгляде на хозяйку Джона охватил ужас. На морщинистом лице не было глаз: лишь два черных, влажно блестевших пятнышка, напоминавших органы зрения. Рот был приоткрыт, обнажая желтые, местами чернеющие зубы. Губы старались сложиться в подобие приветливой улыбки. Кожа была бледной с оттенком желтого. Иными словами, старуха производила крайне неприятное впечатление, которое лишь усиливалось из-за старого тёмно-серого платья с кружевами на воротнике и дырами в подоле.

– А я все жду, когда же придёт кто-нибудь смотреть комнаты. Входите, входите, – затараторила старуха, распахивая дверь полностью и жестом приглашая пройти.

– Я полагаю, вы хотите оглядеться? Прошу, только обувь снимите! Не терплю грязи, запомните это хорошенько, коль соберётесь жить в этом доме!

Двухэтажный дом вмещал в себя четыре жилых комнаты, не считая уборной, кухни и кладовки. При благоприятных обстоятельствах супруги рассчитывали снимать две комнаты, выделив одну для детской. Другой же комнате фантазия Уиндеров отводила универсальную роль.

На втором этаже были две комнаты, сообщающиеся друг с другом. Первая была больше похожа на кабинет. Маленький письменный стол, два стула, просевший полосатый диван вдоль стены, что была оклеена тёмно-зелёными обоями. Имелось и окно с видом на огромное кирпичное здание, походившее на завод. Вторая была спальней с большой кроватью. Окон не было.

Если не считать пыли по углам, то комнаты пришлись по вкусу обоим. Супруги вполголоса делились впечатлениями и планами о покупке дополнительной мебели. Хозяйка дома слышала плохо, но улыбки и плавные жесты не ускользнули от её глаз.

– Э! Сэр, чувствую, что вы определились. Взгляните на эту бумагу и внимательно прочтите! – проговорила старушка, прерывая Уиндеров.

На куске достаточно старой бумаги было написано следующее:

«Милостивые господа, эта дама желает сдавать свою недвижимую собственность, не найдя ей достойного применения в хозяйстве. Вы, желая временно занять помещение (-я), должны знать некоторые условия:

1. Старуха неграмотная, поэтому чтение, равно как и счёт, для неё недостижимые знания.

2. Исходя из пункта первого, заключаю, что плату можете начислять сами. Знайте, что старуха откуда-то знает число 25 и любит его. На любое ваше предложение она спросит: «Больше или меньше 25». Поступайте по своей совести.

3. Иногда хозяйка жилья будет просить сопроводить её до ближайшей лавки. Безропотно исполняйте её просьбу, иначе возможны серьёзные конфликты в дальнейшем, что несомненно отравит вам пребывание в этом доме.

4. Будет лучше, если готовить будете вы сами. Старуха склонна к внезапному сну без видимой причины. Вы же не хотите получить пережаренную яичницу или, ещё хуже, пожар?»

На этом документ заканчивался. Внизу стояла размашистая подпись, крестик, выведенный дрожащей рукой, и число. Бумага была составлена десятилетие назад.

– Ну что, вы согласны? – нетерпеливо спросила хозяйка.

Тот незримый благодетель, который написал правила использования дома, руководствовался непонятными мотивами. Джон с подозрением отнёсся к бумаге, но был несказанно рад такому повороту событий. Дом был замечателен, а за такую цену вовсе казался ни много ни мало королевской резиденцией.

– Да! Мы согласны на две комнаты! Есть, правда, одна мелочь, – произнёс Джон, выдерживая паузу, чтобы подобрать слова.

Анна толкнула в плечо замявшегося Джона.

– У нас есть маленькая дочь. Это милейший анге…

– Что-о-о?! Ребёнок?! Проклятье!!! Ненавижу их плач! Не выношу их криков!

– Поверьте, она совершенно тих…

– Сэр, не считайте меня дурой! Я стара, но из ума не выжила! Все дети кричат, особенно по ночам. Ужас! Нет, я не могу поселить вас. Всего доброго!

– А если платить вам 25 фунтов в месяц?

Пожилая женщина резко повернула голову к Джону, словно собака, услышавшая зов хозяина. Пауза затянулась. Слезящиеся глаза старухи метались в орбитах, рассматривая лицо Джона, стены, пол, потолок.

– 25 фунтов? Вы серьёзно? – было видно, как женщина колеблется в принятии решения.

– Ладно, я разрешаю находиться ей здесь, но если она хоть раз закричит…

– Мы вас прекрасно поняли. Ждите нас к вечеру, – перебил старушку Джон, выталкивая Анну в прихожую и попрощавшись с хозяйкой кивком головы.

Дверь захлопнулась.

– 25 фунтов! Джон! У нас нет таких денег! И не будет! Что ты задумал?! – выпалила Анна.

– Она не умеет считать. Платить будем согласно цене в объявлении. Не беспокойся.

– Это очень рискованно! Вдруг она попросит кого-то посчитать? Вдруг всё выяснится?

Джон промолчал и с укоризной посмотрел на жену.

– Неприятная дама! Детей не любит. Как мы будем жить тут с ребёнком? Неужели мы тут действительно поселимся, Джон?

– Разумеется! Более выгодного предложения не найти по всему острову, полагаю!

– Надеюсь, что мы будем редко видеться с ней, – удручённо произнесла Анна, поднося к глазам небольшие часы-медальон. – Осталось чуть меньше часа. Поспешим! Виктория ужасно соскучилась!

– Анна, я, пожалуй, не пойду с тобой, – задумчиво произнёс Джон.

– Опять?! Чем?! Чем не угодили тебе мои родители?! Почему ты так их ненавидишь? Они просто привезут нашу дочь и сразу же уедут! – сказала Анна чуть громче, чем хотела, привлекая внимание прохожих.

– Помилуй, не в них дело, хоть и не люблю их. Цена за комнаты приемлема, но даже такие деньги нужно зарабатывать. Я намерен отправиться на телеграф и дать объявление. Кто знает, возможно, найдётся в этом огромном городе хоть одно свободное местечко для конторского служащего.

– Я сразу не подумала. Деньги важнее. Конечно, иди!

– До вечера, дорогая!

Супруги направились в разные стороны. Та часть Лондона, где поселились Уиндеры, была построена относительно недавно. Одна из особенностей – указатели местонахождения разных учреждений, которые в большом количестве были развешаны на фонарных столбах. Некоторые столбы до самой земли были завешаны этими указателями. Удобство, которое хранило покой прохожего от вопросов ему подобных «как пройти…?», «вы не подскажете, где…?». Джон без труда разыскал здание телеграфной службы, ориентируясь по этим табличкам.

Здание телеграфа было приземистым, но широким, с многочисленными дверьми, которые ни на минуту не закрывались: постоянно кто-то входил или выходил. На крыше сходились сотни, а то и тысячи проводов: тонких и толстых, расходящихся в разные стороны.

Рабочий день был в разгаре, поэтому внутри было крайне трудно пройти. Люди толпились возле небольших деревянных конторок, за полупрозрачными стёклами которых сидели телеграфисты. Через небольшое оконце они обслуживали посетителей: принимали или отдавали бумаги, пытались что-то сказать и почти всегда повышали голос, дабы быть услышанными во всеобщем шуме. Треск телеграфа не смолкал ни на секунду.

От кипучей деятельности вокруг Джон почувствовал себя неуверенно. Он стал жалеть, что переехал в столицу. Как хорошо было бы сейчас в пригороде или в другом небольшом городе. Небольшой заработок, но достаточный, чтобы Анна и его дочь не испытывали нужду. Всё тихо, спокойно и изо дня в день почти неизменно.

Мистер Уиндер почувствовал себя неуютно и одиноко в колыхающейся толпе посетителей. Ободряющее слово или, на худой конец, тёплый взгляд отцовских глаз – вот, чего сейчас недоставало больше всего. Потекли воспоминания детства, уводя сознание Джона из действительности. Из бездны памяти его вывел какой-то человек, ненамеренно сбивший Джона с ног.

Мистер Уиндер опомнился и быстрым шагом направился к стенду, где были вывешены образцы документов. Несколько минут ушло на изучение шаблонов, наклеенных вперемешку. Имя заполнителя на каждом бланке было Уильям Джозеф Смитт. Создавалось впечатление, что он потратил свою жизнь, дабы написать все прошения и заявления, а также родильные и похоронные листы на своё имя.

Наконец-то нужный образец «Прошение на принятие работника бумажных дел в Бюро рабочих сил» был найден и, судя по рваным краям, тёмным следам пальцев и оторванному уголку, он пользовался неизменной популярностью. Чистые листы лежали аккуратной стопкой рядом на столике. Не без помощи Уильяма Джозефа Смитта, быстро заполнив бумагу на соискание должности конторского служащего, Джон встал в очередь. В ожидании он прислушивался к разговорам. Выяснилось, что Бюро рабочих сил отбирает работников по никому не известным критериям, чуть ли не наугад. В разговорах мелькала присказка: «Сыграть в бюро – сыграть в рулетку». Мистер Уиндер несколько успокоился. Теперь можно было оправдать своё фиаско в получении работы перед Анной, чьего гнева он боялся более всего.

Не прошло и часа, как наступил его черёд отдать бумагу в круглое окошечко. Без слов документ забрала чья-то рука. Взамен бланка был выдан крохотный листок с цифрой 17. Послышалась дробь набиваемого послания. Следующий в очереди почти отбросил Джона от конторки. Вопрос о предназначении этой цифры так и остался незаданным. Теперь оставалось только ждать ответа из Бюро рабочих сил.

Оставалось немного времени до вечера: стрелка часов едва пересекла цифру четыре. Джон позволил себе немного пройтись, благо погода не только не собиралась портиться, но и всячески располагала к небольшой прогулке. Миновав несколько узких улочек, Джон вышел к бульвару. Длинный, как фабричная труба, бульвар несгибаемой прямой проходил между высоких зданий, чьи крыши отражали блики солнца. Как и телеграф, бульвар был пуст, не считая нескольких мужчин, медленно идущих куда-то. Уединение, в котором так нуждался мистер Уиндер, находилось здесь.

Присев на одну из многочисленных лавок, Джон расслабился и огляделся по сторонам. Перед его взором встал стальной забор, опоясывающий бульвар, что, как корсет юной девицы, не давал вылезать излишней безмятежности этого места в суетный Лондон. Аккуратно посаженные деревья вдоль него скрывали в своих прозрачных кронах фонари. Изобретение не было новинкой для Джона. В их предместье было в достатке подобных светильников. Довольно часто они воспламенялись: газ имел свойство взрываться. Сгоревшие деревья сразу же выкапывали и сажали новые.

Брусчатка серой лентой бежала к горизонту. Мистер Уиндер сидел так с четверть часа, затем встал и пошёл вперёд, оглядываясь по сторонам, рассматривая здания по бокам. Число людей увеличилось. Уже встречались пары, идущие под руку. Наступал вечер.

Бульвар переходил в небольшую рощицу. По ледяной дорожке, посыпанной гравием, неспешно шли как пары, так и одинокие прохожие. Мужчины, все, как один, – в пальто и цилиндрах. Женщины – во всевозможных шубках. Все шли в лес, похрустывая гравием при каждом шаге. Где-то в глубине леса играл оркестр, донося до окраин обрывки мелодий. Люди старались попадать шагами в такт, но быстро сбивались и снова стремились нагнать. Очарованный красотой леса и музыки, Джон хотел уже пойти и отыскать её источник, но внезапная мысль об оставленном багаже на причале дирижаблей заставила его самым быстрым шагом отправиться обратно.

Причал находился почти на другой стороне города. Скрепя сердце, Джон снова вошёл в метро. Клятва, данная Анне, была нарушена. Не желая смотреть на людские лица, он прикрыл глаза, вспоминая, что ехать нужно около получаса. В вагоне он мельком взглянул на газету, которую читал какой-то человек, шатаясь по всему вагону. «Открытие нового металлопрокатного завода», – гласила надпись. Заголовок заинтересовал мистера Уиндера. Своё намерение ехать с закрытыми глазами он позабыл, стараясь незаметно читать газету, перемещаясь вместе с её обладателем.

Поезд ехал и редко останавливался, а Джон отсчитывал минуты по часам, стараясь не обращать внимания на гвалт, стоящий в вагоне. Причал напомнил вчерашнее пренеприятнейшее происшествие, которое надолго поселилось в памяти Джона. Сегодня ему слишком везло, чтобы вспоминать минувшие неприятности.

Волна изобретений породила не только новое производство с широчайшим применением машин, не только множество научных открытий во всех областях науки, но и новую веру, а затем и религиозное направление – Церковь Прогресса. В этом кроется частичка сути людей – вера в то, что имеет силу, не разбирая сути. Церковь успешно развивалась последнее десятилетие, сосуществуя с традиционным англиканством и католичеством, но последние два года число церквей старого порядка резко уменьшилось. Кто-то намеренно разрушал церковные здания, не заботясь о верующих. Джон не относил себя ни к одной из религий, но симпатизировал последней. Симпатия выражалась довольно тривиально: ношение маленькой латунной шестерёнки на цепочке на шее, произношение хвалы прогрессу по поводу и без него и во множестве других незначительных способов.

Как раз одна из церквей Прогресса находилась возле причала. Джон захотел зайти, но передумал, решив сделать это после окончательного устройства на работу.

Забрать багаж не составило труда: стоило лишь набить на маленьком телеграфе свою имя и фамилию, как тут же дюжие служащие причала притаскивали нужные вещи. Для незнающих телеграфной грамоты, коих было меньшинство, висела специальная таблица с кодами букв.

Не так много вещей было привезено с собой. Джон и Анна решили начать в Лондоне совершенно иную жизнь и не хотели, чтобы многочисленные вещи своим видом напоминали время, прожитое в предместье.

Метро стало ненавистно Джону, хотя и оно было порождением того самого прогресса, к которому он испытывал симпатию. Кеб доставил его до дома за три четверти часа. Хозяйка отворила дверь на этот раз довольно быстро. Отдохнуть от дорожной тряски – вот чего хотел Джон. Он растянулся на стуле таким образом, что в обществе сочли бы эту позу верхом непристойности. Его веки стали закрываться. Сознание незаметно скользнуло в сон.

Ему снился вагон метрополитена. Он ехал в неизвестном направлении, подрагивая и покачиваясь на рельсах. Тусклая лампа отражалась в стальных заклёпках стен вагона. Людей было немного, что удивляло. Джон стоял, держась за стенку вагона. Вдруг появилась саранча. Много насекомых заползало, запрыгало тут и там. Джон стоял неподвижно, вздрагивая, когда насекомое прыгало к нему на пальто. Саранча никуда не уходила, лишь множилась. Люди в панике принялись метаться, давя ногами насекомых, но от этого меньше их не становилось. Испытав глубокое омерзение, Джон дёрнул дверь вагона. Она поддалась.

– Мистер Уиндер! Вам принесли телеграмму! – прокричала хозяйка снизу, вырывая мистера Уиндера из сна.

Заинтригованный, Джон мигом спустился и прильнул к бумажной ленте.

«Мистеру Джону Б. Уиндеру. Немедленно явиться в Бюро Рабочих Сил.»

– Неужели так быстро дошло? – радостно мелькнуло в голове новоявленного рабочего.

Позабыв об усталости, Джон отправился на поиски здания, и снова благодаря указателям оно было быстро найдено. Это было кубическое высокое каменное здание серого цвета со стеклянным округлым куполом. Единственным отверстием была большая дверь, куда и поспешил Джон.

Подобно неприступному бастиону, в центре зала расположились конторки служащих, к которым вели извивающиеся ленты очереди. Кепка, поношенная куртка, измазанные штаны и ужасно мокрые сапоги. То были фабричные рабочие, потерявшие очередное место, либо смена поколений.

Утомительно ли было стоять в очереди или нет, никто не смел уходить: дорожили своим местом. Порой в очередях покупалось место поближе к окошку, но лишь более-менее состоятельный человек мог позволить себе такую роскошь. Спустя полчаса, когда ноги Джона стали неметь, наступила его очередь.

Джон мог видеть только глаза служащего сквозь узкое оконце. Для удобства переговоров в стену конторок была вмонтирована сквозная труба.

– Добрый день… – неуверенно начал Джон – я оставлял заявление на работу.

– Какого характера работа? Что-то связанное с бумагами? – спросил служащий.

– Совершенно верно! Именно такое заявления я и заполнял, – прибодрился Джон.

– Так! Ваше имя и фамилия.

– Джон Уиндер.

– Минутку, – произнёс конторщик, склонившись над панелью с рычагами, край которой виднелся в оконце.

Кнопка там, кнопка тут. Щёлкнул рычажок. Побежала широкая бумажная лента.

– Уиндер Джон. Всё верно. Что я могу вам предложить.… Есть вакансия бухгалтера в пивоварне Гильома. Далее младший клерк в банке и… всё. Выбирайте.

– Что ж, пусть это будет… банк, – сказал Джон, изрядно переволновавшись.

– Чудесно! Заполните эту бумагу. После верните мне, и, бьюсь об заклад, не далее чем через неделю вы выйдете на работу, – весело произнес конторщик, просовывая в окошко лист бумаги.

Бумага была весьма любопытна на вид. Плотная, шероховатая поверхность, испещренная отверстиями разных размеров. Наверху красными чернилами было написано: «Заполнять печатными буквами», – и был ниже приведен образец написания. Джон с удивлением крутил в руках бланк, и верно – вне стен столицы подобного не было. Нужно было ответить на ряд простых вопросов и написать свои данные. Покрывшись потом от старания, Джон медленно, но уверенно заполнял лист, останавливаясь на мгновения, чтобы оценить свеженаписанную букву.

Спустя несколько минут заявление было готово. Тот же конторщик положил бумагу в большой Исчислитель и повернул вентиль. Пустив струйку пара, машина стала считывать написанное и передавать с помощью телеграфа, который отбивал символы и пересылал неведомо куда. Работа была почти найдена, осталось дождаться приглашения из банка.

Во второй раз Джон возвращался в своё новое пристанище. Путь лежал через довольно оживлённую дорогу. Стучали копыта лошадей по мокрой брусчатке вперемешку с хищным шипением пара машин и недовольством клаксонов. Казалось, что машины негодуют, злятся оттого, что живые существа еще возят людей.

Анна уже вернулась и убаюкивала маленькую Викторию Уиндер. Багаж был доставлен, распакован.

– О тебе говорили мои родители, – вместо приветствий сказала Анна.

– Правда? Надеюсь, только плохое.

– Снова причитали. Не могут смириться, что мы женаты. Предлагали развестись и найти мужа побогаче.

– Я отыскал работу. Теперь я банковский служащий.

Очередная колкость застряла в горле Анны. Невероятное удивление отразилось на её лице.

– Это… прекрасно! Когда же первый рабочий день?

– Вот этого я не знаю. Понимаешь ли, пока они отыщут моё заявление, может пройти некоторое время. Если к завтрашнему числу не придёт ответ, наймусь на какую-нибудь временную работу вроде портового грузчика.

– Не говори ерунды. У тебя нездоровое сердце. К тому же ты не поднимешь тех тяжестей и, скажи мне, разве грузчики ещё существуют. Ведь есть автоматы!

– Посмотрим, что будет завтра, – сказал Джон и посмотрел в окно.

На фоне постепенно темнеющего серого неба возвышалась над крохотными домиками громада завода, затянутая во многих местах серой тканью. «Открытие металлопрокатного завода», – вспомнил Джон заголовок газеты в метро.