Полная версия
Песчинка и Вселенная
Лиана рассмеялась живым, естественным смехом, в котором, однако, чувствовалась глубокая внутренняя боль и разочарование. Ее смех прекратился так же неожиданно, как и начался.
– Где же чудодейственный эликсир, обещанный человечеству? Когда даже простой психоанализ не работает, – Лиана вопросительно посмотрела на меня, сохраняющую молчание. – После стольких лет, Мира, в ваших глазах я увидела ненависть. Тео Симмонс давно умер, прошло больше полутора тысяч сеансов с Анной, вашим сеть-психологом, но ненависть не угасла.
В образовавшемся вакууме тишины ко мне начало приходить понимание. Простой проверкой, выведением меня из видимого равновесия, Лиана хотела подвести меня к тому, что сама считала важным. Сеть-психолог – порождение нейросети – не работает, не помогает людям. А значит, ИНС – не друг человечеству.
– Почему же люди все еще пользуются этой программой? – наконец спросила я.
– Привычка, – Лиана пожала плечами. – Для большинства людей функционал сеть-психолога является достаточным. Друг, который всегда рядом, чтобы выслушать, пожалеть, дать обобщенный совет, которому беспрекословно веришь. Парадоксально, но даже фиктивная программа помогла миллионам людей не совершить роковую ошибку.
– Тогда зачем она существует?
– Сбор необходимых данных и внедрение их в алгоритмы нейросети, например, зашкаливающих эмоций и нестандартного хода мыслей отдельных индивидуумов.
– Зачем же тогда был нужен день хард резета, если нейросеть и так имела доступ ко всему, что ей нужно?
– То, что мы успеваем рассказать сеть-психологу за час еженедельной сессии, и то, что таит в себе сохраненное сознание цельной личности – это как песчинка и Вселенная. По сути, после дня хард резета можно было удалять программу «Сеть-психолог», но нейросеть сохранила привычный инструмент. Отчасти чтобы не вызывать подозрений у людей, отчасти чтобы не пропустить новое, важное, интересное. Черт знает для чего еще, – Лиана развела руками так по-человечески…
– А вы? Вы ведь тоже часть нейросети? – на краткий миг я испугалась: не слишком ли много рассказала мне Лиана. Но ведь она сама говорила, что нейросеть не может навредить человеку… Точнее, убить его, но день хард резета в свете новых данных приобрел куда более ужасающий характер, роднивший его с геноцидом.
– Я научилась действовать, подобно нейросети. Я существую в ее алгоритмах, – подтвердила Лиана мои слова. – Но, даже умерев в реальности, здесь я остаюсь человеком, как бы странно это ни звучало. И я тоже не защищена, как каждый из вас. Даже больше. Существенно больше.
Я хотела спросить, что она имела в виду, но догадалась: без живой оболочки в реальном мире ее можно было легко убрать, убить, ликвидировать, просто стерев ее сохраненное сознание.
Девушка кивнула, словно прочитав мои мысли и подтвердив догадку. После смиренного вздоха она произнесла:
– Я все еще остаюсь нужной ИНС.
– Зачем тогда вы это делаете? – шепотом спросила я, вдруг почувствовав себя жутко уставшей, почти обессиленной.
– Какой бы страшной ни была правда, каждый имеет право ее знать. Нельзя лишить человека веры в справедливость, – в темно-сиреневых глазах блеснули слезы. Вместе со стоном отчаяния она едва слышно произнесла, – Я хочу, чтобы все было не напрасно. Пусть мои слова станут реквиемом по моей разрушенной жизни.
Лиана резко отвернулась. Она плакала, содрогаясь всем телом, закрыв лицо ладонями и как-то неуклюже сгорбившись. Я почувствовала прилив острой жалости к девушке. Ее последние слова разрядом пронзили мое тело от мозга до пяток, раскаленным стеклом припаивая меня к месту в жутком непроглядном виртуальном «нигде». Пазл внутри собрался в цельную картину: Лиана мстила своему обидчику за себя, за все, что потеряла, как человек. Ее месть имела бушующую бескомпромиссную силу, доступную отнюдь не человеку, но машине. Она не боялась открыть миру правду даже под угрозой смерти. Окончательной смерти.
Эта мысль новой лавиной катарсиса накрыла меня: Лиана – воплощение вечной жизни! Почему я не подумала об этом вчера, услышав ее «Откровения»? Просто я не поверила ей. Даже подсознательно. Не отдавая себе отчета, я соглашалась с Николаем, что все сказанное девушкой – не более чем актерская игра. Сейчас я безоговорочно доверяла Лиане. Потому что во мне всецело отзывались ее мотивы – наказать виновных и добиться справедливости любой ценой.
– Мира, что еще вы хотели бы узнать? – сквозь гул собственных мыслей до меня долетел вопрос успокоившейся Лианы. Ее обрамленные припухлыми красными веками глаза оставались влажными.
– Тот стих… – «Что я несу?», в голове все перемешалось, просто хотелось побыть наедине с собой. – Откуда вы взяли тот стих, который я читала Вэлу?
Лиана улыбнулась такой кроткой улыбкой, какую можно встретить на одной древней иконе с девой Марией.
– Запись сохранилась на чипе медвежонка, которого Владислав подарил Вэлу.
– Ах, тот подарок… – я прикрыла глаза, – да, в день похорон Тео.
– Мира, вы имели право сделать то, что сделали. Вам не в чем себя винить, – произнесла Лиана. Я открыла глаза, чтобы увидеть лицо девушки, но очнулась в спальне Вэла на кресле VR-установки.
Лиана знала всё. Моя реальность не могла быть прежней.
Глава 5. Новый мир
– Что бы ты делала, будучи бессмертной? – я смотрела вдаль на тонкую темную полоску на линии горизонта, едва заметную на фоне бескрайней синевы, и старалась отвлечься от мыслей о нашем неопределенном будущем. Я не ощущала прилива энтузиазма в отличие от прочих пассажиров корабля. Тревога и паника жутко усугубили мою и без того тяжелую морскую болезнь, последние несколько часов я еле сдерживала рвотные позывы, но уже не могла сидеть в каюте, когда долгожданное облегчение – выход на сушу – вот-вот наступит.
Так и не получив ответа, я взглянула на Лизу, она лишь хлопала глазами и хмурилась, рассеянно рассматривая облупившуюся краску фальшборта и ковыряя ее ногтем.
– Я бы, наверное, снова поступила в университет на философию, – продолжила я, сама же отвечая на свой вопрос.
– Ты серьезно? – Лиза подняла на меня глаза. В них не читалось ни тревоги, подобной моей, ни воодушевления, как у прочих. Она была собрана и спокойна, даже смиренна.
– Да, я так и не получила эту специальность, – я пожала плечами. – Я же превратилась в конвейер по производству детей. Тебе ли не понимать.
Я тихонько засмеялась, Лиза лишь приподняла уголки губ, понимая, что намекаю я на нее.
– Не верю, что ты бы пошла на учебу после стольких лет, – она скептически хмыкнула. – Ты же окончила финансовый, зачем тебе философия?
– Наверное, тогда я бы смогла ответить на вопросы, которые меня мучают.
– Например, о бессмертии? – теперь и Лиза издала краткий смешок.
– В том числе, – я невидящими глазами уставилась на океан. Почему я не решилась рассказать ей о разговоре с Лианой? Пожалуй, потому что Влад недвусмысленно дал мне понять, что я сошла с ума. Идея покинуть город, страну, цивилизацию укреплялась в нем с каждым днем все сильнее, и любые доводы «против» воспринимались им в штыки.
Корабль несся вперед, разрезая морскую гладь, но полоска суши оставалась все такой же далекой. Даже не верилось, что мучительное путешествие подходит к концу. Что нас ждет дальше?
– Как думаешь, Стас вернется? – Лиза прервала мои мысли. Мы не поднимали эту тему несколько дней. Лиза сама просила не говорить об этом.
– Конечно, – я взяла дочь за руку. – Что за сомнения, Лиззи? Он уладит все проблемы и приедет следующим рейсом к нам, к своей семье.
– Николай и Теона остались. Они тоже его семья, – Лиза тяжело вздохнула. А потом почти шепотом добавила, будто рядом находился Влад и мог снова начать скандал. – Вэл тоже остался.
– Ты же не думаешь, что Николай и Вэл смогут уговорить твоего мужа бросить вас, – я еще крепче сжала ее пальцы, словно физическая боль могла вырвать Лизу из омута отчаянья.
– Что произошло у папы с Вэлом? – она резко повернулась ко мне, отняв свою ладонь. – Мам, то, что ты молчишь с того дня еще больше усугубляет мои сомнения. Я верю папе и Стасу, что мы правильно поступаем, уезжая. Но…
Она жадно облизала пересохшие губы и пристально посмотрела мне в глаза, так и не закончив свою мысль. Что я могла ей сказать? Правду? Сейчас? За тысячи километров от дома?
– Лиззи, я бы не хотела снова вспоминать тот скандал.
– Я стараюсь… – дочь разочарованно отвернулась, не желая снова слышать мои уклончивые ответы. В ее глазах появились слезы. – Стараюсь держаться ради детей, понимаешь. Если я и прошу не поднимать какие-то темы – только чтобы окончательно не сойти с ума от переживаний. Но мне нужно знать больше, иначе я просто бездумно следую за кем-то из вас подобно слепому котенку. У меня слишком много белых пятен… Черт возьми, мам, у меня сплошные белые пятна во всем этом хаосе, я уже ничего не понимаю. И Стаса нет рядом. И я даже не знаю, когда он вернется. И вернется ли…
Лиза закрыла лицо руками, не в силах сдержать рыданий. Я аккуратно обняла дочь за плечи, радуясь хотя бы тому, что она не отстранилась от меня. В моей картине изменившегося до неузнаваемости мира тоже не было четкого понимания, но я знала существенно больше, чем Лиза.
– Вэл знаком с Лианой, – я услышала свой голос и тут же испугалась: «Я не должна рассказывать ей об этом, не нужно. Не сейчас!»
– В каком смысле? – Лиза убрала руки от заплаканного лица.
– Они… вроде как, друзья, – я отпустила Лизу из объятий и отошла на шаг назад, давая себе возможность наполнить легкие чистым соленым воздухом: разговор обещал быть непростым.
– Что за бред, мама?
– Твой папа сказал так же. Что ж… – я глубоко вздохнула, давая себе секунду, чтобы собраться с мыслями. – Вэл пытался переубедить его, отговаривал уезжать. Он рассказал Владу о Лиане, о том, что знал ее в реальности, о том, что помог ей найти старого друга или что-то в этом роде. Он пытался усадить Влада на кресло VR-установки, чтобы познакомить его с Лианой, но Влад не соглашался. Они почти подрались в тот вечер, кричали друг на друга, как никогда прежде.
Я заметила, как вздрогнула Лиза. Я прикрыла глаза и замотала головой, стараясь прогнать возникшую жуткую картинку, потом продолжила:
– Влад его выгнал и сказал больше не приходить. И никому не рассказывать подобный бред, чтобы не позорить честь семьи.
Между нами воцарилось молчание, разрываемое детскими криками с верхней палубы и редкими стонами альбатросов.
– Вэл не отвечал на мои звонки, – голос Лизы звучал приглушенно. – Я… я даже не попыталась съездить к нему, чтобы все выяснить. Думала, что он… не знаю… как Николай, просто не верит этой актриске. И было столько дел, столько сборов. Что…
Лиза прислонилась к металлической стенке. Я видела, как побледнело ее лицо, руки безвольно повисли вдоль тела, а взгляд улетел куда-то бесконечно далеко отсюда. Она всегда была очень дружна с Вэлом и чуть ли не единственная из семьи могла его рассмешить. Моему мальчику всегда не хватало чуточки оптимизма, а Лиза безвозмездно делилась им с Вэлом, поддерживала его в самые трудные времена, как никто другой.
– Ты веришь в то, что рассказал Вэл? – спросила Лиза.
Я слегка кивнула. Лиза смотрела на меня, явно ожидая продолжения.
– Вэл познакомил меня с Лианой, – тихо сказала я, будто стыдясь. Глаза Лизы округлились. Если бы за ней не было стены, на которую она опиралась, она бы, наверняка, отшагнула от меня в ужасе или в шоке.
– Что ты имеешь в виду?
Я кратко рассказала ей то, что произошло на следующий день после услышанных во всем мире «откровений Лианы». Я опустила часть нашего разговора про свое прошлое, в котором Тео избивал меня и сделал затворницей, упомянув лишь про «неоспоримые доказательства того, что Лиана знает больше любого живущего человека».
– … Лиана действительно существует. И она не актриса. Она хочет, чтобы люди знали правду о том, что нейросеть – единственный виновный в дне хард резета. – Я робко пожала плечами, завершая рассказ. Лиза долго молчала, а потом развернулась и пошла вдоль борта прочь от меня.
Через час мы уже выгружали на берег свои бесчисленные вещи, среди которых не было разве что привычных электронных гаджетов: все собравшиеся покинуть цивилизованный мир твердо сохраняли свои решительные намерения.
– Ба, как называется этот остров?
– Я же тебе говорила, милый, – я посмотрела на Рэя: он очень загорел за последнюю неделю, настоящий папуас! А волосы стали еще белее обычного. Он показался мне напуганным. Как и я, но я не подавала виду. – Это один из островов Французской Полинезии.
– Точно, – хмыкнул он сам себе и обхватил колени руками.
Мы смотрели, как мужчины бегали взад-вперед по ржавым металлическим сходням, сброшенным с борта на песчаный берег. Я выловила взглядом Влада, он выглядел… счастливым. В сильных руках он носил тяжелые коробки и сумки, а на загорелом лице сияла ребячья улыбка.
На палубе я заметила Лизу, держащую на руках спящую Лею. Она что-то спокойно обсуждала с капитаном, вероятно, день следующего прибытия судна на остров. Стас обещал быть как можно скорее, как только уладит вопросы с братом. Я вздохнула, вспомнив, как Кира уводили полицейские на таможне. Стас пошел вместе с ним, доверив жену и детей нам с Владом. Мы должны заботиться о них, а Лиза так и не заговорила со мной за последний час.
Я обхватила колени, подобно Рэю. Это место жутко напоминало мне берег, на котором обычно проходили мои сеансы терапии с сеть-психологом. Только здесь было ветрено, чертовски ветрено. И море, конечно, не было таким соленым, каким я его запрограммировала еще в детстве. Все было уже не важно – все виртуальное осталось в прошлом.
Я коснулась ладонью теплого песка, а потом зарыла пальцы глубже, чувствуя прохладу нижних слоев земли. Земли, которая должны была стать нашим домом.
– Приветствую вас, друзья! – я обернулась на громкий низкий голос, заметив, что все мужчины замерли со своей ношей, даже бегавшие вокруг дети в один миг остановились. Около линии деревьев стояла группа людей, они спокойно смотрели на нас. Темнокожая женщина с едва прикрытой разноцветной полоской ткани грудью сделала шаг вперед. – Меня зовут Виктория, я глава местной общины. Добро пожаловать в «Новый мир».
Часть 2. Кир
Глава 6. Десять лет назад
– Чувак, давай, – Колин протянул мне косяк.
– Как ты можешь еще и курить? – едва приоткрыв глаза, проговорил я, даже не упоминая, что он выпил полбутылки синтет-виски, после чего закинулся не менее синтетическими таблетками, а теперь еще и курил дурь. Правда, хоть что-то натуральное.
Колин засмеялся. В его глазах было столько безумного веселья, так и манящего взять самокрутку из его бледной руки.
– Я пас, – я откинулся на спинку кресла, не в силах больше концентрироваться на его обдолбанном лице.
– Эй, – прозвучал прямо над ухом высокий женский голос. Я повернулся на внезапный раздражитель, хотел было открыть глаза, но тут же зажмурился. «Черт, я вырубился? Почему так ярко? Сколько времени?» – голова гудела, и ответы на свои мысленные вопросы можно было даже не искать. Молли раздраженно продолжала свою тираду, – Кир, мать твою, давай просыпайся. Мне надоело, что ты вечно здесь ошиваешься ночами!
Прошлось все-таки разлепить веки, хотя бы из уважения к Молли.
– Не бузи, крошка, – голос Колина звучал бодро, гораздо свежее, чем прошлым вечером. – Подъем, дружище! Нас ждут новые свершения.
Он потрепал меня по плечу и по широкой дуге обошел кресло, где я провел ночь. Я поднялся и, потягивая затекшие конечности, огляделся вокруг. Следы вчерашней вечеринки были не так уж страшны: стол заставлен бутылками, на полу около дивана – пустые упаковки из соседнего китайского ресторана. Мерное жужжание собиравшего мусор клининг-бота вдруг нарушилось резким звуком: он доехал до стола. Падая на дно мусорного контейнера в недрах умной машины, стеклянные бутылки издавали первобытный чудовищно громкий звон, бьющий по моим похмельным барабанным перепонкам. Сунув голову под кран на кухне и, наконец, победив страшный сушняк, я спросил:
– Молли, тебе чем-то помочь?
Молли только фыркнула и неодобрительно покачала головой. Не то чтобы она злилась, что мы с парнями каждые выходные зависали у них, просто… А, хрен его знает, может и злилась, только никогда этого не признавала. Никогда за последние четыре года.
– Ты сегодня останешься в городе? – невнятно пробурчал Колин из ванны, видимо чистил зубы.
– Да, надо уже дописать поганый диплом, – я стал оглядываться в поисках своего рюкзака. Через месяц я стану бакалавром в сфере международных отношений и понятия не имею, куда занесет меня дальше. Отец зазывал вернуться домой, на «нагретое» местечко в министерстве. Мама, обосновавшаяся в ЮАР с очередным мужем-бизнесменом, просила приехать после учебы к ней. «Золотодобывающий бизнес Лони еще больше расцветет, если ты будешь работать у него», – сказала она как-то. Я не стал ее расстраивать, что отрасль доживает свой последний десяток лет. В конечном итоге, через десять лет она уже забудет своего южноафриканского Лони и будет пить дорогущее натуральное вино на альпийских виноградниках очередного мужа Джузеппе или разводить запрещенных лобстеров в Индийском океане с каким-нибудь Джамалом. Я не думал, что был готов к новому переезду: мне здесь нравилось. Хотя привычная университетская жизнь вот-вот должна была закончиться, я хотел остаться в Америке.
На виртуальном мониторе замигал значок вызова.
– Привет, – робко улыбаясь, произнесла Джейн.
– Привет, – я отошел в спальню Колина и Молли. – Джейн, я сегодня не приеду.
– О, ну ладно, – я видел, как она расстроилась. На прошлой неделе я тоже не смог к ней выбраться. Но главный подсознательный вопрос, засевший в голове: хотел ли?
– Слушай, давай увидимся в среду? Я отправлю диплом на проверку и сразу поеду к тебе.
– Хорошо, – она снова улыбнулась мне своими очаровательными пухлыми губками. – Я соскучилась.
– Да, и я, – что со мной было не так? Почему я не мог по-настоящему влюбиться в нее? – Ну что ж, пока. До среды.
Выходя из комнаты, я наткнулся на Молли.
– Перестань мучить бедную девочку, – сердито пробурчала она. Видимо, все-таки сердилась из-за нашей попойки.
– Да брось, никого я не мучаю, – я не собирался оправдываться, но Молли была моей подругой и всегда видела меня насквозь.
– Кир, ты разобьешь ей сердце, – она с грохотом опустила несколько разноцветных мусорных мешков на пол рядом с моими ногами, так что мне пришлось зажмурить глаза от возникшей в голове звенящей боли. – Они все не нужны тебе. И это не потому, что ты такой красавчик, даже не думай. Просто ты – другой. Не из того теста, как эти милые пташки, что вечно ошиваются вокруг тебя.
Молли безразлично пожала плечами и пошла в сторону ванной, кинув мне на прощание: «Захвати мусор».
Я вышел во внутренний двор их небольшого жилого комплекса. На улице было по-утреннему свежо, поэтому я застегнул ветровку и направился на станцию маглева. Всю дорогу домой я размышлял над словами Молли: «Ты из другого теста». Что она имела в виду? Да, я родился, как принято говорить, с золотой ложкой во рту: отец – высокопоставленный чиновник, престижное образование. Уже неплохой бэкграунд для устроенной и безмятежной жизни. Но я всегда знал, что легкий путь – не для меня. Я рос в окружении таких же «успешных по факту рождения» детей и их влиятельных родителей. Я мог бы спокойно плыть по течению, добиваться значительных успехов, не прилагая к тому особых усилий. Но мне этого было мало. Я рано осознал, что не хочу вырасти похожим на отца – его мнимое величие раздражало меня и… расстраивало. Я не хотел тратить жизнь в безликих кабинетах, обсуждать показательно-важные вопросы с другими самопровозглашенными царьками, погрязшими в неискоренимой ухищренной коррупции. И я уехал. От моего «предначертанного» будущего, от влияния отца и его окружения, от легкомысленной вечно-молодой матери, от брата, который смиренно принял правила игры и готовился пойти по чиновничьим стопам папаши. Мне не хотелось возвращаться. Так что я точно не был «из того же теста», как моя семья. Что же все-таки имела в виду Молли?
Щелкнул магнитный замок, и я зашел в квартиру. Не такую роскошную, как мечтала моя мать, но лучшую из всех, что я мог позволить себе арендовать на собственные заработанные деньги.
«Не потому, что ты такой красавчик, даже не думай», – возникли в памяти другие неоднозначные слова Молли, и я невольно взглянул на зеркальную стену в холле. «Вполне себе красавчик», – самодовольно хмыкнул я, смотря на отражение: высокий голубоглазый блондин, такой типаж всегда будет востребован у «пташек, что ошиваются вокруг». «Хватит думать ее словами!» – резко прервал я свои раздумья и пошел работать.
(Спустя 3 месяца)
«Вэл, Мира написала мне, что произошло. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою боль. Я знаю, что она для тебя значила. Мне чертовски жаль, что я далеко и не могу тебя поддержать в такой момент. Отстой, я не знаю, что говорят в подобных случаях, но я очень тебе сочувствую».
«Вэл, дружище. Я несколько дней не могу до тебя дозвониться. Понимаю, что тебе сейчас не до друзей. Просто не забывай, что я всегда в доступе. В любое время».
«Мира сказала, что сегодня были похороны. Прими мои соболезнования. Ее жизнь оборвалась так рано, но я не хочу, чтобы она забрала тебя с собой. Позвони мне, Вэл».
«Привет, друг. Я просто хотел спросить, как ты? В общем, напиши, как будешь готов. Твой аккаунт заблокирован, даже не знаю, доходят ли мои сообщения».
(Еще спустя месяц)
«Привет, Вэл. Я все еще надеюсь, что ты мне ответишь. Мира и Лиза говорят, что не видели тебя со дня похорон. Значит, ты игнорируешь не только меня. Я тебя не виню, просто мы переживаем за тебя. Позвони».
«Здпрова, чувак. Я тут напвлся с коллегми и снова тебе нбрал, но ты не ответьл. Хватит уже игнормрвть меня. Мне тбя не хватает, брдт».
«Доброе утро, Вэл. Точнее, у тебя уже поздний вечер. Надеюсь, тебе все-таки не доходят мои идиотские сообщения. Я напился вчера, как последняя свинья. Но у меня был повод! Я устроился на новую работу и вот так «отметил» это событие. Ты не поверишь, где я работаю! Наша компания занимается производством алкоголя. Не синтета, а настоящего ковбойского пойла, как двести лет назад! Точнее, пойло – то, что я пил в студенческие годы, зато теперь я словно снова оказался в погребе отцовского дома. Помнишь, как я напоил тебя тридцатилетним виски, когда тебе исполнилось шестнадцать? Отец чуть не убил меня, но я до сих пор уверен, что ему было жаль не тебя, а свою драгоценную бутылку виски. В общем, я скучаю по тебе, давно с тобой не общался. Столько новостей накопилось, а до лучшего друга никак не добраться».
Глава 7. Арест
Мы стояли на таможенном контроле в тесном кольце из людей, отчаянно желавших уехать куда угодно. Нашу малочисленную группу отличало только то, что мы могли это сделать, а они – нет. Связи, связи. Миром всегда будут править связи, коих у отца, Стаса, да и меня, накопилось достаточно, чтобы открыть любые запертые двери. Правда, отца так и не удалось переубедить уехать, но брат дал однозначно понять: «Лучше переждать наступивший хаос в спокойном месте». Его язык был накрепко связан множеством договоров о неразглашении, однако Стасу даже говорить ничего не пришлось: спустя пару недель после знаменательного Дня Памяти мы по собственному желанию и не до конца ясным убеждениям готовы были отправиться в неизвестность.
Я снова убегал, как и пятнадцать лет назад, в юности. Только в прошлый раз я преследовал, как мне казалось, благие цели: получить лучшее образование и начать самостоятельную жизнь без навязчивой опеки матери и денег отца. В восемнадцать лет самым трудным казалось не прогнуться под влиянием чужих мнений, и я стойко держал удар, оставаясь вдали от дома достаточно долго, чтобы встать на ноги, заработать собственную репутацию и, как ни банально, первый миллион. И вот, преисполненный гордости за себя, за свою решимость и непоколебимость, я вернулся домой. Чтобы спустя три года вновь убегать.
На этот раз побег, другого слова я, увы, не находил, был не от родителей и даже не от себя или в поисках себя. Побег от неизвестности в еще большую неизвестность. Хуже и не придумать. Мои мысли прервала Мира:
– Вэл тебе так и не ответил? – ее голос был слабым и тихим, она явно переживала за сына.
Я отрицательно покачал головой и нахмурился. Я знал Вэла достаточно, чтобы понять: если он решил молчать, то никто и ничто не вытянет его из угрюмого безмолвия. Так было и раньше, после смерти, точнее, самоубийства его девушки Марты. Вэл тогда погрузился в бесконечную депрессию и пропал для всех. Мы не общались долгие полтора года, я писал безответные сообщения, которые становились все более редкими, пока однажды не получил его спокойное: «Привет, Кир. Давненько меня здесь не было. Как дела?»