Полная версия
Наркозы
– Здоров, Нарышкин! Никак отслужил, я смотрю! – Круглов весело похлопал своего экс-сотрудника по плечу.
– Здравствуйте, Спартак Иванович! Рад вас видеть. Вот, возвращаюсь к работе: от Софьи Игоревны задание получил, – улыбнулся в ответ Нарышкин.
– А, от Фонвизиной! Дело хорошее. О чем вещают? – кивнул Круглов в сторону сцены.
– Наш гиревик в книгу Гиннесса попал. На диктофон его пишу, чтобы материал сделать.
– Понял, понял, – прислушался Круглов. – Сань, как тебе этот рекордсмен?
– Говно, двух слов связать не может, – резюмировал Ковин. – Ну что про него можно написать?
После реплики Ковина беседа на сцене пошла в несколько ином ключе, и Нарышкин почувствовал, что в ней все-таки будет нечто интересное. Герой начал подробно расписывать свой распорядок дня и перечислять рубежи, которые он себе по нарастающей закладывал на тренировках: довольно протяженный монолог и хоть какая-то конкретика. После его тирады один из интервьюеров сказал: «Хорошо, понятно. Но вы так и не ответили: на чем все-таки основан главный секрет вашего успеха?» – «Главный секрет, – резюмировал гиревик, – в том, что при подготовке нельзя поддаваться дурным и пустяшным желаниям».
– Во лупит! – удивился Круглов. И, взглянув на Ковина, добавил: – Ну, дурным, я так понимаю, это выпить.
– А пустяшным – это вдуть кому-нибудь, – ответил тот.
Друзья, окончательно потеряв интерес к происходящему, встали и направились на выход: видимо, опять в пресс-бар, чтобы повторить.
Еще минут через пятнадцать действо завершилось. Нарышкин выключил запись, и в этот момент понял, что не обсудил с Фонвизиной один очень важный нюанс: диктофон ему сегодня надо сдать, а с чего он будет воспроизводить, делать расшифровку? Ах, ну да, с обычного магнитофона, дома, кассета-то стандартная. И он направился в кабинет главной редакторши. Фонвизина находилась в добром расположении духа.
– Так быстро?
– Да, Софья Игоревна, пришел сдать диктофон. А кассету возьму с собой, расшифрую дома.
– Качество записи проверяли? Ну, то, что запись вообще есть?
– Нет…
– Что же вы? Так можно все дело загубить. Всегда проверяйте – мало ли что? Это вам на будущее.
– Понял…
– Давайте сюда, сейчас попробуем.
Фонвизина взяла диктофон и отмотала назад чуть ли не половину пленки. Нажала PLAY и, как назло, попала на самый стремный кусок. Из динамика донеслось: «Хорошо, понятно. Но вы так и не ответили: на чем все-таки основан главный секрет вашего успеха?» – «Главный секрет в том, что при подготовке нельзя поддаваться дурным и пустяшным желаниям». – «Во лупит! – пошел голос Круглова. – Ну, дурным, я так понимаю, это выпить». – «А пустяшным – это вдуть кому-нибудь», – было добавлено от Ковина.
– Это что за безобразие? – по лицу Софьи Игоревны пошли пунцовые пятна. – Кто с вами рядом сидел? Дружки какие-нибудь?
– Я пока недостоин называть себя их дружком, – нашелся Нарышкин. – Я не настолько знаменит, как они.
– То есть вы хотите сказать, что это известные личности?
– Еще какие! Круглов, наш главный по политике, и заглянувший к нему на огонек Ковин.
– Боже… А вы меня не водите за нос?
Нарышкину пришлось рассказать, как проходил процесс записи, и только после этого главред немного смягчилась.
– Черт знает, что такое… Хорошо, что именно я первая все это услышала. А вы в курсе, что у нас заказчики часто сами забирают кассеты на расшифровку? Представляете, что сказали бы в Veja, отдай вы им это безобразие без проверки? Да-а, тут надо подумать, как с вами дальше…
– Но это же не по моей вине, Софья Игоревна! – попытался оправдаться Нарышкин. – Я же не мог им рот заткнуть!
– Не мог, не мог… Да, неприятно, но факт есть факт: почему-то эта несуразица произошла именно с вами. Как в одном известном фильме: болтают все, но не на всех пишут… Ладно, больше ничего с этим интервью не делайте: сама разберусь. Однако часть работы вы все-таки выполнили: заходите за деньгами через недельку. В какой день – мы вас известим. Но, как понимаете, сумма будет совсем не та, что намечалась.
Нарыщкин не нашел доводов, способных поменять точку зрения главредши, поэтому он молча выслушал приговор, по всем меркам несправедливый, и покинул кабинет без кассеты и перспектив на будущее. Однако, надо сказать, он вовсе не пал духом, считая этот инцидент просто нелепым стечением обстоятельств, повлиять на которые было не в его власти. И дела, как ни странно, наладились буквально на следующий день, более того – все вышло как нельзя лучше. Утром, а не «через недельку», как ожидалось, ему позвонила Фонвизина.
– Олег, здравствуйте, Софья Игоревна. Сможете сегодня заехать? Это не связано со вчерашним. По телефону объяснять слишком долго.
– Разумеется, приеду, Софья Игоревна! Когда?
Предложение оказалось неожиданным и очень заманчивым. То ли из жалости к своему бывшему сотруднику, провалившему задание из-за «обстоятельств непреодолимой силы», то ли по иной, лишь ей ведомой, причине, но Фонвизина рекомендовала Нарышкина в качестве переводчика для одной из структур Министерства внешней торговли: контракт на два года в Анголе. Запрос пришел по телефону буквально вслед за злополучной пресс-конференцией, как сказала она. Видимо, поддавшись природному порыву женской души, Софья Игоревна не замедлила назвать именно его фамилию, хотя Нарышкин был фактически никем – даже в штате не состоял. Возможен и другой вариант: Фонвизина просто не хотела сообщать о новой вакансии своим сотрудникам, ведь желающих поехать в загранку нашлось бы немало. Уедет ценный кадр – а потом трать время на поиски замены, и неизвестно еще, кого найдешь…
– Так получилось, что я назвала вашу фамилию, даже вас не уведомив – цейтнот. Но вы меня понимаете. Не в обиде, надеюсь?
– Да что вы, Софья Игоревна! Никак не ожидал – вот сюрприз! А более конкретно они ничего не сказали – что это за структура, чем я буду заниматься?
– Нет. Все детали – при личной встрече с этим… сейчас посмотрю…
Фонвизина протянула листок бумаги с фамилией министерского чина, телефоном и адресом.
– Вот, это вам. Звоните им сами и приезжайте на встречу, когда скажут. А ко мне – через два года. Если оба живы будем.
Посмеявшись, они пожали друг другу руки, и Нарышкин ретировался.
Фирма, куда он влился, занималась строительством гидроэлектростанций, и ангольский проект был одним из многих, которые она успешно реализовала в самых разных странах мира. Попасть на такой контракт мечтали сотни классных переводчиков, тем более в неспокойный и безденежный этап перехода страны на капиталистические рельсы, – а Нарышкин в этом смысле даже не ударил пальцем о палец: счастье само приплыло к нему в руки. Единственное, что огорчало, это очередная разлука с домом – и в очередной раз надолго. Ладно, дом никуда не денется, говорил он себе, зато бабла заработаю немерено. И в этом был прав.
Прощание с Козловым в Рыбном переулке прошло как-то буднично. «Юнга Северного флота» с башкой, постоянно одурманенной самогоном и водярой, поначалу не понял, по поводу чего проставляется Нарышкин – очередного возвращения или очередного убытия куда-то. Когда московский гость разлил по одноразовым стаканам угощение и рассказал о планах своего отъезда, Козлов просто пропустил информацию мимо ушей. Ведь друг его только-только из армии вернулся… «Ангола? Какая еще Ангола?» – переспросил он. Нарышкину показалось, что Серега из-за плохо рисуемых в голове понятий «Африка» и «Ангола»в связи с их огромной географической удаленностью от родных широт просто бессилен сформировать в сознании пребывание его, Нарышкина, где-то у черта на куличках – на Черном континенте. Возможно, в голове Козлова слово «Ангола» на тот момент ассоциировалось с каким-нибудь кинотеатром или торговым центром, но никак не с конкретной страной.
– В Анголу уезжаю, это Африка, континент. За Средиземным морем начинается. Понятно?
– Охренеть… Это как?
– А вот так. Еще на пару лет. Смотри, держись тут без меня.
Нарышкин не стал объяснять сильно захмелевшему Козлову подробности: все равно не поймет, каким образом ему удалось нарыть эту работу, да и остальное – то, что это интересный проект и отличная практика в португальском языке – не годится для его ушей. Основное, что Козлов вынес для себя из разговора, – по возвращении его московский друг сможет беспрерывно пить водяру лет двадцать. На том и расстались.
Нарышкинское пребывание в Анголе мы опустим, ибо оно, равно как и армия, не затронуло их отношений с Козловым. Из переписки с родителями он лишь узнал, что у Козлова родился сын, но, по словам предков, ни ребенка, ни его мать они не видели. Не знали они и того, являлась мать ребенка официальной женой Козлова или нет. Сам же он так и жил один за своим заросшим хмелем забором, не меняя привычек. Ничего, приеду – разберусь, что почем, думал Нарышкин. Вот почему более логичным будет переместиться в Рыбный переулок «под конкретику» – то бишь спустя два года: Нарышкину в ту пору стукнуло тридцать.
Итак, стоял май месяц, дачный сезон давно открылся, и Нарышкин въехал в переулок за рулем своей новенькой «Лады». Еще по дороге он заметил, что в поселке произошли кое-какие перемены: появился асфальт там, где его раньше не было, вместо старых – деревянных и приземистых – домов выросли новые, из камня, в два и три этажа. Это означало, что на участках сменились хозяева. В принципе, рано или поздно так и должно было произойти: близость к Москве, развитая инфраструктура, по соседству река и необъятный лес – очень даже лакомо для нуворишей. Прежде чем припарковать машину у своего дома, Нарышкин бросил взгляд на владения Козлова и обнаружил у входа на его участок – калитка по-прежнему отсутствовала – группу алконавтов, среди которых узнал только Игоряныча. Рядом с козловским забором было сложено с десяток строительных железобетонных плит, и «группа товарищей» кучковалась как раз перед ними, частично застилая панораму. Нарышкину все это показалось странным; заглушив движок, он направился к честно
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.